Владимир Стрелков
«КОТЛОВАН
ПОД ВАВИЛОНСКУЮ БАШНЮ».
Сценарий художественного ¬фильма
по мотивам повести Андрея Платонова
«КОТЛОВАН».
Владимир Стрелков
fesoy38@mail.ru
8-499-201-24-52 дом.
8-926-436-53-74 конт.
©2016 Copyright by “Strelkov. V”
1.
КМБ:
Всё стремительнее прорыв в небеса сквозь вихрь облаков и туч, сквозь земную атмосферу, мимо луны, мимо планет, мимо солнца, туда, где вращаются мириады галактических систем, где только Творец – непостижимая Сущность - ежемгновенно созидающая время и пространство без границ…
И увидеть из бесконечности Мира, увидеть Землю, где на малом
обжитом пятачке Вселенной мелкие насекомоподобные человечки с
красными флагами, транспарантами и лозунгами копошатся, бегают и
строят и «созидают грандиозный «Дом-Башню - с золотым вождём на
пике». Вождь вздымает руку в небеса, к Б-гу и вот-вот воспарит
победно над Миром. (Макет – «Дворец Советов», проект 1934 г.)
Картина Питера Брейгеля Старшего «Вавилонская башня».
Разворачивается свиток Сефер Торы.
Древний, седобородый - раввин читает арамейский стих.
Серебряный указатель движется по рукописным строкам квадратного письма ветхозаветного свитка: «И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя...» (Быт.,11:4).
Титр:
КОТЛОВАН ПОД ВАВИЛОНСКУЮ БАШНЮ.
По мотивам повести Андрея Платонова
«КОТЛОВАН».
В левой части кадра возникает портрет А. Платонова. (Уголь. Художник В.В. Картович).
ТИТР: - Факсимиле Андрея Платоновича: «Здесь я не автор, не «сочинитель», а, так сказать, платонический соучастник этой любви – быть может, потому, что ею обездолен и сажусь к чужому обеденному горшку».
2.
НАТ. СТЕПЬ. ЛЕТО. ДЕНЬ.
Среди пространства и лета идёт босой пешеход.
Это ВОЩЕВ. Перед ним бесконечная дорога, степь, да горизонт.
За плечами в такт шагам мотаются два мешка, большой и
по¬меньше, да ещё новые сапоги из кирзовой плоти.
ПЛАТОНОВ
В день своего тридцатилетия
личной жизни Вощеву дали расчёт
с небольшого механического завода,
где он добывал средства для своего
существования. В увольнительном
документе ему написали, что «он
ДАЛЬШЕ
ПЛАТОНОВ (ПРОД)
устраняется с производства,
вследствие роста слабосильности и
задумчивости среди общего темпа
труда…».
Вощев идёт, жестикулируя, разговаривает с теми голосами, кото¬рые явственно слышит.
МОЩНЫЙ БАС ПЕРВОГО
РУКОВОДЯЩЕГО ИЗ ЗАВКОМА
Администрация говорит, что ты,
товарищ, стоял и думал среди
производства. О чём же ты думал,
товарищ?
ВОЩЕВ
О плане жизни.
ГОЛОС ПОЖИЖЕ ВТОРОГО
РУКОВОДЯЩЕГО ТОВАРИЩА
ИЗ ЗАВКОМА
Завод работает по готовому плану
треста, а план твоей личной жизни
ты, товарищ, мог бы прорабатывать
в клубе или в красном уголке!
ВОЩЕВ
Я думал о плане общей жизни.
Своей жизни я не боюсь. Она мне
не загадка.
ГОЛОС СОВСЕМ ТОНКИЙ,
ТРЕТЬЕГО РУКОВОДЯЩЕГО
ИЗ ЗАВКОМА
Ну и что ж ты выдумал, товарищ?
ВОЩЕВ
Я мог бы выдумать, что-нибудь
вроде счастья, а от душевного
смысла улучшилась бы
производительность труда.
ГОЛОС ВТОРОГО
РУКОВОДЯЩЕГО ТОВАРИЩА
Счастье произойдёт от
материализма, товарищ, а не от
смысла. Мы тебя отстоять не
можем: ты – человек
несознательный, и мы не желаем
очутиться в хвосте пролетарских
масс!
ВОЩЕВ
Вы боитесь быть в хосте масс, а
сами сидите на шее…
ГОЛОС ТРЕТЬЕГО
РУКОВОДЯЩЕГО ИЗ ЗАВКОМА
(визгливо перебивает)
Демагогию развиваешь, товарищ…
БАС ПЕРВОГО
РУКОВОДЯЩЕГО ИЗ ЗАВКОМА
(прерывает спор)
Слушай сюда, Вощев. Если все мы
сразу задумаемся, то кто
работать будет? Понял? Ну,
то-то…
Вощев останавливается, задумчиво оглядывает бесконечное простран¬ство Вселенной. Нет, он не согласен
ВОЩЕВ
(в пространство)
Без думы люди работают
бессмысленно!
Вощев идёт дальше, и пыль хлюпает у него промеж пальцев
босых ног, и мотаются мешки и сапоги за спи¬ной, мокрой от пота.
Впереди показался железнодорожный переезд ржавой, заросшей травой и кустами одноколейки.
3.
НАТ. СТЕПЬ У Ж/Д ПЕРЕЕЗДА. ЛЕТО. ДЕНЬ.
Вощев подходит к будке железнодорожного смотрителя и уже
из¬дали слышит громкую перебранку из окна будки.
ГОЛОС СМОТРИТЕЛЯ
Вот встану да дам по морде за
такие слова, сволочь!
Вощев видит ЖЕНУ СМОТРИТЕЛЯ, сидящую с ребёнком на коленях у окна. Она, не замечая Вощева, огрызается в глубину комнаты.
ЖЕНА СМОТРИТЕЛЯ
А ты только и умеешь морду бить.
Сам пьяная сволочь!
ГОЛОС СМОТРИТЕЛЯ
А ты мне, что подносила, сука?
Где червонец, что я в тельник
заначил?
ЖЕНА СМОТРИТЕЛЯ
От кого ты, подлюка, заначил? От
своего же дитёнка! Ирод ты
спившийся!
Вощев подходит к окну, смотрит с жало¬стью на ребёнка, который, как давно привыкший к брани, молча щи¬плет оборку своей рубашонки.
ВОЩЕВ
Родители, отчего же вы не
чувствуете сущности? У вас
ребёнок живёт, а вы ругаетесь…
СМОТРИТЕЛЬ и его жена поворачиваются к Вощеву, смотрят злобно со страхом совести из темноты и бедности комнаты.
ВОЩЕВ
(продолжает)
…Если вам нечем существовать,
вы бы почитали своего ребёнка
– вам лучше будет.
СМОТРИТЕЛЬ
Чо тебе? Идёшь? Ну и иди себе!
ВОЩЕВ
Я бы шёл, да мне некуда…
ЖЕНА СМОТРИТЕЛЯ
Иди-иди, неча стоять-то, свет
закрыват…
ВОЩЕВ
Далеко здесь до какого-нибудь
города?
СМОТРИТЕЛЬ
Нет здеся города, ничего здеся
нет, дорога есть, иди!
ВОЩЕВ
А вы чтите своего ребёнка, когда
вы умрёте, то он будет.
Переступает Вощев рельсы, идёт по дороге, но огля¬дывается на будку и видит, что в сотне метров от будки вправо по за¬росшим рельсам - тупик с фонарём и в полсотни влево – тоже тупик с фонарём…
Же¬лезная дорога тупиком начинается и тупиком же кончается…
4.
