Кукла

 -Никак опять в больницу собралась? – дед Андрей хмуро глянул поверх очков на жену, укладывающую в хозяйственную сумку кулечки с конфетами, печеньем и свежими шаньгами. – Уж второй месяц, как выписалась, а все там пропадаешь, почитай кажин день ходишь. И чем тебя эта девчонка привязала?
Дед сердито зашуршал газетой. Жена промолчала, а потом, продолжая давний разговор, сказала:
 
- Да разве вы, мужики, это поймете? У вас же вместо сердца сучок березовый вставлен! А я как подумаю, что все дети с матерями, а она, горюшко, одна там, так сердце кровью обливается. Ты не смотри, что ей и пяти нет, - она уже все как есть понимает! Спрашивает однажды у меня: «А почему это, баба, всем здесь таблетки дают, уколы делают, а мне нет?» – Потому что ты, Оленька, здоровая, - говорю. - «А если я здоровая, то почему в больнице?» А мне ей и ответить нечего. Не скажу же я ей, что у нее, кроме больницы, дома нет, что мать ее скрывается где-то.
 
 Она всхлипнула, помолчала и, набрав побольше воздуха, как перед прыжком в воду, просяще выдохнула:
 
 - Дед, а дед! Давай возьмем ее к себе!
 Дед от неожиданности даже подскочил:
 - Тю, сказанула! Сдурела ты, Марья, али как! Мы ж в гроб уже одним глазом смотрим, а ты – дите брать! А помрем, кому она останется? Вот уж одно слово – баба! И разговор твой весь – бабий, пустой!
 
 Дед сердито хмыкнул и, давая понять, что разговор окончен, снова уткнулся в газету. Жена же, торопливо набросив платок, выскочила за дверь.
 
 Домой бабка Марья вернулась лишь к вечеру. Собственно, «бабкой» она была лишь в обращении мужа, на самом же деле лишь год назад вышла на пенсию и была бодра и подвижна, в отличие от медлительного деда Андрея, тоже довольно крепкого для его 62-х лет. Внуков у них не было. Единственная дочь, родившаяся в трудное послевоенное время, хоть и была замужем, но все болела и детей потому не носила. Жила она в городе, приезжая к родителям лишь в отпуск да на праздники.
Собирая ужин, бабка Марья решила рассказать мужу о своей встрече с Олей.
 
 - Уж так рада она была, так рада! Все отпускать меня не хотела, - похвалилась она с улыбкой. – Все новости свои мне пересказала. Куклой все хвалилась, что ей одна девочка поиграть дала. Своих-то кукол у нее, видать, никогда не было, - бабка вздохнула и тут же перевела разговор на другое: - Она и про тебя, дед, спрашивала. Очень уж ей тебя увидеть хочется, какой ты есть.
 
 - Ну, это уж ты, Марья, поди, только что придумала, - усомнился дед Андрей, но лицо его посветлело. А после ужина он взялся пересказывать жене, «чего газеты пишут», что обычно свидетельствовало у него о добром расположении духа.
Жизнь деда Андрея и бабки Марьи шла своим чередом. Управившись с немудреным хозяйством, дед садился за газеты, а бабка бежала в больницу к Оле. Дед привык к этому и уже не ворчал, как раньше.  Иногда даже расспрашивал про девочку, дивился ее смышлености, ругал «непутевую» мать. Разговора о том, чтобы взять Олю к себе, у них больше не было.
 
 Но вот однажды бабка Марья вернулась из больницы позже обычного. Не дождавшись ее, дед Андрей уже сам принялся налаживать печь и, заслышав шаги жены, повернулся было к ней с укором. Однако, глянув на ее расстроенное лицо, замолчал на полуслове, словно поперхнулся. А она, не раздеваясь, устало опустилась на лавку у дверей и, вздохнув, сказала:
 
 - Заболела Олечка-то… Лежит вся в огне.
 - Как же это так? – растерялся дед.
 Бабка заплакала:
 - Это ж больница, детей туда больных привозят, а она слабенькая, к ней всякая хворь липнет! А тут еще куклу у нее забрали. Она очнется маленько и сразу глазами ее ищет: «Катя, Катя». Ребятишки, кто там есть, свои ей игрушки дают, а она все куклу просит. И кукла-то плохонькая была, а вот поди ж ты…
 - Дите оно дите и есть, - расстроено согласился дед. – А врачи-то чего говорят?
 Бабка в ответ лишь махнула рукой и ушла в комнату.
 Дед, вздыхая и ворча, затопил печь, поставил чайник, кастрюлю с картошкой и   снова окликнул жену:
 - Чего врачи-то говорят?
 - Чего-чего! - передразнила она. – Забирать, говорят, надо было ее из больницы, пока здоровая была. Воздух ей нужен, еда домашняя, бегала чтоб больше, играла… Как назло, и в детдом-то ее отправить не могут – документов нет. А пока ее мамашу проклятую найдут…
 
