Похождения писателя Сюрова

               
               
          Мужчина невзрачной наружности и невысокого роста стоял перед огромным зеркалом в пол, в золоченой раме.   Как в музее. Он откровенно любовался собой, изредка подкручивая черные усы, и хитро посмеиваясь в  них,  своему отражению в зеркале: “Хм, хм.  Недурственно...  Весьма, весьма.  В нас кое-что есть. Хм, хм.  Кое-что,  дающее власть и превосходство над людьми. Особенно над этими курами. Бабами!  Кх, кх, кххх..”, -   его смешки и ухмылки имели разное звучание. В зависимости от ситуации, от настроения, от мыслей,  изобилующих в  неугомонной голове.  Наш   герой   обладал переменчивым нравом, и его смешки и ухмылки легко уступали место ядовитым  гримасам и колким выпадам.   Или же   трансформировались в гомерический хохот, непонятно откуда берущий свои корни. Мужчина был неопределенного возраста, скорее всего ему было немногим более  сорока пяти лет, хотя жизнь и потрепала его порядком, пронося мимо лучшие подносы.    Но этот факт лишь заострил его зрение, слух, чутье, открыл скрытые резервы – и вот! Наш герой взялся за перо, которое в свою очередь, также было острым и безжалостно кололо, вспарывало действительность,  оставляя от нее одни лишь лохмотья.
               
          Зеркало стояло в личном кабинете, где  мужчина   проводил самые творческие периоды своей жизни.  Да, звали его Радий Сюров.  Он работал редактором не модного и не гламурного журнала. В душе своей он был  гениальным писателем, критиком  нравов. Чем, в сущности, был горд и считал себя великим реалистом современности. Он долго находился в поиске своей  индивидуальности, выгодно оттеняющей  его от коллег по цеху. И через  какое-то  время начал подписывать свои   рассказы Сюрр – “off”.  Тем самым  показывая читателю, что только реализм чистой воды спасет мир.   В течение  пары недель,  после  каждой подписи, в здании раздавался его гомерический хохот по поводу такой удачной  находки.

               
        В  редакции работало немного сотрудников -  несколько женщин и пара курьеров, которых тот  даже не замечал. В этом королевстве он являлся единственным хозяином. Все остальное население офиса обслуживало его прихоти.   Сюров  принимал у себя молодых, начинающих писателей, и считал себя хорошим психологом и физиономистом. Часто до чужих рассказов дело и не доходило вовсе, так как стоило Радию только посмотреть на кандидата, он тут же ясно понимал – кто перед ним. Шестнадцатилетний  юнец с новой сагой про  виртуальную любовь, или очередная брошенная женщина  бальзаковского  возраста, пишущая слащавые рассказы с эротической составляющей…   Как же он устал от всего этого.  От этого словесного мусора,  обременяющего жизнь творческого человека.  По обыкновению,  вся писанина  в  тот же день оказывалась  в мусорной корзине, а печатать приходилось себя. А что оставалось делать? Гений  –   не конвейер, а раритет.  От таких мыслей,  наш герой веселел, и  звал свою заместительницу, Галину Борисовну.

