сахар в сахарнице

САХАР   В   САХАРНИЦЕ


Боевая тревога! Кто служил в армии, тот знает, что это такое. Это быстрый подъём за 45 секунд, с полной боевой выкладкой встать в строй и бегом по своим боевым постам и тут же сразу доложить о готовности. Боевая тревога – это отрывистые команды, приказы и беспрекословное  их выполнение.  А потом подведение итогов:  выяснение обстоятельств и вынесение благодарностей или выговоров от командиров, а кому и наряд вне очереди, а может и гауптвахта.  Кто что заслужил. А бывало ,после объявления боевой тревоги начинался марш – бросок. Бегать приходилось и по три километра, и по шесть километров, и по девять. А командовал нами во время марш – броска, очень серьёзный и строгий мичман. Он был небольшого роста, полноватый, можно сказать, круглый. Лицо в оспинах, в шрамах, глаза на выкате. Страшноватый мужик был. Но, не смотря на свои округлые формы, он был чертовски вынослив. Просто на удивление! Когда мы бежали во время марш – броска на несколько километров, он бежал сзади нас и подгонял толчками, пинками, матами. Мы бежали все в поту, задыхались, а с него, хоть – бы одна капелька пота упала. Мало того, так он ещё с отстающих матросов, которые были совсем уже на последнем издыхании, забирал автоматы, шинельные скатки и, весь увешанный чужим обмундированием, подгонял, пинал, уговаривал и материл отстающих матросов. И когда мы уже в совершеннейшем  бессилии добегали до финиша и падали бездыханные на траву, в полном изнеможении, когда и дышать – то не было сил, он бегал между нами и уговаривал, и пинал, и кричал:
«Нельзя лежать! Нельзя лежать! Нельзя лежать!».
Вот такой был наш мичман: вредный, круглый, лупатый, но вынослив, как чёрт.
А во время марш – броска на жаре, когда даже асфальт плавился, когда мы проклинали обед, на котором давали селёдку, вдруг звучала команда:
«Газы!».
И мы натягивали  на лица противогазы, хотя нам и так дышать было уже не чем. Но когда мы надевали эту резину на свои головы, то окончательно задыхались. И тогда мы вырывали с противогазов потихонечку  клапана, чтобы не задохнутся. Ну и, конечно, теряли их. Но потом, во время других учений по задымлению помещений, мы в противогазах без клапанов, задыхались и кашляли, за что получали тычки и нагоняи от своих командиров. Но такие учения были редким явлением. И служба, в общем – то, была у нас более – менее спокойной.
Пришло время собираться на демобилизацию. И мы, радуясь будущей свободе, и огорчаясь будущему расставанию с друзьями, начинали потихоньку готовиться домой. И вот уже подошло время, мы собирали чемоданчики и вели грустные и мечтательные разговоры. У некоторых были уже заранее глаза на мокром месте. Об этом времени я и написал грустное стихотворение:

Ну, прощайте, товарищи кубрики,
Вспоминайте меня и помните.
Ну, прощайте, товарищи кубрики.
Буду жить я в гражданской комнате.

Только горечь какая – то в горле,
На солённых губах улыбка.
Эти кубрики -  мои горны,
Эти кубрики -  моя зыбка.

Приходил я усталый с вахты,
С неостывшей тревоги яростной,
Ожидали меня не тахты,
Ожидали меня двухъярусные.

Ну, прощайте, товарищи кубрики,
Вспоминайте меня и помните.
Ну, прощайте, товарищи кубрики.
Буду жить я в гражданской комнате.

В общем, каждый прощался по своему. Но был среди нас один матросик, который прощался по особенному. Он был юморист и немного грубоват. У него всегда были наготове ехидные и грубые шутки.  Подошёл он перед самым   дембелем к нашему строгому мичману и говорит:
«Товарищ мичман, подарите мне на память вашу фотографию».
«Зачем она тебе?» - округлил и без того круглые глаза товарищ  мичман.
«А я её возле сахарницы поставлю, чтоб дети сахар не воровали».
 Товарищ мичман тогда сильно обиделся. И пожаловался  замполиту, капитану 2-го ранга Платонову. И товарищ капитан 2-го ранга вызвал этого юмориста в свой кабинет, и, несмотря на свой спокойный характер, заорал:
«Если ещё хоть раз обидишь этого человека, то ты у меня на дембель пойдёшь 31 декабря! Понял!».
«Так точно, понял, товарищ капитан 2-го ранга. Больше не повторится. Разрешите идти?».
«Иди!».
И этот юморист ушёл на дембель вместе со всеми.
Спокойный и сдержанный.


Рецензии