Элемент игрек

Юлька открыла глаза. Мир был ослепительно белым, напрочь лишенным красок. Она несколько минут напряженно всматривалась в него, пока не поняла, что это всего-навсего потолок.
Она с трудом скосила глаза. Движение глазного яблока причиняло боль, но она успела разглядеть краешек стены и догадалась, что находится в больнице.
Почему? Закрыв глаза, она попыталась думать. Но мысли, тяжелые и беспомощные, двигались не лучше глазного яблока.
Медленно, словно пробиваясь из бездонных глубин сознания, вставало видение. Солнечная улица, поток машин... какая-то неприятность, огорчение... незащищенность?.. Ощущение предательства? Что это было?
Белый конверт, такой безобидный с виду. Отчего с ним связано неприятное?
Юлька наморщила лоб, пытаясь поймать за хвост ускользающую мысль. Сам процесс думанья давался ей с трудом.
Письмо от Марины. Глупое, сумасшедшее, незаслуженно обидное письмо. Как она могла забыть?! Письмо, ударившее ее, как хлыстом. Господи, да что такое письмо от бывшей подруги? Почему она думает о нем, придя в себя в больнице, вместо того, чтобы понять, как она очутилась здесь?
Услужливая память сразу же откликнулась, послав видение слепящих стекол. Удар... Она еще успела услышать визг тормозов.
Значит, авария. Значит, она так отключилась, что, заглядевшись на отблеск солнца на лобовом стекле, не увернулась от колес!..
Господи, как глупо! Так потерять контроль над собой, позволить обидной мелочи упечь себя в больницу! Марина, конечно, дура, но она, Юлька, – совершенная идиотка!
Она попыталась встать, и то, что она даже не смогла шевельнуться, испугало ее до холодного пота. Значит, положение серьезней, чем она предполагала!
Девушка в белой косынке склонилась над ней.
– Она пришла в себя! Марта, позовите профессора Стоуна!
Вокруг все пришло в движение. Ее окружили люди в белом. Скосив глаза, она увидела кучу приборов, и монитор компьютера у своей постели.
Здоровенный рыжий доктор с руками мясника, густо поросшими волосами, откинул простыню и осмотрел ее. Она видела, что он ее ощупывает, но прикосновения не ощутила. И это еще больше напугало ее.
Толпа раздвинулась, и над ней склонился человек лет сорока, с веселыми чертиками в глазах.
– Привет, Джулия! – сказал он. – Не пытайся сейчас мне отвечать. Просто закрой глаза, если поняла меня.
Юлька медленно закрыла глаза, отметив про себя, что он говорит с ней по-немецки. Значит, она не дома. Значит, все еще серьезней, если она очутилась в одном из международных центров.
– Молодец! – весело ободрил он ее. – Не волнуйся, все идет хорошо. Еще несколько дней ты не сможешь говорить. А теперь попытайся пошевелить рукой.
Юлька попыталась. Такого напряжения она не испытывала с тех пор, когда помогала передвигать мебель в новой квартире.
– Палец шевелится. Все нормально. Через месяц бегать будешь! – засмеялся он и кивнул рыжему: – Хорошая работа, коллега!
Юлька вопросительно посмотрела на него, чувствуя, что он здесь главный.
– Ничего не помнишь? – ответил он на ее вопросительный взгляд. – Ты попала под машину, и мы тебя прооперировали. Да, все прошло нормально. Будешь как новенькая. А теперь – спать.
Подошла сестра со шприцем. Укола Юлька не почувствовала...

*

Через какое-то время – Юлька не могла определить, какое – она заговорила и не узнала своего голоса. Хриплый низкий шепот вырывался из ее губ. Она уже могла шевелиться, но не более того.
– Почему ко мне не приходят? – спросила она у сестры. Та уклончиво
отвела глаза.
– Доктор еще не разрешает посещения. – По-русски она говорила с заметным акцентом. Все вокруг нее говорили с акцентом, и этот акцент, и англо-немецкая речь еще более усугубляли ощущение одиночества.
– Говорите на удобном вам языке, – устало прошептала Юлька, – я достаточно хорошо понимаю любой европейский, – и попыталась приподняться. Сестра испуганно остановила ее:
– Не надо, лежите. Сейчас я позову профессора.
Через несколько минут его веселое лицо склонилось над ее подушкой.
– Думаю, ты уже готова к серьезному разговору. Через пару дней нужно попытаться вставать, уже пора. Поэтому выслушай меня сейчас очень спокойно и внимательно. Ты знаешь, где находишься?
Она слабо улыбнулась:
– Судя по акценту сестер – в Германии.
– Точно. Боннский международный институт нейрохирургии.
Юлька похолодела:
– Пересадка голов?!
Он медленно кивнул, не сводя с нее пристального взгляда.
– Ты пострадала гораздо сильнее, чем думаешь. Собственно, спасать было уже нечего. Через три часа тебя специальным рейсом отправили сюда. Это – последний шанс. К нам поступают пациенты со всех уголков Объединенной Европы. И ты свой шанс не упустила. Все прошло хорошо.
– Значит, у меня новое тело...
– Я понимаю, это нелегко переварить. И дальше скрывать невозможно – скоро ты встанешь. Но ты жива и будешь жить. Помни только об этом.
– И какая я теперь? – в замешательстве спросила Юлька.

– Джули, дело в том, что, хотя эта операция давно поставлена на поток, есть определенные ограничения. Тело донора мы храним трое суток, а головы – только шесть часов. И хотя ежечасно поступает новый материал, не всегда есть выбор. – Он виновато улыбнулся и продолжал: – У тебя очень редкая группа крови, осложненная еще и отрицательным резусом. К тому же к моменту операции прошло более пяти часов. Словом, мне было сложно решиться. Но я решил рискнуть, хотя все высказались против. Если бы я не настоял – твоя голова полетела бы в корзину.
– Господи, что же вы мне пришили?! – похолодела Юлька. Такое долгое вступление ничего хорошего не обещало.
– У тебя прекрасное молодое тело, достаточно красивое и – что самое главное - обеспечившее полную приживляемость. Редкий счастливый случай. Но только оно... мужское.

*

Юлька стояла нагая перед зеркалом в ослепительно белой кафельной ванной комнате. Странное впечатление производила изящная женская головка, с густыми рыжими до пояса волосами, на мускулистом мужском теле. Она брезгливо ощупывала себя. Слов нет, тело – великолепный экземпляр самца, и слушается ее безукоризненно. Она еще не привыкла к такой силе, и легким движением толкая дверь, неожиданно с грохотом распахивала ее. Стулья были странно невесомыми, тарелки – хрупкими.
Шрама на шее почти не было видно – лишь ниточка, проведенная лазерным скальпелем.
Заглянула сестра, но Юлька не шевельнулась - не было ощущения наготы.
– Марта, Роберт Стоун – хирург?
 Профессор Стоун – эндокринолог мирового масштаба.
– А почему это эндокринолог наблюдает хирургических больных?
– Он ведет только тебя.
– В самом деле? Почему?
– Он сам тебе расскажет. Кстати, вот и он.
Юлька метнулась к простыне и завернулась в нее. Боб Стоун, не обнаруживший Юльки в комнате и заглянувший в ванную, раскатисто расхохотался, видя ее смущение.
– А Марты ты не стыдилась! Все еще идентифицируешь себя с женщиной?
Юлька вспыхнула.
– Я среднего рода, и это не моя вина! И не вам издеваться надо мной!
– Ну, не обижайся. Не стоит так серьезно относиться к жизни. А такое тело – мечта многих женщин. Веселее, Джули! – весело сказал он.
– Лучше бы вы дали мне умереть.
– Глупости. Всегда выбирай жизнь – не ошибешься.
– Женщина в мужском теле! Сенсация! Когда меня начнут показывать за деньги? – Юлька вспыхнула и отвернулась с досадой от зеркала.
– Не ехидничай. Да, ты первая. Но все твои проблемы будут разрешены.
– Что вы сказали моим родным?
– Что ты жива. Они ждут. Ты сама решишь, как тебе быть.
– У меня муж и ребенок.
– Именно поэтому я ничего им не сообщил о характере операции. Ты справишься. Я знал, что пересаживаю умную голову.
– Откуда? Ведь я была мертва? А если бы я сошла с ума, очнувшись? Есть от чего, согласитесь.
Она размашистой походкой вышла из ванной, закуталась в длинный халат. Роберт Стоун, стоя в дверях, с интересом наблюдал за ней. – А я взял анализ на ум, – сказал он с усмешкой.
– Какой еще анализ? – передернула плечами Юлька. Наблюдает за ней, как за подопытным животным! Прямо прочитывается во взгляде!
– Гормональный.
– У меня просьба. Я никогда не смогу смириться. Почему бы вам, как только появится подходящее женское тело, не прооперировать меня снова?
– Опасно. Не стоит рисковать. Дважды такого везения не бывает. Может быть отторжение.
– Ну, ладно. Тогда переделайте это тело в женское. Ведь тут такое делают. Ну, буду здоровенная баба, ну и что? – Юлька умоляюще сложила руки.
– Да, это несложная операция, только длительная и многоэтапная. Но тебе это не пригодится. Ты привыкнешь к своему телу. Со временем ты станешь мужчиной.
– Бред какой-то! Это невозможно. Даже подумать противно.
– Идем ко мне в кабинет. Это долгий разговор. Марта, принесите нам кофе.