               
- Доброе утречко! Есть сегодня что-нибудь стоящее?  - он с ехидцей смотрел на зама, посмеиваясь, по обыкновению, в усы.
-  Здравствуйте, Радий Иванович. Да, сегодня, на мой взгляд, принесли несколько стоящих вещиц. Можно почитать и присмотреться к некоторым. Ну, например, вот интересный рассказ.  Я успела  мельком  пробежать по страницам, - Галина Борисовна протянула стопку  просмотренных  произведений боссу.
- Ладно. Оставь на столе. Потом просмотрю, на досуге. А пока на вот, это в следующий номер, в печать. И,  побыстрей!
- Но, прошу прощения, это снова  ваше… творчество? – Она удивленно вскинула свои накрашенные брови.
- А что ты хочешь, милая моя! Не можем же мы продавать читателю хлам, который ты регулярно мне приносишь!! – Радий стал заводиться и  расхаживать  по кабинету.  Зная его характер,  Галина Борисовна  предпочла ретироваться от бессмысленного  спора.
- Ну, если у вас все ко мне, то я пойду, - она стояла в дверях, отражаясь в огромном хозяйском зеркале.
- Да, вот что. Сегодня я  встречаюсь с писателем Прониным, моим хорошим другом. Хочу обсудить с ним свою новую повесть. Поэтому, будьте любезны! Сегодня я хочу, чтобы были  готовы усы,  как у Горького! Да! Да! Как у Горького! – он встал и с довольным, полным собственного достоинства видом, поглядывал то на нее, то на свое отражение в золоченой раме.
- Радий Иванович! Мы за вами  не  успеваем! У вас и так большая коллекция усов, а усов Горького  в ней пока еще нет. Нужно время, чтобы их заказать. Может, обойдетесь тем, что есть? – она неуверенно смотрела на босса.
- А, что я говорил?! Всегда вот так! Плохо выполняете свои обязанности!  И чтобы завтра усы были! Я  через пару дней пойду на рыбалку с очень важными людьми!
- Теперь все?
-  А  вот еще что.  Закажите мне удочку  для ловли рыбы. И чтоб не как у всех. Надо посмотреть, кто из великих любил рыбу удить…  Да... Вот что, голубушка… Пусть она будет позолоченная! Светиться  в лучах солнца и  моего  таланта!! – и   вновь раздался  его гомерический хохот, от которого задрожали люстра, стены и зеркало в раме. Здание было старинное, с хорошей акустикой.
Галина Борисовна молча вышла из комнаты.
               
- Ну как он сегодня? Чудит? – спросила молодая секретарша.
-  Ой, чудит. Маразм крепчает день ото дня, - выдала неутешительные новости замредактора.
- И что на этот раз?
- Требует, чтобы заказали ему усы, как у  Горького.   Не угомонится никак. Все сравнивает себя с великими. Да еще Ритка  его любимые усы   из коллекции  испортила. По телефону разговаривала и не заметила, как обстригла их до  гитлеровских.  Теперь устроит   майн кампф.  Как я с ним так долго работаю? Не понимаю…
- Да уж…  Давайте  закажем две пары сразу.  Он и не заметит. Слушайте, а он прочитал новый рассказ?  Хотя вопрос скорее риторический.  Он, кроме своего,  ничего не читает, наверное.
- Бросил рукопись на край стола, в общую кучу. Не найдет. Сегодня  у него встреча – я переложу рассказы к нему поближе. Может случайно прочтет.
-  А давайте выпьем кофе, - бодрым голосом нарушил их беседу  входящий курьер Гриша. Он был экстраверт, без барьеров в общении, поэтому занимал почти все пространство любого помещения собой. В противовес второму, Антону, который был закрыт на все пуговицы и не впускал в свой мир никого – даже девушек.
- Что за тоска на лицах работающей братии-аристократии? Погодка сегодня чудесная! Так приятно бродить по городу! Не то, что в слякоть и дождь, - Гриша готовил кофе и предвкушал краткий  отдых.
- Гриша! Тебе новое задание. Нужно найти для шефа срочно,  позолоченную удочку. Он послезавтра с важными людьми поедет на рыбалку.
- А брыльянты приклеить?  С ума вы все тут сходите!  От лени вашей, барской,  – он картинно держал указательный палец.
- Гриш, ну ты же без мыла можешь залезть  куда угодно, -  Галина Борисовна так грустно просила, что Гриша начал подтаивать.
- Ну где, скажите вы мне, пожалуйста! Где я найду   удочку для шизофреника??
-  А я кое - что придумала. Купим  обычную,  и покрасим. Чтобы до блеска на солнце, - секретарша Маша умела находить выход из чрезвычайных ситуаций.
- Хотя бы и так, Гриш. Нам еще усы заказывать. Давай, придумай что-нибудь. Выручай.
- Ладно, я подумаю. А сейчас  не портите настроение для кофе, - Гришка  сел в кресло и отвернулся ото  всех.

