Как деда Федота сделали кучером

                Воспоминания деда Федота
               (частично опубликованы в журнале «Огонек», 40/4667/Октябрь 2000)

                (13/21) Как деда Федота сделали кучером

     …вот и направляют нашу семью в город Прокопьевск, в главное управление всех сибирских лагерей. Начальник сам нас отправил пассажирским поездом, а вещи наши он же выслал багажом после. Всё получили полностью. Прибыли на станцию «Усята» города Прокопьевска. К поезду было подано три коня враспряжку, трое саней. Мы все сели в сани. Подвозят нас. Дом двухэтажный, всего восемь квартир. Поселили на нижнем этаже. Тепло, хорошо. Дети рады такому уюту до невозможности. Переночевали. Утром надо топить. Всё есть, подвезено: уголь и дрова возле нашей двери. Затопили, но уголь не горит. Что ни делали - не горит. Пошли в соседнюю квартиру. Пришла на помощь соседка. Выгребла всю топку, сказала нам с Полей: «Смотрите, как надо топить печку.» Мы углем сроду не топили, не видели его. Затопила, мы видели как, вот на следующее утро у нас печь топилась отлично. Так и пошло дело, сумели топить углем безо всякого горюшка.
     Утром мне надо было идти в райкомендатуру встать на учёт и на продовольственный паёк. Прихожу в контору, там уже всё, что нам полагается, есть. Получаю печёным хлебом сполна всем детям за прошедшие дни, что ехали из Томска, а Томск на дорогу нас хорошо снабдил. И ещё тут всё выдали: муку - крути хлеб, сахар, чай и т.д. Всё-всё выдали сполна. А когда я получал продукты, заехал во двор в аккурат начальник посёлка, куда и меня поселили. Он мучается вместе с женой с ящиком. Ящик очень большой. Я подошёл и сказал:
     - Разрешите вам помочь.
     Он сказал:
     - Если можете, помогите.
     Я ему помог, всё в квартиру стаскали, всё расставили на места. У него двое детей. Такие привязчивые, лезут ко мне. Я возьми да и скажи:
     - У меня пятеро детей.
     Он упросил, а где я живу. Я сказал, на Берёзовой роще. Он мне говорит:
     - Я приехал сюда, на ваш район, райкомендантом. Приди завтра, я тебя, возможно, возьму к себе в кучера. Но пока что я не знаю, есть ли лошади.
     Накормил меня, дали хлеба, мяса, рыбы: всю эту получку я получил; и мне пособили: до квартиры довезли. Поля была очень рада, что мне всего много очень дали. С этого времени стали есть уволю хлеб.
     Утром прихожу в канцелярию. Он мне ещё вчера сказал свою фамилию: «Я комендант Берёзовой рощи Седлов.» Я узнал, где его кабинет, постучал, зашёл, он в аккурат знакомится со своими посёлками, у него их четыре. И нашёл моё дело. Читает: пять детей, грудной ребёнок, сам второй группы инвалид, вся семья нетрудоспособная почти. Требуется уход. Проверил моё личное дело, посмотрел на меня и сказал мне:
     - Раз я тебе обещал взять в кучера, видимо, возьму, потому что тебя в шахту не возьмут, эпилептик. А у меня тебе хотя и беспокойно будет, но я твоих детей не обижу. Согласен?
     - Так точно, согласен!
     - Я вот сейчас напишу тебе требование на сбрую, на сани и двух коней. Умеешь выбирать коней?
     - Да, я там попрошу.
     - Правильно.
     «Прошунин», - было написано в удостоверении, - «самых лучших коней, сбрую и сани». Туда меня повёз кучер другого коменданта. Мужик умел выбирать коней. Предъявляю документы, говорит заведующий конным двором: «Смотрите». Я стал его просить помочь. Он тоже такой же, как и мы - недавно там с этими лошадьми возится. Он посоветовал рыжку, корень хороший, только сухопарый. Другого рыжку впрягли, попробовали, нам обоим они поглянулись. Приезжаю, меня встречает мой комендант, Седлов Василий. Говорит мне:
