Самаэль

Спасибл кинематографу и тем странным людям, которые еще встречаются на моем пути, за то, что помогли найти форму и вдохновение для реализации идеи, существующей уже много-много лет.



«Я - часть той силы, что вечно хочет зла
и вечно совершает благо».
 Гете, «Фауст»
(эпиграф к роману М.Булгакова «Мастер и Маргарита»).

I.
- Са-ма-эль. - Блондинка, говорившая это, полуулыбалась. В глазах плясали лихорадочные искры. – Самаэль, - повторила она и, рассмеявшись, исчезла в белесом тумане. Влага, составляющая его, впитывалась в кожу, слизистые и душила, душила, душила…
Мирус открыл глаза и резко поднялся с кровати. Это был тот самый человек. Мирус стал рыться в большой куче газет, которая лежала тут же, на столе. Он был уверен, что имя из сна не возникло само собой: не иначе, как видел где-то или что-то, напоминающее о нем. Газеты летели на пол.
- Где же… где же ты был… - шептал Мирус. Вдруг он увидел заметку с фотографией фотографией моря. «Ушла под воду» значилось в заголовке. Мужчина нахмурился и пробежал текст. Если верить автору, то в одном из малонаселенных приморских городов обнаружили труп девушки, который дрейфовал недалеко от берега. Через некоторое время объявились очевидцы, утверждавшие, будто погибшая сама вошла в воду. Девушка улыбалась, и они подумали, что та просто решила искупаться. При этом холодная весенняя погода никого не смутила. Мирус умиротворенно закрыл глаза.
- Вот ты где.

II.
  Ее звали Надира. Родители и близкие друзья называли Надей. Надежда… то, чего ей не хватало всегда. Тяжкий беспросветный мир с солнцем-лампочкой – вот что видела Надира изо дня в день. От природы красивая и женственная, она ни одного дня по-настоящему не работала. Сначала сидела на шее у парня-мажорчика, затем выучилась эротическим танцам и перебивалась по богатеньким ценителям данного вида искусства. Когда в ее небольшом городке таковые закончились, Надира рванула в северную столицу, где легко и быстро приобщилась ко всем доступным радостям жизни, не исключая наркотики. Она жила играя, пока однажды не обнаружила себя, идущую по улице в босоножках по первому жидкому снегу. Времена хороших заработков и легкой жизни, как оказалось, остались в далеком прошлом и теперь, чтобы не мучиться ломками, красавице Надире приходилось делать минет отвратительным барыгам. Опомнившисьв, девушка пошла домой, разыскала подходящую по сезону обувь и отправилась на реабилитацию.
  Наконец-то ей удалось поделиться хоть с кем-то тем, каков ее мир на самом деле, получить поддержку и долю полезных рекомендаций. Надира весьма успешно избавилась от зависимости, некоторое время отказывала себе во всем, будь то алкоголь или курево. А затем ее потянуло в странствия! Города сменяли друг друга, водоворот событий постепенно затянулся петлей на хрупкой девичьей шейке, и сейчас Надира брела по весенне-безрадостному приморскому городку в поисках барыги. Да-да, она вернулась к тому, с чего начала. Солнце светило до боли тускло, девушка мечтала найти хотя бы соли или, на крайняк, спайса, чтобы разбавить удручающую картину.
  Она приехала только вчера, но серо-коричневые цвета нагнетали обстановку со скоростью света.
- Есть тут хоть один чертов барыга! – недовольно ворчала Надира. Она по самую шею укуталась в черный свитер. Черную кожанку раздувал ветер, тщательно отбеленные волосы лезли всюду. Волосы – единственное, о чем до сих пор проявлялась забота. Она брела уже где-то вдали от основных улиц, петляла между домами частного сектора, пока вдруг с удивлением ни вышла на набережную. У бетонной ограды, отделяющей променад от пляжа, стоял одинокий фонарь. Под ним терлась подозрительная личность. Надира улыбнулась: тот, кто нужен.
- Привет, - как бы невзначай бросила она. Личность, оказавшаяся высоким парнем в капюшоне и – неожиданно – темных очках, тоже улыбнулась.
- Что тебя интересует? - Надира улыбнулась самой светской улыбкой, чтобы показать, что она не так проста. – Скорость?
Девушка опешила:
- Откуда ты знаешь, что меня интересует?
- Я всегда чувствую, когда человеку необходим яд, - улыбка расплылась еще шире. Лицо, и без того худое и плотно обтянутое кожей, стало похожим на карикатурную маску Комедии.
- Соль.
- Как низко! – барыга, кажись, неприятно удивился. – Мескалин, метамфетамин не интересуют? Экстази, кислота, грибы?
- Ладно, скорость, - уверенно сказала Надира. Столь широкий ассортимент несказанно поражал, но она старалась не подавать виду.
- Может, опий? Героин или маковая соломка?
- Скорость.
- Отличный выбор, - похвалил барыга, извлек мешочек из недр широкой черной куртки и, не таясь, протянул девушке.
- Сколько?
- Первый раз бесплатно, красотка. – Он усмехнулся.
- Ничего себе, гибкая система скидок! Как зовут тебя хоть? А то потом не доищешься.
- Самаэль.

III.
  Утром шел дождь. Как всегда, в это время. Впрочем, Мирус уже забыл, когда видел солнце в последний раз. Но сегодня он был сосредоточен и активен: с самого начала рабочего дня отправился к начальнику, некому майору, чтобы попросить о командировке в упомянутый приморский город. Довод был слабенький – газетная заметка, которая лишь косвенно указывала на дело десятилетней давности.
Однако, он входил в кабинет начальника уверенно.
- Майор, - начал Мирус, - кажется, я нашел Самаэля.
- Кого?! – поверх очков спросил Майор.

