Фараон Мернефта. Рассказ Нехо. Часть 1

Рассказ Нехо

В эпоху, когда начинается мой рассказ, я был молодым человеком лет двадцати пяти – двадцати шести и служил офицером в гвардии фараона.
Корону Верхнего и Нижнего Египта носил тогда Мернефта, сын и наследник Великого Рамзеса II, и резиденцией его был город Танис, который он любил так же, как и его отец.
Первые годы моей службы, спокойные и счастливые, не заключали в себе ничего особенного. Но однажды мое внимание привлек странный факт, в некотором роде служивший как бы прологом ко всем последующим волнениям и бедствиям.
Это было в Танисе, в день публичного приема, в огромной зале с колоннадами.
Фараон сидел на троне из массивного золота, возвышавшемся на несколько ступеней от пола. Около государя стояли его веероносцы, советники, вельможи, вдоль стен залы неподвижно стояли мы, офицеры и солдаты гвардии.
Уже значительная часть просителей представили свои прошения и получили правосудные решения, как вдруг у входа произошло некоторое замешательство. Тесная толпа просителей расступилась, и мы увидели торжественное шествие верховного жреца храма Изиды в сопровождении своих собратьев в длинных белых одеждах и со страусовыми перьями на головах.
Подойдя к трону, они низко поклонились. Фараон поприветствовал их и спросил, какая причина привела к нему служителей великой богини.
– Могущественный сын Ра, великий фараон, мы пришли сказать тебе, что если презренное и ненавистное племя евреев не будет строго обуздано, то оно принесет несчастье Египту, ибо духи мрака и злобы, которых оно насылает, нападают даже на чистых девственниц, посвященных великой богине.
Мернефта вскочил со своего трона, воины забряцали оружием, готовые по мановению его руки броситься на евреев и истребить их. Но царь, вспомнив, что такое волнение не подобает его достоинству, спокойно сел на место и с важностью сказал:
– Если вы, служители Изиды, пришли с жалобой, то вам будет оказано правосудие. Говорите, достопочтенные отцы. Если евреи осмелились коснуться чести и достоинства девиц, состоящих при вашем храме, то, клянусь, они кровью своей заплатят за это преступление.
Он ударил себя в грудь, и все собрание преклонилось до земли.
– Дело в том, государь, – снова заговорил верховный жрец, – что еврей по имени Элиазар, человек богатый и влиятельный, находился в отсутствии два года и по возвращении поселился в доме, смежном с одним из твоих виноградников. Он внушил рабочим, что мы их угнетаем, и подтолкнул твоих служителей к бунту. Во время этого возмущения их надзиратель, добросовестный слуга царя из хорошей египетской семьи, был убит, а виноградник почти истреблен. Эти события произошли шесть месяцев тому назад, и око царево, благородный Аамес, арестовавший виновных, после строгого следствия приговорил одних к работе в рудниках, других к наказанию палками. Что же касается Элиазара, то его приговорили удавить, коварный язык его вырвать и бросить на съедение воронам, а труп повесить. Казнь должна была состояться шесть дней тому назад, но Элиазара в темнице нашли мертвым. Тело его поволокли на место казни и хотели вырвать язык, но зубы мертвеца были так крепко стиснуты, что разжать их, не раздробив челюстей, оказалось невозможным. Кроме того, начиналась буря, и распорядители приказали повесить его за ноги. К вечеру буря так усилилась, что виселица, поставленная неподалеку от реки, повалилась на землю, и многие свидетели с трепетом увидели, как нечистый труп скатился в священные воды Нила и был унесен его бурными волнами. Это событие было предвестником другого, еще более прискорбного. Нынешней ночью нас пробудили страшные крики, раздававшиеся из залы, где спят девицы, посвященные служению богине. Вскоре весь храм был на ногах, и когда во главе почетнейших жрецов я вошел в женскую опочивальню, то увидел плачевное зрелище. Некоторые девицы лежали в обмороке, другие прятались по углам, третьи, ломая руки, бегали вокруг одра, на котором лежало неподвижное, окоченевшее тело Снефру, прекраснейшей из дев, служащих Изиде. На шее у нее была рана, похожая на укус. Тщетно мы старались успокоить потрясенных жриц, долго раздавались их отчаянные вопли. Наконец одна из юных дев объяснила мне, что Элиазар внезапно появился между ними и, бросившись на Снефру, укусил ее за горло. Девица эта знала Элиазара, так как до его отъезда из Таниса встречалась с ним в доме отца Снефру. Последняя питала преступную страсть к прекрасному семиту, и отец ее, опасаясь, что боги покарают его дочь за любовь к нечистому человеку, отдал ее в храм служению богине.
