7. За час до ангельского пробуждения

ПРЕДЫДУЩИЕ ГЛАВЫ:

* Х *
http://www.proza.ru/2016/10/21/1220
«Персик выбирают по аромату!»
Часть первая.

* Х *
http://www.proza.ru/2016/10/21/1230
«Тебя мне хватит надолго!»
Часть вторая.

* Х *
http://www.proza.ru/2016/10/21/1264
«Вся Белая Церковь будет за тебя молиться!»
Часть третья.

* Х *
http://www.proza.ru/2016/10/21/1270
«Он подкупал меня и покупал!»
Часть четвёртая.

* Х *
http://www.proza.ru/2016/10/21/1279
«Его любовь вычищала мой порок!»
Часть пятая.

* Х *
http://www.proza.ru/2016/10/21/1289
«Приезд, побег, новая встреча и похищение»
Часть шестая.

                Часть седьмая

                «ЗА ЧАС ДО АНГЕЛЬСКОГО ПРОБУЖДЕНИЯ»

 На нас словно все ополчились, даже родные.
 Наши отношения с Виктором вступили в фазу испытаний,
 в результате которых, мы должны были расставить все точки над «i».

 Поддержки не исходило ни от кого. Состояние здоровья Виктора значительно
 ухудшалось, тем более что гнетущее его психическое расстройство на почве
 постоянного предательства родных и близких ему людей, не давало шанса на
 успешное завершение нашего романа…

 После дерзкого нападения на нас, его подстроенного отравления и моего похищения
 с целью банальной попытки изнасилования его дружками, мы с Виктором, пребывали
 относительно в подавленном для нас состояние духа.

 И хотя погода за окном была сказочная, на море я не ездила несколько дней.
 Водители, те, кто ранее возили меня, постояв у подъезда, разворачивались
 и отъезжали ни с чем. И так продолжалось каждое утро, но никто их них
 не переставал повторять своих попыток довезти меня до берега моря, тут
 авторитет Виктора был безупречен и служил неоспоримым фактом его порядочности.

 Подлила масла в огонь его родная сестра. Она прикатила к брату по вызову «тётки»
 одной молодой незамужней женщины, имеющей при себе грудного ребёнка.

 Та в свою очередь прямо по междугородке так и заявила сестре, что у её родного
 брата Виктора на стороне родилась дочь с такими же голубыми глазами, как и
 у него самого, то есть, на лицо полное сходство с его породой.

 Сестра в летний сезон, по обыкновению своему, в виду особой загруженности
 текущими домашними делами во саду ли, в огороде, а так же на базаре, никак
 не могла приехать к брату. Рынок простоя не терпит, они же все только им и жили.

 Но вызывать её позднее, осенью, для злопыхателей, не предоставлялось никакой
 возможности, они опасались, что покуда я пребываю в посёлке, очарованный Витька
 подпишет мне свою квартиру, после чего сам подохнет сразу же, по их словам:

 — Чего ты ждёшь, почто не едешь до нас? Ты хочешь, чтобы эта московская болонка
 отобрала у вас хату на море? И вы остались с голой задницей? Тут есть, кому
 хату подписывать! Приезжай, посмотри – вот, оно, цуцэня, лежит себе и кавкает,
 полная его копия!

 Сестра вынуждена была оставить своё большое хозяйство на двоих детей подростков
 и, дождавшись возвращения мужа из командировки, тотчас прикатила с ним на
 личной машине.

 Не сказав родному брату ни полслова, сестра первым делом рванула в «Песчаное»,
 проехав умышленно мимо «Магарача», чтобы поглядеть на «породистого младенца».

 Увидев маленькие северные раскосые голубые глазки девчушки, лежащей в коляске,
 та поняла сразу, что это явный злонамеренный подлог, а также ярое желание отбить
 меня от Виктора. Девочка не имела той отметины, какой обладали все младенцы
 из их рода, а скорее походила на кукольную эскимоску.

 Она ничего не сказала «тётке» этой роженицы, но для себя отметила, что надо бы
 ей для пользы дела воспользоваться столь удачной ситуацией, дабы избавить брата
 от назойливого желания опекать моё «индивидуальное творчество».

 Убедившись, что это была явно не Витькина порода, она вошла в его в квартиру,
 как Лиса Патрикеевна, дабы выведать наши с ним общие планы на дальнейшую жизнь:

 — Я хотел бы подарить это жильё Гале и спокойно умереть, зная, что она у меня
 пристроена, что ей не надо здесь унижаться ни перед кем! Хотел, чтобы она
 приезжала ко мне на могилку и в моей хате писала свои стихи, но она даже слушать
 ничего не желает. Значит, мне придётся долго жить, и ждать, пока она решится тут
 обосноваться.