*

Они сидели в глубоких креслах. Юлька впервые засмотрелась на него. Какой четкий профиль! Какие роскошные волосы и борода! Какая покоряющая лукавинка на дне темных глаз!
Юлька поймала себя на мысли, что рассматривает его как женщина, и он ей нравится. Она окинула взглядом свои крупные ступни ног и крепкие руки и залилась краской от досады. И как нелепо она выглядит!
Роберт, наконец, повернулся к ней и заговорил - медленно, обдумывая каждое слова. Она поняла, что он видит ее насквозь и пытается достучатся до нее сквозь женскую досаду и негодование.
– Я наблюдаю за этими операциями пятнадцать лет, но твой случай – уникальный. Прости мне мой чисто профессиональный интерес. Да, проблем должно возникнуть много, поэтому такая смена пола никогда не практиковалась. Но когда я увидел твою голову, мне стало жаль, что погибла такая женщина. Тело было на уровне?
– Меня приглашали работать фотомоделью... – угрюмо сказала Юлька.
– Да... Но ты не огорчайся. Новое не хуже. Мальчишке проломили голову в баре, пришлось перед операцией очищать кровь от алкоголя... Знал бы старик Беляев, что через двести лет его  профессор Доуэль станет реальностью!.. Но не об этом я хотел поговорить с тобой.
– Что я скажу мужу и сыну?
Он дружески похлопал ее по плечу:
– Пока ничего. Но твоя жизнь изменится, и ты сама распорядишься ею... Я хочу сказать, что ты не останешься женщиной.
– Но голова-то у меня моя?!
– Все так. Но не забывай о вторичности сознания. Мир, как ни грустно, материален, хотя любая религия отвергает это. Плоть довлеет над разумом, и, как бы ни была сильна твоя воля, ты проиграешь ей... Правда, как это будет, я могу только предполагать. У нас уравнение с двумя неизвестными - элемент икс - тело, в конечном итоге определяющее все, и сознание - элемент игрек. И решить его предстоит тебе.
Юлька нахмурилась:
– Вы настаиваете, что я утрачу женскую сущность и проиграю?
– А я считаю такое поражение одним из вариантов победы... Есть старая легенда о том, что первые люди были двуполыми. Они были сильны и самодостаточны, и боги не стерпели такого. Они разделили человечество на две половины и с тех пор начались проблемы поиска.
– Слышала эту басню.
– А ведь это имеет смысл! Я даже уверен, что так оно поначалу и было – не у людей, конечно. Но в какой-то момент эволюции потребовалось разделение труда. И возникло мужское и женское начало. Недаром в крови каждого человека есть определенный процент противоположных гормонов. От этого я и отталкивался. То, что я тебе сейчас расскажу – пока еще гипотеза. Я много лет работаю над ней, и твой случай может доказать ее. Это будет блестящее завершение важной работы. Я исследовал тысячи результатов, и у меня вышла интересная система. Ты – итог всему, заключительный аккорд... или полный провал.
Он встал и возбужденно заходил по кабинету. Юлька поняла, что эта тема для него – главная.
– Я – подопытный кролик, и поэтому вокруг меня суетится весь институт? – спросила она.
– Нет, не поэтому. Об этом еще никто не знает. Я представлю тебя только через год. Мы станем знаменитыми. Я уверен в своей правоте. С тобой будет все хорошо. Но этот процесс раньше, чем через год, не завершится. Ты мне поможешь?
Он остановился перед ней и заглянул в глаза.
– Вы спасли меня. Теперь я просто обязана...
– От тебя требуется только полное доверие и откровенность.
– Вы рисковали. Я могла оказаться вздорной истеричной дурой.
Он вдруг радостно потер руки:
– Нет, не могла. И в этом суть моего открытия. Я разработал специальный тест для определение процента присутствия в крови противоположного гормона. Видишь ли, интеллект находится в прямой зависимости от этого самого процентного соотношения. Твой высокий интеллект подтвердил мой анализ.
– Не понимаю! Каким образом? – заинтересовалась Юлька. Он моментально откликнулся:
– Природа так распределила половые гормоны, что никому не достался только один вид. У мужчин присутствует небольшое количество женских гормонов, и наоборот. Это нормально. Но в каждом частном случае это
соотношение колеблется. По закону нормального распределения выходит, что большинство имеет соотношение примерно 70 к 30. А у меньшинства бывают отклонения... нет, не отклонения – ибо это тоже норма, таков естественный порядок вещей, – но варианты. Я сопоставил тысячи тестов, и вот что у меня получилось. Это соотношение определяет все – тип характера, способности. Судьбу, если хочешь. Если я потеряю работу – думаю, займусь предсказаниями.
– Вы меня заинтриговали! И какие же группы вышли у вас?
Он начал тоном профессора, читающего лекции студентам. Чтоб самому лучше понять - рассмеялась про себя Юлька.
– Первая группа – 90 к 10. Абсолютное преобладание. У мужчин этой группы  необычно развит инстинкт воспроизведения. Все мужские характеристики завышены. Они могут быть и рослыми, и мелкими, но едины в одном – в неистощимой половой энергии. Сексуальные маньяки – преимущественно люди с таким раскладом. Однажды я встретил соотношение 95 к 5 – совершенная фантастика. Он плохо кончил – свихнулся на этой почве.
Женщины этой группы также необузданно сексуальны. Внешность значения не имеет – мужчины их чувствуют и сбегаются толпами. Если встретишь дурнушку, отбившую мужчин у более красивых подруг – знай, она из первой группы. От нее исходит запах, подобный тому, который заставляет бабочку-самца учуять подругу за много километров.
Но упаси Боже иметь такую жену – она не способна сдерживаться. У таких женщин много детей с разными отчествами. И винить ее в этом нельзя – такова природа.
Юлька расхохоталась, но он не шутил. Она все с большим интересом слушала его лекцию.
– Половая неутомимость – предмет зависти, но по закону баланса она имеет обратную сторону. Секс у мужчин и женщин этой группы измеряется количеством. Градации оттенков почти нет – просто, быстро, часто. И очень низкий интеллект. Они так заняты воспроизведением себе подобных, что это вытесняет все остальные ценности.
Вторая группа – 80 к 20. Это супермены. Тип Казановы. У них есть внешний лоск, интеллект повыше. Но все равно весь мир вертится вокруг удовлетворения их рефлексов. Правда, они обставляют с шиком свои приключения. В отличие от первой группы, им небезразлично, где, с кем и как протекает близость. Но все это - лишь роскошная приправа к основному кушанью. Их знания поверхностны, хотя они могут производить впечатление умных людей – издалека. Возрастное снижение потенции для такого мужчины - смертельный удар.
Женщины часто красивы и более ухожены, чем в первой группе, лучше владеют собой, чаще думают о выгоде, хотя тоже с легкостью теряют голову. В основном это любовницы и содержанки, знающие себе цену. Словом, тип «роковой женщины».
– Неужели правда? – изумилась Юлька. – Среди моих знакомых есть такие, на мне не приходило в голову, что это обусловлено физиологией…
– Именно ею. А ты думала, у них такой характер? – рассмеялся он и продолжил:
– Третья группа – 70 к 30 и 60 к 40 – вот полоса для большинства. И чем выше процент противоположного гормона - тем выше интеллект, тем больше возможности разума, воли, самоконтроля. Твои данные – 67 к 33. Очень хороший показатель. Ты нормальная женщина и все твои реакции – чисто женские. И вместе с тем есть элемент самодостаточности. Достаточно высокий уровень М-гормонов удержит тебя от необдуманности, поспешности, истерики. Ты чувствуешь, как женщина, но в сложных ситуациях можешь мыслить и поступать, как мужчина. Вот поэтому я и рискнул. Если бы ты оказалась среди двух первых групп – я бы, не задумываясь, швырнул твою красивую голову в корзину для отходов.
– Благодарю, – поклонилась Юлька. Значит, при всей ее хрупкой женственности, она на треть мужчина?
– Не за что, – так же иронично ответил он  и вернулся к любимой теме: – Мужчины этой группы уверены в своих мужских способностях, поэтому уравновешенны, спокойны, не подвержены приступам дикой ревности и депрессиям. Интеллект и у мужчин, и у женщин высок, стабилен, женщины тактичны, проницательны, сдержанны – чего нет у первых двух групп. Мужчины великодушны, никогда не мстят женщинам, чувствуя свою силу и превосходство. Их доброта – доброта сильного, сознающего свою силу. Мелочными не бывают.
Эта группа – если не норма, то большинство. И, так как их большинство – то проблемы выбора у них нет. Они раньше других групп находят себе пару и часто живут вместе всю жизнь. Чем больше подходит соотношение – тем крепче пары. Например, идеальный вариант – у мужчины 70 процентов мужских гормонов к 30 процентов женских, а у женщины – наоборот. Словом, зеркальное отражение. Чтобы в сумме – сто. Поняла?
– Здорово! Полное совпадение. Гармония! – Юльке начало казаться, что это все имеет смысл.
– Однако такое практически не встречается. Но чем меньше расхождение – тем лучше. Чем больше – тем чаще ссорятся. Чем больше процент противоположного гормона – тем сильнее изменяется характер. Мужчины с 60 к 40 – мягче, нерешительнее, инертнее, хотя в целом они нормальные мужчины. Женщины, наоборот, жесткие, властные. Часто занимают руководящие должности. У женщины с 60 к 40 работа в руках горит, она успевает дать нагоняй дюжине мужчин. Она язвительна, блестяще эрудирована. Такая дома не сидит, ее поле деятельности – ответственные посты, научная работа. Словом – блестящая женщина, умница, предмет для подражания и зависти. Но, но, но!.. Они могут быть и небрежны в одежде, и супермодницы. Они следят за собой – но это от обязанности хорошо выглядеть: они на виду. Сам смысл одевания утрачивает свою ориентацию. Женщина – биологическая ловушка, все инстинкты ее направлены на приманку самца, для продолжения рода. Одежда – немаловажная часть охоты. «Блестящие женщины» могут быть одеты как угодно – от строгих юбок до открытых платьев. Но в их одежде нет акцента на сексуальность. Они еще не «синий чулок», но недалеки от этого. Такие женщины выбирают соответственных мужчин – мягких, инертных, словом, с противоположным процентным набором. Они тиранят мужей, а те с удовольствием это сносят. Если такая жалуется, что ей не повезло с мужем, что он тряпка – не верь. Это самый лучший для нее вариант. Сильный мужчина не потерпит тирании, а для самца из первой группы – и даже из второй – она не представляет никакого интереса как женщина.
– Получается, находят пару внутри своей группы?
– Именно. Только так. Они чувствуют друг друга. Сошлись характерами – ерунда. Читай – сошлись гормонами.
Юлька задумалась. Что же, это похоже на правду. Это объясняет многое! Мысленно она распределила всех своих знакомых по этому признаку. Все совпадало!
– А дальше? – спросила она. – А четвертая группа?

– Четвертая группа – ниже 60 к 40. Почти половинка на половинку. Но это малочисленная группа, как и первая. Здесь много холостяков и незамужних женщин. Они неактивны в выборе партнера потому, что он им не так уж и нужен. Выход для таких людей – союз феминистического
робкого мужчины с маскулинизированной женщиной. Но так подобрать трудно. Женщина пытается найти мужа, но бракует все варианты. Она слишком самостоятельна, чтобы ее удовлетворил союз с беспомощным мужчиной. Если бы общество без иронии относилось к старым девам – она бы преспокойно оставила поиски. Желание выйти замуж – чисто умозрительное. Ей бы хватило недолгих ни к чему не обязывающих связей. Она спокойно переносит одиночество. Мужчине тоже спокойнее одному с редкими вылазками к случайным партнершам. Если женщина будет для него частично матерью – тогда куда ни шло, он будет ее терпеть. Но пусть не рассчитывает на мужскую руку в трудный момент.
50 к 50 не встречается, а вот от 40 к 60 начинаются серьезные проблемы. Это соотношение сексуальных меньшинств. Гормоны сыграли с этими людьми некрасивую шутку. Я не могу слышать те слова, которыми
их обозначают. Это не извращение, а просто редкий случай – таков их гормональный код. А все редкие случаи абсолютным большинством приравниваются к патологии. Пора бы уже перестать травить их, ведь они возникли не вчера. Их так немного, что найти партнера с подходящей пропорцией очень сложно. Поэтому так часто меняются партнеры, тайно, скрывая, с душевными травмами. Зато – в отместку – среди них немало талантливых людей, а по диапазону сексуальных оттенков им мало кто равен.
И последняя, самая малочисленная группа – те несчастные, форма которых явно не соответствует их содержанию. По тесту – 30 к 70 и ниже. И чем больше перехлест – тем сложнее случай. Часты самоубийства и помешательства. Если я докажу свою систему – простого анализа крови достаточно будет, чтобы дать показания к операции.
– И чем же я докажу вашу теорию?
– Своим превращением. Две последние группы до сих пор лечат гипнозом. А сознание тут ни при чем. Препарат, способный сбалансировать гормональное соотношение в организме действенней любого внушения.
– Другими словами, гормоны этого тела изменят мое сознание?
– Не сразу и не полностью – ведь ты зрелый человек. Двадцать пять лет женского восприятия жизни не зачеркнуть. Но ты изменишься. У тебя сместятся сексуальные акценты.
– Вырастет борода, огрубеет лицо и голос, – грустно сказала Юлька.
– Это мелочи. Ты изменишься внутренне. Кстати, ты заметила, у тебя уже растут черные волосы – у рыжеватой блондинки!
– Заметила. Сестры спрашивают, чем я так хорошо красилась и не пора ли осветлить корни волос.
– Пора их обрезать. Жаль такую гриву, но тебе они мешают превращаться. Расчесывая их, ты продолжаешь чувствовать себя женщиной.
– Точнее – не перестаю, – нахмурилась Юлька.
– Перестанешь. Почему ты не спрашиваешь, какое соотношение было у этого тела?
– ???
– Именно. Тебе достался интересный экземпляр – 78 на 22. И очень скоро от твоего женского сознания не останется ничего.
– Элемент Х забьет элемент Y?
– Совершенно верно. Твоя женская память никуда не денется. Мужчина, видящий женщин насквозь. Магия дон Жуана.
– Или Казановы.
– Нет. Казанова – безобидный мотылек, порхающий от цветка к цветку, попутно опыляя их. Дон Жуан - фигура демоническая. Не просто удовлетворить страсть - влезть в душу женщины, покорить, подчинить, унизить. Высокий интеллект третьей группы в сочетании с сексуальностью первой. Но такое в природе невозможно. Разве только в тебе – моем творении.
– А мой муж? – помрачнела Юлька.
– Я думаю, он тебе не будет нужен.
– Я не могу представить жизни без него.
Он ласково прикоснулся к ее руке:
– Мне очень жаль, девочка. Он нормальный мужчина и тебя не примет. Смирись с этим и не порти ему жизнь. Благороднее отпустить его, сообщив о твоей смерти.
– А ребенок?
– У тебя есть родители, их можно подготовить со временем. У них и будешь видеться с сыном.
Юлька закрыла лицо руками.
– Знаю, это нелегко. Ну, потерпи! Поноси немного это тело. Если я ошибся – спокойно найдем тебе другое, все бывает. Но, думаю, ты войдешь во вкус и не захочешь расстаться с ним ни за какие коврижки.

