Несожжённая
кого пожелает, слишком велика была бы опасность,
что звон золота привлечёт почти всех людей
на его сторону»
(учёнейший иезуит Дель Рио).
«Если б дьявол мог раздаривать настоящие деньги,
никто не смог бы устоять против его соблазнов»
(судья Реми).
Цитаты из «Материалов к истории колдовства»
Генри Чарльза Ли
по книге Николая Бессонова «Суды над колдовством».
Шёффер уставился на вошедшую тяжёлым неприязненным взглядом важного человека, оторванного от срочных дел. Но даму – по виду довольно хорошо одетую горожанку, но всё же никак не из второго сословия – это не смутило. Похоже, она считала своё дело достаточно важным и срочным, чтобы побеспокоить бургомистра. И полагала, что он и сам вскоре наверняка в этом убедится, так что ничуть не опасалась его гнева за напрасно потраченное время.
Она не очень ловко изобразила нечто среднее между поклоном и реверансом.
– Маргарита из Майнца, господин бургомистр – представилась она. – У меня к вам дело, касающееся всего города.
Шёффер хотел буркнуть: «И чего тебе не сиделось в своём Майнце?», но удержался. Решил не терять времени на лишние препирательства, даже дающие выход его раздражению.
– Какое? – спросил он коротко вместо этого, не высказывая также пока вслух сомнений, что у чужой в этом городе женщины вообще может оказаться какое-то дело, касающееся всего города.
– Видите ли, господин бургомистр, – сказала женщина, – в Майнце я подписала договор с дьяволом...
Шёффер, хотя и без того не сидел, лениво развалясь – ведь он хотел производить впечатление очень занятого человека, чтобы скорее избавиться от посетительницы – как-то весь подобрался.
– Так ты колдунья? – удивился он. – А почему признаваться не боишься? Ты думаешь, ним тут колдуньи нужны? Окажешься на костре, и пикнуть не успеешь!
– Да мне уже почти всё равно, – неожиданно ответила Маргарита, – лишь бы душу спасти. – Лицо её судорожно искривилось, как при плаче, однако она удержалась от слёз. – Сколько же можно?..
– Хм, – удивился Шёффер, – тогда я совсем не понял. А я тут при чём? И город? Иди, вон, в Инквизицию. Они всё, что надо, устроят. Да после такого твоего заявления я и сам должен немедленно их оповестить.
– Конечно, господин бургомистр, – согласилась женщина, – но я могла бы перед тем принести пользу…
– Нет уж, – отказался Шёффер, перекрестившись, – знаем, какая от дьявола может быть «польза». Буря, наводнение, неурожай в окрестных сёлах. Чума. Полгорода в развалинах, в остальной половине ни души, только голодные псы воют… – он содрогнулся, устрашённый видениями, вызванными его же словами. – Нет спасибо... Ищи дураков в другом месте, ясно тебе?!
Но всё же медлил позвать стражников, чтобы доставить ведьму куда следует. Или послать в инквизицию секретаря, сидевшего в углу и всё аккуратно записывавшего.
Кто её знает, – думал он, – может, тут нужны специально подготовленные стражники, да и лучше бы их было побольше, чем те два пожилых служаки, что стоят за дверью… напустит порчу и на них, и на него... Или просто глаза отведёт, а кто окажется виноват, если она сбежит? И что успеет натворить в отместку, пока её поймают? Интересно, какую взятку получил от неё секретарь, чтобы привести эту подозрительную чужачку к нему на приём? – мелькнула мысль. – Небось, немало! Надо выяснить и под угрозой наказания – вишь, как дело-то поворачивается! – стребовать себе по крайней мере две трети!.. Но это потом. А главное, так и непонятно, что ей тут надо-то? Зачем-то ведь она пришла?
От этой непонятности он и медлил.
– Я не обижаюсь, – сказала обиженно женщина, прекрасно понимавшая его колебания, – откуда вам знать. Но я никогда ничего такого не делала. И вообще никакого вреда добрым христианам никогда не чинила! И не собираюсь! Вот. И оттого рассчитываю на небольшое ваше заступничество перед святыми отцами. Хоть я ради спасения души и на костёр пойду... Что ж поделать... Но ведь страшно, господин бургомистр, неужто не понимаете? Может, можно меня перед сожжением придушить, чтоб не мучилась, а?