 — Зачем навязывать женщине то, чего ей вовсе не нужно?

 — Что ты там понимаешь? Море ей попросту необходимо для здоровья! Я так решил!
 А ты, можешь, вернуться домой и доложить об этом нашим родителям – матери
 с батькой… они меня поймут, потому что знают: их сын Витька своего решения
 не меняет и от своих слов не отказывается!

 — Витя! Галя не станет жить в этой квартире. Это не её уровень! Тебе не Галю
 надо ждать, а к нам перебираться и начинать серьёзно лечиться… у меня есть
 знакомые врачи в Одессе и в Киеве, ты же знаешь, я сотню раз, тебе об этом
 говорила!

 — Глядя на тебя – жить, не захочется! Ты меня давно в уме своём похоронила,
 что я не вижу? Я пока не слепой! Как ты меня станешь лечить, когда вы с матерью
 постоянно воете по мне, как по покойнику? Дуры! А мой отец, тот и подавно махнул
 на меня рукой, я знаю, что в глубине души он ненавидит меня за то, что служу
 своему сердцу, а не его мошне и не его прихотям, что не барышничаю с ним,
 и не наживаю общего добра для всей семьи! Я же отщепенец для вас и предатель,
 вы презираете меня за то, что я полюбил «чужестранку» и служу ей, а не вам
 и вашему прибыльному делу…

 — Вот теперь мне всё стало ясно! Ты мстишь нам, Витенька! Детство вспомнил!
 Только я одного не понимаю, Витя, ладно, мы с матерью плохи для тебя,
 но, как ты можешь, говорить такое про своего батьку?

 — Я не коплю золота и камней драгоценных, как он, боясь того, что вскоре
 поменяются гроши. Я коплю в сердце своём человеческое тепло, чтобы отдать его
 моей дорогой Галюне! Она и только она одна – моё настоящее богатство,
 родина моей души, страна моего сердца и даже, если хочешь, правду, моя религия!

 — Припадок начался!

 — Она – вера моя, надежда и любовь! Да, я служу Галине, её творчеству и опасаюсь
 очень за её здоровье. Она сжигает себя, работая по ночам, но вам, крохоборам,
 этого не понять никогда!

 — Та грудная девочка – полная твоя копия, Витя! Не Галя её тебе родила,
 согласись? Дочка – это твоё продолжение, твоя радость и твоё утешение
 на старости лет! Вот, о чём надо подумать сейчас! Бедный мой брат! Я не смогу
 к тебе приезжать так часто, как сегодня по первому зову, ибо и я скоро
 состарюсь, как наши батька с матерью. Она же в будущем станет тебе помощницей…
 ты же ей папка родимый!

 — Ты с ума сошла! Её «папка» весь Черноморский флот! Вернее, «папки»!
 От этой сучки, о которой ты мне сейчас так рьяно рассказываешь, моряки вообще
 не вылезали круглогодично, дневали и ночевали там круглосуточно: одни полки
 входили, другие выходили! Да и теперь, небось, тоже самое! Ты туда вечерком
 подскачи, да полюбуйся! Зрелище, надо сказать, не из лицеприятных! Соседи её,
 наверно, думают, что не только я «сумасшедший», но и вся наша семейка
 «умом тронулась». Вот, тебя потому и пригласили на смотрины, что ты у нас
 умница разумница, и диагноз этот сама, как вошла, так им и подтвердила!

 — Витя! Прости, я этого не знала! Я хотела счастья тебе, брат!

 — Моё счастье, сестра, это – посвятить свою жизнь без остатка, дорогой моей
 Галюне! Ею я здоров и богат! Ею жив душой и молод телом! Она мне мать и сестра,
 жена и дочка одновременно! Вспомни, что говорил тебе в клинике профессор? А?
 Что мне трудно будет выжить при очередном приступе без её образа, ведь это
 именно он, её живой портрет вытаскивает меня, каждый раз из омута смерти!

 — Да, я запомнила это навсегда, Витя! У неё есть образ! Так его у тебя никто
 не забирает! Он навсегда с тобой! А вот сама Галя скоро уедет, и ты останешься
 один одинёшенек! Будешь выть, скулить по ночам и плакать! Ждать её целую осень,
 а затем и зиму, потом весну и пол лета! Дни и ночи напролёт лежать, не сомкнув
 глаз, смотреть в окно, читать свои книжки, глотая залпом тома один за другим,
 и смотреть на часы, покуда откроется главпочтамт, чтобы сбегать на телеграф
 и срочно успеть по междугородке позвонить ей в Москву до выхода на работу! 