*

Юлька смотрела с грустью, как падают на пол густые пряди ее волос. Из глубины зеркала на нее глядел коротко остриженный молодой человек Она посмуглела, даже глаза потемнели, черты лица неуловимо изменились. Под кожу носа ей впрыснули силикон, чуть подняв переносицу и превратив изящный носик в чисто мужскую конструкцию. Теперь узнать ее было невозможно.
Она прошлась. Зеркало во всю стену отразило ее размашистые стремительные движения. И походка другая! Эти ноги ходят совсем по-новому.
Девушка-парикмахер аккуратно сложила ее косу.
– Вы не возражаете?  Я возьму.
Юлька обреченно махнула рукой. Пусть берет. Роскошный парик получится. У себя держать – постоянно терзаться.
Через час, в новой одежде, она зашла к Стоуну в кабинет. Он поднялся ей навстречу.
– Превосходно! Теперь нужно сфотографироваться и получить новый паспорт.
– И как меня будут звать? Юрий?
– Никаких аналогий. Совершенно новое имя. В санатории ты к нему привыкнешь.
– Туда ехать обязательно? Там все с отрезанными головами? – скорчила гримасу Юлька.
– Вовсе нет. Это обычный реабилитационный центр. Там целый городок гостиничного типа с театром и концертным залом. Народу много, ресторанов и баров – тоже. И больные там разные. Собственно, уже не больные. Есть и с новыми телами – там они привыкают к ним, прежде чем вернуться к нормальной жизни. Но не пытайся их вычислить – не сможешь. Они ничем от нормальных людей не отличаются.
– Кунсткамера...
– Не дури. И никому не открывайся. Помни: ты – первая.
– Можно мне съездить домой? – жалобно спросила Юлька.
– Нет. Даже не думай. Позже – быть может. Я в курсе дел твоей семьи. Можешь не волноваться. С ребенком все в порядке. Они пока ждут. А тебе видеться с ними нельзя – последствия такого срыва непредсказуемы. Сколько сеансов гипноза осталось?
– Три.
– Вот через три дня и уедешь. Каждый вечер мы будем разговаривать. Прошу полной откровенности. Просто живи, не задумываясь, и следуй за своим телом. Оно лучше знает, что тебе нужно...

*

Юлька направилась к такси. Две девушки проводили ее откровенно заинтересованными взглядами. Так раньше вслед ей смотрели мужчины.
Санаторий оказался высоко в горах. На канатной дороге ее восхитил пейзаж, и она на минутку отвлеклась от своих мыслей. Но, выходя из вагончика, подумала, что столь отдаленное место - самое подходящее для ублюдков вроде нее.
Позже, в номере, разбирая чемоданы, подивилась однообразию гардероба и своему безразличию к одежде.
Ее посадили за столик с пожилой француженкой с закрытой формой туберкулеза, сухоньким немцем после операции на сердце и невзрачной полькой лет тридцати, ничего не сообщившей о себе, в отличие от тех двоих, кроме имени – Ирена.
Поглощая бульон, мадам Арто шумно жаловалась на кухню, персонал, порядки и отвратительный горный пейзаж за окном. Господин Геллер был адвокатом на редкость немногословным. Казалось, болтовня соседки совсем не отражается на его пищеварении. Эти двое переговаривались на странной смеси языков.
Юлька рассматривала Ирену со снисходительностью красивых женщин. Редкие светлые волосики тщательно завиты и причесаны, брови выщипаны
в ниточку – Господи, ну зачем? Реснички накрашены с таким старанием, на какое Юлька была неспособна: они у нее и так были густые.
Девушка смотрела на нее и явно волновалась. Юльке стало смешно, и она заговорила с ней. Та радостно подхватила разговор, густо залившись краской.
«Клеит меня», – смеясь про себя, подумала Юлька.
– Ваш славянский акцент меня насторожил, - сказала Ирена.
Юлька перешла на польский, которого не понимали ни немец, ни француженка, и у них завязался свой разговор.
– Чем вы занимаетесь? – спросила Ирена.
– Преподаю математику в колледже.
– Я так и подумала. У вас форма лба указывает на склонность к точным наукам.
– Представляете, а я никак не могу угадать род ваших занятий, – сказала Юлька.
Ирена скромно потупилась:
– Я модельер женской одежды.

«Оно и видно. Какая претенциозность, какое смешение стилей! И кто может надеть такое? Только не я!» – подумала Юлька и вдруг помрачнела. Она совсем забыла, что женскую одежду ей не надеть по совсем другим причинам.
– Сегодня вечером концерт, а после – танцевальный вечер в честь новоприбывших, – щебетала Ирена. – Вы пойдете?
– Наверное. Не сидеть же в номере, когда музыка будет греметь до полуночи, – пожала плечами Юлька.
– Я займу вам место. Зал будет полон, и, если не побеспокоиться заранее, просто не попасть.
– Сделайте одолжение. Я еще не знаю здешних порядков.
«Ловко она меня взяла в оборот! Сколько напора в тощей пигалице! Я так никогда не липла к мужчинам».
«К мужчинам! О Господи!»
Юлька пробежала в памяти весь разговор. Нет, пока она себя ничем не выдала. Итак, она идет с дамой. А дама ждет от нее внимания! Ох, Роберт, черт бы побрал твой эксперимент!
– Вы до сих пор не представились, – прервал ее мысли щебет женщины.
– Простите. Владислав.
– Я буду называть вас Владек. Можно?

*

Ровно в назначенное время в дверь постучали, и на пороге появилась Ирена. Увидев Юльку в строгом сером костюме, всплеснула руками:
– Как вам идет этот цвет!
Юлька поймала себя на мысли, что такое восхищение ей приятно. И выругала себя за это.
Весь концерт Ирена старались придвинуться поближе, коснуться ее. Юлька, словно невзначай, отодвигалась. Взять девушку за руку, чего та и добивалась, было выше ее сил.
На танцевальном вечере Юлька растерялась. По привычке уселась в кресло, подсознательно ожидая, что к ней подойдут. Разглядывала мужчин, не замечая, что большинство женщин ест ее глазами.
– Владек, разве вы не будете танцевать?
Она встала. Тебя, Юлечка, уже не пригласят на танец. Это тебе придется пригласить свою даму, поскольку вы пришли вместе и рыцарский долг – развлекать ее.
Заскрежетав зубами, она повела свою Ирену на площадку, вспомнив, что обещала Стоуну не уклоняться от мужских обязанностей…
Девушка прижалась к ней и замолчала. Юлька отвернулась, чтобы не видеть ее лисью мордочку.
Она злилась на себя. Ну зачем ей понадобились эти танцы!
– Ты чудно двигаешься, – прошептала ей Ирена. – Я сразу поняла, что ты одинок и ищешь пару.
К счастью, танец кончился.
– Прости меня, я только что вспомнил, что у меня важный телефонный разговор. До завтра, – быстро сказала она девушке и вышла из зала.

*

Она нажала кнопку, и его лицо возникло на экране.
– Что нового в ощущениях?
– Все девки пялятся на меня и вешаются на шею. Очень противно и обременительно.
Он подавил смешок:
– Напрасно. Это естественно. От этого тела исходит аура мужского обаяния, и даже твоя воля не в силах погасить его. Что еще?
– Отношение к одежде. Странное безразличие. Акт одевания ускорился до невозможности.
– Женщин красивых отметила?
– Есть одна, в норковом манто.
Он расхохотался:
– Так манто или женщина красивы?
– Пожалуй, все-таки манто.
– А мужчины?
– Бармен очень хорош, тип мерзавчика. Потом среди гостей есть немного. А впрочем...
– Все ясно. Но, дружок, не забудь сказать, когда перестанешь замечать мужчин...