               
       В дверях картинно появился шеф. На нем был праздничный костюм. Брюки сидели мешковато и были явно велики по росту. Сверху он был облачен в длинный, белый, почти до пят плащ. Рука театрально опиралась на зонт с позолоченной ручкой. Он был в обычных усах на каждый день.   Все в редакции знали, что свои усы у шефа  практически не росли, но благородно молчали.
- Я буду на яхте обсуждать свое новое произведение. С Прониным и компанией. Так что по пустякам не беспокоить! Если что срочное, в порядке исключения. Если завтра не будет  того, что я просил  – оштрафую весь офис. Засим – прощайте,  бесталанные   мои, - он помахал рукой, как актер камерам, и вышел вон.
В офисе стало свободно и легко.
- Думаю, усы ему завтра не понадобятся, - уборщица тетя Зина тоже знала своего начальника.
- Напьется и забудет про них.
- А давайте, и мы посидим сегодня, выпьем. Подумаешь, будний день. Так мы по рюмашке и по домам.
- А я согласна. Все равно дома делать нечего…

       На небольшой, но очень уютной яхте собралась веселая и шумная компания. Шутки сыпались как из ведра, после которых на всю гладь реки  раздавался уже знакомый гомерический хохот, отдававшийся эхом под куполом звездного неба. Стояла ранняя теплая осень.
- Слушай, а почему ты Радий? Это творческий псевдоним? – спрашивал  хозяин вечеринки у Сюрова,  наливая очередную порцию коньяка.
-  О! Это невероятно захватывающая история. Покруче, чем у  Шукшина будет. Как вы все  знаете –  я родился в простой семье, - Сюров гордо и напыщенно обвел взглядом присутствующих. – Да! Да! Можете не верить, но это так. Я вырос  в маленьком селе под Харьковом,  на Украине. Папаша работал трактористом. Мать –  в сельской школе  завхозом. И вот, однажды, к ним в клуб приехал лектор, с лекцией про Пьера и Марию Кюри. Так мой отец так впечатлился  изобретением самого активного в природе элемента, что заставил мамашу назвать меня столь необычным именем. За что я ему, собственно благодарен по гроб жизни. Думаю, что моя невероятная харизма  берет начало в имени.

- Ладно, ладно. Давайте, друзья, выпьем за нашего забавного друга, творческого человека, глыбу, не побоюсь этого слова – за  Радия Сюрова!!
- Урра!!! – послышалось звонкое чокание бокалами, смех, радостные возгласы, и,  конечно же, гомерический хохот Сюрова.
- Иван Исакыч, как тебе моя новая повесть? Прочел  уже? – Сюров схватил за локоть известного  писателя, отводя того на корму для приватного разговора.
-  Прочитал. Мне совсем не понравилось. Развития нет,   что ли. Может, исписался ты, дружище? Так дай дорогу молодым.
- Да что ты! Там же покруче, чем у Горького  будет. Вот, послушай, - Радий  достал рукопись, готовясь  прочитать самый мощный отрывок.
-  Да погоди, дружище. Гости заскучают. Давай после. Да, вот еще что. Ты пробовал  когда-нибудь смеяться  оперным смехом? Нет? Зря, брат, зря. Вот, послушай: “ Уахх – хах- ха –хааа”!!! Ну как то так. Пойдем, выпьем чего-нибудь.
- Спасибо. Мне нужно побыть одному.
- Как знаешь. Пошел я, - немного устало откликнулся Иван Исакыч.