НАТ. СТЕПЬ. ЛЕТО. ДЕНЬ.
Идёт Вощев дальше по дороге.
И никого вокруг. Не слышно ни еди¬ного живого звука в мире: не лают собаки, не кричат петухи, не поют птицы, не ру¬гаются люди.
И только, откуда-то взявшийся в пустой степи, жухлый лист вдруг прилетел и залип на груди Вощева.
Вощев взял лист и говорит ему.
ВОЩЕВ
Безвестный, ты не имел смысла
жизни. Раз ты никому не нужный,
летишь куда-нибудь среди всего
мира. Расскажи, как ты жил и за
что погиб, и я буду хранить
тебя и помнить…
С этими словами Вощев прячет лист в тайный кармашек большого своего мешка, где сбере¬гал всякие предметы несчастья и безвестности, и идёт дальше по не¬ведомой дороге наступающего вечера, размышляя.
ВОЩЕВ
(продолжает)
…Всё живёт и терпит на свете,
ничего не сознавая, как будто
кто извлёк из нас убеждённое
чувство и взял его себе…
Откуда-то с запада, из дымной дали, куда клонится солнце, дует теплый ветер, пузырит его рубаху, вздувает картуз.
И всё громче и громче слышит он издалёка нарастающий металлический лязг и грохот, и крики, и звуки ор¬кестров, и какое-то хоровое пение.
И надвигается на него зарево неизвестного и призрачного города.
5.
НАТ. ОКРАИНА СОЦГОРОДА. ЛЕТО. ВЕЧЕР.
Вощев останавливается, читает на высоченной капитальной арке из стальных кон¬струкций: «СОЦГОРОД», и ниже - более мелкими буквами красный призыв: «ТОВАРИЩИ! ТОЛЬКО ТВЁРДОЕ ПРОВЕДЕНИЕ КЛАС¬СО¬ВОЙ ЛИНИИ В ПРАКТИЧЕСКОЙ РАБОТЕ ОБЕСПЕЧИТ ОБСЕ¬МЕНЕНИЕ ПОЛЕЙ И ОПОРОСЕНИЕ СВИНОГО И СКОТСКОГО НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА!».
Рядом с аркой - покосившаяся старая кузница.
У коновязи КУЗНЕЦ чинит большой чёрный двенадцати местный американский автомо¬биль-кабриолет с открывающимся жёлтым верхом.
Могучий калека ЖАЧЕВ копошится на своей каталке рядом, мешая Кузнецу.
ЖАЧЕВ
(страшным, хриплым голосом)
Коль, насыпь табачку: опять
замок ночью сорву!
Кузнец не отвечает из-под автомобиля.
Безногий просовывает костыль под машину, бьёт Кузнеца в зад.
ЖАЧЕВ
…Коль, лучше по-хорошему, насыпь:
убытков больше наделаю!
Вощев идёт было дальше, в красный Соцгород, но его насти¬гают но¬вые звуки. Гремят пионерские барабаны, трубят пионерские горны. По улице идёт отряд пионеров.
КУЗНЕЦ
(из-под автомобиля)
Я ж тебе целый рубль дал. Удели
мне покой хоть на неделю! А то я
терплю-терплю, и костыли твои
пожгу!
ЖАЧЕВ
Жги! А я тебе крышу с кузни
сорву!
Кузнец высовывает голову из-под автомобиля, смотрит на прохо¬дящих детей, заметив, как солидно и строго вышагивают малыши в красных галстуках, улыбается и, добрея, высыпает увечному табаку в его огромный кисет.
КУЗНЕЦ
Грабь, саранча!
Мимо кузни, с сознанием важности своего будущего,
вышаги¬вают босые девочки и мальчики в синих матросках и красных бере¬тах и поют тоненькими детскими голосами гимн-марш мирового пролетариата.
ДЕТСКИЙ ХОР
(не стройно, но энергично)
…Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим.
Кто был ничем, - тот станет всем.
Это есть наш последний.
И решительный бой…
Вощев, Кузнец и Жачев и ещё разные люди этой окраины смотрят на проходящую мимо них юность.
ПЛАТОНОВ
Любая из этих пионерок родилась
в то время, когда на полях лежали
мёртвые лошади социальной войны,
и не все пионеры имели кожу в
час своего происхождения, потому
что их матери питались лишь
запасами собственного тела;
поэтому на их лицах осталась
трудность немощи ранней жизни,
но счастье детской дружбы,
осуществление будущего мира в
игре юности и достоинстве своей
строгой свободы, обозначали в
этих лицах важную радость,
заменившую им красоту и домашнюю
упитанность…
Вот одна тоненькая пионерка выбегает из рядов в прилегающую к кузнице травку и срывает одуванчик. Вот она нагибается, обнажив родинку на юной худенькой ножке.
Вощев перехватывает взгляд калеки.
ВОЩЕВ
Ты б глядел куда-нибудь прочь,
или закурил бы лучше!
ЖАЧЕВ
Уйди в сторону, указчик!
Вощев безбоязненно смотрит на безногого.
ЖАЧЕВ
…Кому говорю, иди, гуляй!
Получить захотел?
ВОЩЕВ
Нет. Не захотел, но я испугался,
что ты этой девочке своё слово
скажешь или что сделаешь ей.
Инвалид стих, говорит в землю.
ЖАЧЕВ
Чего ж я скажу ребёнку, стервец?
Я гляжу на детей для памяти,
потому что помру скоро.
ВОЩЕВ
Это, наверное, на
капиталистическом сражении тебя
повредили, покалечили?
Увечный поворачивается к Вощеву.
ЖАЧЕВ
(с ожесточением)
А вот где тебя покалечили?
ВОЩЕВ
Я на войне не был. Если б я был
на войне, то тоже…
ЖАЧЕВ
Вижу, что не был. Откуда ж ты
такой дурак? Если мужик войны
не видел, это всё, как
нерожавшая баба – идиотом живёт.
КУЗНЕЦ
(лёжа, из-под машины)
Эх, гляжу на детей, а самому так
и хочется крикнуть:
«Да здравствует Первое Мая!»
ПИОНЕРВОЖАТЫЙ, замыкающий строй, курчавый, в очках,
огляды¬ва¬ется на них, смеётся.
ПИОНЕРВОЖАТЫЙ
Ты чего, дядя? Какое мая? Лето
кончается…
Пионерский отряд удаляется, выводя новую песню на мотив «Варшавянки».
ДЕТСКИЙ ХОР
Мы, дети фабрик и дети завода,
Стали под алое знамя труда.
Кровью рабочих дана нам свобода.
Ярко сияет нам жизни заря!
Вощев входит в Соцгород.
6.
НАТ. СОЦГОРОД. СТРОЙКА. ЛЕТО. ВЕЧЕР.
Соцгород весь разрыт и перерыт великой стройкой-перестройкой.
Улиц больше нет. Домов нет. Магазинов нет. Фонарей нет. Аптек тоже нет…
Ничего нет…
А что есть?
Первозданный хаос в красной пыльной мгле.
Через глубокие рвы со стоячей водой переброшены временные деревянные мостки со сломанными перильцами.
Высятся курганы вырытой земли, кое-где уж поросшие сухими сорняками. Вдоль рвов - накренившиеся дома, с выбитыми, как
по¬сле артобстрела окнами, обнесённые вкривь и вкось
строи¬тельными заборами из горбыля.
