Глава 5

Несмотря на то, что на протяжении всей ночи никто из гостей больше не мешал двум хозяевам "Фагус-холла", утром Фредерик, прямо на ходу готовя себе сэндвичи для завтрака, столкнулся с визитерами лицом к лицу.
- Доброго времени суток, - деланно вежливо начал Генри, - Мы бы хотели с вами кое-что обсудить, господин Штраус. А Ворст сейчас не с вами?
- Нет, сегодня его не будет, он проспит до самого вечера, так как был занят всю ночь до тех пор, пока я его не уложил... - ответил Фредерик, слишком поздно поняв, что сболтнул лишнее.
Прервавшись, мужчина неловко замялся и начал смущенно смотреть в пол, точно провинившийся ребенок. Но от своих слов отказаться он уже не мог.
- Погодите, что значит вы его уложили? Томас что, не в состоянии самостоятельно лечь спать? - удивился Натаниэль. - Или же вы его...
- Д-да, да, почти... - наконец пояснил пианист. - Видите ли, мой друг часто не может заснуть по ночам, и мне приходится давать ему снотворное и еще кое-какие лекарства, следить за тем, чтобы он их принял, а затем уже... Укладывать, они действуют быстро.
- Вот оно что. - произнес Генри. - Впрочем, нас это не должно касаться, насколько я уже понял. Нас больше интересует другое: вы не могли бы не играть так долго и громко в три часа ночи возле наших комнат? Пожалуйста, только пока мы здесь, когда уедем, можете это делать сколько хотите.
Фредерик вновь смущенно опустил глаза, а затем ответил, глядя куда-то в сторону:
- Да я прекрасно знаю, что это мешает спать, особенно моя игра на органе. Но это помогает Томасу творить, и он каждый раз умоляет меня не останавливаться. Вообще в той комнате он...
В очередной раз прервавшись, мужчина шепотом выругался, а затем добавил совершенно убитым голосом:
- Вот что бывает, когда я провожу ночь без сна, я становлюсь слишком болтлив. Я имел в виду, что та комната, где Томас периодически ночуют, тоже является для вас закрытой, он запрещает кому-либо, кроме меня в нее заходить. Поверьте, так будет лучше для всех. А сейчас, - Штраус немного взбодрился, - Приглашаю вас на завтрак, я как раз буду делать сэндвичи.
В этот момент у него из рук выпала банка с вареньем. Неловко извинившись, пианист принялся ее поднимать, а затем вытирать расползшееся по полу малиновое пятно. Увлекшись, он не заметил, как уронил и оставшуюся часть завтрака. Мужчины и девушка молча лицезрели эту нелепую сцену.
- Вот черт, да что же это такое! - воскликнул Фредерик, обнаружив свою очередную оплошность, - Как говорится, не уронишь - не съешь, вкуснее будет! Ха-ха-ха!
Было видно, что Штраус пытается отшутиться, однако смех давался ему с большим трудом. Наконец он махнул рукой и, поднявшись, сдавленно проговорил:
- Да, я знаю, о чем вы все сейчас думаете: "Эти люди и едят как свиньи, и живут так же." Без прислуги, одни, в этом давно сгнившем изнутри и снаружи доме у черта на рогах! В глуши, тумане и вечном холоде, не говоря уже о дожде... Но поверьте, мы не сами хотели себе такого, просто не было иного выбора.
Молодой человек вновь засмеялся, но уже с горечью.
- Ведь еще пару лет назад все было иначе, я учился в консерватории и, по словам преподавателей, подавал весьма большие надежды. Но увы, на последнем курсе из-за непредвиденных обстоятельств я забросил учебу, не смог сдать экзамены и вылетел оттуда, не получив ни диплома, ни даже какого-либо заверения - все равно что никогда и не учился. Так что официально я все еще полный дилетант в плане музыки. И, возможно, останусь таким навсегда...

Замолчав, Фредерик без всякого удовольствия доел свой сэндвич, после чего сел за пианино, в последний момент вытерев руки салфеткой. Устремив взор в пустоту, он принялся наигрывать "Лакримозу" из моцартовского "Реквиема", но быстро это бросил и обернулся в сторону гостей.
- А знаете, Томас мне некоторые мелодии играть в его присутствии тоже категорически запрещает, как, например, эту.
Он начал исполнять "К Элизе" Бетховена.
- Да, подобного он просто не переносит, я как-то раз попробовал это сыграть, когда он не спал, так Ворст действительно в меня кое-чем запустил - повезло, что череп не проломил. А впрочем, я на него не обижаюсь, хотя не всегда понимаю: Тому пришлось такое пережить...
И снова пианист оборвал игру и свой рассказ. Осмотревшись по сторонам и выдохнув, он сменил тему:
- В общем, если вы уже поели - как я вижу, овсянка для вас была предпочтительнее всего остального, в том числе фруктов - можете посетить нашу комнату отдыха, прежде мы вам ее не показывали, поскольку там потолок после дождя всегда протекает... Но сегодня - милости прошу!
Переглянувшись, визитеры решили принять это странное приглашение и проследовали за Фредериком в очередное неухоженное помещение, отличающееся от других некогда яркими, но теперь потерявшими цвет обоями и съеденным молью меховым ковром.
- Итак, где-то здесь хранились старые настольные игры, еще всякие безделушки вроде детских музыкальных шкатулочек... Можете пока здесь все осмотреть и расположиться, а я вернусь позже. - с этими словами Штраус ушел, но через мгновение вернулся и, с печалью глядя на будущих супругов, произнес:
- Я бы и сам был рад покинуть это место, но не могу. И не потому, что так ценю природу и уединение.
Вслед за тем он уже ушел окончательно, оставив будущих Линли и Вейна одних.