      Сюров  стоял на корме яхты, скрестив руки на груди, почти как  Байрон, и взгляд его скользил по непроницаемой глади воды. Полы  белого плаща развевались на ветру, как паруса. Он многозначительно всматривался вдаль, пытаясь отыскать смысл. Смысл сказанного его старшим товарищем по цеху, смысл жизни, смысл творчества, наконец.  “Страданиями очищается  душа.  В страдании рождается лучшее. Гений остается не понятым”, –  рассуждал  он  сумрачным сознанием от выпитого, съеденного и сказанного за долгий вечер.  Почувствовав тяжесть в голове,  слабость в ногах,  Радий  хотел было гордо пойти откланяться, и попроситься на берег, как вдруг резкий толчок  яхты  лишил его равновесия, и Сюров  упал за борт. Он некоторое время не понимал, что случилось, и лишь механически барахтался в воде. Когда ему открылся весь ужас положения, он стал кричать, звать на помощь, но яхта с громкой музыкой, хохотом и разговорами уже уносилась  в темную гладь ночи.
- Ааааа!!! – Сюров продолжал орать, что есть мочи. Покрутившись на месте, он осознал, трезвея, что в этом месте река не широка. Собрав последние силы,  поплыл к берегу…
 Минут через двадцать, лицо незадачливого редактора, уткнулось в сырую, мягкую землю.  “Как хорошо жить, ребята”, - подумал было он, теряя сознание и усы.
Обрел  себя  харизматичный  Радий в полицейском участке, кричащим и визжащим на стражей порядка. Последнее, что ему запомнилось,  “сатрапы”  и “имел я вас всех”. После этого  темнота вновь окружила героя…


         На следующее утро, Сюров обнаружил себя  в собственной постели. Он так несказанно  этому обрадовался, что подумал, что все несуразное, произошедшее с ним, было  лишь плодом его развитого воображения. Стало теплеть на душе, если бы голова не раскалывалась с такой силой. Он с трудом встал, подошел к зеркалу и – ужаснулся. Этот поцарапанный и опухший мужик в зеркале,  был точно не он. Посмотрев на часы, Сюров выругался:  “Опоздал, б*…”
На кухне гремела тарелками жена – бесцветное существо неопределенного возраста и пола. Она давно уже ассоциировалась у Сюрова с подаваемой чашкой,  глаженой одеждой, чистыми ботинками. “Еще немного – и я забуду, как ее зовут”, -  он печально позволял себя одевать. Чашка кофе, таблетка, горячий бутерброд. Вкусив прелести семейной жизни, Радий Иванович, отправился в редакцию. Настроение было паршивое. “Простые радости обывателя тебе не доступны, дружок”, - иногда он общался  с собой  без  зеркала.


        Сотрудники встретили начальника суетливым гомоном, и тот  забыл о своих неудачах.
- Радий Иванович! Кофе сделать? – секретарша проявляла участие, видя на лице босса особые приметы.
- Радий, сегодня необходимо дать ответ авторам. Вы уж поторопитесь, голубчик.
- Хорошо! Все сделаю! А сейчас – не беспокоить! Галина Борисовна – пройдите ко мне, пожалуйста, - Сюров прикрывал опухшее лицо галантной вежливостью.
- Радий Иванович, обратите внимание. Удочка блестит на солнце. Заждалась нового хозяина. Мы даже ведро позолоченное нашли для вас, и крючки там всякие, снасти что ли.
- Да? -  Сюров был удивлен.  Он совершенно позабыл про рыбалку.   Ехать, честно,  совершенно не хотелось. Да и здоровье было расшатано. Но ведь приглашал сам Глеб Петрович – заместитель главы  их провинциальной вотчины! А это все для журнала: без поддержки таких людей далеко не уедешь. 
- Вот незадача! Я что-то приболел малость. Галочка, а нельзя ли помочь мне перенести сие важное мероприятие? Ну, Гала, я весь ваш, - Сюров включил харизму и   лукаво прищурил  глаз.
- Радий Иванович! Да вы что?!! Вы - лицо нашей редакции! Локомотив. Вы  помните, что нам многое необходимо закупить?  Тут уж некуда деваться. А потом, мы для вас и  усы приготовили. Как вы и желали, чтобы как у Горького. Рубаху в русском стиле нашли специально для этого случая. И сапоги… - выбора не оставалось.
Сюров  взял паузу. Было тихонько слышно, как он скрежещет зубами…   Радий  резко поднялся со стула, подошел к заветной полке на стене, достал бутылку коньяку и налил себе стопку.
- Может, полегчает, - заключил  он,  шумно выдохнув.