В уцелевших заборах зияют прорехи, в которые свободно
шны¬ряют собаки, свиньи, а так же неорганизованные дети и взрослые.
Над красным хаосом высятся паровые строи¬тельные краны.
Чугунные шары рушат старые стены.
Тяжёлые «бабы» падают и вбивают в грунт сваи.
И сквозь разрытые сады, вывернутые помойки, развороченные пустыри выстраиваются в ряды одинаковые, двух¬этажные жёлтые бараки.
Некоторые уже заселены, и вокруг резвится видимо-неви¬димо детворы, и сидят на лавочках старики и слушают, как с каж¬дого столба из радиорупоров с утра до ночи несутся песни про вождей и счастливую жизнь, а передовики производства де¬лятся секретами, как под руководством вышестоящих на¬чальников они повышают производительность труда.
На каждом перекрёстке, в каждом дворе, на каждом доме трепе¬щут по ветру красные лозунги и призывы.
Вощев по привычке и малограмотности читает их громко вслух по складам.
ВОЩЕВ
«Про-во-като-рам не рас-стро-ить
на-ших ря-дов!»
«Не сни-жай-те бое-вой темп!»...
«Впе-рёд к сия-ю-щим высо-там
все-мирн-ого сча-стья
ком-му-низ-ма!»
Краем глаза Вощев замечает, что вокруг этой жизни кипит ещё какая-то стройка: хмурые рабочие в одинаковых картузах, в
бушла¬тах с номерами ставят столбы, разма¬тывают «колючку», возводят вышки, а другие строгие люди в ши¬нелях с винтовками руководят этой стройкой…
Вощев идёт по Соцгороду.
Над входом в церковь, с венком голых рёбер вместо маковки, из которой торчит громоотвод с проводом вниз, в алтарь, среди насту¬паю¬щих сумерек, призывно светятся красные буквы: «ДВОРЕЦ КОМ¬КУЛЬТУРЫ».
У Дворца Комкультуры, под киловатным фонарём высится чугунный стенд на бетонном основании с портретами вождей. Из двенадцати пять портретов замазаны: и лица, и фамилии. Но сквозь белила всё же можно узнать знакомые черты объявленных «врагов народа». На од¬ном, который в песне и с бородкой, кто-то нацарапал трехбуквенное нецензурное слово.
Но Вощев не читает это слово. Он слышит, как на столбе из репродуктора прерывается музыка, и раздаётся призывный голос.
ГОЛОС ИЗ РАДИОПРОДУКТОРА
Пролетарии всех стран,
поддерживайте мировую революцию!
Дальше радиорупор сильно трещит, и Вощев слышит только обрывки слов.
ГОЛОС ИЗ РАДИОПРОДУКТОРА
Под руковод… не сгиба…
(стук, хрипение и шипение)
… Котлован …к сияю… высо… там!
Из Дворца Комкультуры с шумом и задор¬ным гвалтом
вы¬вали¬вается комсомольская молодёжь: парни в косоворотках и девушки в крас¬ных косынках. Они выстроились в отряд, под¬няли красные флаги, транспаранты и за¬жжённые факелы, и с песней проходят мимо Вощева, по качающимся мосткам, по рыхлым земляным навалам и ямам.
ПЕРВЫЙ ХОР КРАСНОЙ МОЛОДЁЖИ
(нестройно, но с энтузиазмом)
«Бодрою сменой вставай,
молодёжь!
Ударной бригадой иди, молодёжь!
В миллион перекатов гуди,
молодёжь!
Звёздный хвост, дымный след,
старый свет – мимо!
Выше звёзд новый свет, десять
лет КИМа!»
Вощеву никак не удаётся при неясном колеб¬лющемся свете факелов прочитать самый большой транспарант, но всё же сбивчиво читает.
ВОЩЕВ
(с трудом читает по слогам)
«Взовь-ёмся к высо-там!»
«Бо-га за боро-ду схва-тим!»
«Вы-пол-ним!»
«Пе-ре-вы-пол-ним!»
«До-ка-жем!»
«За-ло-жим Кот-ло-ван под…!»
Отряд удаляется, а навстречу идёт другой юный отряд с
горя¬щими факелами, со знамёнами и транспа¬рантами.
Отряды сливаются и с песней идут в центр города.
ВТОРОЙ ХОР КРАСНОЙ МОЛОДЁЖИ
(с ещё большим энтузиазмом)
«По проулку поп идёт,
Ведёт сборы – с фигою,
У попа отбили хлеб
Комсомольцы книгою!».
Гвалт у культурного Дворца на минуту стихает.
Вощев подходит к большой гип¬совой голове Маркса, что справа от стенда с портретами живых во¬ждей.
Гипсовый Маркс добродушно улыбается, как бы шутит: «Во, чего натво¬рил-то».
Вощев смотрит на Маркса.
Маркс на Вощева.
Вощев качает головой.
ВОЩЕВ
Нет, товарищ, революция – это
не шутка, это забота.
Коммунизм – не власть, а святая
обязанность… Соглашайся,
товарищ Карл.
Но Маркс не успевает ответить. Тишина взрывается. Это за забором, на стадионе – крик и шум болельщиков. Забили гол!
При свете фонарей меж двух ворот по бывшему кладбищу ме¬чутся мускулистые де¬вушки в длинных трусах, в красных и жёлтых полосатых майках и гоняют, бьют ногами тряпичный мяч.
Вощев идёт вдоль забора, где одна над другой наклеены, навешены, прибиты газеты: «Стачка», «Выстрел», «Вышка», «Совмысль»…
Вощев идёт в центр города за громко поющими комсомольцами - воинствующими безбожниками.
ОБЪЕДИНЁННЫЙ ХОР
КРАСНОЙ МОЛОДЁЖИ
(с высочайшим энтузиазмом)
«Нарождённого ребёнка
Я к попу не понесу,
Пусть по-новому живёт.
Путём Ленина идёт…».
Центр города не разворочен, стар и опрятен, ям нет, скрипит под ногами булыжная мостовая, много не спиленных, не обрублен¬ных деревьев. Но флагов, лозунгов, портретов и гипсовых вождей здесь ещё больше.
В двухэтажных особняках выкорчёванной городской буржуазии живут Главные Руководящие люди Соцгорода.
За невысокими шта¬кетни¬ками растут цветы на клумбах, сидят на цепи собаки, у некото¬рых во¬рот стоят бдительные милиционеры в белых гимнастёрках и в матерчатых шлемах-будёновках со звёздами.
На центральной площади старого города играет духовой оркестр.
Вощев смотрит, как при свете факелов перед Руководящими
на¬чальниками под революционную музыку разворачивается
револю¬ционная мистерия: молодёжь изображает, как, победив ненавистных буржуев, мировой пролетариат поднимается к небесам и побе¬ждает «бога и его ангелов».
Остальное народонаселение стоит вокруг, смотрит, лузгает семечки и когда надо хлопает в ладоши и выкрикивает звуки одобрения
Молодые гимнасты крутят колёса, гимнастки тянут шпагаты, ак¬робаты, держа в руках горящие факелы, взбираются на плечи друг друга…
МОЛОДЁЖНЫЙ ГОЛОС
Делай раз!
Делай два!
Делай три-и-и!
Вырастает грандиозная пирамида с пылающими факелами – это не просто пирамида – это какое-то высотное сооружение с большим горящим фонарём в вышине.
Глаза молодых сияют революционным энтузиазмом.