В продолжение этого рассказа фараон побледнел, на челе его выступил пот.
– Но если злодея видели, то почему же его не схватили? – спросил он.
– Да, его видели, – отвечал верховный жрец, – но никто из нас не мог его схватить, потому что он исчез, проникнув сквозь стену, как призрак.
– Советовались ли вы с богами о том, что повелят они сделать в этих ужасных обстоятельствах?
– Да, и нам повелено искать труп окаянного. Если он найдется, боги откроют мне одному, что должно с ним совершить. Мы пришли к тебе, великий государь, с просьбою о помощи: одолжи нам лодок и воинов. Люди баграми и шестами будут обыскивать Нил, а мы в то время будем сопровождать их со священными песнопениями.
– Быть по сему, – сказал царь, вставая с места. – Я сам со своей свитой присоединюсь к вам, в эту ночь весь Египет будет искать в оскверненных водах священной реки труп проклятого кровопийцы.
Все собрание – просители и народ, толпившийся у входа, – огласило дворец криками одобрения этого мудрого решения.
Два часа спустя, отбыв свою дневную службу, я стал на колесницу и поехал домой. Отец мой, человек богатый и уважаемый, занимал должность надзирателя царских конюшен. По своим служебным обязанностям он должен был всюду следовать за фараоном, но так как в Танисе у него был прекрасный дом, а в окрестностях значительное имение, то он взял с собой в этот город мою мать и сестру.
Утомленный дворцовой службой, заставлявшей меня часами стоять неподвижно, как статуя, в своих доспехах, я хотел пройти в свою комнату, но наш привратник уведомил меня, что моя мать присылала к нему служанку передать мне, чтобы я пришел к ней, как только возвращусь домой. Я отправился в залу, где моя мать в легком белом одеянии лежала на кушетке, наслаждаясь прохладой, которую навевали на нее опахалами две негритянки. В нескольких шагах от нее сидела на табурете моя сестра Ильзирис и смотрелась в круглое металлическое зеркало, которое держала перед ней девочка невольница. Ильзирис примеряла различные головные украшения из золота и дорогих камней, поочередно вынимая их из шкатулки и прикладывая к своим прекрасным черным волосам. На обширной террасе, уставленной цветами и редкими растениями, у стола с закусками и прохладительными напитками сидел мой отец и внимательно просматривал длинный свиток папируса со счетами своего управляющего.
Увидав меня, мать и сестра воскликнули в один голос:
– Ах, Нехо, вот и ты наконец!
– Мы ждали тебя с нетерпением, – прибавила Ильзирис, бросив вещи в шкатулку и отклоняя зеркало, – ты должен знать всю правду относительно странных слухов, которые ходят по городу, что…
– Да дай же ему сесть и перевести дух, – перебила мать, усаживая меня на стуле возле кушетки и с нежностью гладя меня по щеке. – Ментухотеп, брось, пожалуйста, свои скучные счета и иди слушать, что будет рассказывать наш Нехо. Никто лучше его не может знать об этом деле, так как он слышал все распоряжения прямо из уст фараона.
Отец мой встал с улыбкой и, потрепав меня по плечу, сказал:
– Мать твоя имеет очень высокое мнение о твоем положении при дворе, сынок. Можешь ли ты объяснить мне причину странного приказа обыскивать Нил этой ночью, который глашатаи объявляют на всех перекрестках?
– О, – отвечал я, – причина этого повеления способна привести в ужас кого угодно…
– Что, что такое? Война, нашествие неприятеля или мор? – спрашивали испуганные женщины.
– Ничего подобного, речь идет об Элиазаре, гнусном еврейском заговорщике, которого казнили несколько дней тому назад. Сделавшись за свои преступления нечистым демоном вампиром, он проник прошлой ночью в опочивальню жриц Изиды, и красавица Снефру пала жертвой отвратительного привидения… Я слышал это из уст самого верховного жреца.