  Откровенно говоря, Мирус не был лучшим работником Управления уголовного розыска. В отделе трудились четыре следователя. Успехи троих были несомненны, но вот Мирус Ингрус, который тринадцать лет назад, словно вынырнув из неоткуда, появился в Управлении, вел дела весьма своеобразно. Вдруг, ни с того ни с сего, лейтенант являлся к начальству, уверенно излагал вариант раскрытия очередного висяка пяти-шестилетней давности и оказывался прав. Да только в половине случаев все сроки выходили, и талант Мируса был ни к месту. Майор держал его ради редких просветлений во время активного расследования. На сей раз речь зашла о ряде сомнительных убийств, произошедших десять лет назад, во время которых погибло несколько молодых людей. Все они были наркоманами и, возможно, предпочли сами уйти из жизни. Однако, Мирус тогда копал конкретно и выяснил, что все затаривались у одного барыги, некоего Самаэля. Через время они, вроде как, кончали с собой. Внимание полиции привлек парень, выпавший из окна. Экспертиза указывала на вероятность постороннего вмешательства. И, тогда еще младший лейтенант, Ингрус начал свое расследование. Чем дальше и безнадежнее оно становилось, тем больше он мрачнел. Когда стало ясно, что дело глухое, его официально отправили к нераскрытым и благополучно забыли.

- Самаэля, - повторил Мирус. – Того, который десять лет назад…
- Да помню! – вспылил Майор. – Что хочешь?
- Командировку…
- На сколько?
- Пока не найду, - Мирус смотрел исподлобья. Это означало, что в нем подняло голову редкое, но непреодолимое упрямство.
- Езжай, - в последнее время Майор только рад был избавится от странного сотрудника, так как терпение в стареющем мозгу иссякало.

IV.
  Любава. Ее звали так. Люба в простонародье. Но все любимое уходило от нее быстро и бесповоротно. Когда-то у Любавы был муж. Он сорвался со строительных лесов на работе, повредил голову и сошел сума. Недолго промучав себя и верную женщину рядом, муж вздернулся. Посреди комнаты, на крюке. Заходя в квартиру, Любава обычно пропускала вперед сынишку, так что он первый увидел посиневшего папу с вывалившимся языком и малоприятной лужицей на светлом линолеуме.
  Впрочем, счастье материнства тоже не стало уделом Любавы. Рожденный в любви, но от этого не менее маленький и слабый, ее сын внезапно умер во сне. Чего не выдержало маленькое сердечко, так никто не ответил. Оставшись одна, Любава не сломалась, не пустилась во все тяжкие, не пошла по наклонной. Она тихо жила в пустой квартире, где лишь тонкая оболочка тела отделяла пустоту пространства от пустоты души. Со временем механизм выживания завертелся с новой силой, вытолкнул женщину в социум, заставил усвоить общепринятый сценарий поведения. Она сделала вид, что семьи никогда не было, выбросила все, что касалось их, оставив только фото в рамочке на шкафу, да и то потому, что не хотелось просить у соседей стремянку.
  Любава была вежливой, с дежурной улыбкой и дежурным же участием. В целом, слыла неравнодушным человеком. В меру активная – в меру отстраненная.
- Странная эта какая-то, - заметила как-то бабка-вахтерша. – Улыбается, вроде, а как неживая.
Что ж, недалеко от истины: идеальный человеческий робот-функционер с усредненными настройками личности, необходимыми, чтобы быть принятой в социуме. По началу, приходя домой после работы, Любава выпивала бутылку вина. От вина болела голова и печень. Потом уменьшила количество спиртного до стакана, а затем вовсе бросила, толку-то никакого! Теперь же она просто сидела на диване, оцепенело разглядывая стену по часу-полутора. Готовила есть на раз, ела, чтобы не остыло, и ложилась спать.
 
  Однажды серым днем Любава брела домой. С ней вместе брели два помидора и кочан капусты в сумке.
- Псс, - услышала она откуда-то сзади. – Эй, - голос явно женский.
Обернулась – позади стояла худенькая блондинка в толстом черном свитере, натянутом почти до ушей.
- Не подскажешь, где тут можно перекантоваться?
- Нет, - равнодушно бросила Любава. Потрепанный и, в общем-то, жалкий вид девочки не вызывал у нее сострадания.
- Может, кто из знакомых хату сдает? – не отставала незнакомка.
- У меня нет знакомых, - отрезала Любава и намерилась уйти.
- Да погоди ты! – отчаянно взмолилась девчонка. – Ты вообще первая, кто остановился, остальным, по ходу, насрать. А на улице холодно и ночь скоро! Я многое могу, - выпалила она.
- В смысле?
- Ну, пожрать приготовить, убраться, - неуверенно соврала Надира, помялась и увереннее добавила, - перепихнуться по-всякому, минет сделать… - энтузиазм в глазах девушки угасал вместе с тем, как росло недоумение на лице Любавы.
- Содержанка что ли?
- Не совсем! Денег у меня просто мало и спать негде.
Неожиданно черствая корка души Любавы легонько треснула, оттуда показались живые человеческие чувства. Жалость, например. Дал о себе знать давний талант ставить себя на место другого.
- Не местная?
- Нет, вчера только …
- Зовут как?
- Надира. Надя, проще говоря.
- Пошли ко мне, Надя. Если горло перережешь, хоть не жалко будет.
- Не, я не это, - запротестовала было Надира, но холод в глазах Любавы ясно дал понять, что в лишних словах нужды нет.
  Так и пошла жизнь дальше: Любава ходила на работу, а приходя, обнаруживала, что квартира не пуста, в ней теперь есть Надира, которая тоже периодически приносила деньги. Но главное – она приносила присутствие человека. О пристрастии новой соседки Любава догадалась не сразу. Сперва начала замечать, что Надира, в общем-то, такая же, как она сама, отрешенная от реальности, существующая, словно в полусонном состоянии, иногда становится невероятно живой. Затем заметила, как циклично это чередуется с периодами черной тоски. Наконец, решила спросить:
- Что с тобой вообще творится?
Надира в тот день хорошенько кайфанула, перемыла пол квартиры, заработала денег, закупила продуктов и, все еще моторная, наматывала круги по кухне.
- Хорошее настроение! Делов-то.
- Не-ет, - качнула головой Любава, - не то.
- Ну… как это не то, если то!
- Не то.
Надира навернула пару кругов, вышла на балкон покурить, вернулась, плюхнулась на стул.
- Ладно, скажу. Но ты меня выгонишь.
- Не выгоню.
- Выгонишь. Это сто процентов.
- Ну?
- Я употребляю, - скороговоркой выпалила Надира, пытливо глянула на хозяйку квартиры и так же быстро продолжила. – Ну, мет там, скорость. Соль иногда. Натур курю. Короче, это… наркоманка.
- Ммм, - Любава прихлебывала чай из большой кружки. – Помогает, видимо.
- Ну! – радостно согласилась Надира. – Жизнь такое дерьмо без этого. Хочешь, и тебе пробью? – она подобострастно посмотрела на Любаву.
- Нет, спасибо.
- Ну, ладно. Ну ты говори, если че.
Ничего не изменилось, за исключением того, что Надира перестала скрывать, что она под кайфом, и откровенно говорила удивительные вещи.
- Задумывалась когда-нибудь о местах, которые мы каждый день видим, но, по сути, никогда там не были? – выдала она однажды вечером.
- Как это? – удивилась Любава.
- Смотри, - Надира подвела ее к окну, - вон противоположный угол двора. Каждый день уже много лет ты его видишь. Но, уверена, физически ты там не была: не ходила ногами, не прикасалась к предметам – верно? – кивок. – То есть, ты не можешь быть уверена, что он вообще существует, что это не игра воображения. Места, которых нет… - резюмировала девушка, глядя в никуда. Затем она опомнилась и добавила: - Чтобы произошло чудо, нужно на некоторое время оторваться от реальности.
Любава просто слушала, но никогда не анализировала наркотические бредни соседки. Просто принимала, как есть. И со временем это переросло в странную дружбу без объявленных обязательств, где каждый брал на себя столько, сколько мог.