МОЛОДЁЖЬ
(в едином порыве, громко)
Да здравствует мировая революция!
Ура-а-а-а!
НАРОД
(без ликования)
Ура-а-а!
Руководящие начальники, все как на подбор невысокого роста, но полненькие с розовыми лицами и большими ушами, в белых полувоенных кителях и та¬ких же белых фуражках, очень довольные, хлопают в ладошки, ино¬гда позёвывают, так как скоро ночь и хочется спать.
РУКОВОДЯЩИЕ НАЧАЛЬНИКИ
(привычно нехотя)
Ура-а-а-а!
НАРОД
(слабовато, два - три голоса)
Ура-а-а!
Среди Руководящих Начальников - Главный Руководящий Начальник товарищ ПАШКИН, Предокр¬профсовета и его два Заместителя, здесь же ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ (единственный худой и костлявый Начальник) и другие важные то¬варищи руководства с охраной.
Главный Руководящий товарищ Пашкин привычно выходит к красной трибуне. Пирамида красиво рассыпается. Молодёжь разворачивает за трибуной красный фон.
Маленький, с животиком, в белой парусиновой фуражке, толстогубый и безбородый, Пашкин на красном фоне бросает в массы пламенную речь.
Дело для Начальника привычное до автоматизма. Достаточно Главному Руководящему Пашкину только открыть рот, и лозунги уже без Пашкина вылетают сами собой.
ПАШКИН
Вперёд, к сияющим высотам
коммунизма!
Человек звучит гордо!
Нам нельзя ждать милости от
природы, взять их у неё –
наша задача!
Жить стало лучше! Жить стало
веселее!
С каждым днём всё радостнее
жить!
Мы, большевики, люди особого
склада, мы скроены из особого
материала.
Нет таких крепостей, которые
мы, большевики, не смогли бы
взять!
Так перекуём мечи на орало!
Позор подлым убийцам Карла
Либкнехта и Розы Люксембург!
Да здравствует РСФСР!
Проведём на высоком уровне
окотно-отельно-опоросно-
- выжеребочную кампанию!
Под этот горячий призыв Главного Руководящего Пашкина молодёжь пирамиды нестройными рядами выходит из-за красного фона и несёт прямо в массы, нарисованные на плакатах «Ковши стали», «Караваи хлеба!», «Розовых свиней-бегемотов», «Цистерны с молоком», «Румяные радостные лица красивых колхозников и колхозниц, пролетариев и пролетарок, лётчиц и пограничников с собаками…».
Народ весело расступается. Молодые шеренги проносят транспаранты кругом площадки с задорной боевой песней.
МОЛОДЁЖНЫЙ ХОР
Мы рождены, чтоб сказку сделать
былью
Преодолеть пространство и простор.
Нам Сталин дал стальные
руки-крылья,
А вместо сердца – пламенный мотор.
И, не закончив один марш, тут же запевают, перебивая друг друга, другой марш.
Смело мы в бой пойдём
За власть Советов
И как один умрём
В борьбе за это!
Руководящие хлопают всё слабее. Главный Руководящий
това¬рищ Пашкин даёт сигнал охране. Охрана готовит проход.
МОЛОДЁЖНЫЙ ГОЛОС
Да здравствует…
НАРОД
(вяло)
Ура-а!…
7.
НАТ. ОКРАИНА СОЦГОРОДА. ПУСТЫРЬ ПОД КОТЛОВАН. ЛЕТО. НОЧЬ.
Усталый Вощев идёт тёмной улицей города, выходит к окраине,
ищет, где бы ему прилечь.
Он, идёт по пустырю, перешагивает проволоку, залезает в яму и, подложив под голову мешок, засыпает.
И тут же, как из его ночного сна, на пустыре появляется КОСАРЬ с косой в руках и косит густую траву пустыря.
Над ним невероятно яркая луна.
Бесшумно при свете луны опадают травы, скошенные сверкаю¬щим лезвием косовища.
Вот косарь занёс косу, скупо блеснувшую в свете луны и замер, не донёс до плеча Вощева, лежащего в яме.
КОСАРЬ
Вставай… и уйди сейчас с
площади.
ВОЩЕВ
Чего тебе? Какая площадь?
КОСАРЬ
А теперь тут будет площадь.
Спишь и ничего не знаешь.
Теперь тут будет площадь. Здесь
положено теперь быть большому
основанию великого дела, что
есть Котлован.
ВОЩЕВ
А куда мне?
КОСАРЬ
Иди в барак досыпать. Иди – иди.
Вон он, барак-то…
Вощев идёт к большому дощатому сараю-бараку на бывшем
ого¬роде.
Заходит в барак.
ИНТ. КОТЛОВАН. БАРАК. ЛЕТО. НОЧЬ.
Здесь спят на спине люди, их много, и притушенная лампа осве¬щает бессознательные человеческие лица.
Вощев замечает, что все спящие худы, как умершие.
Вот этот лежит: лицо его мёртво, глу¬боко закрылись его глаза, и охладевшие ноги вытянуты в старых ра¬бочих штанах. И этот, и тот…
Полная тишина в бараке: ни храпа, ни стона, только усталое дыха¬нье многих.
Керосиновая лампа освещает горбыльные стены, оклеенные плакатами и призывами: «КЛАССОВОМУ ВРАГУ, СРЫВАЮЩЕМУ
ХЛЕБОЗАГО¬ТОВКУ - БЕСПОЩАДНЫЙ ОТПОР!», «ОРГАНИЗУЙТЕ НЕДЕЛИ ВАЛЕЖНИКА!»,
«РАЗВЁРНУТЫМ ФРОНТОМ ПРОТИВ КУЛАКА!» и другие теряются в темноте по всем стенам сарая.
В бараке два окна, в одно смотрит луна, в другое – чёрное звёздное небо.
Между окон висит большая карта РСФСР.
Вощев раздвигает двух мастеровых, спящих под картой, и
засы¬пает.
9.
ИНТ. КОТЛОВАН. БАРАК. ЛЕТО. УТРО.
Вощев просыпается, но глаз не открывает, слушает чужие слова над ним.
Говорят меж собой мастеровые - землекопы.
Это САФРОНОВ (партийный большевик), КОЗЛОВ (ничтожный и малосильный) и ЧИКЛИН (артельный, немолодой, очень мощный и крупный мастеровой).
САФРОНОВ
Он слаб!
КОЗЛОВ
Он несознательный.
ЧИКЛИН
Ничего, капитализм из нашей
породы делал дураков, и этот –
тоже остался мрака.
САФРОНОВ
Лишь бы он по сословию подходил:
тогда годится.
ЧИКЛИН
Видя по его телу, класс его
бедный.
Вощев открывает глаза. Вчерашние спящие стоят над ним,
на¬блюдая его немощное положение.
КОЗЛОВ
Ты зачем здесь существуешь?
ВОЩЕВ
Я здесь не существую, я только
думаю здесь.
САФРОНОВ
А ради чего ты думаешь, себя
мучаешь?
ВОЩЕВ
У меня без истины тело слабнет.
Я трудом кормиться не могу…
Мастеровые, молча и привычно терпеливо смотрят на Вощева.
КОЗЛОВ
Зачем тебе истина?
ЧИКЛИН
Итина тебе не нужна. Только на
уме станет хорошо, а снаружи
тело.
ВОЩЕВ
(оживляется, спрашивает
с надеждой)
Вы, наверное, всё знаете?