*

Несколько недель Ирена осаждала ее. Не будь этого, пребывание в Альпах принесло бы Юльке удовольствие. Ей нравились долгие одинокие прогулки по окрестностям. Столкнувшись вечером на уединенной тропинке с двумя мужчинами, она с бьющимся сердцем проскользнула мимо них, и когда они уважительно расступились, ей стало смешно. Они сами не хотели бы столкновения. И она вдруг поняла, что отныне не будет никого бояться. Эта новая сила, жившая в ее теле, требовала выхода. Она была неутомима. Перед ней с опаской расступались в барах и на
улицах. Она отпустила усы и усвоила небрежную грацию крупного существа, в котором пропала ее хрупкость. Заигрывания женщин уже не раздражали ее, она со смехом поддерживала игривый разговор, постепенно привыкая к их реакции и находя в этой словесной игре своеобразное удовольствие.
Вот только Ирена не давала ей покоя. Куда бы Юлька ни направилась – везде натыкалась на нее. Ее напористость и подозрительная тщательность во всем, касающимся внешности, раздражали Юльку.
– Владек, мне кажется, вы меня избегаете, – сказала она, застав Юльку с сигаретой в темной нише холла.
– Напротив, ни с кем я не провожу столько времени, – насмешливо ответила она, отодвигаясь.
Ирена села рядом и загляделась в окно.
– Какое небо! Тут звезды ближе, вам не кажется?
– Ненамного. Лишь на высоту гор. А это мелочь.
– Никакой романтики! Одно слово – математик! Вы что, и влюблены не были? – защебетала женщина.
Юлька помрачнела. Нет, она не была влюблена. То была любовь. Как странно! Казалось, это нельзя забыть, а между тем его образ уходил все дальше и дальше. Или это последствия гипноза и ежевечерних бесед с Робертом Стоуном? Или действие тех таблеток, на приеме которых он настаивает?
Как будто это было не с ней. Где-то там, за чертой, остался человек, который был для нее смыслом жизни. И вот теперь она сидит в темном холле с тщедушной девицей, влюбленной в нее, отделенная тончайшим шрамом от прошлой жизни и всего, чем дорожила. И не умирает от этого. Боль притуплена... Как все гадко!
Она не позволяла думать себе об этом, и держалась, уходя от тоски. И вот теперь эта балаболка сорвала покрывало, которым она отгородилась от прошлого.
– Вы разошлись? – тихо спросила Ирена.
Юлька кивнула.
– Она ушла к другому?
Нелепость вопроса не сразу дошла до ее сознания. Она вновь кивнула.
Ирена порывисто схватила ее за руку.
– Не думай о ней! Жизнь стремительна, и кто не может забыть о вчерашнем – никогда не дойдет до завтра.
Юлька отодвинулась, высвободив руку, и смутная догадка мелькнула у нее.
– Идем ко мне, – горячо зашептала девушка, вставая и поднимая за собой Юльку, высокую, сильную, неуклюжую в цепких ручонках Ирены. Торопливо, словно боясь, что Юлька передумает, потащила ее за собой по коридору. И эта горячность, нетерпение, напористость вдруг расставила все на свои места. Юлька в замешательстве шла за ней, и уже на пороге ее комнаты поняла.
– А ведь ты не женщина, – сказала она, закрыв за собой дверь. Ирена, потянувшись к выключателю, застыла с поднятой рукой. – Ты сама проявляешь инициативу. Ты не ждешь ответного хода с моей стороны, напористо добиваясь своего, хотя ни одного поощрительного жеста от
меня не последовало. И потом, таких тщательно одетых и скрупулезно накрашенных женщин просто не бывает... У тебя мужской тип поведения... и мужское тело?
Напряженное молчание в темноте. Значит, она угадала!
  – Я женщина! Все мои чувства – женские. Что значит тело?! – с отчаянием крикнула Ирена.
– Все.
Юлька щелкнула выключателем и прислонилась к двери, глядя на своего собеседника. Тот поник совершенно.
– Когда ты догадался?
– Только что. Женщина никогда так откровенно не предложит себя, если только это не ее работа. Она все так подстроит, что об этом надо просить, как о милости. А ты идешь напролом, как мужчина.
«Ирена» отошла к окну и закрыла лицо руками.
– Кто ты – Казик, Бронек, Янек? – спросила грустно Юлька.
– Стефан.
– Стефек... Тебя оперировали?
– Нет еще. Только поменяли документы.
– Чего ты ищешь?
Он резко повернулся к ней:
– Себя ищу. Свое настоящее тело! Если Бог ошибся и вложил женскую душу в это уродливое подобие – нужно исправить ошибку!
– Боги не ошибаются...
– Я женщина! Я хочу носить женскую одежду, хочу, чтобы меня любил настоящий мужчина. Что в этом странного? Я ненавижу это тело, не останусь в нем! Меня с детства принимали за девочку, и игры у меня были, как у девочек, а меня били за это и оскорбляли! Всю жизнь мне приходилось отстаивать свое право быть тем, чем чувствую. Ты никогда не поймешь, какое чудо женская одежда, как ласкает кожу шелк белья!
– Ну, почему же, могу представить... – хмыкнула Юлька. Нашел кому рассказывать!
– Откуда?! Ты, грубый самец, у тебя все в порядке, тебе не приходилось переламывать себя! Что со мной только не делали! Только здесь, впервые, я могу носить женскую одежду и не слышать шепота за спиной! Доктор Стоун обещал мне по возвращении добиться разрешения на операцию – единственный человек, который понял меня!
– А может, не стоит кромсать тело, разве нет выхода?
– И ты об этом! Пойми, дурак, я настоящая женщина!
Юлька опустила голову.
– Сколько тебе? За тридцать? На операцию уйдет несколько лет. И ты, наконец, станешь женщиной. Не очень молодой, не очень красивой женщиной. И что ты выиграешь?
– Я буду собой.
– Но счастлива только любимая женщина. А без этого все теряет смысл. Ты уверен, что нормальный мужчина польстится на немолодую дурнушку со странными замашками и мужским образом мыслей? Нормальный выберет юную, хорошенькую, без проблем, которая родит ему сына. Инициатива принадлежит мужчинам, и ты автоматически лишаешься этой привилегии. Да, женщины бывают активны. Но не так. Не напролом – коварнее, тоньше. Стефан, подумай. Ничего хорошего нет в просто нормальных мужчинах. Они думают только о себе. Они – как гладкий камень, за который нельзя уцепиться, чтобы привязать их к себе. А тебе нужен человек с трещинкой, в которую можно просочиться до дна. Только такие и способны на любовь. Женщина – это не только тело. Это – суть. А этой сути я в тебе не чувствую...
Юлька тихо вышла, поднялась к себе.
Стоит ли продолжать? Там, на другом конце жизни, ее с тревогой и тоской ожидает любимый человек. Два любимых человека. А она боится ослушаться умника-профессора – послать хоть весточку о себе!
Да пропади все пропадом!  Бежать в аэропорт!  Несколько часов – и она ворвется туда, где ее ждут не дождутся!
Она рванула чемодан, кинула в него вещи. Крышка не закрывалась, и она силой защелкнула замок. Накинув пальто, потянулась к выключателю и застыла, увидев себя в зеркале.
Эти широкие плечи! Густая растительность на лице! Руки, способные колоть орехи в кулаке!.. Он будет, пожалуй, пониже ее ростом!..
Он отшатнется от нее, как она сама только что отшатнулась от Стефана. Никакая любовь, никакое прошлое, никакая душа не заменят тоненькой фигурки, окутанной волной волос! Какой трагедией обернется ее возвращение!
Юлька бросила чемодан на пол и прошла в  ванную, открыла горячую воду. Зазвонил телефон.
Это Роберт. Она сегодня не говорила с ним. Пусть звонит. Она просто не в силах.
Выбирай жизнь.
Но жизнь без любви – смерть.
Значит, выбора нет. Прости, Роберт, я не сниму трубку. У меня просто нет выбора.
Даже не сняв пальто, она забралась в воду. С усмешкой повертела в руках бритву, которой брилась теперь каждое утро.
Прости меня, Боб, но я выбираю любовь.
Струя крови смешалась с водой.

Не смотреть. Тогда проснется страх – а с ним и жажда жизни. Не смотреть. Вспоминать. Первую встречу. Последнюю встречу.
Сумерки...
Сумерки...
Темнота...

*

Она открыла глаза. Стоун сидел у ее кровати.
– Ты же обещала не делать глупостей! Что тебя так выбило?
– Ирена.
– Напрасно примеряешь все на себя. Это другой случай.
– Его прооперируют? – спросила Юлька.
– Безусловно. Там абсолютно женская комбинация.
– Он не будет счастлив.
Роберт пожал плечами:
– Это неважно. Зато он будет в ладу сам с собой. Жаль, что так поздно попал к нам. Это надо делать в детстве. Он несколько раз пытался покончить с собой... Но у тебя другой случай. Все идет нормально.
– Ничего себе – нормально! – Юлька покосилась на свои забинтованные запястья.
– Терпение. Материи нелегко изменить твое сознание. Давай заключим договор на два года. Ты обязуешься жить.

*

Она слонялась по всей клинике, бледная, слабая, опустошенная. Забредала к нему в кабинет и часами молча сидела в уголке.
– Роберт, а какая комбинация гормонов у вас?
Он усмехнулся:
– Мы из одной группы.
– Что натолкнуло вас на это открытие?
– Моя жена.
Он встал, заходил по кабинету. Закурил у окна.
– Это неприятное воспоминание? Простите.
– Ты имеешь право на откровенность... Да, наши неудачи иногда бывают источником неожиданных прозрений. Риана – моя жена – граница первой и второй групп. Я не мог понять, чем вызваны ее вечные измены. Она клялась мне в любви и каялась, когда я узнавал, с такой искренностью, что предположить притворство было невозможно. И я прощал. И все повторялось снова. В конце концов я не выдержал и мы расстались. Не скрою, я страдал по высшему разряду. Потом задумался, пытаясь ее
оправдать, прошел всю гамму от обожания до ненависти. И случайно сверкнула догадка. Она не лгала. Когда она была со мной – она любила меня. Но когда рядом оказывался другой – мой образ стирался и бледнел. Ее природа была сильнее моральных и этических соображений. Разве мы виним кошку в безнравственности? А когда понял – все прошло. И боль, и любовь. Тому уже пятнадцать лет. В самом деле, вычислить формулу любви и не стать циником – невозможно.
– А она? – тихо спросила Юлька.
– Она несчастная женщина. Теперь пристрастилась к наркотикам. Возраст страшит таких женщин. И стареют они раньше. Ресурс вырабатывается.
– И все эти годы вы один? Ну, скажите, как мужчина мужчине!
Стоун расхохотался.
– Молодец! Придется сказать. На свете много молодых женщин из второй группы. Когда они стареют – их меняют. А для любви нужно выбрать женщину из третьей. Увы, в нужный момент я не встретил ее.
– А я бы подошла? – улыбнулась Юлька.
– Да, если бы не встретила раньше свою судьбу. Вы, цельные и сильные, не размениваетесь по мелочам.
– Значит, ваша теория объясняет все? А потомство у кого какое?
– У мужчин первой-второй группы – мальчики, у третьей – равные шансы, и мальчики, и девочки. Четвертая – только девочки. Султаны недаром топили своих жен в бассейнах – рождение дочери не свидетельствует о мужественности. А это страшно для восточных культур, где мужественность – главное качество мужчины, и где женщина низведена до уровня рабыни.
– Женщина не влияет на пол ребенка.
– Именно поэтому их и топили. Чтобы скрыть свою слабость.
– Ваша теория все больше интригует меня. Если с ее позиции объясните одну вещь – сдаюсь.
– Говори, – заинтересовался Роберт.
– Знаете, как я попала под машину? Меня убило письмо лучшей подруги. Я отключилась, расстроившись, когда тот «Форд» налетел на меня.
– Что за письмо?
– Вы, всевидящий, разгадайте. Мы учились вместе в университете, все годы дружили. У меня не было тайн от нее. Я верила ей беспредельно. Казалось, я чувствую ее мысли. Потом мы разъехались, некоторое время переписывались. И вдруг она прислала письмо, в котором просила больше не писать. То самое письмо. Юлька помрачнела, вспомнив. Это камнем лежало на душе.
– Вы не ссорились?
– Никогда! Конечно, я была ведущая – сильнее, увереннее, красивее, общительнее. Она замкнутая, со своими принципами, мешающими жить. Я была связующим звеном между ней и остальным миром. Я помогла ей влиться в нашу среду. Честное слово, я не заслужила такого плевка.
– Ты была замужем?
– Да. У меня и ребенок был уже.
– Как она относилась к твоему мужу?
– Избегала. То, что у меня была семья, кажется, служило препятствием для дружбы.
– Что она написала?
– Написала: «Не хочу искусственно продлевать
прошлое. Как ты хочешь – не могу. Отписываться – тебе – не хочу, это недостойно нас». Я расценила это как предательство.
– Где она сейчас? – оживился Стоун.
– Преподает в каком-то  колледже.
– Замужем?
– Нет.
Он надолго задумался.
– А ты никогда не думала о ней как... о женщине? Ты понимаешь меня? И за ней не замечала подобного?
– О, нет, никогда. Да и это могло ее отвратить от меня – мне кажется.
– Думаю, это письмо далось ей нелегко. Если бы ты не поспешила попадать под машину – через время получила бы от нее покаянную весточку. Позже, когда она вышла бы замуж. А мужа твоего она ревновала к тебе.
– Не понимаю.
– Ее пропорция полностью должна совпадать с твоей. Отсюда – близость. Отсюда – ощущение противоестественности близости. Если бы ты была мужчиной – у вас была бы идеальная пара. Но ты не была. Поэтому – отторжение и мучения. И к тому же ты не нуждалась в паре. У тебя она была, у нее – нет. Когда она найдет себе пару, ваши отношения снова возобновятся – без ревности. Как между равными. Пустота заполнится. И
еще – ее муж должен быть похожим на тебя. По интеллекту, по типу темперамента.
– Вы ее защищаете? – возмутилась Юлька.
– Она переживает больше тебя. А знаешь что? Не нужен тебе санаторий. Поезжай туда. Ты быстро адаптируешься.
– Я ее ненавижу.
– Напрасно. Пожалей. Она нашла свою половинку – а это было нелегко. Но эта половинка оказалась непригодной для целого. И это угнетало. Ох, достань мне ее пробу крови! Уверен, она твоя зеркальная копия!
– Ни за что! Такое нельзя простить.
– Джулия! Давай проверим только одну эту догадку! Твою руку!
Юлька поколебалась и вложила два пальца в его раскрытую ладонь.                Часть 2

