Ч. 4 Прикосновение, гл. 2 Система Долланского

        Читать роман полностью здесь: http://www.proza.ru/avtor/vseslavsolo&book=1#1

        Астральное тело - Скоморох или Начало магии - роман 1

        Часть четвертая    П Р И К О С Н О В Е Н И Е

        Глава 2
      
        Система Долланского

К Долланскому я направился вместе с Викой. Мы вышли из автобуса на Комсомольской площади. Как меня предупредили, занятия являлись неофициальными. Мы устремились отыскивать в районе частного сектора заветный конспиративный дом. Еще не было и шести часов, а на улице уже сгущалось и темнело фиолетовое пространство. 
Я твердо шел и курил, я знал, зачем я иду. Вика семенила рядом, она постоянно поскальзывалась и потому придерживалась за мою руку.
— Ой мамочка!.. Ой, Господи!.. Ой, Сережа, держи, держи меня!.. — выкрикивала она, и я ловил ее на руки, обласкивал, и мы снова шли дальше.
В довольно сухом тексте записки, которую написал мне Иван в качестве сопровождения, содержалась не только рекомендация Долланскому человека по имени Сергей Истина, но и была, в самом конце, коротенькая приписка: разрешалось мне взять с собою, для поддержания компании, одного хорошо знакомого мне человека, и не более!
Вскоре черные пунктиры ледяных катков, по которым с разбега прокатывалась Вика, увлекая меня под руку за собою, привели нас к дому <186>105. Я навалился плечом на деревянную калитку, и мне удалось сдвинуть ее внутрь. Мы с Викой оказались в довольно узеньком дворе: в самом конце его желтело электрическим светом небольшое окошко, оно горело среди посмуглевшей фиолетовой тишины вечера...
Гуськом, по вытоптанной в снеге, затвердевшей на морозе тропинке, по одну сторону которой белели высокие сугробы, а по другую протягивался одноэтажный кирпичный дом, я и Вика прошли к окошку и заглянули.
За самодельным деревянным столом у окна сидел мужчина лет пятидесяти, с крупными, пушистыми бровями, крохотными глазками, совершенно лысый. Он что-то вычерчивал на бумаге, разложенной перед ним, но он сразу же почувствовал наше с Викой присутствие за окном, поднял голову от стола и поманил нас рукою, как бы приглашая войти в сарайчик. Я и Вика вошли.
Мы вежливо поздоровались с хозяином. Насколько я понял, перед нами сидел Долланский собственной персоной. В сарайчике оказалось так тесно! У стола находился еще один стул, кроме того, на котором сидел Долланский. Вика села, а я остался стоять.
Я протянул записку Долланскому. Он выхватил ее у меня из рук и, торопясь, развернул.
Электрическая лампочка, висевшая с потолка на скрученном проводе, чуть повыше его головы, отражалась в его напряженных глазах, и потому казалось, что зрачки Долланского, словно воспламененные фитильки, слегка как бы покачивались на сквозняке...
В сарайчике действительно было не так уже и тепло: Долланский сидел одетым в фуфайку и валенки поверх зеленого спортивного зимнего костюма. Хотя, надо признаться, после мороза под открытым небом я немножко оттаял. Возле Долланского красновато тлела круглая электрическая плитка. Благодаря ей здесь было не так холодно, как на улице.
Изредка до моего лица доносились порывы тепла. Тепло будто клочками витало в сарайчике. Я улавливал очередной клочок тепла, проплывавший где-нибудь рядом со мною, и окунал в него лицо. Так я покачивался на месте, выполняя замысловатое упражнение. Словно эти клочки тепла, как незримые наваждения, заставляли меня вращаться. Неожиданно я поймал себя на мысли, что я вроде как покачиваюсь не по своей воле! Внутренне я волевым усилием остановил свое туловище...
Мои вращения длились несколько секунд или может быть с минуту, но мне показалось, что протекло гораздо больше времени. Однако Долланский всего лишь успел прочесть записку.
Он отложил ее в сторону и спокойным и деловым тоном потребовал от меня мои данные: возраст, болезни, домашний адрес. Фамилию он переписал аккуратно из записки. Мой формуляр вскоре оказался заполнен.
— Она  с вами? — обратился ко мне Долланский и кивнул на Вику.
— Да, в записке же указано...
— Знаю, знаю! — прервал меня Долланский. И он осмотрел Вику ласково. Она даже засмущалась немного; глянув на меня, опустила глаза.
— Сережа, вы выйдите, пожалуйста, — сказал Долланский. — Нам надо поговорить с дамой наедине. Женские секреты, знаете ли, должны делиться на двух мужчин сегодня: что-то для мужа, а что-то и для доктора!
— Плох тот муж, который не знает всех секретов! — как-то неуверенно, но постарался съязвить я, потому что обиделся!
— Однако плох тот муж, который знает все секреты! — воскликнул Долланский, уловив мою обиду на лету.