САФРОНОВ
А как же: мы всем организациям
существование даём.
В это время в барак входит ночной Косарь с артельным
чайни¬ком.
КОСАРЬ
Завтрак, товарищи!
Землекопы отходят от Вощева.
Вся артель землекопов садится в ряд по длине стола.
Ко¬сарь нарезает хлеб, даёт каждому ломоть хлеба и кусок холод¬ной го¬вядины.
Вощев сидит в стороне и смотрит на них.
Мастеровые молча едят. Лица их хмуры.
САФРОНОВ
(Вощеву)
Иди с нами кушать…
Вощев садится за стол, получив хлеб и мясо, ест.
САФРОНОВ
Что ты такой скудный?
ВОЩЕВ
Так… Я тоже хочу работать над
веществом существования.
САФРОНОВ
Ну, ничего, что ты такой слабый.
Люди нынче стали дороги наравне
с материалами.
Профуполномоченный, который день
собирает по окрестностям
бесхозяйственных бедняков, чтобы
образовать из них постоянных
тружеников, но приводит редко –
весь народ занят жизнью. Так что
для труда ты годишься…
Вощев встаёт, что-то хочет сказать.
САФРОНОВ
Что ты поднялся?
ВОЩЕВ
Сидя у меня мысль хуже
развивается.
САФРОНОВ
Ну, стой. Ты, наверное,
интеллигенция. Той лишь бы
посидеть, да подумать.
ВОЩЕВ
Пока я был бессознательным, я
жил ручным трудом, а уж потом –
не увидел значения жизни и
ослаб.
За стеной барака вдруг слышится бодрая, какая-то дребезжащая и знакомая музыка.
В барак входит Про¬фу¬полномоченный с паруси¬новым порт¬фелем подмышкой.
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
Компривет, товарищи! Приглашаю
вас строем пройти поперёк города,
чтобы все увидели значение труда,
в свете, которого и начнётся
рытьё великого Котлована под
грандиозное сооружение символа
нашей великой эпохи на этом
простом обычном пустыре!
С этими словами Профуполномоченный распахивает дверь,
при¬глашая всех выйти.
10.
НАТ. ПУСТЫРЬ ПОД КОТЛОВАН. ЛЕТО. УТРО.
И когда мастеровые выходят из барака, первое, что они видят: на кромке начатой ямы под Котлован – стоит патефон с большой сияющей медной трубой, из которой, громко дребезжа, разносится по окрестностям пролетарский гимн «Интернационал», но не медленно, торжественно, а в самом быст¬ром и энергичном темпе, так как пружина механизма закручена до конца.
А за трубой патефона – трудится мощный паровой тягач, который прямо у них на глазах, натянув сталь¬ные тросы, опускает и ставит на монолитный постамент великолепный и очень широкий и очень-очень высокий цветной щит из железных листов и чугун¬ных труб.
На щите изображён бесконечно высокий, бело-розовый, сияющий Дом, похожий на фабричную трубу с круглыми окнами.
Дом возносится в голубое небо сквозь бе¬лые облака.
На самом пике еле виднеется, как золотая точка, какая-то фигура с руками-крыльями.
А ниже фигуры среди облаков парят птицы, дирижабли и
аэро¬планы. У основания дома – цветут изумрудные сады с разноцвет¬ными плодами и цветами. Среди деревьев гуляют стройные фигуры людей и детей. Вокруг катятся автомашины, паровозы и корабли по синим рекам и морям. Сбоку от дома-трубы горит красным по си¬нему надпись, почему-то славянской вязью, видимо, художник ре¬шил, что так «красивше»: «ВСЕПРОЛЕТАРСКИЙ ДОМ БУДУЩЕГО!!!», и мельче, внизу, у самой кромки – «Проектэскиз».
И всё это под «Интернационал», прямо перед толпой набежавшего откуда-то народа.
И всё это для них, простых пролетариев, смущённо стоящих перед железобетонным красивым проектом-эскизом буду¬щего «ВСЕПРОЛЕТАРСКОГО ДОМА».
Вощев любуется красивым Домом нарисованным на щите, слушает патефон, видит, как Профу¬полномоченный с трудом лезет на постамент под Домом и, размахивая портфелем, под громкий «Интернационал» начинает речь…
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
Да! Да! Да!
(подпевает)
Мы наш, мы новый Дом построим…
Здесь будет…
(делает паузу, выкрикивает
громче патефона, на весь мир)
…воздвигнуто величайшее в мире
здание, куда войдёт на селение
из своих частных домов весь
класс мирового пролетариата…
ДАЛЬШЕ
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ (ПРОД)
Общий Пролетарский Дом
возвысится не только над
старыми городами всего мира, не
только над дремучей деревней,
но и над нашими суевериями, над
религиозными предрассудками,
над нашей бессознательной
темнотой…
Массы слушают, привычно не вникая в слова Профуполномоченного, звук которых вместе с патефоном становится всё тише и тише…
ПЛАТОНОВ
Профуполномоченный от забот и
деятельности забывал ощущать
самого себя. Так ему было легче:
в суете сплачивания масс он не
помнил своей личной жизни, худел
и не спал ночами. Если бы он
убавил волнение своей работы,
вспомнил про недостаток
домашнего имущества в своём
семействе, то почувствовал бы
стыд существования, но он не мог
остановиться…
К митингу, привлечённый звуками патефона, красивым щитом с изображением невероятного здания, громкой речью оратора, всё больше и больше собира¬ется народ.
Нерабочее любопытство гуляет по лицам.
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
(продолжает)
И Вселенский пролетариат с
высоты своего Всепролетарского
Дома, как сказал великий Карл
Маркс, исторически достигнет
сияния высот коммунизма!
Профуполномоченный резво спрыгивает с постамента и, запихнув портфель подмышку, смело берёт играющий патефон в руки и идёт с ним в сторону города, уверен¬ный, что артель земле¬копов так же энергично последует вослед.
К этому времени пружина механизма патефона уже ослабла, и звук пролетарского гимна сник, музыка плывёт и замедляется.
Профуполномоченный, пройдя ещё несколько шагов, оглянулся, обиженно, кри¬чит Сафронову.
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
Ну, товарищи!
САФРОНОВ
(только своим)
Это что ещё за игрушку придумал?
Куда это мы пойдём? Чего мы там
не видали?
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
(кричит)
Товарищ Сафронов, Окрпрофбюро
хочет показать вашей первой
образцовой Артели жалость к
старой жизни, разные бедные
жилища и скучные условия. А так
же кладбище, где хоронились
пролетарии, которые скончались
до революции без счастья. Тогда
вы бы сразу узнали, зачем нужен
общий Дом пролетариату, который
вы начнёте строить затем.
САФРОНОВ
Ты нам не переугождай! Отведи
музыку в детскую организацию,
а с Домом мы справимся по
одному своему сознанию.
Профуполномоченный с бормочущим патефоном обиженно оглядывается.
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
Значит я переугожденец? Ты ещё
скажешь – аллилуйщик?!... Эх!
Вощев догоняет Профуполномоченного, тот с надеждой, что его зовут обратно, но, не останавливаясь, радуется.
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
А-а-а, идёшь, сознательный
пролетарий?
Профуполномоченный передаёт ему скрежещущий патефон.
Вощев забирает патефон.
Они идут, не снижая обиженного темпа.
ВОЩЕВ
Товарищ, спросить хочу.
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
Для трудящихся у нас нет секретов.
Спрашивай. О чём?