V.
  Очередным промозглым вечером Надира пришла под хорошо известный фонарь на Набережной. Он стоял как раз возле спуска на пляж, круг желтого цвета падал на небольшой перекресток. Девушка усмехнулась: от вполне беззаботной жизни она начала посматривать мистические сериалы и хорошо знала, кто появляется на перекрестках. Поэтому, когда, неслышно приблизившись, ее давний друг возник в круге света, она саркастически поприветствовала:
- Ну, привет, черт!
Самаэль поднял голову и, казалось, несколько секунд пытливо смотрел сквозь темные очки, пытаясь понять пошутила она или всерьез.
- Здравствуй, Надира.
- Надя, - категорически заявила девушка.
- Зачем же? Такое прекрасное имя!
- Надя.
- Что ж, значит, Надежда. Это приятно, - он улыбнулся. Чернота вечера не располагала к разговорам, поэтому раскидались быстро: порошок в обмен на деньги. Как всегда, до странного маленькая сумма. Когда барыга уже собрался уходить, девушка окликнула его:
- Эй, Сэм, погодь!
Он остановился, и вновь появилось странное ощущение, будто тяжелый взгляд буравит сквозь непроницаемые стекла очков.
- Да?
- Почему так дешево?
- О, - широкая щедрая улыбка, - я же говорил, что для прекрасных леди всегда хорошая скидка.
- Не, темнишь что-то, - скривилась Надира.
- Что ж… может быть, у тебя есть кое-что гораздо более ценное, чем деньги.
- Где гарантия, что я это отдам?
- Отдашь рано или поздно.
Надира кивнула и развернулась было к выходу с Набережной, но барыга неожиданно удержал ее за руку и, крепко прижав к себе, прошептал на ухо:
- Впредь называй меня только Са-ма-эль.

VI.
- Значит, вы знали, что она наркоманка, но при этом продолжали ей доверять?
- Почему нет.
В кабинете с выжженными солнцем обоями, за старым рассыхающимся столом, напротив Любавы, сидел Мирус Ингрус. Уже пол часа он пытался добиться ответа на вопрос, почему же она приютила некую Надиру, о которой, кроме имени, не знала ничего.
- Вы считаете нормальным, когда люди употребляют наркотики? – вовсе не то, что он хотел спросить, просто вырвалось. Женщина пожала плечами:
- Они меняют реальность, так она говорила. Помогают поверить в чудо…
Еще перед беседой он увидел ее в коридоре и почувствовал нечто странное: будто теплый удушливый туман вползает в душу и обезличивает ее, розово-голубые клубы опутывали мозг, превращая мысли в пресную мокрую вату. Единственное, чем мог похвастаться Мирус, вдруг стало пустым и не существенным. Он пригляделся к свидетельнице: ничего удивительного внешне. Каштановые волнистые волосы, лицо чистое, не считая коричнево-рыжих веснушек на щеках, тонкий нос, выступающие скулы… вся худая. И только большие голубые глаза в обрамлении редких длинных ресниц придавали лицу привлекательность. В кабинете лежал протокол предыдущей беседы и некоторая информация о женщине. Согласно данным, ее звали Любава, тридцати двух лет от роду, жила одиноко и обособленно после того, как потеряла мужа и сына. «Что ж, не позавидуешь» - подумал Мирус.
- Вам никогда не говорили, - начал он, подбодренный предыдущим не слишком тактичным вопросом, - что вы производите странное впечатление?
- Вы хам, - так же равнодушно сообщила Любава. Мирус стушевался, потому что хамом по натуре не был.
- Простите. Просто… это сложно объяснить, - он посмотрел пристально в голубые глаза напротив, - это как… как пустота.
Женщина улыбнулась:
- Вы очень странный сотрудник полиции. Сначала дело, о котором уже забыли, потом комментарии.
- Это дело, оно очень важно! – запротестовал Мирус.
- Наверное, вас интересует... барыга?
- Да, как вы догадались?
- Он приходил ко мне.
- Приходил?! И вы не сообщили об этом?
-Уже после того, как дело закрыли. Собственно, поэтому и приходил: поблагодарить, что не сказала о нем.
- Значит, вы его видели… - задумчиво произнес Мирус. – Можете описать?
- Невысокий, как вы, примерно. – Мирус мысленно возмутился. – Длинные светлые волосы, на голове капюшон, куртка кожаная, и очки. Маленькие такие, черные. Хотя, странно: был вечер, совсем стемнело, а он в очках. – Любава нахмурилась.
- Представился?
- Нет. Сказал, я знаю, кто он. А когда уходил, добавил, что, если захочу яда, то он к моим услугам. Странный парень.
- И как вы поняли, что это именно барыга?
- Надира его именно так описывала. Особенно, очки – говорила, странно, мол, что он всегда их носит. Вот я и догадалась.
Полицейский качнул головой. Ясно, как белый день, что концы уходят в воду. В море, в то самое холодное серое море, в котором выловили труп.
- Знаете, - Любава слегка улыбнулась, словно от теплых воспоминаний, - она просила называть ее Надей. Или Надеждой иногда. А теперь, выходит, Надежда умерла, и никто не знает почему.
Мужчина напротив взглянул удивленно, затем задумался о чем-то.
- Вы уверены все-таки, что она не сама это сделала?
- Все возможно. – Женщина вздохнула. – Надира была отчаявшейся, но по-странному жизнелюбивой, а на самом деле, кто разберет, что творится в человеческой душе. Не хватает ее…
- Вам многое пришлось пережить, - добавил Мирус с сочувствием.
- Уже неважно.
- Важно все. И прошлое тоже. В конце концов, оно нас определяет. Вы ведь на сразу стали такой… - он замялся.
- Какой? – поторопила Любава.
- Мертвой.
- Что ж, нелестно, зато правда, - хохотнула она. Минуту помолчали. – Полагаю, это все, что вы хотели узнать?
- Д-да, пожалуй, - Мирус растерялся. Годы работы в полиции напрочь отбили эту его особенность, но именно сейчас она почему-то дала о себе знать. – Если что, я знаю, где вас найти.
- Именно. До свиданья.
Женщина вышла, неплотно затворив дверь, а он еще несколько минут сидел, глядя ей в след и пытаясь понять, что это было.
  Любава, в свою очередь, выходила из отдела полиции необычно счастливая и удовлетворенная: впервые за долгое-долгое время кто-то понял самую ее суть. Мраморная маска социального благополучия раскололась, и оттуда, словно первые рассветные лучи, выглянула одинокая душа.