— Это почему же? — остановился я у двери возмущенно.
— Муж, знающий все секреты, перестает быть только мужем! А доктор, знающий все секреты женщины, перестает быть только доктором! — сказал Долланский. Последнюю фразу он протянул как-то насладительно и разулыбался, и покраснел немножко, и глянул на Вику... — Если не трудно, все-таки, подождите нас на улице, — заключил он и промокнул свежим носовым платком испарину на своем морщинистом лбу, что меня немало удивило! Откуда ей, испарине, взяться в холодном сарайчике?
Я подчинился просьбе, тем более что Вика посмотрела на меня преданно и доверчиво. Видимо, ей особенно по душе было то, что она воспринята сегодня моею женою...
Как мне не хотелось, но мне пришлось покинуть сарайчик и снова оказаться на крутом морозе во дворе. Я встал неподалеку от окошка. Терпеливо наблюдал, как Вика оживленно беседовала с Долланским, последний, почувствовав мое присутствие у окна, протянул свою мясистую руку к нему и задвинул его белой шторкой! Теперь на ее светлом фоне раскачивались два силуэта, видневшиеся по пояс. Меня обозлила подобная аудиенция Вики! Силуэт Долланского почему-то приблизился к Вике: оба силуэта замысловато перешептывались! Я топтался на месте, не спуская пристального взгляда с них. Под моими ногами хрустел снег, словно пенопласт. Какая-то искусственность во всей этой ситуации поражала меня.
Вдруг я расслышал где-то там, в глубине двора, за сарайчиком или дальше, что кто-то перешептывался.
Потихонечку я выглянул за угол сарайчика: разглядеть ничего не удавалось и расслышать тоже! И я решил приблизиться на несколько шагов к шепоту.
Чтобы не хрустеть, мне приходилось по несколько секунд погружать каждый ботинок в замерзший снег тропинки. Вскоре я спрятался в проем между задней стенкой сарайчика и забором соседнего двора. Шепот оказался еще дальше от меня, за поворотом забора. Теперь его хорошо было слышно, но, как я понял, я попал на окончание разговора.
— Все, я тебе сказал. Он уже пришел, мне пора идти...
— Хорошо!.. Гы-гы-гы!.. Ой, Остап Моисеевич, минуточку! Чуть не забыл!..
— Да, я здесь!
— Остап Моисеевич, а что я буду за это иметь? Я же могу и отказаться, ежели... сами понимаете...
— Ладно. Девочку я тебе обещаю, хорошую! Худенькую!
— Из сорок пятой. Остап Моисеевич, из сорок пятой!
— Людку, что ль?
— Да-а, Остап Моисеевич, Людочку!
— Ладно, договорились!
— Остап Моисеевич! — послышался громкий голос с другого конца двора; кажется, голос Долланского...
— Меня зовут заниматься. Адью, Купсик, до завтра! — отрезал Остап Моисеевич.
— Адью, Остап Моисеевич, адью! — ответили ему.
«Купсик?!»  —  вспыхнуло у меня в памяти.
Тут произошло невероятное! Огромная птица пролетела пару кругов надо мною и сарайчиком так низко, что от хлопанья её крыльев меня несколько раз обдало морозным ветром. Несмотря на холод, я пропотел! Ноги у меня подкосились, сердце заклокотало, будто искало куда спрятаться, и провалилось в живот! Черная фигура Остапа Моисеевича промелькнула мимо меня; птица унеслась за соседний забор, и ее мощное расплескивание крыльев стихло. Я стоял, плечом прислонившись к забору. В памяти еще сверкали огненные глаза и когти страшной птицы. Где-то во дворе скрежетнула металлической защелкой дверь...
— Сережа! — послышался взволнованный голос Вики.
«Вика, я совсем о ней забыл»,  —  подумал я, оставаясь на месте.
— Сережа! — уже отчаянно выкрикнула Вика.
— Я здесь, иду! — хрипло отозвался я.
Возле сарайчика, пока я шел, вспыхнула кем-то зажженная лампа под шляпообразным колпаком, и ее свет обнажил пол двора. Я вышел к сарайчику. Вика бросилась ко мне.
— Ты что, обиделся? — первое, что спросила она, ласкаясь.
— Здесь кто-нибудь сейчас проходил? — обнимая Вику и отвечая на ее ласки, все еще хриплым голосом спросил я. В горле у меня перехватило и першило.
— Да. Долланский позвал в спортзал какого-то мужчину.
— А где Долланский? — поинтересовался я.
Но на этот вопрос ответила не Вика, а внезапно открывшаяся дверь в кирпичном доме. Из-за нее выглянул Долланский.
— Молодые люди! — крикнул он в нашу сторону. — Проходите переодеваться, мы скоро начинаем! — и тут же скрылся за дверью, захлопнув ее за собою.
— А что случилось? — беспокойно спросила меня Вика.
— Да так! Я подумал: «Не показалось ли мне, что кто-то прошел мимо меня, там, в глубине двора».
— А что ты там делал?
— Ничего. Курил.
— У тебя так сердце колотится, — сказал Вика, прижавшись к моей груди. — Что-то случилось? А?
— Скажи, ты что-нибудь слышала?
— А что я могла слышать?
— Ну, там, шум какой, хлопанья...
— Нет. Я ничего не слышала. Я только испугалась, что тебя нет!.. А ты слышал?