– А с чего мне тебе верить, что ты никакого вреда не чинила? – спросил Шёффер, испытавший некоторое чувство удовлетворения от того, что хотя бы отчасти понял, что ей нужно. – Небось, недаром ушла из Майнца-то? Какой за тобой там след остался, а? И, даже если бы я тебе поверил, зачем мне за тебя заступаться? Кто ты мне? Даже не из моего города!
– Так я отслужу, – тут она, оглянувшись на секретаря в углу, наклонилась к Шёфферу, не делая, впрочем, ни шага ближе предписанного расстояния к его столу, и понизила голос, – я придумала, как. Дьявол, конечно, хотел бы, чтобы я творила зло, – и тут она перекрестилась, поразив Шёффера этим жестом до глубины души, – но и я не лыком шита. Можно, я расскажу чуть подробнее? И как пользу могу принести. И почему из Майнца ушла. И почему к вам, господин бургомистр, обратилась с просьбой о небольшом заступничестве. Я же понимаю, вы обязаны сообщить, и никак не можете меня спасти. Да мне и не нужно это, душа-то важнее…
– Ладно, – сказал Шёффер, – твоя взяла. Вижу, что ради блага города должен я тебя выслушать. Но только – не обессудь – сперва я за отцом инквизитором пошлю. В компании с ним мы тебя и послушаем. А там посмотрим, как тебя жечь. Придушив, чтоб не мучилась, или уж так. А то и на медленном огне… – У него был, понятно, соблазн сперва самому узнать, какую-такую службу на пользу городу предлагает ведьма, и нельзя ли притом и о своей личной пользе позаботиться, но в таком деле безопасность важнее. Он даже вышел вместе с секретарём из кабинета, отправляя его за отцом Кальтайзеном. И велел стражникам женщину из кабинета не выпускать. И в разговоры с ней не вступать. А то секретарь приведёт отца Кальтайзена, а тот сразу смекнёт, что он всё это время был наедине с ведьмой. Без свидетелей. И о чём с неё договорился, никто не знает. И почему вдруг вздумал за неё заступаться? Совсем подозрительно выйдет… Это и ей, кстати, на пользу не пойдёт, даже если от неё самой и правда польза будет… Интересно, что с личика она ничего, да и фигурка не подкачала, хоть и закрытое платье, как приличной женщине полагается, да ещё чёрное – вдова? – но хорошую фигуру не очень-то скроешь… Однако никаких таких намёков не делала! Не кокетничала, мол, заступись, а я известным образом отслужу. И правильно, опасное это дело, и ясно, что он всё равно не согласится. Так что и правда она с каким-то вполне деловым предложением. Но как это может быть?..
; ; ;
Спустя час без малого – отец Кальтайзен не торопился – Маргарита продолжила свой рассказ, уже для четверых слушателей (Кальтайзен привёл своего секретаря, и они записывали в два пера, сидя по углам). Или, вернее, начала рассказывать с самого начала.
– Случилось так, – повела она речь, – что, когда дорогой мой муж Фуст умер, я осталась без денег и без жилища, и впала в отчаяние.
Кальтайзен хотел было сказать, что это смертный грех, но удержался, чтобы не задерживать рассказ. Ему не меньше Шёффера было интересно, как это ведьма собирается принести пользу. Притом что он даже больше бургомистра сомневался, что это вообще возможно – без принесения гораздо большего вреда.