        Галина Борисовна тем временем вышла из комнаты,  а Сюров начал примерять  новый для себя  образ. Медленно, не торопясь, перед зеркалом, он надел рубаху, подпоясался, обул сапоги, засунув брюки вовнутрь. Покрасовавшись минуту перед своим отражением, Сюров достал из коробки новые усы, и  аккуратно приклеил их на место, где тем и полагалось быть.
Довольный своим новым имиджем, да и коньяк сделал свое дело – Сюров заметно повеселел. За окном светило солнце, и день обещал быть знатным. Лучи солнца играли на удочке и ведре, усиливая  желание жить на полную катушку.
“Полный набор”! – подумал наш герой, - более никаких промашек! Герой идет на важное задание! Провала не будет”! – Радий сузил хитро глаза, подкрутил шикарные усы, взял удочку и снасти, накинул свой плащ до пят, и вышел  к подчиненным…
- Значит так, куры! Я на боевое задание, и чтоб без меня здесь все было окей. Как говорится – без глупостей. Авторов на мыло, то бишь в мусорную корзину. Занимать свое драгоценное время чтением  низкопробного товара, я  боле не намерен”, - Сюров  с достоинством задрал подбородок, покачался на сапогах вперед назад, и гордо направился к выходу. Не поворачивая головы, начальник поднял руку и жестом попрощался с толпой…


      На улице солнце ослепило его своим  ярким  сиянием. Сюров сощурился, подставив лицо теплым  лучам, ухмыльнулся от предвкушения веселого времяпрепровождения.  Со стороны Радий  представлял собой занятное зрелище.   Он  бодро зашагал  по улице. Ему всего лишь нужно было пройти через парк, свернуть  к  парковке, где его уже ждал водитель. Игриво насвистывая себе под нос что-то  революционное, наш герой уверенно двинулся  по заданному маршруту. Деревья в парке  еще стояли зеленые. Листья готовились к своей последней поре – золотому листопаду. В это время суток там  было  немноголюдно.   В  парке частенько обитали бомжи.  Здесь   было  их излюбленное место, особенно в такую теплую и солнечную погоду.   Двое мужиков в лохмотьях  тихо медитировали   на лавочке. Одному, пожилому,  снился сон, что живет он в теплом огромном доме, с печкой, в которой трещат дрова и слышен запах дымка…
- Вставай, быстрей! Там мужик прошел с золотой удочкой  и ведром! Пока никого нет, щас мы мигом у него их отнимем! Нажремся! – у товарища глаза горели нехорошим пламенем. Он схватил за руку напарника, и бросился к тропинке, пролегающей  между кустами.  Его товарищ еле продрал глаза – ему так не хотелось покидать  тот  теплый дом.
-  Тише… Стой! Вон он! –  молодой  показал рукой на Сюрова, весело шагающего в лучах солнца.
- Тьфу ты, Сашка! Галлюцинация какая-то. Да это же Горький! – мужик был в возрасте, и помнил о   классиках литературы.
- Ой, не могу, щас помру от смеха. Откуда ты, Михалыч знаешь, что он  горький… Так мы же его не жрать собираемся, а только грабануть малость. Стой здесь, - и молодой бросился прямиком на выбранную им жертву, и, не дав той опомниться, завалил в кусты. Мощный кулак пару раз поднялся и тут же опустился на голову писателя. Молниеносно выхватив удочку и ведро, бомж помчался обратно, к напарнику с криком:
- Че встал?!!  Уходим, - и они вместе с товарищем,  с выпученными от страха глазами, помчались в неизвестном направлении и исчезли из поля зрения, сверкая золочеными трофеями…


      Сюров    лежал в полузабытьи, спрятанный в кустах.   Когда сознание вернулось, он увидел небо и вспомнил  князя  Болконского под Аустерлицем. Радий долго разглядывал небеса, не понимая -  где он и что с ним произошло.  Он  так  и лежал бы, но  звук телефонного звонка  нарушил его одиночество. Не меняя положения, тот взял трубку.
- Радий Иванович!!! Что с вами? Вы где? Вас везде разыскивают. Ваши друзья обзвонились. Ищут вас. Почему вы не подошли к машине? –  в голосе Галины Борисовны слышались  встревоженные нотки.
- Нормально… Все… - только и сумел вымолвить Сюров распухшими губами. Тут память  вернулась к нему, и он вспомнил, что на него напали, избили и ограбили.  “Смешно”, - сделал попытку пошутить, его внутренний голос. С  невероятным усилием  он встал, шатаясь и хватаясь за кусты,  вышел на тропинку и бухнулся на скамейку.  Плащ был мокрым и грязным, рубаха была порвана, усы топорщились в разные стороны.  Набрал номер:
- Галина, я в парке, на лавочке. Помоги мне. Забери меня отсюда. Меня ограбили, - после этих слов, Сюров  снова  отключился.