VII.
  Когда он приехал в город, тот, казалось, не желал этого. Сначала Мирусу напрочь отказывались верить в местном отделении полиции, говорили, что никакой информации о командированном сотруднике не было. Затем древняя секретарша наконец-то раскопала письмо Майора. Однако, узнав, за чем приехал новый сотрудник, местный Майор запротестовал:
- Было бы из-за чего тащится! Дело – дрянь, яйца выеденного не стоит. Девка какая-то!.. Утопилась, поди, под наркотой, шалава, а нам что, заняться нечем?!
- От вас мне нужно только содействие, - корректно проговорил Мирус, - которое будет выражаться в предоставлении рабочего места и всех документов по делу.
- Дело закрыто, - протестовал Майор. – Все.
- Нет, появились новые детали, - настаивал мягкий от природы Мирус. – Неожиданные, которые могут помочь в его раскрытии. Мало того, это дело связано с другим, десятилетней давности. Представьте, - надавил он на честолюбие начальника, - о вас услышат по всей стране!
Майор еще долго ворчал, но затем велел выделить кабинет в конце кишкообразного коридора и снести туда архив дела. Протоколы опросов содержали мало имен: те двое, якобы видевшие, как Надира входила в воду, и Любава, женщина, неизвестно почему приютившая наркоманку у себя. Двоих свидетелей не оказалось в городе, поэтому решено было взяться за Любаву. Мирус позвонил ей лично.
- Добрый день.
- Здравствуйте, - на том конце провода безликий женский голос.
- Могу я услышать Любаву?
- Это я. По какому, собственно, поводу?
Тут Мирус впервые за долгое время неожиданно стушевался.
- Дело… дело, которое закрыли недавно. О смерти девушки, Надиры… мне хотелось бы поговорить с вами об этом.
- А вы кто? – спросила она не очень вежливо.
- Мирус Ингрус, старший лейтенант, приехал, чтобы расследовать это дело… заново.
- Мне сказали, что тут все ясно, - холодно продолжала женщина.
- Появились новые детали.
- Да?
- Да. И вы можете помочь раскрыть тайну смерти своей подруги.
Голос, принадлежавший лейтенанту, сначала был для Любавы не более, чем фоновым шумом. Но, фраза за фразой, она начала улавливать в нем словно дьявольскую симфонию, от которой заскрипели, засвистели тайнички ее окостеневшей души.
- Что ж, ладно. Я приду.
Когда она явилась в условленное место, то увидела в кабинете невысокого мужчину лет 35-ти. Это и был Мирус Ингрус. Давно не стриженные светлые волосы, волнистые и оттого придающие ему вид подростка, большие глаза, светлая щетина, серый бесформенный свитер.
- Здравствуйте, я Любава.
  Уже после беседы, когда Любава выходила из отделения полиции, она испытывала что-то наподобие лихорадочного подъема. Вдруг захотелось жить: есть, пить, веселиться, совершать невообразимые глупости! Она улыбалась, широко и удовлетворенно. Потом зашла в магазин возле дома, купила бутылку вина и дома, поставив любимый фильм, вместо того, чтобы изучать в тысячный раз стену напротив дивана, завалилась с вином в кровать и просто наслаждалась: внутри поднималось давно забытое, горячее, слегка маниакальное чувство наслаждения реальностью.