– И вот, когда я лежала на кладбище на сырой могиле мужа и спрашивала его, зачем он меня оставил в такой беде, – продолжила Маргарита, задрожав от зябких воспоминаний, – ко мне явился дьявол. Не из-под земли, а просто подошёл. Он предложил помочь моей нужде. Дьявол предстал передо мной в облике обычного человека, без рогов и копыт, впрочем, насчёт копыт я не уверена. В сапогах же не видно. Но он не испытывал никакой неуверенности, чтобы нормально их носить. И, во всяком случае, коленки у него не были задом наперёд, как у козла, а были обычными, как у человека. – Казалось, она хорошо понимала, что все эти детали очень заинтересуют инквизитора, и старалась описать их как можно подробнее. – У него была шпага, как у благородного, и шляпа с пером. Шляпу он снял, и потому я видела, что рогов нет. Разве что совсем маленькие, каких не видно в волосах. А на поясе висел тяжёлый кошель, которым он потряс, предлагая мне помощь, и тот призывно зазвенел. Он, однако, хоть и был не отличим с виду, не пытался притвориться человеком, просто решившим ни с того ни с сего мне помочь. Сразу сказал, кто он, и предложил подписать договор. Я испугалась и стала отнекиваться, но ему удалось сразу предложить такие условия, что я отказаться не смогла. – Она достала из-за пазухи свиток и отдала инквизитору.
Отец Кальтайзен перекрестился несколько раз, бомоча молитвы. Чтобы не прикасаться к проклятой бумаге голыми руками, вынул из-за пояса перчатки (на улице было прохладно), аккуратно их натянул, и свиток отважно взял и развернул. Бургомистр немедленно попытался заглянуть ему через плечо, и Кальтайзен не стал возражать. Они прочли договор вместе.
Кальтайзен подозревал, что те стандартные договоры, которые были у него, как образец, присланы из самого Рима, могут оказаться не вполне соответствующим настоящим договорам с дьяволом. Но этот оказался на удивление похож, как будто дьявол предвидел, что он будет его читать, и не хотел его разочаровывать. Пугающая мысль, что и говорить…
Но обычным он был только по форме.
По содержанию это был очень необычный договор.
Во-первых, от подписавшей не требовалось никакого почитания дьявола. Она даже кланяться ему не была обязана. Не говоря уж о таких более существенных вещах, как молитвы, целование в зад или совокупление. Не обязана она была и топтать распятие, приносить дьяволу облатку, утаивая её при причащении, или любым иным способом наносить вред Святой Церкви.
Во-вторых, она не обязывалась каким бы то ни было способом вредить людям. Дьявол мог впоследствии её попросить об этом, как об услуге, но она, как было написано, могла свободно отказаться. Возможно, он рассчитывал, что она и так захочет кому-то за что-то отомстить, вот, хотя бы родственникам, лишившим её дома, или заимодавцам мужа, лишившим денег и имущества, но ничего этого написано не было! Было вообще похоже, что этот пункт включён в договор только для виду, чтобы не возникало сомнений – а зачем дьяволу вообще нужен такой договор?
Единственное, что требовалось от подписавшей, это после смерти поступить в распоряжение дьявола (и, очевидно, отправиться в ад, но это подразумевалось). Но ведь это предполагалось самим фактом договора. И, вообще-то, непонятно, зачем это было писать. Чтобы напугать её, что ли? А если бы она в результате отказалась подписывать?
В-третьих, она могла расторгнуть договор в любой момент – и тогда указанные последствия не наступали с неизбежностью. (Ну, – подумали тут и Шёффер и Кальтайзен, – это-то дело сомнительное. Хотя – на всё воля Божья, конечно… Впрочем, она это, наверное, тоже понимает).
Правда, расторжение договора было делом довольно тяжёлым – для этого нужно было добровольно явиться в инквизицию. С известными последствиями если не для души, то для тела. Ну, строго говоря, она ведь почти что это и сделала, разве нет? С другой стороны, формулировка «для расторжения договора НЕОБХОДИМО явиться в инквизицию» не озхначала, что этого и ДОСТАТОЧНО. Вполне возможно, подразумевалось, он прекращал действие в результате сожжения ведьмы. А, стало быть, пока ещё действовал.
В-четвёртых, и дьявол, со своей стороны, не обещал всесторонней поддержки новоявленной ведьмы. Он по договору обязывался только обучить её изготавливать золото. Больше ничего. Но в любом количестве. Прямо из воздуха. Золото было в точности как настоящее, но, понятно, было поддельным. В полночь оно бесследно исчезало, сколько бы его ни было сделано. Превращалось обратно в воздух.