* * *

Гости всерьез задумались над словами Штрауса. Но полностью понять их не могли.
- Интересно, что он имел в виду, говоря, что у них с Ворстом нет иного выбора, кроме как жить здесь: может, они и не слишком богатые люди, но вполне могли бы себе позволить жилье хотя бы в пригороде, а никак не в таком месте! - высказался Генри.
- Да, ты в этот раз абсолютно прав, - поддержал его Натаниэль, - Двое образованных людей нашего возраста, перед которыми открывается неплохое будущее - а живут в этой развалюхе, в грязном склепе с паутиной и пылью! Зачем им это нужно?
- У меня есть на этот счет предположение, - Линли прищурился, - Мне кажется, Штраус и Ворст не так уж просты: помимо того, что они оба со странностями, они еще словно от чего-то прячутся здесь. Или от кого-то. Не хотят, чтобы о них узнали.
- Да, верно, - вмешалась в разговор Симона. Знаете, я вчера утром разговаривала с Томасом и... Мне показалось, он очень несчастен и тоскует. Словно он кого-то потерял, но не хочет рассказывать. И та комната, куда нам тоже запретили заходить... Та комната, где он спит и что-то творит ночью... Мне кажется, именно в ней таится разгадка всех секретов этого дома и его хозяев.
Мужчины с ней согласились.
- Но что же нам делать теперь? - спросил Генри. - Продолжать просто сидеть и ждать непонятно чего. Мне кажется, нам необходимо либо просто скорее отсюда уехать, либо попытаться разобраться в том, что происходит.
- Мы не можем уехать просто так, - ответила Симона, - Мне, конечно, не хочется влезать в частную жизнь Ворста и его друга, но... Тут что-то не так, я это чувствую, в этих стенах может и не быть никаких призраков, но дух чего-то незримого и наводящего скорбные мысли здесь несомненно есть, он незримо витает в воздухе всех комнат, в особенности тех, что на втором этаже. И идет это все именно от той самой комнаты, последней по коридору, откуда ночью и слышалась музыка, куда Штраус не велел нам заходить.
- Значит, остается одно, - воодушевляющие объявил Натаниэль, - Хватит уже загадок и толков, нужно самим во всем разобраться. Давайте прямо сейчас туда пойдем и все выясним!
- А это не опасно? - встревожился Генри, обнимая невесту за плечи. - Мне бы не хотелось подвергать Симону риску, как в прошлый раз.
Но молодая женщина была непоколебима.
- Я уже сказала, что не брошу вас. Мы втроем оказались здесь и втроем узнаем всю правду. А если отдадим за это жизнь, значит, такова судьба. Терять нам уже все равно нечего: Фредерик сегодня призрачно намекнул о том, что Томас нас уже все равно не выпустит отсюда просто так. Поэтому решено: пойдемте наверх!

Держась за руки обоих мужчин, Симона первой направилась к лестнице. На втором этаже было очень тихо, в том числе, и в конце коридора возле таинственной двери. Стоя в нерешительности, визитеры долго прислушивались, не проснулся ли Томас. Наконец, собравшись с духом, Натаниэль толкнул дверь, и та, как уже было в подвале, послушно отворилась, приглашая пройти в комнату.
Внутри же царил полумрак и еще больший холод, чем во всем доме. Кровать была пуста, но не застелена - очевидно, Ворст совсем недавно здесь был. Но гостей привлекло совсем не это: все темно-бирюзовые стены комнаты были увешаны портретами, и с каждого глядело одно и то же лицо - лицо молодой девушки в изящных бальных платьях, обрамленное копной темно-каштановых волос, часто с украшениями в виде цветов.
- О боже мой, посмотрите только на это! - негромко воскликнула Симона. - Эти картины, эта молодая женщина на них - они здесь повсюду!
- И я заметил еще кое-что. - мрачно произнес Генри. - Эти обои гораздо новее, чем все прочие в доме, значит, их наклеили сравнительно недавно. А что же было на старых?..
Не дожидаясь ни от кого ответа, мужчина подошел к одной из стен и потянул за неровный край слоя обоев. Вскоре ему удалось оторвать довольно большой кусок и увидеть более старое покрытие.
- Так, а это еще что? - удивился Натаниэль. - Смотри, там что-то написано, да еще и... Кровью!
И действительно: на стене еще можно было было различить засохшие темно-красные буквы довольно нервной формы и наклона. Очевидно, что у писавшего их очень сильно тряслись руки.
Сорвав весь свободный кусок новых обоев, мужчины смогли прочесть целиком всю фразу: "Я потерял тебя навеки, я не мог тебя спасти... Прости меня... Я проклят отныне до самой могилы. Гнить мне здесь заживо, а затем - в самом Аду!"
На противоположной стене скрывалась еще более красноречивая надпись: "Я никогда не прощу себе твоей смерти!" А на другой и еще одна: "Но я найду способ все возродить!"

Когда до без спроса вошедших дошел весь смысл написанного и находящегося в этой комнате, по их спинам пробежал холод. Побледнев, Симона опустилась на колени и поднесла руку к губам. Генри попытался как мог ее утешить, но девушка лишь качала в ответ головой. Натаниэль замер в растерянности.
Потрясенные, они не сразу услышали, как дверь вновь открылась, издав при этом зловещий скрип. Из ступора их вывел лишь злорадствующий голос Томаса Ворста:
- Так-так-так, видимо, вы оказались дотошнее, нежели я сперва предполагал...