Теплым сентябрьским  днем  к П-образному зданию колледжа подъехало такси. Высокий молодой мужчина с пиратской бородкой небрежно хлопнул дверцей и насмешливо огляделся вокруг.  Заметив во многих окнах трехэтажного здания прильнувшие к стеклам лица, нахально задержал взгляд на каждом окне.
Окончив осмотр местности, неторопливо поднялся по ступенькам, прошел по широкому  коридору  и остановился у массивной двери с блестящей табличкой «Директор».
Стервозного вида дама лет за сорок предложила ему сесть. Не испытывая никакой неловкости, он развалился в красле, разглядывая до неприличия пристально и кабинет, и хозяйку.
Она несколько минут изучала его документы.
– Владислав Владимирович?
– Для вас – просто Влад.
– Ну, что же, мы рады вашему приезду. В педагогике нужна мужская рука. К сожалению, с годами в нашей сфере мужчин не становится больше... Вас, наверное, предупреждали, о некоторых нюансах работы у нас. Учащихся всего 236 человек, но на  них приходится 75 преподавателей и воспитателей.  И ученики, и педагоги живут здесь – колледж закрытый.  Правое крыло - ваше, в левом находятся спальни учащихся. Здесь учатся дети очень обеспеченных родителей, и образование дается на уровне. Правда, стоит это недешево. К преподавателям у нас особые требования. Если вы в течении месяца не найдете контакта с  учениками – нам придется расстаться.  Или некорректное поведение с вашей стороны к ним.  При первом же сигнале мне придется принять меры. Особенно будьте внимательны со старшими группами - это уже юноши и девушки, к ним надо относиться с должным уважением.
– Словом, меня берут с испытательным сроком.
– Совершенно верно. И еще – если задумаете жениться – на следующий день после свадьбы вы уже у нас не работаете. Семейные нас не интересуют – вы работаете все 24 часа... и получаете, соответственно.
– Соответствие в таком случае – сложный вопрос...  Надеюсь, мы подойдем друг другу.
Она недовольно поджала губы.
– Идемте, я вас представлю коллективу. Вы начинаете работать с этой минуты.
Они вошли в соседнюю комнату, и Влад сразу увидел Марину. Она сидела, закрыв лицо руками, а десяток девушек  суетились вокруг так бурно, что их появление сразу никто не заметил.
– Я бы эту группу ублюдков расстреляла! –кипятилась высокая брюнетка, – там же все – один к одному! Не расстраивайтесь, милочка, не вы первая пострадали от них.
– Больно? Посмотри – крови нет? – наклонилась к Марине другая. Марина отвернула подол юбки. На  ноге расплывалось красное пятно с кровоподтеком в центре.
– Что случилось? – металлическим голосом спросила директриса. Все растерянно смолкли. Марина покраснела и стыдливо натянула юбку на колени.
– Эти сволочи из группы «В» выстрелили в нее из воздушки, - не выдержала общего молчания брюнетка.
– Такая распущенная группа, вы должны что-то сделать! Здоровенные оболтусы, никому жизни не дают!
– Спокойнее, друзья. Это дети наших спонсоров.  Кто это сделал?
– Не знаю. Я отвернулась к пульту, и кто-то из среднего ряда выстрелил. Я пыталась найти – но они словно взбесились.
– Видимо, вы чем-то их задели... Ладно, позднее мы вернемся к этому вопросу, а сейчас идите продолжать занятие.
– Как?! Она в таком состоянии и вы посылаете ее опять к этим тиграм?
– Не смогла справиться с дюжиной мальчишек - это ее проблемы. Кто же тогда пойдет? Может, вы, Влад?
Он пожал плечами. Надо же, какое крутое начальство!
– На чем вы остановились? – спросил он Марину.  Она тихо ответила, сдерживая слезы.
– Где каталог кличек? – весело спросил он, подмигивая ей. Все засмеялись. Марина молча протянула журнал.
– Кстати, это наш новый математик, – запоздало представила его пани начальница.
– С богом! – сказал кто-то.
Директриса проводила его до дверей.
За дверью стояла мертвая тишина. Владу  показалось,  что группа попросту сбежала. Он открыл дверь и замер на пороге.
Юноши и девушки тихонько стояли на столах и злорадно смотрели на него.
И тут Юлька поняла, что значит мужская сила и самообладание. Неожиданно успокоилась. Да я втрое сильнее любого из них! Тушеваться? Как бы не так!
И, подставив стул к столу, он шагнул на него и встал вровень с группой.
– Здравствуйте, ребята!
Пробежав глазами по среднему ряду, заметил, как щупленький конопатый паренек гаденько усмехнулся и отвел глаза.
И, повинуясь скорее импульсу, наитию, чем расчету, Влад, раздвигая других, прямо по  столам направился к нему.
– Руки за голову! – рявкнул он. Обшарив карманы, действительно вытащил маленький воздушный пистолетик и коробочку пулек.
– Какая  прелесть!  –  восхитился  он,  спрыгивая на пол.
Группа зашевелилась, тоже слезая.
– Куда!? На место! Стоять!
Все заулыбались, а рыжий слез первым.
 Лезь назад – буду стрелять. – И, так как тот не принял всерьез, Влад выстрелил в цветок над его головой.  Лепестки разлетелись в стороны. Рыжий запрыгнул на место.
Влад развалился на стуле, закинув ноги на стол.
– Итак, первое. Кто посмеет слезть – стреляю без предупреждения. Второе – вас мне передали надолго, и фокусы выкидывать не советую – реагирую мгновенно. У меня отсталые взгляды на воспитание, и я не гнушаюсь дать в морду.
– Так, это ерунда – и не таких видели. Мы слезаем, – сказал самый рослый,  лидер, по-видимому. Влад небрежно выбросил руку и выстрелил в стену над его головой.
– Я вас туда не загонял – сами забрались. Теперь постойте немного – до конца занятия всего 70 минут.
– Мы будем жаловаться директору!
– Пожалуйста. Скажите, что вы залезли на столы, и я вам не разрешал сойти. Если после такого заявления вы не окажетесь в психушке – валяйте. Или предпочитаете признаться, как оригинально встретили меня?
Томная блондинка в вызывающе расстегнутой на пару пуговиц больше, чем  необходимо, блузке, закатила   глаза. «Местная секс-бомба», – отметил про себя Влад.
– У меня кружится голова! Я хочу сесть.
Влад смерил ее насмешливым взглядом.
 Можешь слезть.
Она победоносно посмотрела на товарищей и слезла со стола, наблюдая за реакцией Влада на ее полные  колени.  Тот внимательно осмотрел ее и сказал;
– Девушки, может, у кого-то тоже менструация – так говорите. Я вам разрешу посидеть.
Блондинка подпрыгнула, словно ее кто-то сбросил со стула, и взлетела на стол.
– Нахал!
Влад откровенно расхохотался.
– Что, уже с головой в порядке? Чудесное исцеление! А как остальные? Беременных нет? Я же не изверг, вы только скажите!
Мальчишки хихикали. Девчонки надулись. Желания слезть не проявила ни одна.
Целый час Влад развлекался, полулежа на стуле,  листая журнал, называя фамилии и знакомясь с их обладателями, попутно комментируя свои впечатления.
– Не топтаться! Постойте тихонько. Кто посмеет слезть – стреляю в ногу. Каково это – спросите у пани Марины. Она вам подробно расскажет.
В дверь постучали. Он встал и направился к выходу, лучезарно улыбаясь и помахивая пистолетиком.
– Не вздумайте шуметь!
Группа проводила его хмурыми взглядами.
За дверью стояла директриса.  Влад остановился на пороге, загородив вход.
– Ну, как?
– Чудные детки! Кроткие и тихие.
«Кроткие и тихие» затравленно следили за рукой с пистолетом. Влад что-то тихо сказал директрисе и закрыл дверь.
– Хорошие новости! – сказал он, оборачиваясь к ним. – Мне только что сообщили, что и следующее занятие – мое. Я несказанно рад! Работать с вами – одно удовольствие!
И, так как каторжники начали роптать, демонстративно расстрелял цветы на стене. Лепестки закружились в воздухе.
– Перерыва не будем делать, чтобы не терять драгоценного времени, так что если кому приспичило в туалет – потерпите.
– А может, мы все-таки договоримся? – спросил вожак.
– О чем!? Ведь я пошел вам навстречу! Вам  хотелось на столах – я не против!  Вы победили! Смотрите веселее! Хотите – всегда так будем работать? Правда,  высоковато до  клавиатуры компьютера – ну да ничего, придется тренировать пальцы ног. Вы можете зато...
– Простите нас, – прервал тираду вожак, – мы были неправы.
– За что, друзья? Мне вы ничего не сделали. Не принимается.
– Разрешите нам сойти!
 Нет. После звонка. Но один человек может вам  помочь; если пани Марина попросит за вас – я ей не откажу.  Правда, вам придется для этого извиниться перед ней. Вы подумайте, не торопясь – у нас впереди целых 90 минут!
Группа переглянулась. Все с недовольством смотрели на высокого – видимо, идея залезть на столы принадлежала ему.
– Мы согласны, – сказал, наконец, он.
– Уверены? – Влад поманил пальцем блондинку. Та грузно сползла со стола, разгибая затекшие ноги.
– Пойди, пригласи пани Марину.
Через несколько минут вошли Марина с опухшими  глазами  и увязавшаяся за ней директриса.
– Что такое?! Почему они на столах? Сейчас же слезайте!
Группа не шелохнулась. Влад едва заметно кивнул высокому.
– Это мы так глупо пошутили. Пани Марина,  пожалуйста, простите нас!
Марина обернулась недоуменно к Владу. У нее на  ресницах повисли слезы.
– Вы нас прощаете?
Марина молчала, глотая комок в горле. За нее ответила директриса.
– Она вас прощает, конечно. А теперь немедленно слезайте!
Группа впилась глазами в лицо Влада. Он специально затянул паузу, любуясь красными пятнами на лице директрисы.
– Ладно, вы прощены. Можете приземлиться.
Общий вздох облегчения, грохот стульев, улыбки. На этот раз – нормальные, дружелюбные.
Директриса подозрительно осмотрелась и направилась к выходу. Марина – за ней, но на пороге обернулась и бросила  ему выразительный взгляд. Он усмехнулся про себя:  классика! Рыцарь спасает принцессу от стоглавого дракона. Если бы она мне была нужна – удачнее бы и не разыграть.
Но нужна ли она мне?