Вот, собственно, и всё существенное. Ну, вступление, имена сторон, подписи, всякое такое оформление…
Маргарита улыбалась с торжеством. Она видела, что оба представителя власти, светской и духовной, переглядываются, захваченные думами о том, сохранилось ли ещё её умение, когда она добровольно к ним явилась? И, если сохранилось, что вполне вероятно (а зачем бы она пришла к бургомистру и как собиралась отслужить за заступничество?). то как можно его использовать? И готовы пообещать ей любое возможное снисхождение. Полное отпущение любых грехов, включая злосчастный договор. И не только придушить, но и снотворным напоить перед казнью. А уж потом придушить. А то и совсем быстро зарезать. Всё же костёр – такая страшная вещь, никакое снотворное не поможет не мучиться. И ещё неизвестно, как легче умирать, наяву или в кошмаре. А если во сне придушить, а лучше зарезать, то надёжно. Уснула – и уже на том свете. Чем плохо? Главное – придумать, как использовать её умение... А ведь она-то уже знала то, что они только пытаются обдумать!
Обдумывание это между тем, кажется, не приносило особой пользы. Как ни крути, кому поддельное золото ни всучивай, это будет грех. И, поскольку грех, связанный с договором с дьяволом – пусть даже они его не подписывали и сами того золота не делали – гореть им в аду за компанию с ведьмой. Чёрт побери!
Первым не выдержал Шёффер.
– Ну и как же ты предлагаешь этим воспользоваться, не причиняя людям вреда? – злобно спросил он улыбающуюся женщину.
– Э-э, нет, – возразила вдруг она, не смутившись, – такого я не обещала! Я говорила только, что не буду вредить добрым христианам!
– А кому? Недобрым христианам, что ли? – прицепился к её оговорке Кальтайзен. – А кто будет определять, добры ли они? Или можно их счесть недобрыми и облапошить? Ты, что ли?!
– Ну что вы, святой отец, – испугалась женщина, – как я могу брать на себя такое? Нет, я хотела сказать, можно ведь немного облапошить тех, кого, как говорится, сам Бог велел… Кто и сам этим всё время занят, наживаясь на бедных христианах, а сами-то они и не христиане вовсе…Впрочем, и на богатых христианах они тоже наживаются, ростовщики и менялы проклятые…
Идея была настолько хороша, что Шёффер и Кальтайзен подосадовали, как им самим она не пришла в голову. Впрочем, какая разница, кому она пришла? Это мелочи. Главное, стало ясно, что польза очень даже может быть, да ещё какая! Разменивать золото на серебро у всех иудеев, какие есть в городе, и всё их серебро окажется в городской казне. Ну, не только в казне, но кто будет считать? Секретари тоже не будут обижены. Да и стражников на всякий случай придётся взять с собой в поход по менялам и ростовщикам, и оплатить их службу. И – кому какое дело? Что, обиженные кровопийцы в суд пойдут, что ли? Признаваться, что купили дьявольское золото? Ага, как же!
Шёффер выглянул в окно. На башенных часах стрелка склонялась к вечеру – эх. зря он заставил женщину всё утро ждать приёма. А операцию нужно было провернуть до полуночи – на следующий день в городе ни одна собака не возьмёт никакого золота ни у кого. Ни по какой цене, хоть фунт золота за медную монету. Хоть у родного отца…
На ночь ведьму поселили в доме у Кальтайзена. Ни в какой ни в темнице. Покормили и спать уложили. В цепи её не заковывали. Правда, на дверь её комнаты Кальтайзен самолично повесил замок. Но что ведьме замок? Она и в щёлочку просочится. Однако что-то подсказывало Кальтайзену, что бежать она не станет. И он этому чувству поверил. Маргарита и не стала. Спала себе, наслаждаясь отдыхом от дорожных неудобств.
; ; ;
Экспедиция состоялась на следующий день после завтрака и прошла удачно.
Шёффер и Кальтайзен ехали в карете и следили, чтобы всё было в порядке. К ростовщикам и менялам они не ходили. Карету тоже нанимали секретари. Бургомистерскую брать не стали.
Двое стражников охраняли карету, идя по бокам, и помогали таскать серебро, но только по очереди, один всегда был настороже.
