Софиюшка - глава из неоконченной книги

    Злясь на будильник, понимала, что утро уже из-за этого не предвещает хорошего, по крайней мере, настроения. Повторный будильник, еще раз жмет, еще раз злиться, вот уже и день не такой, и ночь не такая была. А что такое «такое» понятия не имела. Да и размышлять не пыталась, вечный бег куда-то, работа, дом, друзья, все те же, те же, те же лица. Разумная, но способность мыслить отобрали, сама себя, обманув, отдала, безвозмездно, лишь бы легче душе жилось. А все же одна жила, одна существовала, не веря в Бога, не веря ни в какие силы, считала себя слабой, но не прикидывалась и не искала жалости, хотела умиротворения, но делала обратное, устроившись на работу, понимала, что жизнь близится к завершению. Что даже если Бог есть, то именно Он то ее к себе и заберет, за животную жизнь, до которой она смогла опуститься. Страшно то, что грех он тем и опасен, что ты знаешь, что это грех. Так и она, знала, что невозможно жить подобно животному, не различая желания людские и звериные, но, не борясь, оставив эту затею года так два назад, заканчивая институт, решилась стать как все. Боялась, что если есть Бог, то именно Он то ее и накажет. За грех, ею собственноручно совершаемый. Будильник зазвонил в третий раз, будто зная привычки хозяйки, не унимался пока ее ноги не коснуться ковролина. Да, все по высшему классу, квартира, обустройство. Только зачем ей все это? Она не бывает дома целый день, спит не замечая, чистое ли, дорогое, мятое ли, заправленное постельное белье. Не ела, не хотела. Последнее время просто катилась. А может, летела даже как перо, которому ветер задает направление, а оно не сопротивляясь, повинуется. Но это все мысли и образы, обрывки ее жизни, сравнения, а может даже сон, под до сих пор слипшимися глазами. На ощупь дверь, раковина, кофеварка, расческа. Что ждет ее снова, самое страшное, что известно что. И это не «такое», о котором она избегала задумываться, это что-то заранее предопределенное, длящееся и тянущееся, ноющее, но не веселящееся. Вся жизнь как на ладони, и просвет будто бы не нужен. Усталость от того, кто она, а кто она? Чашка выпала из рук. Кто она. Был проблеск, какой-то просвет в подсознании. Может, сон всплыл, может, если есть Бог, Он подал ей знак, но было то, что давно потеряно, за что цеплялась, а теперь скидывала на юношеский максимализм, чем жила, а теперь думала о подростковом легкомыслии. Все мы дети, не унималось подсознание. «Иди в душ, Софиюшка». Сердце заколотилось. Так называла ее погибшая мать, чуть-чуть не успевшая увидеть вручение красного диплома дочери. «Мама, где ты так долго пропадала, мама, я так скучала, мама, мама, мама», – шептала София, боясь вспугнуть столь отчетливый образ. «Софиюшка, погляди на себя, пойди в душ, улыбнись зеркалу». Она воспряла, миллионы мыслей пронеслись в голове, подчиняясь голосу, она уже в ванне, осторожная улыбка, и несмелое колебание в немом вопросе, где же она так долго пропадала. «Я постоянно была с тобой, носила на руках, но ты не видела меня, ты не слышала, я оберегала, я знала, что однажды утром ты все же почувствуешь меня, ты услышишь лишь потому, что поймешь, нельзя так больше начинать день». И в правду, София, опуская ноги на пол с кровати, в полудреме ощущала всем телом, что это начало концу, там, где начинается нелюбовь к себе, подходит к завершению общий план жизни. А есть ли план, ведь если есть, то страшно не успеть его успеть. Солнце несмотря ни на что поднимается каждое утро, бодро и радостно освещая и грея землю, его не волнует, болеешь ли ты, воюешь ли, женишься или рожаешь, оно светит с утра до вечера. А если есть план, цель, мечта, сотни названий, но то, что заветно, то движешься, соскакивая с утра с кровати в полном расположении духа, точно зная, что день такой, «такой», какой нужен именно сегодня. И что солнце, встав в очередной раз, дает еще шанс на осуществление предназначения, а жизнь так коротка, когда понимаешь, кто ты, зачем ты, куда ты, жаль минуты, песчинками стекающие в стекле, жаль часы, так щедро раздариваемые недочеловекам. Искать, думать, решать и просто жить, только с планом. Душ освежает, улыбка в зеркале уже не натянутая. Зачем все это, зачем мне такая жизнь, где все отчетливо под копирку, где все все знают, где если ходят в дырявом плаще напоказ, то свозь дыру видно тщеславие, если ходят на шпильках, то напоказ легкомыслие. Скорее сесть и подумать. Думать, думая; думать, делая; делать думая. И приходит осознанность, она была, так недавно, только рухнуло все, когда оказалось, что некому доверять, все кто был, исчез, растворился, но не злоба, нет, скорее пожелания счастья, пусть не поняли, пусть зря, что не поняли, а ей ничего не жаль. Маленькая горесть только утраченного куска жизни на поиски понимания. А ведь она не одна. Пусть это будет не Бог, в которого она не верит, пусть будет мама, которая с ней, нужно только уметь чувствовать, пусть она не настоящая, но только мать не предаст, не выдаст, защитит, выслушает, посоветует, подскажет. А как это быть мамой? Она захотела ребенка, а ведь думая, делай и делать думая. Но в этом решении не сомневалась. Как изменится мир, как изменится она, как повлияет ее решение на нее саму. Вдруг все это стало в одночасье неважно, появилось то, ради чего можно жить, то чему можно посвятить себя, то, что является искренностью и предназначением, пожалуй, самое верное не растрачиваться на всех дочеловеков, а влить, вложить в того, кого действительно любишь уже. А смысл жизни в чем, ведь непонятой оставшись, потеряв все, что было искреннего, Любовь Алешеньки и заботу мамы, смысл пропал, растерялся и растерялась. Оказывается, нужно идти дальше, улыбка была уже невымученная, зеркало добро отзывалось, с мокрых волос стекала вода, глаза прояснились. «Мама, мама, я поняла смысл, ты так хотела этого, я поняла!» Она шептала, образы в ее голове сменяли друг друга, кофе остывал на столе, подойдя к ноутбуку случайный выбор пал на Шевчука, должно быть такого же одинокого, но верившего, по-прежнему верившего в Любовь. Раз женившегося и пронесшего свою Любовь сквозь жизнь, щедро делясь ею с миром. А она, снова не пошла на работу, но не потому что не смогла встать, заболела или просто, как прежде, жутко себя чувствовала, а лишь потому, что решила туда больше никогда не ходить. Каждый в любой момент может сказать стоп, может сказать нет. Выбор есть всегда, только чувство ответственности за себя и за любимых тебе должно быть адекватное. Есть люди, которые созданы для этой работы, она родилась для большего, да пусть даже для меньшего, но не для того, чтобы просиживать, прожигать, как страшно было ей об этом думать, свою медленно текущую, но в то же время быстро утекающую, жизнь в офисе. Фен, заглушая «но все-таки знай, ты не один», раздувал влажные кудри, настраивая Софию на первый совершенный день ее оставшейся совершенной жизни…