— Что слышал? — насторожился я от Викиного вопроса.
— Ну, ты же сам сказал: шум, хлопанья!
— Да нет! — прикинулся я повеселевшим. — Это я так спросил, чтобы тебя попугать сейчас.
— Проказник! В тебе еще много бесового! — ласково пожурила меня Вика, потрепав за щеки, и поцеловала в губы...
Переодевшись в специально оборудованных для этого комнатах в спортивные костюмы, я и Вика вошли в спортзал. Все присутствующие там люди тоже были одеты в разноцветные спортивные одежды. Каждый член этого частного зала удобно располагался на полу на своем утепленном коврике. Мы с Викой разместились неподалеку от эстрады, с которой, как я понял, будет вещать свою систему Долланский.
— А ты бы смогла его узнать? — спросил я полушепотом у Вики, голос у меня уже успокоился и выровнялся.
— Кого? — удивилась Вика и огляделась по сторонам.
— Того, которого Долланский позвал в спортзал, там, во дворе, — все так же полушепотом пояснил я.
— А-а, — поняла Вика. — Тише, — сказала она.
— Почему? — в свою очередь удивился я.
— Он рядом с тобою, — сказала Вика и незаметно повела глазами в его сторону.
Я оглянулся... Позади меня, на ярко-желтом меховом коврике сидел мужчина лет сорока — сорока пяти, на коленях у него лежал его крупный живот. Мужчина улыбнулся мне, неприятно оскалившись при этом, словно передразнил меня. Потом он облизнул свои припухшие губы. Одет он был в черное трико, на шее повязан короткий голубой шарфик. Мужчина почесал об рукав свой ноздристый нос и на рукаве осталась влажная полоска. Мне стало противно, и я отвернулся.
— Это точно он, ты не ошиблась? — наклонился я к Вике, спрашивая.
— Конечно он! Не сомневайся, — прожужжала мне Вика прямо в ухо, и от ее нежных губ у меня по спине пробежали мурашки. — А зачем он тебе? — спросила она.
— Мне кажется, я его где-то мог видеть... — ответил я первое, что взбрело мне в голову, и подумал про себя: «Ну и мерзкая же рожа у этого Остапа Моисеевича! Такой со всякой заразой может иметь дело!»
На эстраде появился Долланский. Зал шумел негромко, все переглядывались, ожидая интересный вечер. Заговорил Долланский, и все разговоры прекратились. Я окинул еще раз взглядом весь зал — на ковриках сидели в позах «полулотос» человек двадцать. Черным пятном промелькнул передо мною Остап Моисеич, он один среди присутствующих был одет в черное трико.
Поскольку наша группа пришла на свое первое занятие, Долланский произнес вступительную речь. Интригующе прозвучал его рассказ о бабуле, шестидесяти лет, что не могла и двух шагов проделать без скорой помощи, а сейчас принимает позы лучше, чем дипломированный йог. И все это после занятий по его системе, системе Долланского! Он ходил по эстраде, важничал и хвастался, как-то исподволь, не навязчиво.
Потом начались изнурительные упражнения. Долланский сидел на эстраде на мягком фигурном стуле из дерева и присматривал за состоянием своих пациентов. Надо отдать ему должное как учителю! Хотя вся система и звучала по магнитофону, но присутствие самого Долланского на эстраде в это время оживляло магнитофонную ленту, и даже не возникала потребность, чтобы говорил именно он. Правда, изредка Долланский останавливал движение кассеты, хлопнув клавишей: вставлял реплики, давал консультации, а некоторые упражнения не доверял магнитофону и диктовал сам, живьем...
Нагрузка действительно была глубинная, рассчитанная, как выразился ее автор: «На все тайники души вашей!..»
Я все время старался забыть о существовании позади меня Остапа Моисеича, о страшной птице во дворе, но, все-таки присутствие Остапа Моисеича, его взгляда в упор, ощущалось, и это немало мешало мне сосредоточиваться, особенно поначалу.
Мы с Викой выполняли всевозможные растяжки, укладывали тело в удивительные позы, постоянно сопровождая все это особой конструкцией дыхания, с его обязательными задержками.
В общей сложности, занятие длилось четыре часа, из которых мы очень долгое время не дышали. По словам Долланского, мы копили молочную кислоту, чтобы организм проглотил ее, — это и была генеральная линия его системы...
По окончании упражнений мы с Викой, казалось, изрядно устали, но когда мы вышли на улицу, то, не знаю, как Вика, но я почувствовал, как мое тело, словно парус, будто само по себе, стремительно продвигалось по тротуару, увлекая Вику под руку! Это торжествовал во мне снова Человек-Ветер.
Куда девался после занятия Остап Моисеич, я не углядел. Я все-таки забыл о нем! И это было прекрасно! Я забыл даже о чудовищной птице!.. Забыл, потому что выполнял, учился выполнять первое наставление Ивана: «Ни к чему не привязывайся!»