Ведьма тоже была в карете. Оков на неё не нацепляли. Раз уж сама добровольно явилась, спасая душу, зачем ей убегать? Да и ночью ведь не пыталась. Но стражники на всякий случай следили и за ней, не только за горожанами, среди которых мог найтись воришка. Последнее всё же было их основной обязанностью. Такой пострел схватит кошель – и бежать. А пока за ним погонишься, его товарищи ещё несколько кошелей утащат! И хорошо, если с золотом, а ну как с серебром!
Маргарита делала золото из воздуха, обычные гульдены, наполняла ими припасённые заранее кошели и передавала секретарям, которые разменивали это золото на серебро.
На случай недоумённых вопросов у них была история о предстоящей поездке в края, где золото дешевле, а серебро дороже, чем здесь. Где те края – понятно, секрет. И насколько там другой курс, тоже. Нам, пожалуйста, по обычному курсу. С чего бы это вдруг стало затруднительно?.. Впрочем, можем и поторговаться...
Завершив размен, секретари спрашивали адреса новых и новых меняльных лавок и ростовщических контор, где можно разменять ещё.
Шесть раз за день пришлось делать рейсы в ратушу, карету разгрузить, пока рессоры не лопнули.
; ; ;
В середине дня заехали в трактир и поспешно пожрали.
Добыча денег – дело увлекательное, но уж больно неприятно торговаться – хоть и для виду – на пустой желудок. Да и неправдоподобно: у человека в брюхе бурчит, а золота полный кошель. Да ещё если вдруг в какой меняльной лавке попадётся хозяин, жующий хоть корочку хлеба? А богатый посетитель будет её провожать голодным взглядом и слюну сглатывать? Подозрительно! Потому поели от пуза. И с собой в карету взяли, пожевать на ходу.
Двумя партиями, сперва партия отца инквизитора, из уважения к апостоличесокму престолу, потом партия бургомистра. Не оставляя ведьму без присмотра. Причём она от того только выиграла, ибо была в трактире с обеими партиями и могла есть не спеша.
Расплатились серебром, без обману. Хотя был соблазн потребовать, чтоб заплатила своим золотом ведьма, ни Шёффер, ни Кальтайзен ему не поддались.
А ежели в трактире успел какой иудей отовариться за дьявольское золото, то грех на нём. Да и не едят они по трактирам, сами готовят, брезгуют, собаки, человеческой едой. Сосисками с тушёной капустой, например, которой наелись честные аферисты.
Ну, конечно, мог кто-то успеть и другое что-то за дьявольское золото приобрести. Но у честных христиан был шанс проданное вернуть, обратившись в суд и приведя свидетелей исчезновения платы.
; ; ;
Курс обмена, подхлёстываемый слухами, распространяющимися вокруг двигающейся по городу компании, рос и рос. К вечеру он достиг соотношения два к одному по весу – в пользу серебра! Однако компания бестрепетно платила и по такому грабительскому курсу.
В общем, дня как раз хватило, чтобы заполнить кабинет бургомистра всем серебром, какое нашлось у всех вместе менял и ростовщиков города. Добрых христиан среди них не оказалось, и предстоящее им в полночь горькое разочарование товарищей по предприятию не трогало.
В конце концов, у сквалыг осталось их собственное золото! И на сумму наверняка побольше, чем они потеряли.
Ну, в первое время, конечно, золото несколько подешевеет... Тоже не без пользы для честных христиан... Кстати! Надо будет завтра же поменять серебро обратно на золото. Настоящее. Путешествие в края дешёвого золота отменяется – мало ли какие у путешественников могут быть обстоятельства? А хранить большие суммы лучше в золоте. Особенно когда оно вдруг временно подешевело. Впрочем, никакие правдоподобные объяснения теперь не потребуются. Серебро же настоящее. Можно менять прямо для городской казны.
И ведьма уже не нужна.
† † †
– Послушай, голубушка, – Кальтайзен таких проколов не допускал, говорил с ведьмой по-прежнему строгим и неприступным тоном, а вот Шёффер расслабился, пересчитывая выручку, – ты ведь так и не сказала мне, почему ушла из Майнца? Ты ведь и в своём родном городе могла провернуть такую штуку!
