Судьба и небо. Сентябрь 1943 г

6 сентября 1943 г.
С конца августа начались упорные бои за Мариуполь. Над городом стояло темно-серое облако дыма, а в его черте полыхало пламя. Истребители 9-й авиадивизии уходили группами на прикрытие наземных войск, а также на разведку и свободную охоту. Командир  Первой  эскадрильи капитан Речкалов с Николаем Чистовым  вылетели на разведку: необходимо было уточнить сложившуюся на земле обстановку в районе Мариуполя. Григорий был доволен своим ведомым: внимательный, дисциплированный, понимает его с полуслова. На «кобре» ведомого был нарисован номер «30», соответственно и позывной в воздухе был «Тридцатый». Речкалов летал на машине с номером «66», и позывной у него был «Шестьдесят шестой». Это повелось с легкой руки   Покрышкина, который взял себе позывной «Сотый» после того, как ему дали новенький самолет, и он велел своему технику, Грише Чувашкину, нарисовать на его фюзеляже номер «100».  У них в полку практически все молодые летчики вольно или невольно подражали Покрышкину: перенимали его словечки, также носили фуражку «блинчиком» и закладывали большие пальцы за ремень. Новички буквально смотрели ему в рот и ловили каждое его слово. Речкалов и другие «старики», разумеется, «Сотому» не подражали, поскольку он был у них первым среди равных. Григорий вообще считал себя асом, ни в чем по мастерству не уступавшим  Александру Ивановичу, и его более широкую известность и даже начинавший складываться в дивизии некий «культ» Покрышкина не считал вполне справедливым. Собственно в этот своеобразный «культ» немалую лепту внесли сами немцы, когда их служба радионаблюдения поднимала в эфире галдеж: «Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»    По количеству воздушных побед они  шли вровень, звание Героя СССР получили в один день, оба воевали с самого первого дня войны. В чем, безусловно, нельзя было отказать начальнику воздушно-стрелковой службы полка, так это в его таланте наставника молодежи. Через его «Академию» прошли все новички и стали хорошими воздушными бойцами. Вот и Коля Чистов тоже из числа «птенцов гнезда Покрышкина», как выражается Пал Палыч Крюков. Ну что ж, спасибо ему за хорошего ведомого.
Пара истребителей пришла в указанный район на большой  скорости и на высоте около трех километров.  Глазастый Чистов тут же увидел противника.

- Шестьдесят шестой! Справа ниже пара «мессов»! -  доложил он командиру.
- Вижу! – коротко ответил Речкалов. – Внимание!  Атакуем…    

Григорий спикировал.  Мессершмитт быстро вырастал в прицеле. Двести метров, сто пятьдесят, сто.  Из ствола пушки вырвалось пламя, и огненная трасса мигом добралась до  тощего тела немецкого истребителя. Тот вздрогнул, пошел к земле, за ним тянулся клуб жирного черного дыма.

- Отлетался фашист, - с удовольствием в голосе сказал в эфир Речкалов. – Тридцатый, бей ведомого! 

Практически в ту же секунду Чистов срезал меткой очередью второго «мессера», который пытался уйти от пары насевших от него «индейцев» переворотом. С земли заметили воздушный бой и открыли плотный зенитный огонь, пытаясь спасти своего. Чистов, между тем, внимательно присмотрелся к земле и увидел танки.

- Шестьдесят шестой!  Вижу «коробочки»! – сообщил он командиру.
 
Речкалову  стало понятно, почему здесь барражировали мессершмитты. Они прикрывали  с воздуха танки. Передав по радио информацию, они на бреющем полете пронеслись над танками, а затем круто набрали высоту. А это что?   Внизу слева от них на запад полз длинный железнодорожный состав. Интересно, что это фрицы  вывозят. Два вагона пассажирских, остальные – теплушки. В комфортабельных пассажирских вагонах могут быть раненые, едущие в тыл офицеры. А в теплушках – скот, награбленные ценности или просто люди, которых фашисты угоняют в Германию в качестве рабочего скота. Вот так на днях Иван Бабак, летчик из их дивизии, из 100-го гвардейского авиаполка, летал со своим ведомым Петром Гучеком на разведку в этом же районе и обнаружил состав. По вагонам не стреляли, только разбили паровоз. Оказалось, что поезд был набит девушками и женщинами, которых вывозили в Германию. Эшелон остановился, конвоиры разбежались, а тут и подоспели наши наземные войска.  Нельзя и этому поезду дать спокойно  уехать.

- Тридцатый! Бей по пассажирским вагонам, я беру на себя паровоз! – скомандовал Речкалов и устремился в атаку. 
      
Паровоз быстро увеличивался в прицеле. Рано, рано… А вот теперь пора! Заработали крыльевые пулеметы, самолет привычно содрогнулся, с передней кромки  крыльев вырвался сноп огня, и в ту же секунду паровоз почти исчез под клубами пара и дыма. А когда дым немного развеялся, стало видно охватившее его пламя. Состав продолжал движение, но уже только по инерции. Теперь пулеметно-пушечные очереди Чистова прошили оба пассажирских вагона, и они также оказались охвачены огнем. Из окон выскакивали люди в серой мышиной форме. Некоторые из них горели и катались по земле, пытаясь сбить огонь. Другие бежали прочь  от разбитого состава. "Аэрокобры" набрали высоту.

- Тридцатый, делаем второй заход!
- Есть второй заход!
   
Вновь пикируют на уже неподвижный состав, из которого продолжают в панике выскакивать люди. Они мечутся по земле, пытаясь спастись, но все тщетно. Пальцы привычно ложатся на пулеметные гашетки, и огненные трассы летят от самолетов к земле, неся ужас и смерть. 

- А вот теперь идем домой, - удовлетворенно сказал Речкалов, и взмывшие ввысь над разбитым эшелоном истребители растаяли среди редких облаков.