– Влад, вы были великолепны! – сказала Илона, та самая брюнетка, так возмущавшаяся происшествием.
– Здорово вы их поставили на место! Чувствуется настоящий мужчина!
– У нас праздник! В нашем монастыре появился  настоящий мужчина! Это нужно отметить!
– Проще простого! Мы все живем в одном крыле! Ужин в восемь. Илона за вами зайдет. Вы познакомитесь со всей нашей небольшой компанией.
Ровно в восемь раздался стук, и на пороге появилась Илона.
– О,  да ты уже устроился! Обычно у мужиков бедлам и бутерброды на газете, а у тебя полный порядок!
– Я необычный мужик, Илона, – усмехнулся он.
– Это мы заметили! Наша стерва в тебя уже влюбилась, только о тебе и говорила! С такой директрисой – ад, но тебе, похоже, бояться нечего.
– А мне показалось – она меня невзлюбила с первого взгляда. Я не подполз на хвосте, а куснул.
– И этим укротил. Ты не знаешь женщин, раз не понял!
– Да, я не знаю женщин, – покорно согласился Влад.
– Как тебе апартаменты?
Он окинул взглядом небольшую комнату, где,  однако, было все необходимое.
– Номер  с  кухней и ванной. Правильно ли, что мы живем вместе?
– Это очень удобно – минуты свободной не будет – увидишь. Дети замечательных людей!.. Такие ублюдки, и она с ними прямо носится. Но ты хорошо их осадил!.. Ну, пошли, все тебя ждут.
Они спустились на этаж ниже и вошли в комнату, где вокруг накрытого стола суетилось 12 – 15 самых молодых преподавательниц. Из глубины кресла навстречу ему поднялся мужчина  средних лет.
– Брент, – представился он,  подавая руку. – Рад, что в этом бабьем царстве у меня появился товарищ.
Влад, удивляясь его акценту, вопросительно поднял брови.
– Брент преподает английский язык и литературу. Он настоящий англичанин. Так у нас принято – преподаваемый язык должен быть родным. Французский преподает Дениза, итальянский – Джина, немецкий – Ильза.
Девушки поднимались одна за другой, делая насмешливый реверанс Владу. Брент усмехнулся.
– Привыкай! Здесь у нас настоящий Вавилон. Поскольку это дети бизнесменов – им вменяется в обязанность  в  совершенстве владеть языками Европейского Объединения. А какой язык удобнее тебе?
– Я понимаю все. Вряд ли я смогу достойно ответить Денизе, но с английским, немецким и итальянским проблем нет.  Так что не утруждайте себя и говорите, как кому удобнее.
– А где же Марина?
– Говорят, вы спасли деву?
– Да, от дракона. Он попытался пообедать мною, но, боюсь, у него будет несварение.
Все засмеялись. Новая гостья влетела в дверь и  взволнованно сказала;
– Девочки, там с Мариной что-то неладное!
    Влад пошел с ней посмотреть.
Марина сидела в кресле и кусала губы. Нога ее мерзко выглядела. Влад присел и пощупал быстро увеличивающуюся опухоль в месте выстрела.
– Приняла ванну? – Марина кивнула. – У тебя ум есть? Напарилась, началось внутреннее кровотечение.  Нужен  холод,  – обернулся он к девушке, пришедшей с ним. Пока она колола лед, открыл аптечку и нашел шприц.
 Не бойся,  мы это поправим. Откачаем кровь и туго завяжем – не то вся нога завтра будет фиолетовая.  Любишь фиолетовое? – сказал он, ловко прокалывая кожу. Шприц наполнялся темной кровью, и опухоль опадала. Он туго перетянул ногу и приложил пузырь со льдом.
– Полежи так немного.
Он вышел в ванную. На полочке стояли какие-то пузырьки. Вылив содержимое одного из них, он выдавил в него шприц.
– Боб получит свой анализ, – пробормотал он, пряча пузырек в карман.
– Вы идите, вас ждут, – сказала Марина, когда он вышел из ванной. Подружка нерешительно стояла рядом.
– Без вас? Никогда. Идти можете?
– Конечно.
– Тогда пошли.
Марина примостилась, чтобы никому не мешать, в уголке кушетки, к которой пододвинули стол. Влада посадили  рядом. Он словно забыл о ней, не разу не обратившись.
Было весело. Молодые хорошенькие девушки всех  мастей и народностей наперебой болтали с ним, заглядывая в глаза, с готовностью смеясь любой его шутке.  Марина ни разу не  вставила слово в эту легкую болтовню. И в этом не было ничего необычного – она и раньше была замкнута и молчалива, но тогда  между ней и миром был перекинут прочный мостик – Юлька.
Влад скоро понял, что близких подруг здесь у нее не завелось. Чтобы добраться до глубин ее натуры, нужна была либо большая чуткость, либо большая любовь.  Никого,  хоть  сколько-нибудь обладающего такими качествами,  в этом окружении не было. Испытывая легкое злорадство, он удвоил количество комплиментов дамам.
– Вы их абсолютно приручили! – смеялся Брент,  когда они вышли на балкон покурить.
– Мне просто весело.
– Не просто. Вы каждой сказали то, что она втайне жаждала услышать. И как вы с первой встречи раскусили всех?
Влад пожал плечами.
– О, они уже начали мыть нам кости – так, кажется, говорят у вас?
Из-за двери доносился приглушенный возбужденный  разговор на трех языках одновременно.  Влад уловил «глаза», «волосы», «обаяние». Брент расхохотался.
– Ну,  дружок, они тебя разобрали по всем статьям и сочли достойным внимания. Теперь за тебя начнется битва. Но не ради тебя – не обольщайся. Это – продолжение прежних отношений между ними. Кто на сей раз запишет себе очко – нового мужчину? Та и есть самая красивая, самая умная и прочее. Остальных замучает досада.
– Бедняжки! Чем они заслужили такое презрение?
– Упаси меня боже презирать женщин!
– Почему? Так высоки или так низки?
– Ни то, ни другое. Терпеть не могу этот бред на тему – «выше ли женщина мужчины, или только равна ему». Сколько говорено! А все гораздо проще – женщина  ни  хуже  и  ни  лучше. Просто она – другая. У нее иные задачи и сроки их выполнения.
– Какие же это задачи?
– Те же,  что и у мужчины. Продолжение рода. Это – центр, опорный столб бытия. А мужчина и женщина просто стоят по обе его стороны. В этом их сходство и различие. На женщину, бедняжку, природа взвалила тяжкое бремя. Вся ее жизнь спрессована в двадцатилетие –  с 20 до 40 лет. По-настоящему она живет только в этом отрезке времени. Все мечты устремлены к нему, все сожаления – о том, что это время кончилось.
– И что же в нем особенного? Женщины живут дольше  нас.
– Да только в этом отрезке она способна рожать. До и после – неполноценное потомство. Так что все мечты о  принце в юности – все тот же физиологический позыв к продолжению рода.
– А вы циник, Брент...
– Нет. Я материалист. Наша так называемая культура – всего лишь хрупкая надстройка в пару-тройку тысячелетий над миллионами лет развития живых организмов.  И основу нужно искать там.
– Значит,  женщина в сорок лет цены уже не имеет – исходя из этой основы?
– К сожалению. Она не отвечает требованиям момента. Но за это – в награду – у нее появляется время.  Если  ей  суждено что-то создать – подходящее время для сбора урожая.
– Женщина способна создавать?
– Теоретически – да. А практически – у нее катастрофически не хватает времени. Мужчина же более  свободен  – процесс воспроизведения не отнимает у него столько времени. И физиологически он более подходит на роль творца.
– Пока не понятно.
– Объясню на примере волков – кстати, они ближе человеку, чем обезьяны. Я настаиваю, что человечество произошло от волков... Так вот, волчицы вовсе не слабее самцов. Но ей, бедняжке, сначала нужно выносить и родить волчонка – а в таком положении не попрыгаешь. Но, главное, его еще нужно выкормить. Если она оставит его и уйдет на охоту – волчонок может сдохнуть. Значит, на время ее вынужденной беспомощности ей нужен сильный волк, который  будет приносить добычу,  чтобы она смогла охранять и кормить волчонка. Итак, цель – вырастить потомство, а средство – сильный самец.
– Средство?
– Да, мой дорогой. Мы для них – всего лишь средство. Придется с этим мириться и отбросить тщеславие. Итак, она должна быть красивой, чтобы  понравится самцу,  и хитрой,  чтобы его удержать. Ум ей не нужен – для этого у нее слишком развит инстинкт. И  развитие  всех качеств идет с учетом цели.  Отсюда – нежность, хрупкость, беззащитность. Зачем ей быть сильной?
– А самец?
– Он тоже жаждет продолжения рода – сама природа толкает его на это. Но зачать волчонка просто. Гораздо сложнее его вырастить. Для этого нужно быть хорошим охотником,  чтобы накормить беспомощную пока самку, а через нее – детеныша. Не о женщине забота – о сыне. А для этого нужны сильные лапы, точный прыжок, острый глаз, тонкий нюх. И природа выковывает в мужчине эти качества путем естественного отбора. Слабые, больные, глупые волки потомства не имеют. И вот сила и ловкость самца становится условием существования. В нашей среде эти качества расшифровываются по-другому, но суть одна – тот самый ежедневно пойманный олень... Так что у мужчины и женщины разные задачи, и справляются они с ними неплохо.  Глупо обвинять женщину, что она не может поймать оленя. Да зачем ей его ловить, когда у нее  более  важная и ответственная задача?! А оленя для нее любой дурак – простите,  волк – поймает. Почему-то мужчину никогда не упрекают, что он не может рожать. А на женщину постоянно сыплются упреки  в  «женском уме»,  «женской логике», «женской литературе». Вроде есть  «мужская литература»!
– Почему же? Есть.
– Литература делится на хорошую и плохую - не более того. Да в конце концов вся литература об одном и том же. Но почему-то рассказ о том, как поймать оленя, называют высокой мужской литературой, которая бесконечно важнее женского рассказа о том, как приручить самца, который поймает для нее оленя...
– Значит, женщин вы уважаете?
– Я их признаю. Женское начало древнее и глубже,  чем мужское. И какими гениальными бы мы не были – каждый хоть раз в жизни, но стоял перед негениальной женщиной на коленях.
– Значит, все наши высокие чувства, мораль, побуждения – всего лишь древний зов к продлению рода? А как же любовь?
– Любовь – это из области нематериального. У волков нет любви. Есть мощный импульс, безошибочно определяющий, подходит ли этому волку данная волчица.
– По каким же критериям?
– По критериям воспроизводства здорового потомства.
– А у нас?
– Если импульс – базис – не противоречит культуре –  надстройке – все хорошо. Возникает «любовь». Мы говорим – общность интеллекта. Чушь собачья. Если общество в виде интеллекта и принятых норм поведения  не препятствует животному влечению – импульсу – это называют любовью и браком. Но если по каким-то соображениям культуры, морали, общественным нормам поведения двое не могут удовлетворить то, что физиологически безошибочно толкает их друг к другу – вот тут-то и начинается литература. Вся она - и «мужская»,  и «женская» об одном и том же – о невозможности,  недосягаемости необходимого. Ромео и Джульетта. Вся литература – о трагедии, когда древний инстинкт продления жизни по глупым внешним причинам не реализуется.
– Но ведь есть научная литература... В конце  концов литература, где вообще нет любви – о научных открытиях, путешествиях и тому подобное?
– Всего лишь фрагмент охоты на оленя...
– Значит, Фрейд был прав?
– Старина Зигмунт ошибочно уделял сексу столько значения. Это всего лишь подслащенная пилюля,  чтобы  заставить  ленивое человечество размножаться. Стимул,  если хочешь. Но нельзя им подменять цель – продолжение жизни. К ней в конечном итоге сводится все.
– А как же с этим обстоит дело у этих самых «меньшинств»?
– Всего лишь генетический сбой. Они заведомо не дадут потомства. Так что все в порядке. Ошибки есть везде.
– Ошибки природы? Жестоко... Вы их осуждаете?
– За что? Все равно, что осуждать кошку, что она не вегетарианка. Такова их природа. Их отклонение глубоко материально и не зависит от сознания. Пора прекратить бросать в них камни – совсем неумно со стороны человечества.
– Не ожидал встретить здесь философа...  Значит, не стоит презирать женщин?
– Учись у природы. Сливаются две клетки – и только тогда получается что-то  стоящее. Отдельно друг от друга они ничего не стоят... что бы там не говорили о мужском уме и женской эмансипации... Я слышу, Илона завела шарманку, и сейчас начнутся танцы. Не обольщайся, когда эти волчицы начнут вырывать тебя друг у друга.  Куда денется нежный блеск в глазах, если ты немедленно не докажешь, что способен поймать своего ежедневного оленя! Вот и вся психология.
На балкон вылетела Илона.
– Хватит курить! Дамы желают плясать.
– Дамы уже нас обсудили и решили, что мы достойны  этого?
– Влад, не берите пример с этого циника. Идемте танцевать!
Он перетанцевал со всеми, кроме Марины – хромых не берем. Дамы лучились радостью.
– Он влюбчивый, как дон Жуан! – хохотала хорошенькая испаночка в ответ на его поддразнивания.
– Вам,  Ампаро,  должно быть стыдно! – крикнул Брент.  – Разве дон Жуан влюбчивый? Это же ваш, испанский, демон! Разве он кого-то любил?
– Этот образ интернационален! – задорно отбивалась она. – Не бывает разве английских дон Жуанов, вроде вас? Раз вы такой умник, быстро напишите нам экспромт на эту тему!
– Точно! Брент у нас поэт. Сеанс импровизации!
–  Напрашиваетесь, женщины! Ну, черт с вами, слушайте! «Поучения Дон Жуана, записанные его учеником».
Брент стал в позу, картинно вытянул руку и начал:

Мой юный друг, нет недоступных женщин.
А вот мужчин невежественных – тьма.
Но если хочешь лавром быть увенчан -
Не так уж много нужно тут ума.
Запомни; женщины сентиментально-романтичны,
Наивны, что касается любви.
Наживку лести заглотнут отлично,
Их на крючок тщеславия лови.

– Какой нахал! – завизжали самые хорошенькие. Брент скорчил им кислейшую гримасу и продолжал:

Они себя всего сильнее любят,
И, ergo, тех, кто любит их самих.
Когда-нибудь тщеславие погубит
Весь род людской... Итак, во-первых, говорить!
Да, говорить. Побольше, слаще.
Лить мед из уст, змеиный яд струя.
И уж каким бы ни был ты пропащим -
Достигнет цели болтовня твоя.
О чем же петь? Мы пели о кораллах,
Но нынче тон помады уж другой,
Не попади впросак. Не с "губок алых"
Начни свой монолог. Теперь иной,
Научный век! Умны все непомерно!
Все претендуют личностями быть.
Так, значит, начинай ты непременно
О тонкости ума ее твердить
Не напрямик, а словно ненароком
Роняй небрежно слово за словцом
Что, дескать, говорить умеет толком,
Владеет чтением, и счетом, и письмом,
Что вкус имеет и соображенье!
    Что не глупа, ей-богу, не глупа!
    И, провожая, тонко сожаленье
     Изобрази на лживейших губах.
    В ней женщиной пока не восхищайся,
     И лишь когда заметишь, что она
     Старается нарядней причесаться -
    Дай ей понять, что сходишь ты с ума
     Не словом! – взглядом. Робким замутненным,
    Восторженным и изумленным вдруг.
     Теперь пора прикинуться влюбленным,
     Коль видишь; одолел ее недуг.
     Запомни; форма «приходи – не пожалеешь!»
     Заведомо плодов не принесет.
     Зови ее с тоскою!.. ( Как сумеешь.
    Соври, что любишь!)
           И она придет...