 Из комнаты донеслись глухие всхлипывания. Дед, не терпевший женских слез, сердито загремел на кухне ведрами и подался на улицу, к колонке. Набирая воду, он вздыхал: «Вот беда-то! Да я б таких матерей!.. И куклу-то, радость единственную, забрали… Сгинет дите совсем…»
 Принеся воду, дед постоял у порога, покачал головой в ответ на свои мысли, разделся, прошел в комнату и начал рыться в верхнем ящике старого комода, где хранились деньги, документы да дочерины письма.
 - Чего ты там? – спросила жена, отрывая голову от подушки.
 - Да… так, - неопределенно ответил дед, перекладывая что-то себе в карман.  Бабка, погруженная в свои невеселые думы, больше не спрашивала ни о чем и даже не заметила, что остаток вечера дед вел себя как-то странно. Ходил, крутил головой, словно удивляясь чему-то, несколько раз оглядел себя в зеркало, хмыкнул, потом так же критически осмотрел жену; пытался даже переставлять их немудреную мебель, что-то бормоча себе в усы.

 Ночью оба спали плохо. Бабка Марья ворочалась, вздыхала. Утром, чуть свет, пошла в больницу. Перед уходом хотела о чем-то поговорить с мужем, но лишь махнула рукой.
 К девочке ее пропустили сразу. Та радостно приподнялась ей навстречу, протянула тонкие смуглые ручонки. Глаза ее оживленно заблестели: «Баба, баба пришла!» И тут же закашлялась, поникла. Бабка Марья бросилась к ней, стала укладывать, заботливо подтыкая одеяло:
 - Лежи, деточка, лежи. Вот поправишься скоро, тогда вставать будешь, гулять, в гости к ребятам ходить.
 - И к тебе с дедой?
 - И к нам будешь ходить.
 - А что я у вас делать буду?
 - Как что? Разговаривать с нами, чай пить, играть…
 - Игрушками?
 - Конечно.
 - И с куклой тоже? У вас есть кукла, а, баб?
 - Есть, моя хорошая.
 - А какая она? Расскажи!
 
 Бабка Марья задумалась на минуту, стараясь вспомнить, как выглядели куклы, которых она видела в магазине и одну из которых собиралась купить Оле.
 - Ну, баб, - нетерпеливо затеребила ее девочка, - какая у вас кукла есть?
 - А вот такая, - неожиданно раздался голос деда Андрея, - я тебе, внученька, ее сюда принес.
 
 Он шагнул к кровати и протянул радостно обомлевшей девочке большую куклу в нарядном шелковом платье, с длинными золотистыми кудрями. Бабка Марья смотрела на деда с таким удивлением и растерянностью, словно не узнавала его. «А», - хотела спросить о чем-то, но дед толкнул ее в бок локтем, показывая глазами на Олю, и она понятливо промолчала.

 Они еще долго сидели возле девочки, радовались ее радости, уговаривали скорее поправляться, кормили ее. После обеда Оля уснула, крепко прижав к себе куклу, а они отправились домой. Шли молча, но думали об одном. У самой калитки дед сказал:
 - Лет по десять мы с тобой еще точно проживем, а то и поболе. Ну, а коль раньше помрем, то Верка девочку до ума доведет. Неужто она родительского наказа ослушается?
 Войдя в ограду, показал рукой под навес:
 - Я от соседей кроватку принес. Их ребятня из нее уже выросла, а Оле в самый раз будет.

 На следующий день они пошли в больницу вместе, чтобы порадовать девочку своим решением. Но в палату их не пустили, попросили обождать. А немного погодя медсестра вынесла им красавицу куклу.
 - Заберите, - попросила она, еле сдерживая слезы.
 Бабка Марья автоматически взяла игрушку, повернулась к деду. Они молча глядели на сияющую улыбкой куклу и никак не могли, не хотели понять, почему она больше не нужна Оле…
(1978 год).