Раны Кранны

Сорок третий год. Начало июня. Самая сердцевина Великой Отечественной войны. Впрочем, кто об этом тогда ведал? Никто. Для страны Советов позади были 2 года отступлений, потерь и поражений. Дня 22-летнего Георгия Кранны - тоже. Да и могло ли быть иначе, если родная страна, словно убаюканная грандиозными трудовыми штурмами на Магнитке, ДнепроГЭСе, Турксибе, в Арктике, жила по законам мирного времени. А черные силы Запада замышляли и реализовывали планы новой войны. Возможно, сидя в окопах или сдавая один город за другим, досадовал Георгий на руководителей державы или вспоминал месяцы «подготовки» к военным операциям под Свердловском, когда отрабатывали противодействие супостату на макете пушки - попросту бревне на телеге...
Писал в Магнитогорск матери очень редко, да и особо хвастать было нечем. Штатные политагитаторы призывали к победе, а сухие строчки Совинформбюро говорили сами за себя: ведя тяжелые бои, наши войска сдали, сдали, сдали... Немец взял в блокаду Ленинград, дошел до Москвы, Волги, Кавказа. Но не зря ведь, в конце концов, перестроился на выпуск военной продукции трудовой тыл. «Тыл - фронту!» - и миллионы снарядов, тысячи танков, орудий и самолетов выходили из-под рук рабочих, специалистов, женщин, детей и подростков, чтобы окончательно сорвать коварные планы врага и отбросить его со своей земли. Итак, наступил июнь сорок третьего. 227-я Кубанская дивизия перешла в долгожданное наступление. Освободи¬ли Армавир, Невинномыск. Восемь дней фашисты держали оборону под Краснодаром. Но и здесь атаки наших войск имели положительный конечный результат. Затем бои пошли с переменным успехом. Несколько раз одна только станица Красноармейская переходима из рук в руки. И когда, казалось, все худшее уже было позади и наступление продолжилось в правлении станицы Петровской, с ним случилась беда. Связист на ММК, он и на фронте занимался тем же делом. Разница лишь в том, что связь приходилось восстанавливать под огнем противника. Дело было в лимане - заливе с плоскими берегами, открытыми для немецких снайперов. И никакие камыши спасти не могли. Георгий обнаружил место повреждения линии связи, подплыл к нему, соединил про¬водники, но в тот же миг почувствовал сильный жар в правой руке. «Ранен!» - понял он. Нырнул и, загребая одной левой, сумел доплыть до своих. Но из строя выбыл надолго - пуля оказалась разрывной и раздробила кость. Более двух месяцев он находился в госпитале «Крепость» в Кисловодске. И надо же такому случиться, что именно здесь, в приемном покое трудилась его сестра Клавдия. До встречи с ней у Георгия за плечами уже были сотни, тысячи кило¬метров фронтовых дорог. После госпиталя Г. Кранна был направлен в полковую школу младших командиров. Затем участвовал в форсировании пролива между Азовским и Черным морями. Начались долгие и ожесточенные бои в Крыму. Фашисты поступали хитро: занимали третий эшелон обороны, впереди выставляли румын, а поближе к фронту формирования из местных перебежчиков. В каменоломнях их достать было очень трудно, поэтому даже при малой численности они умудрялись выворачиваться из сложнейших, казалось бы, безнадежных ситуаций. В итоге из Ставки Верховного Главнокомандования поступил приказ: «Прекратить наступление!» Наверное, это было верным решением. Только скопив побольше сил, сосредоточив значительные силы авиации, дальнобойной артиллерии, имело смысл продвигаться вперед. И весной сорок четвертого после мощной артподготовки наши войска неудержимо двинулись вглубь Крыма. Керчь, Феодосия, Симферополь, Ялта брались уже сходу. Но под Севастополем, на Сапунгоре, фашисты создали сверхукрепленные позиции и стояли насмерть. Беспрерывно приходилось чинить снизь, выводимую из строя бомбовыми ударами. В день победного штурма Сапун-горы 7 мая 1944 года Георгий Кранна вместо походных торжеств оказался в бессознательном состоянии в ялтинском госпитале. Снаряд попал в командный пункт, осколком Георгия ранило в голову. После лечения он попросился в 109-ю гвардейскую дивизию, где был назначен командиром отделения, переквалифицировавшись из связиста в пулеметчика. Его расчет, начиная с боев в Бессарабии, достойно прошел по Европе, поднявшись по Дунаю почти до самых его истоков. Румынский Галац и югославский Белград, венгерский Будапешт и австрийская Вена, все крупнейшие порты Дуная, десятки других крупных и мелких городов и населенных пунктов были освобождены Георгием Кранной и его товарищами по оружию. День Победы их часть встретила в чехословацком Брно, где «задержалась» после пражского по¬бедного парада еще на целый месяц, помогая налаживать мирную жизнь. Благодарные жители делились с ними всем, что у них осталось после фашистской агрессии. Бои закончились. Но не закончилась война. Эшелон миновал Москву, Челябинск и только здесь они узнали, что предстоит разгромить милитаристскую Японию. Стремительный бросок через Монголию, Манчжурию - и к благодарственным письмам Г. Кранны добавляется еще одно: «Слава героям Хингана!» На Востоке он воевал уже командиром отделения 82-миллиметровых минометов. Но и после войны с Японией почти год пришлось дожидаться демобилизации. Сомнений, куда возвращаться, не было. Конечно, в Магнитку, в цех связи металлургического комбината. Что он и сделал. А все-таки затейлива  и подчас жестока жизнь. Его отец  был раскулачен (хотя не имел ни единого наемного работника) и сослан на строительство Магнитки. Только и успел показать сынишке свою новую работу, куда его пригоняли под конвоем. Рыл фундамент под вторую домну - «Комсомолку». А в один из вечеров конвой его домой не доставил. Почему? Ответа нет до сих пор. Даже отчество Георгий Янович носил не отцовское (Густавович), а дедово. Послевоенная биография целиком связана с комбинатом.