Поднялся страшный шум. Несколько разъяренных амазонок с кулаками полезли на него, засыпав диванными подушками. Он с хохотом отбивался.
– Он смеется нам в лицо!
– Тише, прибегут!
– Брент, смотри, доиграешься! Напишем твоей жене, от которой ты здесь прячешься, и она приедет к тебе.  Хочешь? Или соври нашей «мадам», что ты ее любишь! И она придет... Прибежит, если вы все не угомонитесь.
– Кто-то может ответить этому хаму!? Кто расскажет, что чувствует женщина, которую покинули?
– Я могу.
Все обернулись к молчавшей весь вечер Марине.
– Встань на нашу защиту, амазонка!
     – Я  встану  на защиту дон Жуана. Он нужен тоже – зря вы нападаете на Брента.
     Все чинно расселись, удивленные. Она редко вмешивалась в разговор. Сейчас ее горящее личико было почти красиво.

     Он для тебя – и бог, и пьедестал.
     Ты для него – рабыня и царица.
    Ты, перед кем он на колени пал,
    Уж не могла ему не покориться.
    Работа чистая – он все предусмотрел,
     Как дьявол, хитрый, и, как черт, отважный.
    Психолог и поэт... И душ, и тел
     Знаток великий... И совсем не важно,
     Что эта сказка – только до утра,
     Что ты – жемчужина средь многих перлов,
     Что радость, обретенная вчера,
     Назавтра станет горечью безмерной... 

Влад отступил  в  тень,  если  можно  говорить о тени в этой ярко освещенной комнате. Он не хотел, чтобы сейчас кто-то заглянул ему в лицо...
Значит, она помнит. Она помнит Юлькины стихи, писанные на скучных лекциях и брошенные как попало на дно сумки с книгами. Куда делся этот листок, Юлька так и не вспомнила.
Значит, Марина хранит все ее черновики... Господи, с каким жаром она читает!.. И как все замерли – даже Брент! Забытые слова, из другой жизни...

     Пусть до утра! Но сколько было чувств
     Потрачено, подарено, раскрыто!
     Слова, слетающие с этих уст
     Как мед, сладки, как горечь – ядовиты!
    А сколько силы, страсти и огня!
     Другой за жизнь не даст и половины!
    И это чудо, ширясь и звеня,
     Останется с тобою до кончины.
     Ты возвеличена. Вознесена.
     Тщеславие накормлено досыта.
     Средь женщин мира только ты одна
     Владеешь лучшим в мире волокитой.
     Он твой! До бесконечности – он твой.
     Не лжет – он верит сам в свои порывы.
     Сейчас готов он жертвовать собой,
     Чтоб чувствовала ты себя счастливой...
     А на рассвете плащ через плечо
     Закинет лихо, поспешив расстаться,
     С тобою попрощавшись горячо,
     Чтоб никогда уж больше не встречаться.
     Ты, провожая, встанешь у окна,
    Шелк тонких кружев с тонких плеч роняя,
     Утолена и – опустошена.
     И ничего уж больше не желая...
     Всю боль разлуки унесут года,
     Затянется сжигающая рана.
     Но после ты не примешь никогда
    Плохой подделки под дон Жуана!
     Тебя уже не смогут покорить
     Сноб и глупец, ничтожества и трусы.
     И ты не потеряешь головы
     Уже ни с седовласым, ни с безусым,
     Сжигаемая медленной тоской...
     И только верность, встретившись, как чудо,
     Своею очищающей рукой
Смахнет слова, звучавшие повсюду –
Как ветер, как полночная листва...
     Стряхнешь с себя чарующие путы.
     Слова любви, всесильные слова,
     Меняющие годы за минуты...

       Тишина. Затем – как в театре – аплодисменты. Брент – насмешливый Брент – склонился почтительно в поклоне и поцеловал ей руку.
     – Браво, Марина! Ты читала прекрасно! А если скажешь, что это твои стихи – мое восхищение перейдет в поклонение.
     – Увы, не скажу. Это когда-то в шутку написала моя давняя подруга...
     – И где найти эту подругу?
     Марина долго молчала. Потом сказала;
     – Наверное, я уже не смогу никогда ее найти.

                *   *   *

     Влад сидел  в плетеном кресле на балконе.  Сигарета в его палицах дотлевала. Он вспомнил о ней, только почувствовав легкий ожог. Выругался вполголоса и бросил окурок вниз.
     На аллее, в поле его зрения бродили в сгущающихся сумерках две фигурки. И так было всегда, едва он появлялся на балконе. Одна из них – та самая блондинка,  которую он загонял на стол в первый день. Вторая была подружка и наперсница. Влад не отвечал на влюбленные взгляды этой парочки, демонстративно не замечая их. Он доподлинно знал, о чем они беседуют в данный момент. Сначала это его забавляло, потом стало надоедать.
     В течении дня они сто раз старались попасть ему на глаза.
И не только они. Такая повальная влюбленность  начала не на шутку его тревожить. Даже мадам директриса, изменив прическу, приглашала его на кофе в свой кабинет, жеманясь и кокетничая.
    Он пытался разобраться в себе. Нельзя сказать, чтобы этот интерес был ему совсем безразличен, но его  заботило  другое. Весь этот месяц он не принял ни одной таблетки, которые приказал принимать ему Стоун, ни разу не вышел на сеанс гипноза, на котором тот настаивал – и его не мучили видения прошлой жизни. Он изменился - это факт. Но как отнестись к этому изменению?
     Он думал – появись Марина, и его захлестнет воспоминаниями. С ней связан большой кусок прежней счастливой жизни. Женской жизни. Она должна была вызвать из небытия столько чувств! Прежнее доверие, воспоминание о проделках студенчества. Обиду, наконец!.. Но ничего не произошло. Он по-прежнему в мельчайших подробностях помнил все, но никаких эмоций не возникало. Словно другой человек. Знал – и ничего не чувствовал. Самое страшное – не только к ней. Отступила прежняя  тоска  по  дому.  И только память о сыне давила скрытой притупленной болью.
     Девочки на скамейке откровенно обернулись к  нему. Он перегнулся через перила.
     – Отправляйтесь в свои комнаты. Я не хочу, чтобы вы простудились. Становится сыро.
     Она с готовностью вскочила и подошла,  запрокинув голову, с тоской глядя на свой кумир. Владу стало жаль – не ее, – вечную женскую тоску по несбыточному.
     Зазвенел звонок, и Влад включил экран. Бородатое лицо на  расплылось в улыбке.
     – Хорошо выглядишь! Как настроение? Вены резать  не собираешься?
     – Здравствуй, Роберт! Нет, все в порядке. Получил мою посылку? Как ее анализ?
     – Из тебя выйдет настоящий разведчик! И как тебе удалось в первый же день достать кровь?
     Влад пожал плечами.
     – У меня появились неограниченные возможности и  странные способности. Дикая уверенность в себе,  мускульная сила.  Тут пришлось подраться – только тогда некоторые из моих подопечных признали за мной право учить их. Теперь они как ягнята, едят с ладони и не отстают ни на шаг.
     – Браво, супермен! Ты делаешь успехи.
     – Ну, что там показал твой анализ?
     – Как я и предполагал. У тебя был небольшой перевес гестагенов, у нее – эстрогенов точно такой же.  Дополняющие друг друга противоположности. И одинаковое общее соотношение. Почти полное попадание.  Будь ты  мужчиной – из  вас  бы  вышла идеальная пара. Девочке тогда не повезло.
     – Но теперь же у меня тело из второй группы?  Недаром за мной бродят толпы влюбленных. Мои «мужские чары» доставляют множество неудобств.
     – Но центр управления – гипофиз – он остался. Через время ты вернешься в свою третью группу... в другом  качестве.  Как тебе, нравится?
     – Забавляет... Они для меня никакой тайны не представляют, общаюсь запросто по старой привычке. А на них эта простота и доверительность действует просто  магически.  Я  наслушался столько комплиментов своему  пониманию «женской сути», что просто неловко за обманутых...
     – А она?
     – Тайно страдает – я не обращаю на нее внимания. Виду не подает, но мне ли не знать ее! Все команда вешается мне на шею, и когда я не сразу стряхиваю грозди повисших – она мрачнеет.
     – Кто тебе нравится?
     – С Илоной несколько раз бродили вечером, с Денизой усложняющийся флирт, а от Джины я едва спасся.
     – Умоляю, не будь святым Антонием! Это очень важно для эксперимента. Если представится случай...
     – Да сколько угодно! Мне даже обидно за свою  прошлую жизнь – не помню за собой такой готовности!
     – А Брент?
     – Хохочет. Умен, проницателен, красив, циничен. У нас чисто мужская дружба.
     – На него никаких позывов?
     – Абсолютно. Даже в мыслях.
     – Похоже, элемент Х действует.
     – Ты гений, Роберт. Это ужасно, но ты оказался прав...
     – Скоро я вызволю тебя отсюда. Будет всемирная шумиха, ты прославишься. Хочешь денег и славы? Все женщины мира будут интересоваться тобой. Мы побываем на всех континентах. За твои мемуары издательства будут драться! Только, ради бога, не отказывайся. Не нарушай естественный ход вещей. Это важно для науки.
     – Боб!.. Как там мой сын?
     – Здоров и растет... Муж пока один. Кажется, он не теряет надежду – он знает, что тебе сохранили жизнь... Не думай об этом! Скоро он все и так узнает.
     – Я хочу увидеть их.
     – Нет! Подожди! Ничто не должно влиять на твое состояние. Твое превращение еще не окончено. Это будет сильный стресс.
     – А когда же оно окончится?
     – Когда начнется полноценная мужская жизнь.  Прошу тебя, делай, как договорились. Твой контракт на два года еще не истек. Ну, прошу тебя! Потерпи немного. А потом... Потом это будет безопасно...
     Влад нажал кнопку, и лицо погасло.

