Житейское море

В селе Хлевище, на Родине писателя Николая Рыжих, установили его памятный бюст. В безумные времена, когда памятники воздвигаются палачам и садистам, случай с Николаем Прокофьевичем - явное исключение. И тем оно значимее и приятнее.
Я познакомился с ним через подзатыльник. Подзатыльник  мне влепил Николай Прокофьевич в Курске, на  семинаре,где меня принимали в Союз писателей. Я не ходил на занятия, все дни провалялся в номере гостиницы, читал "Одиссею капитана Блада" Сабатини. Я не верил, что в Союз меня, сочинителя из захолустья, примут.
А они приняли.
Ну, вот Николай Прокофьевич подзатыльником меня и поздравил . И добавил, что еще и пинка даст, если я с прежним легкомыслием буду относиться к своим способностям.
Мне в ту пору было немногим за тридцать, Прокофьевичу - почти шестьдесят. Конечно, я тут же начал узнавать - кто этот дядька со шкипреской бородкой, что позволяет себе запанибратские вольности? На меня глянули с укоризной: "Как? Пробраться в писатели и не знать - кто такой Рыжих?!
И тут же я был  посвящен в узловые завязки  его биографии. Уроженец села Хлевище,что в Алексеевском районе. Сначала морской офицер, потом моряк торгового и рыболовного флота.Был приписан к Камчатке. За время службы написал несколько книг, принят в Союз писателей СССР и получил пару  крупных литературных премий. В данное время продолжает серию книг о море. Они так и называются -" Синее море", "Студеное море", "Штормовое море"... Недавно возвратился на Белгородчину, где, как офицеру северных широт, ему предоставили однокомнатную квартиру.
В общем, имел право человек припечатать меня к творческому союзу широкой морской ладонью.
А дальше случилось так, что мы сошлись с Николаем Прокофьевичем на почве обоготворения малой Родины. Его путь из Белгорода в Хлевище всегда лежал через мой Бирюч, и он часто задерживался у меня на несколько дней. Когда приезжал - сам спешил на кухню. Минуту спокойно смотрел на мою жену, а потом говорил хрипотцой, так ему присущей:
-Шурка! Ну, хто ж так картохи чистя? У тибе ж у шкорку уходя половина. Если б на корабле - ты б усю команду голодом заморила.
Сам брал нож и очень аккуратно, словно алмаз огранял, делал из клубня настоящий бриллиант. Он всегда у меня говорил по-деревенски,и явно наслаждался возможностью выговориться. Вообще только человеку с большой фантазией при первой встрече пришло бы в голову называть Николая Прокофьевича писателем. Мужик. Кряжистый, бородатый, косноязычный. Хлевищенский однодворец, внук полного Георгиевского кавалера.
Но когда он принимался читать главы из новой повести "Федины лапоточки" - ты забывал, кто перед тобой. Голос, язык, смысл повествования уводили тебя в тот простор, где именно народные приметы поднимаются до уровня сотворчества с Господом.
Белгорода Николай Прокофьевич не любил. Шли девяностые - годы безденежья и ненужности. Чтобы не голодать, Рыжих таскал на горбу  стеклянные банки с нашего консервного завода. В эти банки в Хлевище ему закручивали домашние соленья-варенья, и писатель Рыжих продавал их в том же Белгороде.Мне с горечью признавался:
- Я ведь не бестолочь какая. Поехал в Алексеевскую районную газету "Заря". Думал - редактор хоть на полставки, хоть на четверть ставки возьмет. Не взял. А в последнее время вообще передо мной двери закрывают. Боятся, что я лучше них писать буду.
Я хорошо понимал Николая Прокофьевича. В то же время то же самое происходило и со мной. И если Рыжих хоть на стеклянных банках выживал, то у меня и на такое талантов не было.
И спасался Прокофьевич  писательством. Он заканчивал "Светлое море" и вплотную занялся рукописью повести"На карте района". Он ее по моему совету позже переименовал в "Федины лапоточки".
Повесть  напечатана в "Роман-журнале21-й век". Это удивительное повествование, оно  уже читается словно под звучание народных наигрышей. Здесь - энциклопедия русской деревни ХХ века. И когда в области ведутся разговоры о краеведческой и патриотической литературе - я могу подсказать : более русского и более познавательного материала, чем книга НиКолая Прокофьевича Рыжих "Федины лапоточки" на свете просто нет.
Он курил трубку и очень любил чай. Табак и  пригоршню чаю на заварку всегда возил с собой. Часто они смешивались, что писателя ничуть не смущало. Поэтому дымок от его носогреки иногда  отдавал цейлонским настоем, а чай попахивал никотиновым дымком - это его не смущало.
Он все делал сам.
И вот теперь Николай Прокофьевич Рыжих вернулся к нам бронзовым изваянием. Вспоминаю, как однажды спросил Прокофьевича, хотел бы он за свои труды увековечения в камне. Он просто, как о деле пустяковом, ответил :
-Я ж не Ленин. Надо дюже много беды натворить, шоб табе памятник подняли. Слава Богу, я зла никому не чинил. Мне простого хряста на могилке хватя.
 Так и вышло. Похоронен Николай Прокофьвич далеко от Белгородчины, под простым православным крестом.
 А на Родине теперь есть ему памятник. Он уже тем знаменит, что прославил Белгородчину как край, где монументы иногда ставят и достойным людям...

...
На снимке: бюст писателя Н.П.Рыжих в селе Хлевище