     - Ну-ка давай, выедем с ограды, попробуем, как они бегают.
     Выехали, он сам взял возжи. Как поехал, так снег нас всех забусил. Проехали километра три и обратно в комендатуру. Распрягли; он помогал. Всё получили: куль овса, сено. Сказал мне:
     - Корми вволю, достану ещё.
     Любил он меня, но и я его любил. Он никогда не обижал мою семью. Они жили на усиленном пайке; он всегда говорил: «Ну-ка, заедем, как там твоя семья». И всегда то мяса, то рыбы, то сахару даст. Всегда-всегда заезжали. Спасибо ему. Но Поля тоже ходила иногда Татьяне Ивановне Седловой помогать: стирать и белить квартиру. Никогда простая от них не приходила. Спасибо, жалели нас, зря обиженных. Где бы он ни обедал, всегда «кучера тоже надо покормить».
     Проработал я с ним восемь месяцев. Всё ему рассказал, как издевались над нашей семьёй, что делали для того, чтобы выслать как негодного элемента. Он стал ходатайствовать перед Москвой, чтобы мою такую семью восстановили в правах. Так всё же добился: стал Пётр Васильевич Черепухин, начальник главного политического управления всех сибирских лагерей переселенцев и заключённых, просить у товарища Седлова меня к себе кучером. Как-то едем, Седлов мне говорит:
     - У меня просит тебя Черепухин.
     Я ему сказал, что я боюсь его. Он всё же большой чин, четыре ромбы, и возить его надо на тройке.
     - Ну что же, на тройке что ли не управишь? У него коней не кормить, не запрягать и не распрягать, фаэтон не мазать. На это на всё есть специальный человек, который всё это делает.
     Как-то Черепухин сам сказал:
     - Что ты думаешь, разве у меня тебе хуже что ли будет? Усиленный паёк. Да и вообще я тебя не обижу. У меня побольше шансов есть, чем у товарища Седлова.
     Я сказал Черепухину:
     - Я подневольный человек, куда пошлёте, туда и пойду.
     - Как ты смеешь так говорить! Ты чекист, и скоро тебя восстановим в правах! Ты такой же, как я!
     Я сказал ему:
     - Гражданин начальник, буду у вас ездить, если сумею. На тройке всё же надо глаза хорошие.
     Он мне говорит:
     - Ты меня только с ограды вывози как начальника, а там я сам более тебя буду править, кучерить.
     Он действительно любил сам кучерить. У него жена, Надежда Яковлевна, сухонькая, да ещё здоровье не совсем-то важное. Так он мне только тогда доверял править лошадьми, когда подъезжаем к какой-нибудь его знакомой. А у него их было много-много! Потому что Пётр Васильевич весил семь с половиной пудов, вот дядька! Но мне с ним было можно работать всю жизнь, душа, а не человек, хороший отец. Упрашивает у меня: «Чего купить твоей семье кушать?» Я привык ему отвечать: «Чего купишь». Он нас кормил. Но деньги я никогда не видел, чтоб он платил продавцам. Жена его была главврачом Прокопьевска. Видимо, доход был у них.
     Приезжаем в дом отдыха. Он мне отдаёт свой наган и нанимает сторожа пасти коней, а я с наганом у фонтана сплю. А он всю ночь гуляет. У него была тёща, Мария Степановна. Она у меня спрашивала, что Петя, куда ездит. Я сроду не скажу. Он меня только из-за этого любил и знал меня раньше, что я не расскажу о его действиях.
     Проработал я с П. В. Черепухиным около одного года. Как-то едем с ним, он мне говорит: «Ты теперя свободная птица, куда хочешь, туда и лети. Я тебя не притесняю. Смотри, может, тебе на воле лучше будет, попробуй. Я тебя рекомендовал в Инснаб, иностранное снабжение, заведующим склада, где я всё и беру для питания. Там всё есть. А что у меня? Кучер и всё. Из тебя может быть хороший полезный человек для общества. Согласен - говори.» Посоветовался с Полей. Она сказала: «Да ты поди сумеешь.» Решили, сколько можно быть заключёнными!