Цвет измены

   Начало 80-х прошлого столетия...
   В канун Нового года нагрянула к нам тёща. Сын с женой мигом повисли на ней, перебивая друг друга небескорыстными возгласами восторга. Согласно семейной традиции, я корректно поприветствовал гостью и скромно удалился в гостиную, где меня дожидалась наполовину наряженная ёлка. Боковым зрением успел заметить, что тёщина хозяйственная сумка отдалённо напоминает багаж Деда Мороза.
   Моё уединение длилось недолго. В самый ответственный момент, когда я пристраивал к макушке ёлки стеклянную иглу, пожаловала делегация родичей: во главе её с гордым видом шествовала тёща, рядом с бабушкой прыгал внук, размахивая большим полиэтиленовым мешком, набитым сладостями, а несколько сзади по-кошачьи упруго кралась моя половина.
   - Ну, как, Геночка?
   - Что - как? - механически переспросил я, спрыгнув со стремянки.
     Тёща сделала шаг в сторону и елейным голосом скомандовала:
   - Оленька, покажись!
   Выступив вперёд, жена бесстыдно задрала длинные полы халата и выставила на моё обозрение свои ноги, обутые в новенькие жёлтые сапоги.
   - Маде ин Финляндия! - важно провозгласила Ольга и для пущей убедительности поочерёдно топнула скошенными фирменными каблучками.
Три пары глаз бульдожьей хваткой вцепились в меня. Физически ощутив тёщин взгляд, я присел на нижнюю ступеньку стремянки и принял позу древнегреческого мыслителя. Внутренний голос подсказывал, что следует чуть затянуть паузу, а затем выдать проходной, устраивающий всех, ответ.
   - Надо подумать, Мария Дмитриевна, - произнёс я с дежурной вежливостью и принялся добросовестно рассматривать сапоги, цвет которых казался настолько естественным, будто их выточили из двух гигантских спелых лимонов, насколько и невероятным...

   ... Готовясь к экзамену по электротехнике в ленинградском Политехе, я крепко усвоил избитую истину: прилежное конспектирование лекций избавляет от лишней головной боли на сессии. Конспект мой, в принципе, был на уровне. Не хватало лишь одной темы, которую нам читала, заменяя прихворнувшего Виталия Илларионовича, одна экзотичная старушка с профессорской фамилией и жутким произношением. Вместо "л" у неё выходило "р". Например, "пи пополам" звучало как "пипапарам". Причём, создавалось впечатление, что она намеренно усиливает свою речь словами, напичканными "л" и "р", сливавшимися в мелодию пикирующего трактора. Для ведения записи лекции следовало поднатореть в переводе с тарабарского на русский, но меня одолела лень. Дата и тема лекции - вот и вся запись, да ехидная приписка: "Смотри учебник". Заглянув в учебник, я пришёл к выводу, что 2 вопроса из 90 - это почти как "Спортлото 5 из 36". И со спокойной совестью предстал перед экзаменатором.
   Теория вероятности выручила меня лишь отчасти, ибо в реалии вмешался ЗНП - закон наивысшей пакости - одно из "белых пятен" всё-таки попалось. Зато повезло с двумя другими вопросами, а самое главное - с местом. Доска, на которую мне предстояло выплеснуть свои знания, оказалась в веренице расставленных за кафедрой досок, воткнутой в дальний от двери угол огромной аудитории-амфитеатра №235. За соседней доской сосредоточенно сопел Колосов, наш профгрупорг. Он обратился ко мне со своей "заморочкой" и предложил "чейндж". "Ноу проблем" - мы на время махнулись местами и кооперативно поработали. Наша хитрость удалась, ибо Виталий Илларионович принимал экзамен в одиночку, без ассистента, и менее всего был расположен к одновременной слежке за дюжиной находчивых студентов. К тому же, наша группа для него стала второй за день.
   Виталий Илларионович, которого студенты за глаза ласково звали Виталиком, предпринимал героические усилия по завершению аттестации параллельной группы в лице последнего её представителя, парня с Бермудов, вынужденного оправдываться за какой-то треугольник при симметричной нагрузке. Маленький - метр с кепкой - смуглый студент и надвигавшаяся на него глыба-преподаватель являли собой образец тесного международного сотрудничества. Непосвящённому могло показаться, что дела нашего собрата из рук вон плохи. Однако, студенческий опыт подсказывал обратное: роль матадора принадлежала не вспотевшему Виталику. Впрочем, здесь шла битва на более низком эволюционном уровне, вроде той, что ведут крохотный паучок и большая зелёная муха. Опутав экзаменатора крепкой нитью из полурусских слов со странными ударениями, студент к концу ответа разволновался и перешёл на родной язык, доведя Виталика до высосанного состояния.
   В тот момент, когда в зачётке бермудянина вырисовывался жирный "уд", дверь аудитории широко распахнулась и гнетущую тишину расколол каркающий тенорок:
   - Добрый день, жераю здравствовать, Витарий Иррарионович! Добрый день, марадые рюди!