VIII.
  Как многие своеобразные люди, Мирус был одинок. Он родился в другой стране и, вероятно, поэтому чувствовал себя чужаком всюду. Родители не совсем уверенно владели языком и он по началу тоже. Одноклассники посмеивались над тихим задумчивым пареньком, в старшей школе Мируса просто считали странноватым. Он тоже не тянулся особо к людям, взаимодействуя с ними по мере надобности, водил дружбу с одним-двумя парнями и к большему не стремился. Постепенно, становясь взрослее, Мирус все больше отчуждался от людей, пока в один момент не осознал, что пропасть нужно уменьшить. Тогда он бросил себя всего на службу обществу: пошел в полицию.
  Ни сказать, что в жизни у него не было женщин – были. Прибивало их волнами неспокойной жизни к его мирным берегам. Обычно они задерживались на полгода-год, затем уходили дальше. Мирус относился к этой стороне жизни философски, особо не скорбел об уходе той или иной, только иногда думал напряженно, что же не так с ним.
  Когда начался самый жаркий период расследования дела о Самаэле, Мирус столкнулся с Ликой, высокой худенькой девочкой-наркоманкой. Именно она рассказала, что вся компания закупалась у одного дилера.
- У него имя странное такое, - говорила она, вертя в длинных тонких пальцах сигарету. Длинные светлые волосы, острые скулы и бесконечно глубокие серые глаза. Впервые в жизни Мирус ощутил, как это – влюбиться. Он готов был прорыть Землю насквозь, лишь бы найти того, кто угрожал Лике.
- Его зовут Самаэль. Может, погоняло такое. Кличка, - исправилась она, видя, что начинающий мент не понимает, - странная, Самаэль. Вы же знаете, кто это? – она открыто улыбалась. Бесконечно прекрасная улыбка! – Это один из князей Ада,
Ангел Смерти. Или искуситель Евы. Князь Яда, - снова улыбка. Будто ассказывает чудеснейшую из историй. Мирус был удивлен и очарован Ликой. Пока продолжалось расследование, он часто звонил под предлогом заботы о ее безопасности, иногда наведывался домой. Тот факт, что объект обожания – наркоманка, нисколько не беспокоил лейтенанта. Где-то в глубине души он верил, что Лика изменится, и однажды они будут счастливы.
- Вы как будто неравнодушны ко мне, - сказала девушка, когда он в очередной раз зашел к ней после работы. Мирус замялся. – Да я же шучу, куда там! Вы полицейский, а я… на дне, - она пропустила гостя внутрь. Они пили чай и разговаривали. Оказалось, Самаэль уже около месяца не выходит на связь ни с Ликой, ни с кем вообще. – Другие барыги тоже куда-то подевались, - сетовала она. – Если честно, мне ужасно.
Мирус, уже заметивший это по посеревшему лицу и еще более впавшим скулам, поинтересовался:
- Могу чем-то помочь?
- Да, если честно. Но вам придется составить мне компанию.
- Что?
- Купите крепкого вина или пива, нужно выпить.
Удивительно, но Мирус отправился в магазин, откуда принес несколько бутылок крепленого вина. Выпили по стакану.
- А вы ведь очень хороший человек, - сказала Лика. Ее глаза излучали свет, серый, приглушенный, но все-таки невероятно насыщенный. – Добрый.
Она так естественно и гармонично вписывалась в окружающий мир, словно вся состояла из мазков гуаши, густой и подвижной. После первой бутылки Мирус признался:
- Ты прекрасна.
- Спасибо. Это один из моих минусов.
- Минусов?
- Да. Никто не видит за вот этим, - она провела рукой вдоль лица и груди, - меня! Только внешность, а остальное неважно.
- Лика, у тебя прекрасная душа, - Мирус осоловел и смотрел с нескрываемым восторгом.
- Ох, лейтенант Ингрус, все-таки вы ко мне неравнодушны, - лукавая улыбка. - Сочувствую.
- Чему? Это как будто неплохо…
- Куда там! На самом деле, любовь – это мучение: без одного человека целый мир кажется бессмысленным!
Чокнулись, выпили.
- Но я вам помогу, - кивнула головой Лика. – Помогу увидеть, что я не предмет обожания. Идемте.
Прихватив последнюю бутылку вина, повела Мируса в комнату. Там стоял диван с удивительно белым постельным. Ветерок шевелил прозрачные занавески, небо, потемневшее на западе, предвещало грозу. Лика поставила бутылку и обняла Мируса за шею. Она поцеловала его, сначала легко, а затем страстно.
- Видите? – девушка отстранилась. – Я вся насквозь плотская, и любить меня за душу нечего. – Она вновь поцеловала его, теперь уже попутно расстегивая змейку на свитере.
Руки лейтенанта сам обняли ее за тоненькую талию.
  На белых простынях он обнимал полупрозрачное тело, впервые в жизни погружаясь в смоляной омут страсти. Мирусу казалось, он задохнется от ее близости и доступности, от возможности брать, брать, пока не насытишься. Они заснули на рассвете. А уже через пару часов он ушел на работу, где узнал, что расследование по делу Самаэля прекращено за недостаточностью улик.
- Как?!- негодовал лейтенант. – А эти ребята?!? Неужели они… они умерли напрасно?
Майор отмахнулся: недостаточно улик – веский повод.
- Слушай, - спросил другой следователь, - это которое твое дело?
- Третье!
- А мое черт знает какое. По началу всегда трудно, душу рвет.
- Их убили, - тихо проговорил Мирус. – Я знаю, что убили. И почти знаю, как. Но зачем?..  Коллега посмотрел с отцовским сочувствием:
- Никому не говори об этом, парень. Такое странно звучит.
Мирус почти плакал: боль мертвых людей сливалась с отчаянием от собственного бессилия. Одно удерживало на плаву – Лика. Где-то там… и он отправился к ней.
  Дверь квартиры была приоткрыта.
- Лика, - позвал Мирус. – Лика!
Во всей квартире темно, лишь тихонько жужжит вентиляция в ванной. Разувшись, Мирус идет на свет. Словно наваждение, возникает сначала ванная комната с пронзительно-белым кафелем, затем отвратительный запах свернувшегося белка, ванна, полная воды, в которой плавают комки свернувшейся крови, физиологические выделения… и мертвая девушка.
- Лика… Лика! – Мирус отпрянул, потом кинулся к ней, резко остановился в нерешительности: бледно-синеватое бескровное лицо не было лицом той Лики, от которой он ходил утром.
  На раковине лежал листок, с аккуратно выведенным текстом: «Она полюбила вас, лейтенант Ингрус. Мне жаль. Самаэль». Мирус обмер… В нем смешалась радость от триумфа, достигнутого таким страшным путем, и что-то, напоминающее падение в бездну.
  Когда приехала полиция, лейтенант повел их в ванну.
- Вот записка. Она доказывает, что в смерти ребят виноват некий Самаэль, их дилер.
- Доказывает? – вскинул брови второй следователь. – Здесь написано: «Я люблю тебя. Мне жаль. Лика». Каким Макаром тут Самаэль?
Мирус схватил записку. «Я люблю тебя. Мне жаль. Лика» - слова прозвучали в голове ее голосом.
- Там… текст изменился!
- Лейтенант Ингрус, по-моему, вы перегибаете с этим Самаэлем! – строго сказал следователь. – Наркоманка – этим все сказано.
Мирус молчал. Фактически, ничего, кроме его враз помертвевшей оболочки, там не было.

