Варианты Бытия. Роман. Страница 103

рёд и вверх...Не думая о том, от кого произошли люди, скоростью движения под

водой, он косвенно подтверждал версию о водном образе жизни предков человека.


   В недолгие мгновения этого безумного "дайвинга" он слышал оглушительный гул

ударов: гул сердцебиения и не только его...

   Он видел полупрозрачно-голубоватую ледяную крышу и впереди, метрах в 30-40 от

 себя - тёмное движение над ней. Он инстинктивно грёб в этом направлении,

чувствуя, что тело немеет и подчиняется уже не всем импульсам-командам головного

 мозга.

   Тело его было уже не мыслящим существом: скорее, оно было амёбой, ищущей

лучших условий для её вакуолей, руководствуясь в неё программой

самосохранения...

   Среди осколков льда под ударами пешни деда Порфирия проходила тончайшая грань

 между жизнью и смертью Геннадия Валерикова, человека, которому было суждено

изменить мир... И Геннадий пересёк эту разделительную полосу - границу между

воздушным и водным мирами, границу между "быть" и "не быть".

   Вынырнув и судорожно вдыхая и выдыхая воздух, он не ощущал в тот миг ничего,

 кроме огромной благодарности. Он был благодарен спасительному воздуху, процессу

 фотосинтеза, слепящему солнцу и голубому небу. Рассечённого уха он не успел

почувствовать, как и разбитой головы, и ободранных ладоней.

   Шоковое состояние вкупе с высокой концентрацией адреналина в крови - были его

 личной

 "формулой счастья" в минуты чудесного спасения...

   Дед Порфирий изумлённым взором глядел на это чудо природы: окровавленное, но

 тем не менее, улыбающееся.

   У другого бы инфаркт случился, но у славного, доблестного фронтовика железные

 нервы не позволили впасть в панику ужаса. Он прищуренными глазами, внимательно

и твёрдо смотрел на Геннадия и думал о том, что, верно, он сам, дед Порфирий

перебрал с настойкой и теперь лежит где-то на льду, замерзает. Вот и чудятся ему

 озёрные духи... Другой версии у него пока не было.

   Не было другой версии и у Черныша. За всю свою долгую(по собачьим меркам)

жизнь не видывал он подобного зрелища, а потому на всякий случай глухо рычал и

вяло повиливал

хвостом одновременно...

   Спустя часов 6-7, уже в избушке деда Порфирия,  лёжа на дышащей теплом

русской печке, под овчинным тулупчиком, с перевязанной головой, поведал

спасшийся "водяной" свою историю деду Порфирию...

   -Так ты говоришь, мил человек, в бункере этот леший сидел? - посмеивался дед

Порфирий над рассказом Геннадия, думая про себя: "Не иначе, рехнулся парень от

 "купания"!".

   -Ну да, да. А вы...вы мне не верите?

   -Что ты, сынок! Верю, верю...в то, что... ты в это веришь. А ты говорил, что

трубку курил там в отшельничестве своём добровольном?

                103