ВОЩЕВ
Про смысл природной жизни? Для
чего живём?
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
(не задумываясь)
Для созидания Величайшего Здания
Высот Пролетарского Счастья. Вот
смыл общей жизни.
Вощев неожиданно останавливается.
Профуполномоченный какое-то время идёт, жестикулируя одной рукой. Другая прижимает к телу портфель.
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
(продолжает объяснять)
…Ибо как говорит товарищ Пашкин:
коммунизм наступит исторически…
А? Где? Что?…
Не обнаружив рядом Вощева, Профуполномоченный оглядывается.
На пустой дороге стоит смолкший патефон.
Вощев уже далеко, идёт в сторону Котлована.
А над стихшим, после «Интернационала» и речью Рукодящего, обширным миром с птичками и лёгким ветром, возвышается могучий железный щит на монолитном основании с изображением Дома, похожего на высоченную фабричную трубу, но с окнами и золотой фигурой вместо шпиля.
Артель, проводив молчаливым недоверием Профуполномочен¬ного с портфелем и патефоном, расходится по пустырю-стройплощадке, где оди¬ноко стоит и поджидает их инженер-строитель, прораб ПРУШЕВСКИЙ, худой и высокий, не старый, но се¬дой от счёта природы, человек.
Вместе с бригадиром землекопов Чиклиным они идут по разметкам будущего Котлована, отсчитывая вбитые колышки, определяя с чего начать земляные работы.
Инженер идёт впереди, держась рукой за сердце и тоскливо
по¬кашливая.
ПЛАТОНОВ
Весь мир инженер Прушевский
представлял себе мёртвым телом
и судил его по тем частям,
какие были уже им обращены в
сооружения. Мир всюду
поддавался его внимательному и
воображающему уму. Материал
всегда сдавался точности и
терпению, значит, он был мёртв
и пустынен, но человек был жив
и достоин среди всей мёртвой
материи, потому что смог бы её
постичь, преодолеть и оживить.
И Прушевский знал, как это
сделать…
Инженер Прушевский и Чиклин подходят к Артели, которая
раз¬бирает лопаты и прочие копательные инструменты.
ЧИКЛИН
(оглядывает артель)
Мало рук. Ну что это – двадцать
человек! Это измор, а не работа.
Время всю пользу съест.
ПРУШЕВСКИЙ
Биржа обещала прислать
пятьдесят человек, а я просил
сто. Но отвечаем за все работы
только вы и я. Вы – бригадир
ведущей бригады.
Чиклин выбирает самую большую лопату.
ЧИКЛИН
Мы вести не будем, а будем
равнять всех за собой. Лишь бы
люди явились.
С этими словами бригадир вонзает свою лопату в верхнюю мякоть земли. Остальные, разойдясь по колыш¬кам, тоже принимаются за работу.
Вощев старательно копает рядом с Чиклиным, но тот быстро его опережает. Потом бригадир берёт лом и безнадёжно, от малости ра¬ботников, крошит нижние сжатые породы.
ПЛАТОНОВ
Бригадир землекопов Чиклин
ощущал окружающее без расчёта и
сознания, но с точностью.
Когда-то он был моложе, и его
любили девушки из жадности к его
мощному, бредущему, куда попало
телу, но он хотел укрыть
слишком многих, тогда женщины
и товарищи из ревности покидали
его. А Чиклин тоскуя по ночам,
выходил на базарную площадь и
опрокидывал торговые будки, за
что томился затем в тюрьме и
пел оттуда песни в летние
вишнёвые вечера…
Ожесточённо и мощно работает своим ломом Чиклин.
Вся артель, рассыпавшись по Котловану, вытянулась за ним.
Вощев отстаёт. Усталость раздражает и обессиливает его.
Хуже Вощева работает только один землекоп. Это, совсем
вы¬бившийся из сил, Козлов.
Пот слабости капает в глину с его мутного лица. При подъёме земли на урез Котлована он кашляет, плюётся, не¬мощно останавливается, закрыв глаза.
САФРОНОВ
Козлов, тебе опять не можется?
КОЗЛОВ
Опять…
САФРОНОВ
Наслаждаешься много. Будем тебя
класть теперь на столе под
лампой. Чтоб ты лежал и стыдился.
Козлов понуро глядит на Сафронова, молчит от равнодушного утомления.
ВОЩЕВ
За что он тебя?
Козлов вытаскивает из своего костяного носа соринку, отвечает с обидой
КОЗЛОВ
Они говорят, что у меня женщины
нету, что я ночью под одеялом
сам себя люблю. А затем от
пустоты тела жить не гожусь…
Вощев роет глину, но сил нет, вылезает из ямы.
ВОЩЕВ
Сафронов, лучше я буду думать
без работы. Всё равно весь свет
не разроешь до дна!
Сафронов, не поднимая головы из своей ямы и продолжая
ко¬пать.
САФРОНОВ
Не выдумаешь. У тебя не будет
памяти вещества. И ты станешь,
вроде Козлова, думать сам себя,
как животное!
Впереди из вырытой траншеи показывается голова Чиклина.
ЧИКЛИН
Чего стоишь, сирота? Смотри на
людей и живи, коли родился!…
Вощев вздыхает, смиряется и снова берётся за лопату.
ЧИКЛИН
(Козлову)
…А ты, Козлов, ложись, отдышись!
Чего кашляешь, горюешь. Так
могилы роют, а не дома для всех
пролетариев мира!
Козлов молча, с трудом роет вязкий тяжёлый грунт.
ПЛАТОНОВ
Козлов не уважал чужой жалости
к себе. Он любил себя сам и ещё
верил в наступление хорошей
жизни после постройки
Пролетарского Дома и боялся,
что в ту жизнь его не примут,
если он представится туда
нетрудовым элементом…
Кто-то стучит железом о железо.
Над Котлованом возникает Косарь, стучит поварешкой по котлу с обедом.
КОСАРЬ
Обед, товарищи!
11.
НАТ. ПУСТЫРЬ ПОД КОТЛОВАН. ЛЕТО. ДЕНЬ.
Артельщики молча едят из общего котла варёную картошку,
перемешанную со вчерашней кашей.
К ним спускается прораб Прушевский, человек с озабоченным, неспокойным лицом.
ПРУШЕВСКИЙ
Был в учреждениях, просил.
В понедельник обещают человек
сорок. А сегодня суббота. Вам
уже пора кончать.
ЧИКЛИН
Как кончать? Мы ещё куб или
полтора выбросим. Раньше
кончать ни к чему.
ПРУШЕВСКИЙ
А надо кончать. Вы уже
работаете больше шести часов.
И есть закон…
ЧИКЛИН
Тот закон для одних усталых
элементов, а у меня ещё малость
силы осталось до сна. Кто как
думает?
САФРОНОВ
До вечера долго. Чего жизни зря
пропадать. Лучше сделаем вещь.
Мы ведь не животные. Мы можем
жить ради энтузиазму.
ВОЩЕВ
Может природа нам, что-нибудь
покажет внизу…
Его тихо поддерживает ШАКИН, самый молодой из землекопов.
ШАЙКИН
И то… Мы ещё могём!
ПРУШЕВСКИЙ
Тогда и я пойду, почерчу немного
и свайные гнёзда посчитаю опять.
ЧИКЛИН
Ступай, почерти, посчитай.
Прушевский уходит в барак.
Артель отдыхает перед новым трудом.