– Я и провернула, – отвечала Маргарита. – А они меня жечь не захотели. Наоборот, дали серебра и отпустили. Там-то второй раз такого не выйдет.
– Э-э-э, – удивился Кальтайзен, – как это – отпустили? Или ты там только с бургомистром договорилась, а он пренебрёг своим долгом, в инквизицию не сообщил?!
– Почему же не сообщил? Точно так же всемером ездили. Ну, просто, они сказали, дело-то и правда богоугодное. Не какой-нибудь недород или наводнение. Вот ежели буду вредить, говорят, пощады не жди. А так – почему не дать возможность честным и бедным христианам за ведьмин счёт – это мой, то есть, – немного свои дела улучшить? И, стало быть, за счёт самого дьявола? Не иначе, говорят, сам Бог заставил дьявола ошибиться и такой договор написать. А я, стало быть, получилась у них честная христианка. И сообразительная, к тому же. Пожелали успехов в деле облапошивания дьявола с этим договором и отпустили. Кстати, вы могли обратить внимание: в договоре ничего не написано насчёт того, чтобы дьявол мог его расторгнуть. Или как-то изменить условия. Но он, хотите – верьте, хотите – нет, и не пытался пока. Вообще никак не давал о себе знать. Может, ему стыдно, что сглупил. А может, ещё объявится с какими-нибудь злодействами. Так я откажусь, зачем мне?
– Отпустили... – никак не мог поверить Кальтайзен. – А ты?
– А куда мне деваться? Я и пошла по городам. Ваш уже пятый. Если где всё же сожгут – ну, значит, душу спасу. А пока не жгут, буду пользу приносить честным христианам.
– Пятый город?! – поразился Шёффер. – Да как же дьявольское иудейское племя об этом не узнало?
– Небось, боятся, – предположила Маргарита. – Кому-то расскажешь, что купил золото, а оно исчезло. А этот кто-то в инквизицию побежит. И уж точно не станет твоему золоту доверять. Лучше молчать. И потом, вовсе у них не такой уж заговор против нас, чтобы все были заодно. Кого мы чуток пограбили, не хочет остаться единственным дураком, и в другой город ничего не передаёт. А если и найдётся там родная душа, предупредит, конечно. Но тогда уж предупреждённый помалкивает. Разве вы не заметили – в двух меняльных лавках сказали, что серебра нет совсем? Или, в третьей, дали чуть-чуть, только для виду? Вот, наверное, это и были такие предупреждённые. Родственниками из Майнца или других городов, где я побывала.
Шёффер и Кальтайзен задумались. И Маргарита поняла, что не в этом городе окончится её путь. Придётся идти дальше, как вечный жид Агасфер какой. Или Каин с его печатью. Ну что ж, плохо скитаться без своего угла, да ещё опасаясь за спасение души, Но, если так нужно для пользы людей? Пока можно опять с облегчением отложить на потом это необходимое, но страшное дело. Кто она такая, чтобы спорить со столь важными людьми? Требовать непременно казнить её? Это даже как-то смешно и глупо.
В общем, казалось бы, всё настолько хорошо, насколько это возможно в её положении. Но почему-то никак не удавалось отогнать постоянно мучающее её ужасное подозрение, что, несмотря на одобрение достойных и честных представителей Церкви, дьявол всё-таки провёл её с этим прекрасным договором. Вот и этот инквизитор уже кивает своим мыслям... С бургомистра-то что взять, ему должность велит заботиться о благополучии города, а не о христианских душах.
Наверное, это подозрение у неё из-за того, что такие неправильные образы случайно для сравнения подбирались сами собой: Агасфер, Каин. Она-то не отказывала в убежище Христу, как Агасфер. И не убивала родного брата, как Каин. Да и вообще никого не убивала, чушь это всё! А тогда – в чём же мог обмануть её дьявол?
И, главное, не только её, кто она вообще такая, соревноваться в хитрости с Отцом Лжи, но и Святую Инквизицию?
22-27 марта 2016
Свидетельство о публикации №216102100102