      Через пару часов, наш герой сидел в своем рабочем кресле, пил кофе и  мрачно принимал ухаживания персонала. Голова раскалывалась. Глаз заплыл, лицо опухло. Усы отклеились. Герой не желал видеть свое отражение в зеркале. Он был в глубокой депрессии, перемежающейся приступами истерики. Наотрез отказывался от помощи врачей. От назойливости снующих вокруг него людей,  Сюрову стало еще хуже. Он заорал благим матом какую-то чушь, и  всем стало ясно, что необходимо оставить его одного. Когда вышел последний человек из его офиса, Радий захлопнул дверь и закрыл ее на ключ…


      Его добровольное заточение уже длилось около  недели. Сюров оставался в офисе на ночь, еду просил оставить на полу, перед дверью. Периодически истерически орал и матерился на весь свет. Затем снова замолкал, нагнетая обстановку.   К нему приходила жена с корзинами еды. Сюров просил еду оставить, а жену – удалиться.  Самым нетерпеливым приходила мысль вызвать полицию или психушку на худой конец, но верные коллеги не сдавались или не хотели огласки, кто знает. Наступило очередное осеннее серое утро. Сотрудники шли на работу с твердым убеждением прекратить это сумасшествие. Галина Борисовна, Маша, Рита, тетя Зина, Гриша  и другие совещались, как выйти из этой сложной ситуации с наименьшими для всех потерями. Вдруг в  комнату важно вплыла девица. 
- Хэлло! Я Сюзанна. Писательница. Где тут у вас главный издатель? Хотелось бы встретиться по поводу моей книги, - на этих словах дива обвела всех высокомерным взглядом.
Вся компания смотрела на нее в изумлении.  Какая книга? Что еще за писательница?  Эта “писательница”  выглядела скорее,  как девица легкого поведения.   С  глуповатым  раскрашенным  лицом, накачанными губами,  ярко-рыжей копной волос,  и сиськами,  уверенно выпирающими на полметра впереди нее.
-  Я что, с глухонемыми общаюсь? Где издатель? – она  стучала в нетерпении  по полу  длинной  мясистой ногой в  зеленом  замшевом сапоге.   Галина Борисовна только было открыла рот, дабы объяснить гостье всю правду жизни, как Гриша молниеносно опередил ее:
- Простите нас, пожалуйста, леди! Мы попросту сражены вашей красотой! А издатель здесь, куда же ему деться? Здесь он. У себя. Только он сейчас испытывает не лучшие моменты своей жизни. Талантливых писателей нет, и он впал в  глубочайшую депрессию. И только вам, я надеюсь, удастся вывести его из этого сумрака.
- Короче, я ничего не поняла, что ты сказал. Но ты мне нравишься.  Веди меня  к нему, будем выводить  из депрессии, -  Сюзанна весело подмигнула парню.
- Скажу тебе по секрету – шеф обожает, когда ему хамят. Говорит, творческие люди – все хамы, - Гришу  несло.