Козлов от сытости чувствует радость, лежит на земле, ему хочется поговорить
КОЗЛОВ
Всему свету, как говориться,
хозяева, а жрать любят. Хозяин
враз бы себе дом построил, а вы
помрёте на порожней земле.
САФРОНОВ
Козлов. Ты скот! На что тебе
пролетариат в доме, когда ты
одним своим телом радуешься?
КОЗЛОВ
Ну и пускай, что радуюсь! А кто
меня любил бы хоть раз? Терпи,
говорили, пока старик капитализм
помрёт. Теперь он сдох. А я
опять живу один под одеялом… и
мне грустно!
ВОЩЕВ
Грусть – это ничего, товарищ Козлов.
Это значит, наш класс весь мир
чувствует. А счастье всё равно
далёкое дело. От счастья только
стыд начнётся!
12.
НАТ. КОТЛОВАН. ЛЕТО. ВЕЧЕР.
Артель, двадцать землекопов, роет Котлован под фундамент ВСЕМИРНОГО ДОМА МИРОВОГО ПРОЛЕТАРИАТА.
Сам Дом необычайной высоты и красоты нарисован масляными крас¬ками на железном щите, прочно приваренный к чугунным трубам, утопленным в бетонное основание.
Щит возвышается над неглубокой пока тран¬шеей Котлована.
В вечернем небе над щитом, над Котлованом, над работающими людьми низко летают ласточки.
Чиклин, не видя ни неба над ним, ни птиц, не чувствуя мысли, грузно рушит землю ломом.
Истомлённый Козлов сидит на земле и рубит топором
обнажив¬шийся известняк. Штаны Козлова от движения оголились, сквозь кожу торчат кривые острые голени.
Вощев, не жалея себя на уничтожении сросшегося грунта, ломает его лопатой, выкидывает, привычно разговаривая сам с собой.
ВОЩЕВ
Здесь будет Дом. В нём будут
храниться люди от невзгоды и
бросать крошки из окон живущим
снаружи птицам… Они будут
видеть солнце тогда, когда на
земле уже будет вечер…
Близится вечер.
Вдалеке подымается синяя ночь.
И точно грусть стоит мёртвая высота над землёй.
Но, нет! К Котловану идут люди!
Это идёт молодёжь. Идут комсомольцы со знамёнами и факелами.
Они идут и поют.
ПЕРВЫЙ ХОР МОЛОДЁЖИ
(не стройно)
«…Мы кузнецы!
И дух наш молод!
Куём мы счастия ключи…
Артель оторвалась от рытья Котлована, смотрит на проходящую мимо демонстрацию.
ВТОРОЙ ХОР МОЛОДЁЖИ
(не стройно)
«…Рвутся снаряды.
Трещат пулемёты!
Но их не боятся
Красные роты…
За этой демонстрацией идёт другая молодёжная де¬монстрация с флагами и факелами.
А там и третья…
ТРЕТИЙ ХОР МОЛОДЁЖИ
(не стройно)
… Смело мы в бой пойдём
За власть Советов
И как один умрём в борьбе
за это…»
Прошли по кромке Котлована, мимо щита с красивой картиной «Пролетарского До¬ма» и удаляются, удаляются к себе, в Соцгород.
ПЕРВЫЙ ХОР МОЛОДЁЖИ
(не стройно)
…На бой кровавый, святой и
правый
Марш, марш вперёд, рабочий
народ…
13.
НАТ. СОЦГОРОД. ЛЕТО. НОЧЬ.
А в городе неусыпно, а теперь всегда, горит строй фонарей вдоль изгороди с «колючкой» и слышен-слышен сквозь рабочий гуд лай собак, а иногда и выстрелы.
На множестве строительных объектов Соцгорода идёт энергичная работа на¬родного энтузиазма: созидаются заводы, фабрики,
железные дороги, каналы и гидроэлектростанции и всякие другие базисы, в том числе, объекты Главного Управления
исправительно-трудовых ЛАГерей и колоний молодой Республики.
Муравьями туда-сюда снуют пролетарии с тачками, с носилками, с мешками, преисполненные, в перерывах от демонстраций и изучения Краткого курса ВКП(б), трудо¬вым порывом.
Эти работают ночью.
Другие - днём.
Потом они сменят друг друга.
14.
ИНТ. СОЦГОРОД. КВАРТИРА ПРУШЕВСКОГО. ЛЕТО. НОЧЬ.
Но в квартире Прушевского, во флигельке, в саду старого дома в центре Соцгорода, шума стройки почти не слышно.
Прушевский задумчиво стоит у открытого окна.
В комнате серый полумрак. Вырисовывается старинная мебель, прямоугольники картин и портретов умерших родителей.
Прушевский смотрит на город, искрящийся фонарями и
движе¬нием.
Шевельнулась пыльная штора, будто кто-то стоит за ней.
Прушевский потрогал штору, тихо произносит в тишине комнаты.
ПРУШЕВСКИЙ
Либо мне погибнуть…
Задумчиво ходит по комнате.
ПЛАТОНОВ
Он не видел, кому бы он
настолько требовался, чтоб
непременно поддерживать себя до
ещё далёкой смерти. Вместо
надежды ему осталось лишь
терпение и где-то, за чередой
ночей, за встреченными и
минувшими людьми, существует
его срок, когда придётся лечь на
койку, повернуться к стене и
скончаться, не сумев заплакать…
Не дойдя до окна Прушевский, встаёт у кровати, так и не убран¬ной с утра.
ПРУШЕВСКИЙ
Лучше я умру сейчас, сразу…
И ложится, не снимая ботинок, и тут же вскакивает, и выбегает из квартиры.
15.
НАТ. КОТЛОВАН. ЛЕТО. НОЧЬ.
Прушевский подходит к Котловану.
Яма Котлована пуста.
ИНТ. КОТЛОВАН. БАРАК. ЛЕТО. ВЕЧЕР.
Прушевский входит в барак.
Артель спит.
Около стены, шумно дыша, спит Чиклин. Его сильные руки лежат на животе. Босой Козлов спит с открытым ртом, и горло его
клоко¬чет. Из его полуоткрытых глаз медленно текут редкие слёзы от сно¬виде¬ний или неизвестной тоски.
Под картой Республики спит с вы¬раже¬нием вопроса на лице Вощев.
НАТ. КОТЛОВАН. ЛЕТО. НОЧЬ
Прушевский идёт по Котловану, спускается в траншею, садится, уткнувшись лбом в тёплую землю перед ним, и мысль его пронзает пространство и время.
ПЛАТОНОВ
Уже с двадцати лет инженер
Прушевский почувствовал
стеснение своего сознания и
конец дальнейшему понятию жизни,
будто тёмная стена представала
в упор перед его ощущающим умом
и с тех пор он мучился, шевелясь
у этой стены, и успокаивался,
что, в сущности, и, самое
срединное, истинное устройство
вещества, из которого
скомбинирован мир и люди, им
понято. Вся насущная наука
расположена ещё до стены его
сознания, а за стеною
находится лишь скучное место,
куда можно и не стремиться. Но
всё же иногда ему становилось
интересно – не вылез ли уже
кто-нибудь за стену вперёд?
Над будущим Котлованом на чёрном летнем небе висит яркая луна.
Недалеко гудит Соцгород, вспыхивает непрекращающимися красными всполохами классово-пролетарской перестройки жизни…
16.
НАТ. КОТЛОВАН. ЛЕТО. УТРО.