 — Ну, и что? Лучше будет, чтобы я квасил дни и ночи напролёт, как твой муженёк,
 лакает в гараже попеременно, то самогонку, то брагу, глядя на то, как ты
 погрязла в наживе, в этих «гонках по вертикали» за дефицитными товарами?
 Горбатя спину, спины не вылечишь! Так-то!

 — Я совсем даже не против, звони, сколько тебе влезет, но только от нас, 
 из родного дома, а летом вы с Галей снова встретитесь тут на море, ой, 
 делов-то! Квартиру я твою приватизирую, сделаю в ней евроремонт, я давно об этом
 мечтаю, и встречайтесь себе, сколько пожелаете, поправляйте здоровье! Ты можешь
 приехать пораньше и поджидать её… возьмёшь моих детей – своих племянников
 и вперёд! Им ведь тоже на море надо, не только твоей Гале!

 — Я Гале своей служу, а не твоим малым соплякам! Сама с ними волындайся,
 коли родила их на свет! И потом, что они тут будут про меж нас делать?
 Учиться «разврату» у родного дяди, смотреть, как он ради любви бросает торговать
 собой? Да ты их не узнаешь через два месяца! Это будут не твои дети, не барыги,
 а романтики полоумные!

 — Ладно! Пусть мои дети едут в лагерь, а ты сиди, старче, на берегу, как дурень,
 и жди свою «золотую рыбку», авось подплывёт и хвостиком тебе махнёт!

 — Да! Я буду ждать её – мою пасху! Я умираю, весь год без неё, а потом воскресаю
 в один миг, как только она здесь появляется! Прекрасно знаешь, не ко мне она
 приезжает. Муза её призывает сюда и долг чести. Ты не изведала этого кайфа,
 тебе БОГОМ сего не дано, ты простая обычная барыга… ею и останешься! А Галя
 давно стала моей молитвой!

 — Да, я простая торговка, как ты говоришь, но именно я кормлю тебя все эти годы,
 пока ты лежишь и стонешь по своей москвичке!

 — Чего? Ты меня кормишь? Нет! Это не ты! Это Господь БОГ позволил тебе кормить
 меня, тем ты и жива пока. И не торговка ты, как утверждаешь, а спекулянтка.
 Не своими трудами кормишься ты, как это делает в поте лица своего моя Галюня,
 ты перепродаёшь скупленный ходовой товар вовсе не тобою произведённый!
 Тогда как она – моя пасха священная – творит всё сама подобно фабрике,
 и весь этот святой материал созиждется в её золотой голове. Она ничего
 не перекупает и не перепродаёт! Она одаривает!

 — Пусть даже будет так, как ты сказал, я не стану спорить с тобой, ты стал
 безумен в своей слепоте! Открыть очи тебе не в моей компетенции, на то
 существуют совсем иные инстанции. Но, то, что ты «залез» на эту молодуху, 
 и зачал с ней общее дитё, мне говорит о том, что ничто человеческое тебе
 не чуждо, Витя. Ты предал свою любовь, изменив Гале, как похотливое животное!

 — На самом деле всё это было подстроено, и сделано чисто внешне, для всеобщей
 народной огласки. Я расскажу тебе: у меня первого января день рождения, ты это
 знаешь, как никто другой. Все, кому не лень тоже знают об этом и о том, что
 у меня дверь всегда отворена, чуть ли не нараспашку, ибо это мой принцип,
 а тем более, в Новый Год ко мне всегда, можно зайти и выпить на дармовщинку,
 имея не косвенное, а прямое алиби, поскольку я именинник.

 — И что с того? Это дало тебе право заделать ребёнка?

 — Все также знают о том, что женщины в мой дом не вхожи, только законные жёны
 моих друзей с их ребятнёй и то крайне редко, поэтому меня умышленно пригласили
 кум с кумой в гости «на Рождество» к моим крестникам. Преодолевая боль, я
 с огромным трудом встал с постели и отправился к ним, чтобы отнести подарки,
 вернее, деньги на подарки: младшему на велосипед, старшему на мопед…

 — Ну, и что с того, я никак в толк не возьму, куда ты клонишь? Лучше скажи мне,
 брат, ты, когда шёл на случку, в Москву Гале своей позвонил? Она тебе разрешила
 это сделать? Давай спросим у неё? Наверняка Галя не знает о малышке, или ты ей
 всё рассказал? Может, она согласится стать её «крёстной»?

