В оккупации

Мне, селянке-хуторянке-ростовчанке, было всего двенадцать лет, когда в июне сорок первого началась война. Папа, конечно, тут же ушел на фронт. А у нас еще ровно год продолжилась советская мирная жизнь. К колхозной земле (тогда “Спартака”, потом переименованного в “Победу”) относились по-хозяйски. Сено косили только там, где трактору не проехать. Плодородная нива распахивалась полностью. На бескрайних донских просторах подрастала богатейшая пшеница, мы, подростки, помогали взрослым полоть и потому содержать поля чистыми-чистыми. Но упорство собранных со всего Советского Союза защитников Москвы-столицы заставило германское командование изменить направление главного удара. Мы оказались на пути карателей в Сталинград. Своевременно эвакуировали только трактора, личный и колхозный скот тоже было собрали, догнали до Дона, но переправиться не удалось и вернули назад. Когда молча отступали наши (летом да в ватных брюках!), было смертельно обидно. Старики сокрушались: ”Нет у нас армии”. А двадцать восьмого июня 42-го года мы и вовсе ахнули. Прямиком по пшеничному полю мчались десятки и сотни мотоциклов. В них отборные гитлеровцы – опьяненные всевластьем, как один молодые, здоровые, белобрысые. За ними двигались грузовики с пехотой и военная техника. Следом – поляки, венгры, румыны, “свои” власовцы, изменники Родины. Поначалу мы с мамой, младшими братишкой и сестренкой перебрались жить в коридор, спали на земляном полу. За людей нас не принимали, не общались. Наша хата крайняя, возле речки, так оккупанты разденутся догола и без стеснения плещутся. Потом и вовсе из хаты выселили в палатку. Грабили все подряд. Раз 80-летняя бабушка сделала замечание назвавшемуся французом власовцу, отлупил. Конечно, разные они были. Запомнился фашист, который все плакал над фотографией со своей фрау и сыном-дочерью. Говорил, что он рабочий и ему война не нужна: “Гитлер-капут, Муссолини-капут”. Угощал леденцами. Когда дружок попытался лишить нас последних постельных принадлежностей, подбежал сзади, развел руки и пинком под зад вышвырнул вон. Школьные занятия были прекращены. Радио не было, информацию черпали из разбрасываемых с самолетов листовок. Летят их бумажки: ”Москва пала, Сталинград пал, войска вермахта подходят к Уралу”, наши, наоборот, успокаивают: “Враг остановлен”. Кому верить? Серебряный юбилей Великого Октября не праздновали, но помнили. Староста разумный, вроде и немцам не перечит, но своим приказал не допустить эвакуации оставшейся техники и молочного стада. Мужики непрерывно ломали и “ремонтировали”, а стадо загнали в такие дебри, что пусть несколько штук сожрали волки, зато большинство буренок самостоятельно вернулись домой, когда немцы сгинули. Но до того нас ждала кровавая трагедия. Маршал Жуков послал в наши края танковый полк и немцев на время выбили из села. Но они вернулись и стали разбираться. И в нашей хате истыкали штыками все укромные местечки. Старосту мы спрятали далеко. Носили ему еду. Тринадцатого декабря фашисты согнали со всех 300 дворов жителей, поставили в центр полсотни арестованных самых деятельных борцов с их полицейским режимом. Целый день мы мерзли на ветру и морозе. Часами на площадке слышались голоса разлученных матери-активистки и ее сыночка: «Мама” и ”Сережа”. В 10 вечера с садистскими улыбками хладнокровно расстреляли. Эта дикая картина свежего снега и алой крови навсегда отпечаталась в моей памяти. Фильмы про войну смотреть без слез сил нет. Похоронили всех в единой братской могиле... 16 января 1943 года наше село освободили. Забавно было наблюдать как ”Катюши” били по старой молотилке, видимо, приняв ее издали за фашистский танк. Утром выпроводили хмурых озлобленных немцев, в женских теплых одеждах, а в 10 часов вечера хата заполнилась радостными голосами наших солдат. Сами понимаете, что такой толчее мы радовались безмерно. Настелили свежей соломы по всей хате, ребята расстелили плащ-палатки и  забылись сном. А один самый молодой боец-чуваш после первого боя всю ночь звал маму. Эта ночь стала самой волнующей и радостной в моей короткой девичьей жизни. Верилось, что и нашего отца Филиппа Даниловича Тюхта где-нибудь на освобождаемом Кавказе такие же незнакомые соотечественники пригреют и покормят. Две недели стояли в нашем селе красноармейцы, пока готовили переправу через Донец. Почти все там и погибли. Долго мы боялись купаться, потому что из реки то и дело доставали трупы и переносили в наши братские могилы. Туда же перенесли и найденных в феврале старосту с семейством. Их пытали, издевались, на его теле вырезали пятиконечные звезды, у женщин отрезали груди и уши, проткнули щеки и жи-вы-ми сбросили в колодец…
С Победой вернулся домой отец. Родители прожили еще долгие счастливые десятилетия. А я выучилась и после распределения обрела вторую родину – Магнитку. Преподавала, работала коммерческим директором  “Универмага”. Великую Отечественную войну помню, советскую историю не забываю и стараюсь донести правду о ней до молодых, по-прежнему состою в единственной для меня раз и навсегда Коммунистической партии Российской Федерации. Недавно побывала в родных местах, порадовалась, что и сегодня наши донские поля такие же чистые и ухоженные, а земляки работящие и зажиточные.