IX.
  Бутылка вина расслабила Любаву: ее сморил мирный глубокий сон. Поздний звонок прервал его.
- Алло, - хрипловато произнесла Любава.
- Здравствуйте, это Мирус Ингрус. Мы встречались сегодня днем в отделении Полиции.
- Да, помню. Что вы хотели?
- Вы говорили, что Надира рассказывала о дилере. Не уточняла, где обычно они встречались?
- Это все есть в протоколах прежних опросов.
- Н-нет, - замялся Мирус. – Мне хотелось бы сходить туда.
- Так идите, - Любава совершенно пробудилась и чувствовала утренний задор. В еще сонном голосе пробивалась игривость.
- Эээ…
- Хотите, чтобы я составила вам компанию?
- Да. Собственно, за этим и звоню.
- Что ж, зайдите за мной часика через пол, - легко согласилась женщина. Она подняла с постели тело, ставшее легким, словно по волшебству. Что-то случится! Что-то непременно случится, не иначе! Любава как будто влюбилась в странного, впервые встреченного человека. Она и сама не могла объяснить, что произошло сегодня утром, знала только – волшебство. Такое уже было с ней однажды.
 
  Такое уже было с ней однажды, десять лет назад. В двадцать два годы мы бы не узнали Любаву, встретив случайно на улице. Кристально порядочная, но равнодушная женщина тогда излучала свет. Ее голубые глаза не утратили еще яркость, а волосы были длинными и пушистыми. Море, солнце, люди, чем больше, тем лучше, и веселье, веселье! Любава путешествовала по приморским городам, пела с друзьями на пляжах, танцевала вечерами на десятках набережных, продавала цветы, магнитики и феньки собственного производства. Однажды, исполняя зажигательную румбу, она увидела внимательно наблюдавшего молодого человека
- Ты грациознее морских волн, - похвалил он по окончание танца.
- Да ладно, - не осталась в долгу девушка. – А ты болтливее целого моря.
Парень рассмеялся. Так и началось знакомство с будущим мужем. Он курил травку, бренчал на гитаре песни о любви и волшебной стране, где ничего не нужно делать. Его звали… А, впрочем, его звали просто Муж. Именно он был человеком, разбудившим впервые в Любаве дьяволенка. Как хотелось чудить, делать необдуманные, смелые, бесшабашные поступки! Они ночевали на берегу, позволяя волнами лизать ступни, купались на каменистых обрывах, лазили на пальмы, а однажды Муж даже украл арбуз для своей любимой. Стоял рай, их персональный Эдем на Земле.
- Любонька, ты мое небо, мое Солнце! Если ты – Вселенная, то я твой Бог! – бесспорная нежность сочилась сквозь его слова. – Если ты Ева, то я твой Самаэль!
- Самаэль? – заинтересовалась Люба. – Кто это?
- Ангел-искуситель, соблазнивший нашу праматерь.
- Разве не Люцифер это сделал?
- Не-а, Самаэль.
- А, значит ему мы обязаны грехопадением человечества! – шутя возмутилась девушка.
- Да. Но что же здесь плохого? Если бы не кончился рай, мы бы не встретились никогда. – Они смеялись и любили, бесконечно любили друг друга.
  С наступлением осени любовь Любавы и Мужа столкнулась с суровостью быта: танцами и песнями зарабатывать не сезон. К счастью, последний имел рабочую специальность, вполне подходящую для стройки. Куда и направился. Вскоре Любава забеременела, родился сын, назвали Адамом, жизнь текла в прежнем, но более спокойном русле. Пока не произошли события, приведшие Любаву сначала к тотальному одиночеству, затем в компанию Надиры, и уже теперь - поздним вечером на берег Набережной вместе с лейтенантом Ингрусом.

- Говорите, его называют Самаэль? – спросила Любава. – Весьма забавно. Даже комично, если бы не здоровая ложка черного юмора.
- В чем же она заключается? – Мирус пытался быть максимально корректным и беспристрастным. После Лики он вообще не допускал участия эмоций в общении, а тут женщина будила в нем интерес, возможно, и чисто плотский, шевелившийся червячком внизу живота. Она не была красива или явно сексуальна, нет. Скорее, интуиция подсказывала: перед ним сундучок с сокровищами – только открой, ослепнешь от блеска.
- Муж любил говорить: если ты Ева, то я твой Самаэль. Доля правды в его словах была… - улыбнулась. Тепло, но без сожаления.
- Соболезную, что так произошло.
- О, не стоит. Все это уже умерло.
- А вы?
- И я, возможно.
- Покажите, где они встречались, - Мирус сменил неприятную тему.
- Вон там, под фонарем обычно. – Прошли под фонарь. Вот и спуск на пляж: лестница заметена желто-серым песком, щербленые ступеньки выглядывают, словно древние руины.
- Ощущение, что где-то здесь бродит библейское зло… - как бы про себя заметил Мирус.
- Вы шутите? Как может существовать черт в мире, где нет Бога!
- Нет Бога? – встревожился лейтенант.
- О, это же смешно, лейтенант Ингрус! Столько лет в полиции и до сих пор верите?
- Да…
- Значит, в Дьявола тоже?
- Несложно сделать вывод.
Любава посмотрела вдаль, прислушиваясь к шороху прибоя.
- Как давно не было Солнца… Между прочим, я спала и видела его, когда вы меня разбудили.
- Простите.
- Бутылка вина могла бы все исправить…
Глаза Мируса полезли на лоб: вино?! Здесь и сейчас?!
- Вы… ваш муж… и Надира… как?..
- Снова удивляете, - вздохнула Любава. – Жизнь – такая сложная штука, а вы отказываете мне в элементарнейшей радости – в пьянстве.
- Утром вы не показались мне нуждающейся в этих радостях, - почти прошептал лейтенант.
- Утром все было по-другому, - женщина сладко потянулась. – Мне так хочется жить! А чутье подсказывает, что мы на краю катастрофы, надо успевать. Или вы предпочтете остаться на Титанике? – она улыбалась.
- Н-на Титанике. – Чертово смущение давало о себе знать целый день! Десять лет молчало и на тебе!
- Вы шутите, лейтенант. Ночь такая темная и такая одинокая! Как будто завтра начнется Судный день.
- Я провожу вас до дома.
- Тогда уж проводите до магазина, коли не хотите составить компанию.
В маленьком супермаркете женщина действительно купила бутылку вина. Когда она заходила в подъезд, Мирус очень хотел пойти следом. Но рассудок победил, и лейтенант двинулся домой.
  Уже в арке он почувствовал на себе чей-то взгляд, обернулся, огляделся, но кругом был только вечер, южный вечер с мокрым снегом, который даже не успевал долетать до земли.