В эту минуту из за занавеси выглянула седая голова старой негритянки, и торжествующая улыбка, раздвинувшая рот ее до самых ушей, показывала, что старуха без церемонии подслушала весь разговор.
– Войди, Акка, – сказала мать и прибавила: – Она первая принесла нам известие, что в храме Изиды одна жрица была убита привидением, которое прокусило ей горло и высосало кровь.
– О, моя бедная Снефру! – со слезами воскликнула Ильзирис. – Даже и мертвый он не выпустил ее из своих когтей, этот изверг, который околдовал ее… Иначе могла ли девушка с ее званием и состоянием полюбить презренного еврея?
– Да перестаньте же перебивать Нехо, – заметил отец, – вы не даете ему объяснить, что означают эти поиски в реке.
– Хотят найти тело злодея, упавшее в Нил: боги повелели искать его и потом объявят, что нужно с ним сделать. Говорю вам, что при ужасном рассказе верховного жреца сам Мернефта задрожал, несмотря на все свое мужество, и его благородное лицо стало бледно как смерть. Но со свойственною ему мудростью он тотчас отдал приказание нынешнею же ночью начать поиски, потому что сои делает всех нас беззащитными и вампир может проскользнуть сквозь стены, так что невозможно будет ни изловить его, ни уберечься от его нападения. Чтобы избавить свой народ от этой опасности, наш великий государь сам отправляется на реку в сопровождении жрецов и воинов. Солдаты с шестами, крючьями и сетями будут обшаривать Нил, а фараон – распоряжаться поисками и подбадривать людей своим присутствием. Каждый добрый египтянин обязан присоединиться к нему со своей лодкой, и я полагаю, батюшка, что ты также не откажешься.
– Без сомнения, – отвечал он. – Разве мне и моим домашним, как и всем другим, не грозит опасность от страшного привидения, которое проникает сквозь стены и не останавливается даже пред святостью храма?
– Конечно, Нехо, ты также поедешь? – со вздохом спросила Ильзирис.
– Ведь я – офицер гвардии фараона, – отвечал я, пожав плечами, – мое место при нем.
– Как ты думаешь, Ментухотеп, женщинам ведь также можно присутствовать при этом величественном и любопытном зрелище? – вкрадчивым голосом спросила мать.
– Только не моей жене и дочери, – с неудовольствием ответил отец, – и я думаю, что ни одна благоразумная и благовоспитанная женщина не захочет лезть в эту толкотню. Но я советую тебе съездить завтра в храм Изиды и принести благодарственную жертву богине за ее покровительство в этой опасности.
– Ты прав! – воскликнула мать. – Завтра мы с Ильзирис отправимся в храм, и я воспользуюсь случаем посетить почтенную Гернеку, жену верховного жреца. От нее я узнаю все подробности ужасной смерти бедной Снефру.

Пообедав, я ушел в свою комнату и лег спать, приказав слуге разбудить меня в назначенное время. Под вечер я проснулся свежий и бодрый, принял ванну и, надев форму и оружие, отправился во дворец.
Начинало темнеть, весь дворец находился в движении. Почтительно пропуская царских советников и других высоких сановников, шедших к государю, я поднялся по широкой лестнице в залу, примыкавшую к внутренним покоям фараона, присоединился к группе офицеров и молодых вельмож, которые оживленно беседовали. Они рассуждали о вероятности отыскать труп злодея и говорили, что тому, кто найдет его, фараон обещал дать большую сумму золота и перстень со своей руки, даже если это будет невольник.
– Может статься, судьба пошлет находку на твою долю, Нехо, – сказал один из молодых людей, смеясь и хлопая меня по плечу, – ты всегда так счастлив в игре и в борьбе.
– Я вовсе не горю желанием выудить еврейскую падаль, – отвечал я, – и предпочел бы на поле битвы заслужить перстень с руки фараона. Но зрелище, я полагаю, будет грандиозное.
– Еще бы. Уже и теперь река покрыта множеством лодок, а по берегам и вокруг храма Изиды стоят ряды солдат. Фараон отправится в храм, чтобы взять с собой жрецов.