 — Постыдись! Что ты городишь! Не тронь святое! И, будь ласка, послушай меня,
 хоть раз в жизни, не перебивая, перестань глумиться, я с детства знаю, на что
 способен твой остренький язычок, когда он превращается в жало! Номер этот
 на сей раз у тебя не пройдёт, я давно вырос, сестра, ты поняла?

 — Поняла! Да! Вырос! По-моему слишком! К сожалению, даже перерос в некоторой
 степени! Что-то я упустила, Витя, в твоём воспитание, не доглядела! Молишься
 ты на Галю свою, как на икону, поставив её во весь рост, но это никак не
 помешало тебе дитя прижить на стороне!

 — Я могу продолжить?
 — Валяй!

 — Спасибо! Так, вот, было довольно-таки тепло для этой январской поры и,
 подвыпив  изрядно, я, прямо не раздеваясь, одетым улёгся спать у кума на лоджии,
 потому что мужики сели играть в карты, а я этого не терплю, особенно, их дикого
 истошного пьяного ора, и также, по обычаю, последующей за тем драки. Бабы, зная
 наперёд, такой исход дела, тоже подались к одной из них на хату «погадать».

 — И? Дальше, что произошло? Не тяни резину!

 — Проснувшись утром, я с ужасом обнаружил рядом возле себя эту распутную девку,
 преследующую свой «шкурный интерес», славу которой я знал не понаслышке,
 неоднократно, стоя с мужиками, я воочию наблюдал, как заходила к ней дружно
 морпехота и наша береговая охрана, в том числе.

 — Ой-ёй-ёй! Там же был у них притон!

 — Теперь я рассуждаю так: за общим столом её не было, я точно бы это запомнил,
 значит, она подвалила к нам позже, когда все напились и стали играть в карты.
 Она тоже сама напилась и ко мне под бок улеглась. Не исключаю я также и тот
 вариант, что её пригласили специально, возможно, без злого умысла, просто хотели
 меня с ней оженить или развеселить, подсунув её мне вместо подарка, так как все
 знали, что она выполняет услуги подобного рода. Это потом стало ясно, что им
 с «тёткой» нужна была моя хата:

 — Ты что тут разлеглась! — спросил я у неё, не ожидая подвоха, — что тебе там
 места больше не нашлось? Брысь отсель!

 Тут вошла кума за рассолом, нагнулась, увидела нас, лежащих прямо на полу,
 где кум накануне вечером мне кинул матрац, так как знал, что у меня болит спина
 и мне надо прилечь, и как запричитала:

 — Идите все сюда! Скорее! «Наш Костя, кажется, женился»!
 — Ага! «Кричали грузчики в порту»! — добавил по инерции кум,
 не понимая толком всего расклада...

 — И ты что же, Витенька, взял и так просто всё это оставил?
 Ты что не понял, что тебя хотели сосватать?

 — Нет, я всё понял и устроил им скандал, обвинил их в подставе. Они все дружно
 хором засмеялись и даже их дети, сказав, что это всего на всего лишь безобидный
 розыгрыш, поскольку я совсем одичал, по их мнению, оброс щетиной как мамонт,
 а тут хоть встал с дивана, оделся и побрился…

 Вот, и вся история. Шлюха та мгновенно убежала, словно растворилась: ушлая,
 видать, привыкшая, к такого рода, ситуациям, но мне показалось, что она тогда
 имела при себе маленький животик, вряд ли бы мне это померещилось!

 Явно хотела пристроиться. Искала себе непьющего, да чтоб побогаче, а то,
 что больной, так это даже хорошо, скорей подохнет и всё добро ей останется!

 — А дальше? Ты встречался с ней ещё раз? Она приходила к тебе домой?

 — Да ты что! Обалдела, что ли? Я больше с ней не виделся и даже позабыл
 об этой «рождественской каверзе»! Вспомни Гоголя и его «Ночь перед Рождеством»,
 как бес чудит над людьми, тем более, поговаривали в посёлке о том, что у неё
 появился официальный жених, судача вовсю об их скорой свадьбе…

 — Странно всё это, залететь с одного раза? Спать в одежде, ни разу
 не поцеловаться… точно бес попутал вас, не иначе!

 — Ни какого раза не было, ты, что совсем спетрила, сестра? Я до кума теперь
 ни ногой! В дом его ни шагу не сделаю! И с кумой перестал здороваться, это же
 они её пригласили, как пить дать, так бы она не припёрлась в их приличный дом…

 Весть эта за полгода распространилась по всей округе. Те, кто уважали Виктора,
 а их было большинство, не поверили, естественно, но они не могли, как ни
 старались перекрыть тот уровень огласки, который поддерживал сплетников.