X.
  Лика, абсолютно нагая, по-особому грациозно выгибая шею, залезла в ванну. Ее узкое, что вдоль, что поперек, тело выделялось сероватым контуром на белом кафеле. Длинные волосы прикрывали грудь, она слегка повернула голову.
- Самаэль! – сказала, будто звала. Будто со стороны Мирус увидел себя, влезающего к ней. Лика улыбнулась, начала гладить Мируса по груди, потом просто поцеловала его. Каждая клеточка тела ощущала этот давно забытый поцелуй. Легкая, словно наваждение, девушка исчезла из его объятий и опустилась в воду.
- Иди ко мне, будем ждать вместе!
- Кого? – недоуменно спросил Мирус.
- Самаэля.
В следующий момент он увидел, как Лика затягивает на руке жгут, умело втыкает шприц в вену, выпускает яд и откидывается на бортик. А дальше, как в ускоренной съемке: в ванну входит барыга, только на сей раз без очков и капюшона. Сквозь жидкие белые волосы видны небольшие черные рожки, глаза тоже полностью черные. Он берет Ликину руку, разрезает ее ножом причудливой формы, делает то же со второй. Кровь смешивается с водой, сворачивается, комнату наполняет отвратительный запах. Самаэль любуется плодами своего труда, затем пристально смотрит на Мируса:
- Она полюбила вас, – сплошь черные глаза глядят прямо в душу, будто ищут что-то в глубине, - лейтенант Ингрус. Мне жаль.
И исчезает. Остается лишь Лика.
- Лика! – зовет Мирус. – Лика!

- Ее тут нет!
Чужой голос разрывает сон пополам. Резко открыв глаза, мужчина видит рядом обнаженную женщину, но вовсе не ту, которую ожидал.
- Любава? – каштановые волосы растрепались по плечам, рука прижимает одеяло к груди. Отлично, они еще и в одной постели! – Что ты тут делаешь?
- Ты меня сюда пригласил.
- К-когда?
- Очевидно, что вчера вечером.
- Вчера я проводил тебя до подъезда. Точнее, сначала до магазина…
- Это было два дня назад!
- Два дня? – Мирус трет глаза. Куда подевалось время?
- Как это произошло? Вчера.
- Ты позвонил, - оказывается, они уже перешли на «ты», - предложил опять прогуляться до набережной. Всю дорогу нес какую-то чушь про Самаэля, якобы вчера, провожая меня, увидел его. И разгадал тайну. И про свою какую-то девушку-наркоманку еще… В общем, выходило, что все встало на свои места. А потом пригласил зайти, погреться… Ну, - она делано скромно опустила глаза, - я не стала отказываться.
Мирус напрягал память, но та безмолвствовала. Единственное, что приходило на ум, - темная арка и пристальный взгляд невидимого наблюдателя. Неужели, это был Самаэль?! Но при чем тут Любава? И сон про Лику…
- Слушай, Люба… а я не был странным, каким-то… нездешним?
Любава пожала плечами:
- Был: смеялся, шутил, глазами блестел…
- Ты не куришь, да?
- Бывает иногда…
- Дай сигаретку.
Голая женщина встала с кровати, пошла на кухню. Мирус успел отметить ее плоскую задницу, две небольшие ямочки на копчике и приличное расстояние между бедрами. Но при этом её кожа сияла мягким персиковым светом.
  Любава вернулась с полупустой пачкой и пепельницей. Закурили. Мирус неожиданно почувствовал себя свободно и легко: ничего не нужно было объяснять, оправдываться – сам факт наличия рядом Любавы как будто сводил на нет эти условности.
- А почему ты пошла со мной?
- Мирус, Земля – место равнодушных. Поэтому теплое отношение радует, как солнечный свет после долгой зимы. – Она улыбнулась. – А ты такой… живой, человечный… не закостеневший, как многие из них. – Обвела рукой с сигаретой комнату, из дымка сложился небольшой круг. День цвета молока робко заглядывал в окно, потом постепенно начал угасать. Они валялись в кровати, разговаривая обо всем и ни о чем, обнимались.
- Странный день, давно не был с человеком так близко.
- Я тоже. Позабытое ощущение!
Любава улыбнулась и прилегла к Мирусу на плечо, высвободила руку, погладила его по волосам. Бесконечно трогательный жест, для того, кто умеет ценить. Он почувствовал, что женщина похожа на отрез атласа или шелка, который легко может соскользнуть и упасть, и, прижав ее крепче, беспокойно зашарил по комнате глазами.
- Что такое?
- Нет-нет, просто… просто не хочу… не хочу, чтобы тебя не было.
Женщина расхохоталась:
- Я не вечная! И, к тому же, кто может знать, что будет хотя бы завтра!
- И будет ли оно вообще…
Медленно пролетал снег, белые хлопья оседали на ржаво-коричневой траве, на не успевших опасть листьях, на промороженной за ночь земле. И на капюшоне худощавого парня, который, улыбаясь, смотрел из темного угла в окна служебной квартиры Мируса.