   - Здравствуйте, Ирина Владимировна, - приветливо отозвался Виталик, стыдливо сунул зачётку своему истязателю, встал и направился навстречу вошедшей даме.
   Вдоль ряда досок пробежал лёгкий шепоток: "Пипапарам!"
   Бермудянин, с лицом человека, выигравшего в лотерею диплом бакалавра, просеменил к выходу, не забыв на прощание выразить Виталику свои чувства на чистом русском языке.
   - Какой курьтурный, - прокомментировала эпизод Пипапарам. Наклонив голову, словно продолжая смотреть с высоты своего маленького роста на представителя дружественной страны, она добавила: - И совсем марьчик.
   - Да уж, - тяжко вздохнул Виталий Илларионович и смахнул со лба капельки пота.
   - Устари? - посочувствовала Пипапарам. И решительно предложила: - Прогуряйтесь в сторовую. Чашечка кофе снимет устарость. А я пока за Вас поработаю с марадёжью.
   Экзаменатор растерянно огляделся по сторонам.
   - Идите, горубчик. Ваш ассистент заборер, а я его заменю. На кафедре всё уражено, - успокоила коллегу Ирина Владимировна и отправилась к столу, заваленному нашими зачётками.
   Пипапарам отличалась от остальных смертных не только уникальностью речи, но и неповторимостью походки. Шла она, раскачиваясь из стороны в сторону с завидной амплитудой, поочерёдно бросая массу своего кубического тела на одну из ног. Но это была не "утиная" походка. В утке нет солидности, быстро идти она не может - ей дано медленно бегать. Ирина Владимировна Мицкевич, как истинная аристократка, ходила быстро и с достоинством, что присуще лишь одному обитателю Земли - императорскому пингвину.
   - Идите же! - повторила она, усевшись за стол.
   Топтавшийся у двери Виталик подобострастно кивнул и сдвинулся с места. Однако, произошла заминка - на пороге аудитории во всей своей красе выросла Лариска Соловьёва, наша первая модница. Её сногсшибательный прикид удачно гармонировал с безумно сверкающими синими глазами на мёртвенно-бледном лице.
   - Какая сравная девочка! - вскричала Пипапарам и кинулась к двери.
   Лариска застыла на пороге памятником Застоя. Виталик полез в карман за носовым платком.
   На зависть Бэну Джонсону Пипапарам в мгновение ока покрыла расстояние, разделявшее её с Ларисой.
   - Какая сравная девочка! - восторженно повторила старушка и закружилась вокруг Соловьёвой, готовой свалиться в обморок.
   Обежав студентку, Пипапарам отпрянула на шаг назад и всплеснула руками:
   - Какие у неё сапожки! Берые! Вы посмотрите, Витарий Иррарионович.
   Виталик снял очки, криво улыбнулся и потёр переносицу. У Соловьёвой закатились глаза и начали подгибаться коленки. Ирина Владимировна схватила её за локти и шёпотом спросила:
   - Чьи сапожки?
   - Финляндия, - потусторонним голоском промямлила Лариска.
   - Финряндия! - радостно прорычала старушка и плотоядно чмокнула губами. - А как твоя фамирия?
   - Соловьёва, - внятно ответила студентка.
   - Саравьёва! - ещё больше обрадовалась Пипапарам. - Хорошо, просто отрично. А имя?
   - Лариса.
   - Рариса! - пришла в совершенный восторг, близкий к экстазу, Ирина Владимировна и побежала второй круг.
   Поравнявшись с Виталиком, она вцепилась в его рукав и с силой тряхнула.
   - Какая гармония! Поразитерьно! Вы сограсны? - увлечённо затараторила Пипапарам. Заметив иронию на лице коллеги, осеклась. Помолчав секунду-другую, она упрямо задрала подбородок и с вызовом предложила: - Давайте поставим ей пятёрку.
   Виталик окаменел. В аудитории воцарилась гробовая тишина. Лишь мышиная возня дожидающихся за дверью своей очереди студентов напоминала, что время не остановилось.
   - Вот и отрично, - уверенно заключила старушка. - Рарисочка, подойди к стору.
   Оставленный без присмотра Виталик раскрыл рот, набрал полные лёгкие воздуха и, отчаянно махнув рукой, растворился за порогом.
   - Ну, халява! - дыхнул мне в ухо Колосов после того, как Лариска прима-балериной выпорхнула на волю с пипапарамовой пятёркой.
   Голос товарища вывел меня из состояния оцепенения. Не отдавая отчёта своим действиям, я громко позвал:
   - Ирина Владимировна, можно Вас?
   - Пожаруйста, горубчик, пожаруйста, - с готовностью отозвалась ценительница гардеробных гармоний.
   Что касается прикида, то я мог бы ещё поспорить с Лариской: зелёный индийский джемпер, джинсы "Монтана", но было нечто и покруче - новенькие итальянские снегоходы под цвет Китая на карте Мира.