       - Эй, издатель! Быстро открывай дверь! Закончилась твоя депрессия. Я крутую книгу тебе принесла, - Сюзанна  громко стучала в закрытую дверь и игриво посматривала на Гришу. Ей нравилась такая игра. Гриша изо всех сил старался не расхохотаться.
 Через несколько мгновений, ключ повернулся в замке.
- Все, заходи, - прошептал Гриша Сюзане, прижимаясь к ней всем торсом, - я подожду тебя здесь, если ты не против.  Сюзанна призывно ответила взглядом и  уверенно вошла в комнату.
Сюров сидел в своем кресле и недоуменно смотрел на вошедшую гостью. В его офисе царил полумрак. Сюзанна  подошла вплотную к редактору, так, что ее выдающийся бюст почти уперся в лицо огорошенного Сюрова. От близости объекта  косили глаза. И внезапно, он почувствовал запах, запах пряных цветов, скошенной травы, звук папиного трактора на поле, крики птиц. То было невероятное ощущение. Радий давно не испытывал такого зримого чувства. Предательски защипало в глазах. Он резко встал, отвернулся, прыгающей, как циркуль походкой, подошел к окну. Засунув руки в карманы, покачался на ногах. Взял паузу.
- Ну-с,  с  чем пожаловали? – спросил он  не оборачиваясь.
- Хочу книгу издать, - уже не так уверенно ответила  Сюзанна.
- А почему пришли  ко мне?
- Сказали, что вы издатель.  Вот я и пришла.
Мне, конечно, нужно еще там поработать над ней. Но хотелось бы точно знать, что вы меня напечатаете. Чо зря писать то! – она ухмыльнулась.
-  Вот что. Ты иди сейчас. Придешь сюда завтра. А рукопись оставь на столе, -  Сюров так и оставался стоять у окна,   спиной к собеседнице.
- Ладно.  Как скажете. Только смотрите, там мои эти, как их, авторские права, - Сюзанна смущенно достала стопку написанных страниц и положила ее на стол.
- Ну,  до завтра. Чао! -  виляя мощными бедрами, и стуча каблуками, молодая женщина вышла из  комнаты.   Радий отвернулся от окна  и медленно  подошел к зеркалу…


      Через  неделю  всем стало очевидно - Сюров влюбился.  Сюзанна стала его музой. Она уверенно управляла  Радием и делами издательства. Он теперь печатал не только свои, но и ее произведения. Забыл про усы, посвежел, помолодел.  Начал сорить  деньгами. Замыслил собрать всех друзей и представить им свою новую женщину. О том, что у него есть живая жена, он совершенно забыл.  “Пусть  все увидят  мою Сюзанночку  и порадуются за меня”! – думал Радий, и снова чувствовал пощипывание в глазах от наворачивающихся слез.


       И вот день настал. Стол уже накрыли. Потихоньку съезжались гости. Некоторые знакомые  отказались прийти, сославшись на важные дела. Сюров отдавал себе отчет, что настоящая любовь требует жертв. Он был готов терять друзей, коллег, привычное окружение. Главное – он  был счастлив. Настроение было отличным. Появилась Сюзанна в леопардовом наряде с огромным вырезом на груди. Платье облепило ее, как вторая кожа, и все могли насладиться ее мясистой красотой. Губы были выкрашены в алый цвет, огромные зеленые серьги качались в такт  движениям.  Такая женщина точно знала себе цену и была уверена в себе на все сто. Праздник начался. Звук бокалов, приборов, тарелок создавал атмосферу комфорта и радости. Постепенно разговоры становились оживленнее, слышались шутки и смех. Шампанское лилось рекой.  “Да, - думал Радий, окосевшими от счастья и выпитого глазами, - это твой день, друг”.  Друзья подходили к нему один за другим – выразить свою радость, и выпить за дружбу.  Народ веселился на славу и постепенно доходил до кондиции. Сюров понял – пора. Сейчас или никогда.  Радий  тихонько покинул шумное застолье, закрылся  в своем офисе, чтобы  прорепетировать трогательную речь и взять кольцо, которое он задумал подарить Сюзанне, и которое стоило немалых денег. Взяв коробочку с перстнем, Сюров встал перед зеркалом и начал проговаривать речь. В процессе  подготовки, он разнервничался  и  боялся   выйти к гостям.  Радий подошел к заветной полке, налил коньяку и махом опрокинул бокал. Если он не выйдет, то все полетит насмарку – все это сборище здесь именно для этого. Его помолвки, и признания всеми его женщины.  Сюров собрался с силами, и, чувствуя, как  захмелел, вновь подошел к зеркалу и начал репетировать…