XI.
… но кругом был только вечер, в котором скрывались абсолютно черные глаза. Выждав момента, их обладатель шагнул из темноты.
- Лейтенант Ингрус?
Мирус резко обернулся – перед ним стоял тот, кого он искал годами, Самаэль. Капюшон больше не скрывал головы и лица, волосы рассыпались по плечам, в тусклом свете блеснули короткие, растущие из висков и прижатые к голове рожки. Глаза были черны.
- Самаэль!
- Добрый вечер, лейтенант, добрый вечер! Позвольте представиться: я Самаэль, ангел Смерти, демон-искуситель, князь яда, держащий руку Авраама над отроком его, – скороговоркой перечислил барыга. – Самаэль, которого ты искал.
Мируса не было даже страшно. Ощущение, что все это сон, не покидало: абсурдность была столь велика, что явью происходящее не могло быть.
- Я сошел с ума? Или просто умер? – спросил он тихо.
- Нет, все это правда, - со светской улыбкой ответил Самаэль.
- Хорошо, - согласился лейтенант. Смирение, по его мнению, было единственным верным решением. – Зачем ты явился мне? Зачем убил всех этих женщин? Что ты вообще здесь делаешь?
Демон лишь улыбался.
- Идем!
Они оказались на берегу моря, на узкой полоске песчаного пляжа.
- Здесь она умерла, - сказал Самаэль и уточнил: - Надира. – Помолчали. – Она была счастлива, поверь. – Еще помолчали. Барыга внимательно смотрел на лицо следователя. – Не веришь, лейтенант… - вздохнул он. – Ладно, смотри.
 
Ветер гнал волны. От серого неспокойного моря веяло холодом.
- Как же я устала… - голос женщины был так же сер. – Смертельно…
Они сидели на песке, она и барыга. По его лицу блуждала легкая улыбка, а ее было пустым. Все: глаза, рот, - стерлось и поблекло.
- Я больше не могу, эта жизнь!.. Она выпила из меня все соки! – воскликнула она в отчаянии.
- Ты не страдала. Не преодолевала. Не боролась - возразил мужчина. Это был Самаэль. – И это отравило тебя.
- Страдала! Мир жесток.
- Мир безразличен. Люди зачастую придумывают страдания, чтобы не хлебать пресный бульон действительности.
- Я хочу умереть, - выдохнула Надира.
- А как же Любава? Ей досталось куда больше, а теперь она нашла в тебе свой смысл.
- Даже ради нее. Не могу.
- Жила для себя и для себя умрешь. Логично. Справедливо. – Прилив омыл мелки камни у самой кромки воды, они влажно заблестели, обласканные холодной пеной. – Держи, - он протянул ей бледно-розовую пилюльку. - Немного счастья перед Вечностью.
Девушка слегка улыбнулась, молча взяла и проглотила пилюлю. Улыбка стала шире, сменилась выражением эйфории. Надира решительно встала и легкой походкой пошла к воде. Ветер трепал волосы, теплый свитер, слишком легкую куртку. Она улыбалась, все решительнее входя в воду. Свитер набух, вода поднималась выше груди и, наконец, она просто легла на зыбкую поверхность и поплыла, глядя бессмысленно-счастливым взглядом в небо. Очередная волна захлестнула девушку, забросив в холодную толщу. Ее не стало на поверхности.

- Вот так.
Лицо Мируса до сих пор ощущало прикосновения ледяной воды.
- Она хотела этого… Но, - вскинулся он, - ты можешь врать! Обманывать! Ты ведь черт, демон!
Самаэль изучал горизонт.
- Человечество все опошлило до безобразия. Придумало добро, зло… Будто нам не все равно! Эти люди, все, - он выделил слово, - эти люди хотели смерти. Я дал им ее.
- Не тебе решать, кому умирать! – разозлился Мирус. – Ты не Бог!
- Не Бог, - согласился Самаэль. – Я гуманист. Подумай сам: разве не гуманно добить человека, у которого вывалились кишки и нет нижней части тела?
Мируса помутило.
- Да.
- По сути, я сделал то же.
- У них был шанс! – ярость застила глаза. Мирус вскочил. – У Лики был шанс!
- У Лики был СПИД, лейтенант.
Реальность треснула. Мелкие осколки осыпались медленно-медленно. Голова, руки, туловище, ноги Мируса холодели друг за другом. Он ощутил, как холодные нити смерти пронизывают все существо.
- Почему тогда ты не забрал меня вместе с ней?
- Я не всесилен. Если хочешь, можешь уйти, как Надира, прямо сейчас.
Лейтенант покачал головой.
- Любава, - прошептал он.
- Хочешь взять ее с собой?
- А она этого хочет?
- Она не хочет ничего, кроме тебя.
- Почему меня?!
- Такова, очевидно, воля судьбы.
- Что-то в этом есть…
- Что-то есть в том, чтобы жить вопреки всему. – Из уст ангела Смерти прозвучало весьма странно.
- И это говоришь ты? – усмехнулся Мирус.
- Ты поймешь, - Самаэль вновь взглянул на горизонт. Там вставало Солнце. Небо было абсолютно чистым.

XII.
Глубокой ночью в служебной квартире Мируса вспыхнул свет.
- Любава!
Разбуженная женщина недовольно поморщилась:
- Ммм…
- Любава! – кричал Мирус. – Мы умрем!
- Почему?
- СПИД! Я заразился СПИДом от Лики, ну, помнишь, - затараторил он, - той девочки, наркоманки!
Она мгновенно проснулась.
- Когда?
- Что?
- Умрем!
- Не знаю…
- Ну и хорошо, - совсем спокойно проговорила Любава.
- Мы умрем, - повторил он с нажимом.
- Как будто раньше не умерли бы.
- Тебе не страшно?
- Нет, уже нет.
- Как?! Почему?
- Мне хорошо, - женщина улыбнулась. – И, если на этом жизнь закончится, пусть так и будет.
Необыкновенный смысл этих слов дошел до Мируса, лишь когда они многократно прозвучали в голове. Постепенно стало спокойно. Жить несчастным или умереть счастливым, неизвестно, что из этого лучше.
- Ложись уже, - позвала Любава из-под одеяла.
Мужчина залез и крепко обнял женщину. Ее тело, хоть и начавшее понемногу умирать, дышало теплом и жизнью. Было необыкновенно спокойно и легко.
- Пусть так и будет, - пробормотал Мирус.
  А далеко на востоке вставало Солнце, красное и горячее. Впервые за много-много дней.