Убийца

               
   Когда отцу исполнилось сорок дней, пошли с мамой на кладбище помянуть. Ничего особенного с собой не взял, кусок хлеба, да и только. Стоим у могилки, помолились. День ветреный, поутру еще сыро, холодно. Положил хлеб к подножию железного памятника. Вдруг вижу какой-то мужик идет, пробирается меж оградок к нашей стороне. Когда подошел ближе, он узнал мать. И я вспомнил, что в детстве видел эти черты лица. Работал с отцом, иногда заходил к нам в квартиру – выпивали вместе со товарищи. Как-то притащил c батей флягу краски, украв на складе, и бухнул на деревянный пол, отчего на крашенной коричневой половице осталась темная вмятина. Не знаю отчего, но в детстве испытывал страх при встрече с ним. От других товарищей отца такого страха не исходило. Или чистая еще душа чуяла чужую, лохматую, заросшую шерстью? Теперь страха не испытал, видя, как поистерся за годы некогда дерзкий и злой блатарь. По худой одежонке и тощему лицу было видно, что живет он не дома, бомжует.
   -Возьми,- показал ему на хлеб, когда он, поздоровавшись, приостановился у оградки. –Больше ничего нет, - как бы извинился.
   Он взял хлеб и стал жевать. Пока ест, рассказывает, как убил соседа по подъезду, за что его посадили на много лет.
   -Пришел с работы, а этот чума сидит на лавке под окнами пьяный, ухмыляется. Дал ему в рыло, он слетел, завалился... Поднялся в квартиру, взял ключ разводной. Вышел и еще два раза по голове хряпнул. Он и вытянулся…
   Рассказывает спокойно, чуть усмехаясь, будто не человека убил, животное. Самое главное, я не прошу его это делать. И не похоже, что хвалится.
   -С женой сейчас не живу. Пришел, а у них там бардель, дочки с мужьями, все пьют. Понял, если останусь, кого-нибудь еще кончу. Сына жаль – не дают учиться, да и жрать нечего. На одну ее пенсию живут… Я сам пробьюсь. Дал ему как-то хлеба с крупой, встретил. Подзаработаю, может, еще че дам…
   Мы собираемся уходить, и мужик, присевший на корточки, поднимается:
   -Пойду металл собирать, обещал на даче один тут… Ну, хоть буду знать, где Володька лежит…
   Он уходит, сгорбленный, худой, тщедушный. Позже видел его роющегося в помойных баках. Подошел, подал. Последний раз встретил с такими же, как он, безработными бичами, обжигающими за поселком старый кабель на костре - сдать медь.
   Не желал я этой встречи у могилы, не ждал и откровений. Зачем, для чего она, Господи?  Ужели душа отца или Ты захотел, чтобы и этот последний помянул ее?