Я

        – По-о-лк! Сми-и-рно! Первая рота прямо! Остальные  на пра-а-во! Шаго-ом-м… – начальник штаба осекся на полуслове, не успев завершить команду. Его прервал рев мотора влетевшей на плац серой «Волги». Пискнули тормоза, взвыли шины от лихого торможения и прочертили на асфальте две дымящиеся черные полосы.
        – Я, значыть, стой! Я, давай сначала! – гаркнул, выпрыгивая из машины, командир части.
        Майор сплюнул, негромко выругался и, шагнув к краю трибуны, на которой стоял, громко скомандовал:
        – По-о-лк! Сми-и-рн…
        Его снова прервал полковник: открыл багажник машины, достал оттуда крупную связку рыбы и, приподняв ее над головой, крикнул:
        – Во-о! Нэкому мэсто нэ кажу!
        Строй одобрительно загудел, послышались смешки.
        Начальник штаба нервно тряхнул головой, спустился с трибуны и строевым шагом двинулся к полковнику. Тот, все еще держа над головой кукан с рыбой, резко выбросил вперед левую руку, останавливая майора, и, расцветая в улыбке, обратился к нему:
        – Я, обожди, обожди. Я, значыть, нэ суетись. Я, чечас.
        Затем швырнул рыбу в багажник, быстрым шагом прошел мимо майора, поднялся на трибуну, обвел веселым взглядом вытянувшихся солдат и задорно крикнул:
        – Я, значыть, здравствуйте товаришччи!
        – Здрав! Жел! Тов! Плкник! – прогремело над плацем. Из задних рядов кто-то крикнул:
        – Ура полковнику! Ура Григорь Иванычу!
        И над плацем загремело раскатистое:
        – Ура! Ура! Урра-а-а!
        Начальник штаба побагровел, кому-то что-то кричал, грозя кулаком, офицеры засуетились около своих подчиненных. Полковник, улыбаясь во весь рот, поправил папаху и скомандовал:
        – Я, значыть, я, ну-ко сми-и-и-рно!
        Затем повернулся в сторону майора и мягко, по-отечески одернул его:
        – Я, значить, команда «смирно» была, я, для всех. Я, значыть, клеЩнямы, я, нэ маши!
        Майор побагровел еще больше, но руки по швам вытянул.
        По ротам пробежал довольный смешок. Солдаты до невозможности ненавидели вредного начальника штаба, и с такой же силой любили своего доброго и веселого командира!
        – Я, значыть, вторая рота!? Больше всех, я, самоволки! Я, заженихались! Я, значыть, «рубаха в петухах»! Я, город – десяток км и все лесом, а мы, значыть, туда – шнырь да шнырь!
        Полковник сделал паузу и продолжил:
        – Я, значыть, робяты, смотри-и-те! Осторо-о-жно! Я, значыть, чечас в лесу бушует клешчч! Я, значыть, такая зара-а-за… Я, нэ дай бохг! Я, значыть, нэ дай бохг, я, укУсить! Тохгда, я, значыть, все! Энцефалит! А это, значыть, я, либо – дурак, я, либо – покойник!
        Полковник медленно повернул голову на левый фланг, затем – на правый и, остановив взгляд в центре, снова продолжил свою пламенную речь:
        – Я, робяты, значыть, нэ просто так! Я это на себе испытал…
        Через несколько секунд гробовая тишина взорвалась здоровым солдатским хохотом! Громче всех смеялся полковник!
        Помалкивал, не смеялся, только один человек – начальник штаба майор Стукачин…