Молодежь продолжала болтать, пока наш начальник и старший церемониймейстер двора не подали сигнал начала шествия. Тогда мы, офицеры, выстроились по обеим сторонам выхода из царских покоев, а все прочие заняли места, соответствующие своим должностям.
Вскоре двери распахнулись, и появился Мернефта в царских регалиях, сопровождаемый веероносцами и сановниками. Спустившись с лестницы, он сел в великолепный открытый паланкин в форме трона. Предшествуемый скороходами, которые раззолоченными палками расчищали дорогу, музыкантами, воинами и знаменами и сопровождаемый огромной свитой, царский паланкин медленно двигался по улицам, ярко освещенным факелами, к берегам Нила. Под крики толпы Мернефта сел в свою раззолоченную и украшенную флагами барку и отплыл к храму Изиды.
Я находился в лодке, шедшей за шлюпкой царя, и, приблизившись к древнему зданию, мы услышали священное пение и увидели величественную процессию, спускавшуюся со ступеней храма.
Впереди шел верховный жрец, неся циструм богини, потом жрицы, каждая с арфой и цветком лотоса на челе, а за ними длинный ряд жрецов всех степеней в белых одеждах.
Великолепная лодка верховного жреца присоединилась к барке фараона, и начались усердные поиски.
Но тщетно суда бороздили реку по всем направлениям; тщетно люди ощупывали дно шестами и крючьями и перешарили все места, заросшие тростником, – труп гнусного вампира не находился.
Солнце стояло уже высоко над горизонтом, когда царская шлюпка причалила к берегу и Мернефта, мрачный и озабоченный, отправился обратно во дворец.
Усталый, я вернулся домой и заснул как убитый. Проснулся только к обеду, который подали очень поздно, потому что брат мой, также участвовавший в ночной экспедиции, пробудился не раньше меня.
Когда слуги прибрали со стола и удалились, мы начали толковать о странных событиях, случившихся накануне, передавая друг другу разные слухи и новости. Мы с отцом описали нашим дамам бесплодные поиски в реке, а затем в свою очередь осведомились у матери, какие вести слышала она в храме.
– О, мне многое придется рассказать вам, – отвечала она, покачав головой. – Не одна страшная история вампира волнует теперь храм. Сегодня поутру случилось там еще одно происшествие, не менее поразительное. Представьте себе, что открылась любовная связь между Менхту, первой красавицей и лучшей певицей храма, и одним знатным египтянином, имени его не знают или не хотят сказать. Эта несчастная сумасбродка, которой досталась честь представлять лицо богини во время последних таинств, имела дерзость ввести своего любовника в священную рощу, где их и застал старый пастофор .
Преступный обольститель, сильный как бык и проворный как обезьяна, успел скрыться, сваливши с ног жреца. Теперь Менхту сидит в заключении, и если поймают ее любовника, то он будет осужден без милосердия, потому что гнусный преступник не только осквернил священное место, но и дерзнул поднять руку на достопочтенного старца.
– А как их накажут? – спросила Ильзирис.
– Смертной казнью, без сомнения. Менхту приговорят быть погребенной заживо. Знаешь ли, Ментухотеп, при виде всех этих ужасов я полагаю, что настают последние времена. И благородная Гернека говорила мне по секрету, что звезды предвещают великие бедствия.
– О, несчастная Менхту, – воскликнула Ильзирис, прижимая руки к груди, – какая ужасная участь быть погребенной заживо, чувствовать над собой каменный свод, задыхаться в темноте… Я дрожу при одной мысли об этом и не сомкну глаз всю ночь. Поговорим лучше о чем нибудь другом… Знаешь, матушка, кого я видела нынче в храме? Смарагду. В то время как я поджидала тебя от Гернеки, она явилась в паланкине, по обыкновению разряженная и сияющая драгоценными каменьями. В эту минуту наследник престола выходил со свитою из храма и, увидев Смарагду, тотчас подошел к ней. Я не могла расслышать, о чем они говорили, но он был к ней милостив и поднес розу. Вот то счастливица! – прибавила Ильзирис с досадой. – Каждую неделю новые наряды и при этом белизна лица, привлекающая внимание даже сына фараона.