Кур лямур

По осени, лишь мокрый лист навоз прикрыл, с холодной  липы осыпаясь, от младых перьев отряхаясь, в курятник кочеток   явился новый.

Ох, кавалерист,  бес  пестроголовый! Лишь круглым глазом поведет, с насеста куры падали в экстазе.

Но, кавалер не безобразил.  Крылом взмахнет  над падшею хохлаткой и, подставляя ладно  хвост, вернет её  на жердочный помост.

А та, стряхнув слезу крылом пернатым,  кудахтала  соседкам, мол, женатому  не поступить так никогда, в том обручённых и беда, не ведают они  порывов страстных, ни в солнца день, ни в день ненастный, насытив плоть свою средь  дур в процессе брачных процедур.

Любовь?  Иль как по-птичьи называть?  Хотя, того  и им не знать, но чувств каких- то ощущенья  в сердцах куриных пробудились  без сомненья.
 
И в день, и в утро, и в вечор о нём вели лишь разговор, и лишь когда Хозяин  их,  топтал лангшаночек   чужих, в соседней риге за забором.
А наш герой стоял на стреме и ломким ором возвещал, лишь приближался тот сосед,  что кур своих оставил на момент. И тем, свой голос развивал.

 К весне чудесно уж кричал, но, лишь далёко за сараем, дабы хозяин-ловелас, от зависти  не  клюнул в глаз.

 Но, как-то,  получив кусок червя от главного с куриного постоя, не удержась от благодарного  настроя, вдруг, кукарекнул ладно, вольно и, тут же,  стариком был  клюнут  больно. 

 Хозяин  перья распушив, главу седую гордо вскинул, открыл свой клюв и -  ку -, да,- ку,- осёкся на втором слогУ, глаз выкатил, сморгнул им страшно,  решил сгорланить вдругорядь, да… опардонился опять.  Крылом писклявый клюв  прикрыл  и кто бы знал, куда  свалил.
В родной курятник за полночь заполз, на крылья пьяно опираясь, на тронну жердь  не ловко забираясь, сорвался  кУлем, хрусть! И в след, закрылся шторкой белый свет.
Так и валялся до рассвета, покуда добрый пёс Белёк  с двора жмурА   не уволок.

Бабьё куриное к утру, почистив перья, блох стряхнув, с водою  в  медный  таз  взглянув, без спроса  самого  певца, схватив  под крылья молодца,  к Дворовому Отцу его свело. И языками  намело, мол, нет подобней трубадура, во всей округе у Отца,  к тому ж,  петух красив с лица  и обходителен, и статен, и  очень  вежлив, и  опрятен.
 
Отец кивнул согласно гребнем и, прокурлыкав, мол,  «добро», с хвоста петра рванул  перо и положил его в закладку( так  полагалось, для порядку). Обвел пространство красным глазом и приказал сиим же разом прослушать голос петушиный, кивнул на ригову вершину, мол залетай, сынок, да спой.

О! Тут,  вихрастый- молодой  и дал белькантовый концерт, которого не слыхивал  и Свет, Отцова птичьего прихода.
Весь двор крылоплескал концерту, кто в умиленье, кто в слезах, а  сам Отец всё  ах, да ах, с улыбкой, с блеском во глазах, раскланивался птичьему народу.
Мол, вот, глядите воспитал,  какого  я, певца для вас. И тут же,  подписал указ  и отослал его в приказ.

Хохлатки дружною гурьбою в курятник двинули, с собою  хмельные  ягоды набрав, травы  свежёхонькой надрав и, разбросав её в постое, припудрив клювики золою, ждать принялись петра  домой. А тот в курятник ни ногой.

И день и два, как нет певца, послали по дворам гонца, и тот пропал – обоих нет. Послали третьего во след, а с ним последнего  и так… Короче, не удался брак.


А чрез недельный срок, с утра, услышал голос  двор, Петра,
 что  восхвалял Отца,  при черном фраке с бабочкой на шее.
 Вот так, три раза в день, взлетал петруха на   плетень   и   Ку'ра главного елеил.

 А вскоре, все  вставали гордо вскинув главы,  и вторили не от забавы,  пропетое Певцом три раза в день.
А кто, вскочивши на плетень, без слуха, голоса и нот  орал безгласо у ворот, Белёк, дворовый пёс, с утра, тащил безгласых  со двора, по далее от птичьих врат,  где и макар не пас телят.