разбудите меня, прошу

сегодня вот приснился сон.  он был бледным, невзрачным и очень расстроенным чем-то, что мне, к сожалению, не известно.  улица в нём нарядилась парадно, в свои самые лучшие одежды: дамы были в пышных платьях, а их кавалеры в дорогих фраках и цилиндрах. шикарные причёски распадались из-за тумана,  острые носки туфель были  облеплены комками грязи, а длинные шлейфы, несмотря на старания дам,  беспомощно  тонули в лужах. улица практически не двигалась, все толпились в самом центре, рассматривая друг друга и время от времени перешёптываясь. хоронили Поэзию.
моё исхудавшее, усталое лицо закрывали спутанные волосы,  показывая лишь синие губы, застывшие в скорбном молчании. руки, то и дело, сжимались в кулаки, впивались ногтями в кожу, с хрустом ломались и падали сосульками вниз. я плыла над толпой, и она, задрав голову, брезгливо смотрела на меня снизу вверх. Навстречу плыла К.
К. была безумно бледная, глаза у неё больные, но такие прекрасные. я смотрела в них и не могла произнести ни слова, лишь глухой отчаянный стон вырывается откуда-то из глубины.  К. старается вдохнуть воздух, но получается с трудом, и она глотает его вместе со словами, режущими ей глотку. К., конечно же, ничего не говорит. я знаю, что она хочет принести мне свои соболезнования, но сил у неё на это не хватает.  я тоже молчу, всматриваюсь её  в красиво-больные глаза. смотрю на длинные намокшие ресницы, которые дёргаются так часто и нервно, рассматриваю опухшие веки с тонкими просвечивающимися венами, смотрю на огромные синяки под ними, на тонкую шею…
сильный порыв ветра с силой врезался в мою застывшую фигуру, открывая лицо, безжалостно изрезанное морщинами.  я  устало вздохнула, покачав головою.  смерть Поэзии сожрала мою юность, не оставив мне ни крохи дабы перекусить. я почувствовала ужасный голод.
гроб несли двое: длинный, огромный и девочка лет десяти. первый громко и не стесняясь своей слабости завывал, с трудом удерживаясь на ногах. я предположила, что он тоже хочет  есть.  девочка была хорошенькая, опрятно одетая с толстыми косами, которые походили на откормленных зверьков, пригревшихся на её тонкой шейке.
гроб не открывали.
длинный смотрел на толпу и завывал ещё сильнее, видя в её глазах полное безразличие к происходящему. и тогда мы почти одновременно с ним почувствовали боль.
боль…
она становится щемящей, холод проникает под одежду, лижет босые ноги, голени. начинает ныть под ложечкой, и К. где-то за моей спиной всхлипывает. почти бесшумно, лишь давится солёными каплями, съёжившись. боль поглощающая, разъедающая кожу. механизм страха скрепит створками, колёсики начинают судорожно работать, крутиться, заполнять эпидермис её бледного лица. мир постепенно рушится на миллионы обломков, не оставляя места даже для самой несущественной мысли. всё сосредотачивается на боли.
холодно.
и страшно. самые страшные похороны на которых только можно побывать. даже если они во сне.