                *   *   *

     Она сидела  на  мраморной скамье возле пруда,  на окраине парка, окружавшего колледж. Самое уединенное место. Влад подошел и сел рядом.
     – Что-то случилось?
     Она подняла на него потухшее лицо.
     – Погибла моя подруга – давно, больше года назад.  А я и не знала... Сегодня случайно получила известие...
     – В самом деле? Прими мои соболезнования...  Подруга – и ты только сейчас вспомнила о ней?
     Ирония в его голосе насторожила ее. Он не ответил на  ее вопрошающий взгляд.
     – Незадолго до этого я написала ей глупейшее  письмо... Надеюсь, она не успела его получить.
     – Тебя это мучает?
     – Несказанно. Знаю, такого друга у меня больше не будет.
     – Зачем же тогда послала?
     – Думала, так будет лучше. Честнее. Она была очень привязана ко мне. Меня это даже пугало.
     – Если честнее оттолкнуть любящего – к чему такая честность?
     – Не  могу лгать... Все равно, что изменить мужу, и не сказать ему об этом.
     – Странная аналогия... Значит, лучше убить любящего, оскорбить его чувство к тебе? Из-за мимолетной ошибки, о которой сама сожалеешь? Это нужно пережить одной, и никого не впутывать в свои проблемы.
     – Значит, обманывать?
     – Искупить любовью. Часто эгоизм и предательство называют потом честностью.
     – Я написала ей, что не могу уделить ей столько внимания, сколько она хочет.
     – Она обидела тебя?
     – Нет. И никогда не обижала. Она ничего не делала наполовину. Доверие – так доверие до конца.
     – Интересно... Значит, брать ты не отказывалась. Отказывалась давать. Как она погибла?
     – Попала под машину. Странно – такая уравновешенная и внимательная...
     – Может, твое письмо сделало ее на минуту неуравновешенной и невнимательной?
     – Ты меня обвиняешь?
     – Ты сама себя обвиняешь. А хотела бы вернуть то письмо?
– Нет... Я ответила честно.
     – Значит, ты ничего не поняла. Нужно дорожить теми, кто любит нас. Их, увы, не так много.
     – Только не для тебя. От любящих у тебя отбоя нет.
     – Но ты же меня не любишь?
     Она отвернулась, кусая губы. Он смотрел на нее с усмешкой. Взял за подбородок, развернул лицом к себе и заглянул в глаза, по опыту зная, как действует его проницательный взгляд.
     – Ну, признайся. Ведь ты не умеешь лгать? Ты меня любишь? Ведь любишь?
     Две блестящие капли упали с ее ресниц.
     – Люблю...
     Он медленно наклонился к ее дрожащим губам, и они исступленно рванулись ему навстречу. Никого раньше...  Кому как  не ему, знать это? И вот это замкнутое, упрямое, цельное существо раскрыто перед ним. Ее глаза,  ее слезы, ее разметавшиеся волосы, лицо, ставшее вдруг прекрасным!.. Как красит женщину чувство! О, Боб, как ты был прав! Но ведь это же ужасно, что любовь – всего лишь гормонально обусловленный импульс плоти! И сознание тут ни при чем?!
     Он словно раздвоился – на плоть и сознание.  Сознание оставалось равнодушным, насмешливым,  циничным... Боб просил не сопротивляться – только тогда отпустит... Не сопротивляться…
     И Влад медленно, с трудом, выключил сознание.

                *   *   *

     Она лежала рядом в теноте. И, хотя старалась дышать ровно, он знал, что она не спит.
     – Ты не любишь меня, я это чувствую, – наконец  сказала она.
     – Как ты можешь это чувствовать?
     – Мы уже несколько месяцев вместе, а ты – как чужой. Отгорожен своими мыслями.
     – А ты хочешь влиться в меня?
     – Мне нужно не больше того, что я отдаю сама.
     – И мужчина, не принадлежащий тебе безраздельно, имеющий собственное одиночество, кажется тебе чужим?
     Она приподнялась на локте.
     – Я не чувствую себя любимой.
     – И я должен каждую секунду давать тебе это чувствовать? Согласись, это несколько утомительно.
     – Это необходимо.
     – Раньше ты так не думала.
     – Раньше?
     – Подруга, покушавшаяся на твое одиночество, казалась тебе слишком настырной.
     – Просто я была более замкнута и не могла все время выражать свои чувства.
     – Вот именно. Я тоже более замкнут. Я поступаю так, как ты. Чего же ты еще хочешь?
     Она отвернулась и с рыданиями уткнулась в  подушку. Влад зевнул.
     – Тебе нужно было сохранить подругу для доверия  и  общения, и приобрести мужчину для секса. И все было бы в порядке. Не надо соединять противоположное. Чего тебе еще нужно от меня? Ведь все ночи я провожу с тобой.
     – Чего еще нужно?! А Илона, Джина, Дениза? Связь со мной ты скрываешь! А за ними открыто ухаживаешь. И они мне похваляются этим!
     – Пусть. Ведь это тебе удалось совратить меня.  Разве не так? Я не сопротивлялся – но не настаивал. Не умолял – верно?
     – Нахал! Вот как ты теперь заговорил!
     – Ненавижу выяснять отношения... Давай спать.
     Она вскочила.
     – Ах, спать! Убирайся к себе, мерзавец!
     Влад расхохотался. Надо же, как обманчива внешность!  И эта взбешенная  кошка – та целомудренная,  сдержанная девочка, избегавшая мужского общества! Которую она, Юлька, учила раскованности, непринужденности, тонкостям макияжа и прочим женским
уловкам? Которую пыталась познакомить, ввести в компанию, отвоевать для нормальной жизни? За судьбу которой искренне переживала? Ракушка, сквозь створки которой она пыталась  пропустить хоть немного света?
     Раковина раскрылась. И то, что казалось жемчужиной, оказалось  обыкновенной бусинкой?
     Впрочем, нет. Он сам спровоцировал этот взрыв холодностью и насмешками. Нет ничего страшней  женщины,  оскорбленной в собственной любви. Страшней и опасней.
     Увы, он  не  любит ее. Теперь уже не любит. И никого из них. Или это потому, что, когда плоть удовлетворена, сознание высвобождается? Или это свойство только его сознания?..

                *   *   *

     – Через 2 недели конференция. Жду тебя. Спасибо тебе за хорошо сделанные записи и кассеты. Это будет сенсация!
     – Роберт, ты гений. Прости, что сомневался.
     – И ты утверждаешь, что между мужской и женской чувственностью нет разницы?
     – Абсолютно. Даже не интересно. Скорость, правда, разная. Новое – ощущение силы, новый тип поведения, новая роль. Но это – из области игрек. А область икс – неизменна. Твоя догадка поразительна.
     – Когда ты приедешь?
     – Через несколько дней.
     – А твой гарем?
     – Поплачут и перестанут. Кстати, знаешь, в чем магия дон Жуана? Он просто настойчив.
     – И все?
     – Он не отступает, что бы она ему не говорила. Продолжает добиваться своего. Одна раньше, другая позже – но сдаются все. Желание, которое ничем не остановить,  действует магически. И самые страстно влюбленные те, кто дольше всех сопротивлялись.
     – Ну, с той внешностью и возрастом, которые тебе достались...
     – Ни внешность, ни возраст роли не играют... решающей, я хотел сказать. Только непреклонная воля, идущая к цели. Мужчины-танки не знают поражений.  Настойчивость льстит.  «Как он, однако, любит меня!» - думает каждая.
     – Нельзя было оставлять тебя здесь надолго. Три месяца – и тебя мне испортили окончательно.
     – Боб, до твоего цинизма даже мне далеко!
     Экран погас. Итак, Роберт ждет его через неделю.
     Влад достал спортивную сумку, бросил туда самое необходимое. Сел за стол и задумался над листком бумаги.  Как она тогда написала? И четким мужским подчерком вывел: «Как ты хочешь – не могу. Отписываться –  не  хочу, не достойно нас. Не хочу искусственно продлевать прошлое».
     Он не подписался. Проходя по коридору, тихонько подсунул конверт под дверь Марины.
     Честность – иногда хорошая вещь. Догадается? Безусловно. Впрочем, через 2 недели весь мир узнает...
     Он вышел на улицу и пошел по аллее. Луна ярко светила ему в спину.

                *   *   *

     Маленький мальчик с увлечением строил песочный замок. Его отец сидел недалеко,  наблюдая за ним.  Парк в это  время  был почти безлюден. Юная мать с коляской скользнула мимо них, задержав взгляд на отце мальчика. Но он не заметил этого. Он сидел, опустив плечи, держа в руке потухшую сигарету.
     Влад подошел и опустился на скамейку недалеко от них.
     Ребенок оставил свое неоконченное строительство и подошел к нему. Синие глаза пристально уставились на Влада. Он протянул мальчику апельсин. Тот долго, не по-детски смотрел ему в глаза, но взял золотистый плод, и,  огладываясь на Влада, подошел к отцу.
     – Ты сказал «спасибо»?
     Ребенок теребил в руках апельсин и молчал. Потом вдруг спросил:
     – А когда вернется моя мама?
     Юльки перехватило дыхание.
     Отец взял ребенка на руки и что-то тихо стал ему говорить. Но мальчик не слушал его. Повернувшись, он, не отрываясь, смотрел на Влада.
     Мужчина встал, отряхнул с коленок сына песок. Юлька смотрела на его усталое лицо, на неулыбающиеся глаза.
     – Идем, пора.
     – А мама вернется?
     Отец прижал сына к себе.
     – Обязательно, медвеженок. Мамы всегда возвращаются.
     Они пошли по длинной аллее к выходу - две поникшие  фигуры. Уже на повороте ребенок вдруг вырвался и бросился назад. Влад вскочил ему навстречу. Мальчик добежал до него и застыл в двух шагах, не сводя с него взгляда.
     Юлька присела и взяла в свои руки ручонки сына.
     – Иди, малыш. Не бойся – мамы всегда возвращаются...

                *   *   *
     – Итак, завтра! Ты готов покорить мир?
     – Ты опубликовал работу?
     – Ажиотаж уже начался. Все ждут не дождутся,  когда я предъявлю им тебя.
     – Ты не назвал моего имени?
     – Пока нет. Но суть операции уже известна.
     Влад сидел напротив Стоуна в его кабинете.
     Тот просматривал данные компьютера. Вдруг он остановился.
     – Какая редкая комбинация! Ты только посмотри!  Женское тело с твоей группой крови. Если бы тогда оно было под рукой – завтрашнего тарарама не было бы. Я бы не рискнул, имея подходящий материал, на такую операцию.
     – Так может, старуха какая-то?
     – Да нет. 28 лет. Приемлимо... Гляди, и гормонально подходит...
     Влад, словно нехотя, встал у него за спиной. И,  прежде чем тот сбросил данные, успел заметить кодовый номер.
     – Да, интересные совпадения бывают. Но ты  изменился  к лучшему! Выглядишь превосходно.
     – И чувствую себя соответственно. Этот парень,  видимо, серьезно занимался спортом. Реакция точнейшая и хороший удар правой. Я рассказывал, как испробовал это на одном придурке?
     – Еще одно доказательство в пользу первичности материи. Ведь твое сознание не участвовало в этом?
     – Нет, рука сама развернулась и вмазала. Сознание безопасности пришло потом.
     – Ну, иди, отдыхай. Завтра напряженный день.
     Влад вышел из кабинета и на лифте опустился в  подвальное помещение института, где был холодильник. Хорошенькая медсестра подняла голову от бумаг.
     – Марта? Вот не ожидал тебя тут встретить! Но даже лучше. Роберт попросил меня посмотреть тело –он  собирается после конференции провести один опыт...
     – Что он задумал?
     – Не знаю. Но он ждет моего ответа. Проведи меня, – и он назвал номер.
     Марта поднялась с видимым удовольствием.  Прогулка в обществе Влада явно улыбалась ей.
     Они шли мимо длинного ряда боксов. Она томно заглядывала ему в глаза. Остановившись у нужного, она нажала кнопку, и камера раскрылась. Влад вздрогнул.
     У тела не было головы – сечение голов производилось сразу при поступлении. Женское тело, не отличавшееся особой красотой, но крепко сбитое, и с виду здоровое. Совершенно плебейское тело. Без уродств, но и без особой привлекательности. Влад поморщился.
     – Скотница.
    Камера закрылась. Марта, как завороженная, смотрела на него. Он обнял ее за талию.
     – Жаль, что завтра у меня не будет свободной минутки...
     Она вспыхнула и потупилась.
     Поднявшись снова в кабинет Роберта, он остановился у окна. Далеко внизу, у основания небоскреба,  тек поток машин. Влад загляделся на него.
     – Куда вышел Роберт? – спросил он у секретаря. Тот неопределенно пожал плечами.
     – Я оставлю ему записку, – и набросал несколько строк.
     Он уже выходил на улицу, когда Роберту протянули  листок бумаги. Тот развернул его.
     «Боб, ты прав, но мы все-таки недооценили элемент игрек», – стояло там. Роберт задумчиво перевернул листок и прочел на обороте;
     «До встречи в операционной!»
     И тогда он закричал.
     – Вниз! Скорее! Остановите ее!

     Юлька остановилась на тротуаре. Машины шли нескончаемым потоком. Рядом чернел зев подземного  перехода. Из высоких стеклянных дверей института выскочили люди, что-то крича ей и размахивая руками.  Она на минуту задержала на них взгляд и шагнула вперед.
     Ее оглушил удар, и она провалилась в темноту. Но, падая, успела заметить две идущие по аллее фигуры – мужчины и мальчика. Только теперь они шли ей навстречу.

Март – май 1999