       Когда он вышел к гостям, то увидел  разброд и шатание подвыпивших гостей.  Они разделились по небольшим кучкам, кто-то уже дремал за столом. Сюзанны среди гостей не было. Сюров в панике побежал разыскивать любимую,  по пути прося всех вернуться к столу. Одна комната сотрудников, другая, третья. Сюров  поочередно открывал двери, не включая света. Когда он, удостоверившись, хотел закрыть последнюю дверь, то услышал то ли стон, то ли всхлип.  Он  снова вошел, включил свет и сразу же резко выключил его.       Сюзанна   дарила   простому курьеру Грише свои  мясистые  прелести.  Совершенно безвозмездно. И, судя по звукам,  радовалась сама. То было концом для Сюрова. Возвращался он медленно, плечи были  опущены, он сгорбился, и шаркал ногами,   как старик. Лицо оставалось непроницаемым. Он молчал.  Все происходило, как в замедленной съемке.  Сюров  схватил край скатерти и дернул изо всех сил… Звенела разбивающаяся о пол посуда, разливалось недопитое вино, окропляя красным  белоснежную материю, разлетались во все стороны фрукты и остатки еды...

- Вооон!!! –  пронзительный визг разрубил  молчание, как острый меч.
Гости,  в недоумении глядя на визжащего мужчину, пятились, бродили в поисках верхней одежды и уходили. Некоторые крутили пальцем у виска. Сюров забежал в свой кабинет и закрыл за собою дверь. Он встал перед зеркалом в золоченой раме – жалкий, с худенькой  шеей, горящими воспаленными глазами. Он долго разглядывал свое отражение в зеркале, затем стукнул по нему ладонью и заорал что есть мочи:
- Доколе-е-е??!! – он  перешел на визг, похожий на ультазвук, сжатые кулаки  были угрожающе  подняты.

Вдруг раздался странный звук, и зеркало треснуло, образуя две соединяющиеся и расходящиеся в разные стороны  линии, похожие на морщинки. Сюров  испугался,  утих, и  в тишине  услышал   внутренний голос: “Харизма”…  Радий   замер, завороженно  разглядывая  свое отражение,  а  многочисленные  разношерстные мысли  лихорадочно роились  в его  взбудораженной голове. Он никак не мог ухватить главную из них.  Только продолжал  напряженно вглядываться в  человека напротив, пока,  наконец,  тот не произнес: “ Да ты же Чехов наших дней. Вскрываешь язвы общества. Как ты мог так сильно упасть из-за какой-то тупой бабы”? У Сюрова глаза расширились от изумления, вытянулось лицо и участилось дыхание. Портрет в зеркале начинал вырисовываться – очки, бородка и, главное, взгляд.  Внезапно кто-то постучал   в дверь. Сюров  вздрогнул от неожиданности.
-  Кто там, хрен вас подери?? –  закричал он раздраженно.
- Радик, это я – жена твоя, Оля, -  ответил грустный голос за дверью.
- Оля…  Ну да, Оленька моя пришла! – Сюров кинулся к двери. – Моя добрая милая женушка! Оленька! – ему почему-то вспомнилась фраза: “…женились, и были несчастливы”.
Жена, опешив от давно забытого  проявления чувств, позволяла себя целовать и обнимать.
- Я так низко пал, милая моя! В болото обывательщины.  Я увлекся той  бесталанной  бабой… Да ладно, после об этом. Накорми меня, родная. Я так проголодался здесь! – он приобнял жену, и они вместе вышли из его кабинета.

- Оленька, я  так запутался. Но  сегодня   получил откровение.  Искупление за мои недавние страдания. Я просто обязан держать высокую планку.  Я же Чехов наших дней!!! –  спускаясь по лестнице, он продолжал свои  разглагольствования, гулко разносящиеся под сводами старинного здания. Они  становились все тише, затем тишину взорвал хорошо знакомый   гомерический хохот…
“Да нет, брат. Ты - “достоевский”, -  устало подумало  треснутое зеркало в золоченой раме, и маленький треугольный осколок, как слеза, со звоном упал на пол, нарушая тишину опустевшего офиса.