 Информация так и лезла во все щели, проникая во все дворы, становясь главным
 достоянием обсуждения «за круглым столом» этой смачной темы. Она, будто ждала
 своего часа и главенствовала над интересом жителей небольшого по численности
 приморского винодельческого посёлка.

 Виктор от всей этой «обстановки дел» слёг окончательно.

 Сестра уехала торговать, навёрстывать упущенное. 
 Я также вернулась в Москву и приступила к своим прямым обязанностям.

 Он же остался наедине со своей горечью людского неверия.

 Виктора всячески продолжали утешать преданные ему друзья и близкие соседи, 
 но бедолаге этого было не достаточно. Сама тень людского наговора со скоростью
 света распространялась по посёлку, и с удвоенной силой людского растления
 проникала в шаткие души и сердца.

 В эту клевету постепенно стали верить даже дети и спрашивать при удобном случае,
 как там растёт его дочка?

 Морячок от молодой мамаши то ли сбежал, то ли его не было вовсе, поэтому
 люди ждали, когда Витька признает дитё.

 Ранее Виктор, не редко испытывая подобные вещи от своих ярых злопыхателей,
 переносил, примерно, подобное угнетающее его состояние народной клеветы
 на своё честное имя, более стойко. Но тогда ещё в его жизни не было меня. 

 А теперь, вся сложившаяся ситуация попросту искореняла всяческую долгожданную
 возможность на взаимность с моей стороны, поэтому Виктор решил пока мне ничего
 не рассказывать, между тем, девочка росла, в надежде обрести хоть какого-нибудь
 отца…

 Со временем, в ходе расследования, выяснилось, что молодой мамаше посоветовала
 подлезть под Виктора её квартирная хозяйка, назвавшаяся для пользы дела её
 родной тёткой. Той ничего не оставалось, как послушаться и пойти на эту встречу,
 где она и подлегла к нему, полагая, что он пьяный и не вспомнит ни о чём...

 «Тётка» её была местной пронырой и, стало быть, отлично знала, что Витька
 болен, одинок, но при хате, а ей, крайне, нужна была эта квартира, она давно
 «положила глаз» на неё. К тому же рядом жили её сваты!

 Меня же она не учитывала, до неё просто не доходило, какие могут быть высокие
 отношения у нас. Жадность опытной пройдохи взяла верх над её гнилым разумом.

 И тогда «тётка» задумала вот что: она нарочно стала гнать, якобы «свою родную
 племянницу» из дому, естественно, абсолютно чужую ей девушку. Некогда сдав ей
 комнатёнку, она перед соседями выдала её за свою родственницу.

 К «тётке» и раньше похаживали морячки отведать самогоночки, а теперь и подавно!
 С появлением квартирантки такса увеличена была втрое, а что, хороший бизнес,
 нечего сказать? Аферистка была довольна.

 Но, как это водится, квартирантка «залетела» и упустила срок допустимого аборта.
 Всё ждала, что вот-вот поедет в райцентр к врачу, а тут всё идут и идут, идут
 и идут «молодые постояльцы», бескозырками машут! И все только к ней просятся
 «на постой» со своими стояками…

 «Тётка» словно обезумела и стала доставать квартирантку. Мол, давай, детка,
 отрабатывай, всё польза от беременности твоей будет! А то «ковырнёшься»,
 чего доброго, да загнёшься, лечи потом тебя за «свои кровные» денежки!

 Но, время работало против них, и тут она поняла, что с рождением ребёнка
 пришлось бы ей эту «лавочку прикрыть». А так, старая сводня имела хороший
 достаток у себя на дому со всех «нечаянных встреч» горячих молодых безусых
 морпехов со своей названной племянницей, которой походу было абсолютно наплевать
 на всё и вся. И она, как корову, выходила её к очередному быку…

 Девушка видимо не хотела всего этого, а потом согласилась-таки на уговоры
 переспать с одним морячком, потом со вторым, затем с третьим, а потом это вошло
 в привычку, и «тётка» перевела девушку «на полный рацион обслуживания».
 Она даже не знала поначалу, что её квартирная хозяйка установила
 «нелегальную плату за её проезд»!

 Морячок, который из-за шумихи в части согласился признать ребёнка «своим»,
 потребовал от молодой мамаши отдельное жильё, у того тоже была «своя ставка».
 Поэтому она и оказалась на лоджии в ту ночь, на ловца и зверь бежит:
 её пригласили и подложили к Витьке под бок за час до его ангельского пробуждения…

 * Х *

http://www.proza.ru/2016/11/04/1892
«Время на разборки со своей совестью»
Часть восьмая.