   - Так, марадой черовек. - Пипапарам близоруко сощурилась на каракули Колосова.- Как раз эту рекцию я у вас и читара. Торько Ваше доказатерьство из учебника, а я давара иначе. Радно, израгайте.
   - Чего? - по-простонародному вырвалось у меня.
   - Отвечайте на первый вопрос, - гладко произнесла старушка.
   Кровь ударила мне в голову: Соловьёвой - халява за сапожки, а мне - по написанному долдонить? Тем более, что Колосов содрал со "шпоры" одни греко-арабские закорючки без единого пояснения.
   - Так ведь здесь всё написано, - ткнул я пальцем в доску.
   Сощурившись ещё раз, Пипапарам покачала головой:
   - Маро ри что написано, - возразила она. - Конечная формура верна, но в доказатерьстве есть неточности. Попробуйте найти их хотя бы методом от противного.
   Я подпёр щеку ладонью, изобразив глубокую задумчивость, и стал тянуть время в надежде, что старушка куда-нибудь отлучится и Колосов поправит свою мазню. Но Пипапарам застыла большим умным сусликом между мной и Колосовым. Тот попытался что-то втолковать мне на языке глухонемых, но кроме фиги я ничего не разобрал.
   - Вы подадите горос или так и будем морчать? - ледяным тоном спросила Ирина Владимировна.
   - А чего говорить? Всё написано, - зло ответил я и выставил под нос старушке один из своих шикарных снегоходов.
   Она заинтересованно нагнула голову, сокрушённо помотала ею и подняла на меня пылающие гневом глаза. Я не успел толком сообразить, что произошло, как ощутил себя в шкуре шекспировского Мальволио.
   - Отвечайте на второй вопрос, - прошипела Пипапарам.
   "Всё кончено", - подумал я и, впав в прострацию, принялся выдавливать из себя чужие слова.
   - Чушь, - оборвала меня старушка. - Никакой рогики, марадой черовек. Кстати, как Вас веричать?
   - Иванов.
   - Да-да, - рассеянно кивнула Ирина Владимировна.
   - Геннадий, - прибавил я и вдруг впервые в жизни пожалел, что судьба обделила меня в имени и фамилии рычащими звуками.
   - Геннадий, - бесстрастно повторила Пипапарам.
   - Кириррович, - против воли вылезло из меня.
   Старушка качнулась, словно от пощёчины. На секунду её лицо выразило нечеловеческую тоску. Я принялся лихорадочно подбирать слова извинения за нелепую бестактность, но опоздал.
   - Два барра! - бухнула Пипапарам смачной оплеухой.
   - Понятно, - согласился я.
   Ирина Владимировна поморщилась от необходимости соблюсти известную формальность.
   - Вы не ответири на два вопроса, поэтому надобность в третьем отпадает, - объяснила она и картинно развела руками. - Се ря ви, горубчик.
   - Чего? - бестолково переспросил я.
   Старушка двинулась к столу и на ходу пояснила:
   - Се ря ви, как говорят французы.
   Получив зачётку, я тихо сказал:
   - Извините меня.
   - Мерочи жизни. Я привыкра, - бодро отозвалась Пипапарам. Вплотную придвинувшись ко мне, шёпотом добавила: - Видимо я безнадёжно устарера, но мне кажется, что Ваш наряд хорош для дискотеки. Прямо ворнистый попугай...

   ... - Гена! - откуда-то издалека донёсся тёщин голос.
   Жена, выказывая нетерпение, притоптывала новыми сапогами, продолжая держать на вытянутых руках полы своего махрового сине-зелёного халата.
   - Прямо ворнистый попугай, - проговорил я в задумчивости.
   - Чего? - хором вскричали женщины.
   Окончательно придя в себя, я улыбнулся и похвалил:
   - Сравные сапожки.
   Тёщино лицо по цвету и по форме превратилось в парниковый огурец.
   - Что? Сра... - она задохнулась от возмущения, резко развернулась и бросилась в прихожую.
   - Как тебе не стыдно! - разозлилась Ольга и метнулась вслед за матерью.
   Я пристроился сзади жены, поймав себя на мысли, что в движении она больше смахивает в нынешнем одеянии на разинского казачка, раскулачившего гарем восточного владыки.
   Пока тёща с упорством молодого бойца впихивала левую ногу в правый сапог, я тезисно изложил ей историю на экзамене, так некстати доставшую меня через много лет. Она, кажется, поняла. Морщинки на лице разгладились, но улыбка не появилась. На предложение остаться ответила с тёщиной прямотой:
   - Инцидент исчерпан, настроение испорчено. С наступающим!
   Расцеловав ближайших родственников, она гордо удалилась, унося в уголках губ джокондовскую усмешку.
   После ухода мамы Ольга вначале слегка поругала меня, а под конец язвительно пожалела:
   - Сам виноват, что без подарка остался...

   P.S. Подарок от тёщи я получил 23 февраля - шикарный пуловер ручной вязки. Жёлтый, как грудка волнистого попугая.