Близ начатого Котлована, где уже идёт работа Артели, стоят Ру¬ководящие товарищи: Председатель Окрпрофсовета Пашкин, Вто¬рой и Третий его Заместители. Здесь же Про¬фупол¬номоченный и ох¬рана.
Под щитом с изображением «Пролетарского Дома» стоит
большая чёрная двенадцати местная американская машина с открытым капотом, под которым возится шофёр, бывший Кузнец, поглядывающий то и дело на Пашкина.
На лице Пашкина выражение утомления от числа социальных
пе¬регрузок и накопленного административного опыта, благодаря кото¬рому он всё знал или предвидел и поэтому позволял себе
по-отечески говорить с подчинёнными.
ПАШКИН
(негромко в глубину траншеи)
Темп тих. Зачем вы жалеете
подымать производительность
ДАЛЬШЕ
ПАШКИН (ПРОД)
труда? Если так будете себя
вести, социализм обойдётся и
без вас. А вы без него проживёте
зря и помрёте!
Землекопы-артельщики услышали Пашкина, разгибают спины, удивлённо смотрят вверх на Руководящего.
КОЗЛОВ
(снизу)
Мы, товарищ Пашкин, как
говорится, стараемся!
ПАШКИН
(сверху)
Где же стараетесь? Одну кучку
только и выкопали!
Руководящий товарищ Пашкин идёт вдоль по меткам Котлована.
За ним поспешают Заместители, Профуполномоченный и охрана.
САФРОНОВ
(артельщикам)
Верно, сказал руководитель:
скорее надо рыть землю и
ставить Дом, а то умрёте и не
поспеете. И пусть своя жизнь
уходит, но зато посредством
Дома можно будет организовать
будущее счастье всего
пролетариата и для детства!
Руководящий товарищ Пашкин вернулся и снова говорит в
Котло¬ван
ПАШКИН
Вот я посмотрел вокруг, в эти
равнины и овраги, где водится
разная комариная мелочь и
болезни, где размышляют кулаки
и спит сельская отсталость. И
скажу: пролетариат живёт один
и обязан за всех всё выдумать
и сделать вручную вещество
долгой жизни… Я вам, товарищи
трудящиеся, определю по
профсоюзной линии какие-нибудь
льготы!
САФРОНОВ
(снизу)
А откуда ты эти льготы возьмёшь?
Мы их сначала должны сделать и
тебе передать, а ты нам… У нас
людей мало! Горе это, а не
работа.
Руководящий товарищ Пашкин смотрит на Сафронова своим
всё¬ видящим взором, качает головой.
ПАШКИН
Ну что ж, всё равно счастье
наступит исторически, неизбежно,
верно товарищи?
Окружение, до того молча присутствовавшее, оживилось и, пере¬бивая друг друга, поддерживает глубокую мысль Руководящего На¬чальника.
ОКРУЖЕНИЕ
РУКОВОДЯЩЕГО ПАШКИНА
(все восхищённо и
одновременно, перебивая
друг друга)
Верно! Верно! Очень правильная,
очень верная мысль! Не в бровь,
а прямо в глаз! Именно –
неизбежно!
Пашкин со свитой идут к машине.
Шофёр, бывший Кузнец, опускает капот, натягивает на лицо шофёрские очки, на руки кожа¬ные краги – готов везти Начальника куда скажет.
Козлов мигом вылезает из траншеи и бежит вслед за Пашкиным.
КОЗЛОВ
Товарищ Пашкин, вон у нас Вощев
самодеятельно зачислился. А у
него путёвки с биржи труда нет.
Вы его, как говорится, должны
отчислить назад…
ПАШКИН
(не останавливаясь)
Не вижу здесь никакого конфликта
– в пролетариате сейчас убыток!
Козлов пытается идти в ногу с Пашкиным. Между ним и
Козловым влезает двухметровый охранник Вася.
Козлов пытается обойти охранника Васю. Охранник хватает
его за рубашку, приподнимает, чтобы отшвырнуть.
КОЗЛОВ
А я тогда уйду, товарищ Пашкин!
Как же, всякий захочет
пролетарием стать!
Охранник Вася от¬швыривает тщедушного Козлова, тот лежит на земле, кричит вслед Пашкину.
КОЗЛОВ
А я ведь напишу. Куда следует!
Напишу, товарищ Пашки-и-и-н!
Чёрная машина с Руководящими товарищами проносится мимо Прушевского, который подводит к Котловану группу каких-то городских людей, некоторые в очках и даже один с профессор¬ской бородкой в пенсне и ещё один на костыле.
ПРУШЕВСКИЙ
(Чиклину)
Новые рабочие… Надо бы им дать
инструмент и расставить по
Котловану.
ЧИКЛИН
Какие же это рабочие? Им бы
полежать или лечиться. Пустая
порода.
ПРУШЕВСКИЙ
Ничего. Надо их научить и
работать с теми, кто есть.
Других пока нет, и не
предвидится.
Сафронов, с угрозой обходит пригнанных интеллигентов, останавливается сначала перед ПРОФЕССОРОМ, хмыкает, потом спрашивает, который С КОСТЫЛЁМ.
САФРОНОВ
Ты кто был?
С КОСТЫЛЁМ
Ветеринар я. Вчера ногу поломал.
Не специально. Упал и сломал.
Отсталый я.
САФРОНОВ
(Профессору)
Тоже отсталый?
ПРОФЕССОР
Да, видите ли. В какой-то
степени тоже отстал, отстал от
быстротекущего времени, но…
САФРОНОВ
(Прушевскому)
Отсталые? Но мы ихнюю
отсталость в активность вышибем.
Прушевский идёт вдоль Котлована, за ним Вощев с вопросом.
ВОЩЕВ
Товарищ, вы, наверное, знаете
смысл природной жизни?
Прушевский, занятый своими мыслями, от неожиданности не
по¬нял.
ПРУШЕВСКИЙ
Что?
ВОЩЕВ
Вот я хотел спросить, товарищ…
о смысле…
ПРУШЕВСКИЙ
Что спросить?
ВОЩЕВ
Отчего устроился весь мир?
ПРУШЕВСКИЙ
Не знаю.
ВОЩЕВ
Но вы учились этому.
ПРУШЕВСКИЙ
Нас учили каждого к
какому-нибудь одному делу.
Я знаю тяжесть веса,
сопротивление материалов,
механику, но всего целого…
Этому нас не учили.
ВОЩЕВ
Как же вы живёте?
Вощев отстал, а Прушевский торопясь уйти от него, идёт вдоль Котлована, бормочет.
ПРУШЕВСКИЙ
И такие станут интеллигентами?
Какое у него скучное лицо!
ПЛАТОНОВ
Вместо дружбы и привязанности к
людям, занятия техникой будущего
здания обеспечивало ему
равнодушие ясной мысли, близкое
к наслаждению. Детали сооружения
возбуждали его интерес, лучший и
более прочный, чем товарищеское
волнение с единомышленниками…
17.
ИНТ. СОЦГОРОД. КВАРТИРА ПРУШЕВСКОГО. ЛЕТО. ВЕЧЕР.
На стройках Соцгорода сменяется смена.
Взвыли и стихают сигнальные сирены.
Из окна квартиры видно, как строем зажигаются фонари вдоль проволочных оград, на вышках и на стройках.
Прушевскому по-прежнему тоскливо и оди¬ноко. Он снова привычно стоит у окна и что-то или кого-то ждёт.
Вот он видит идущую по улице девушку с милым задумчивым лицом. В руке девушки ветка сирени. Она, конечно, не видит его в тёмном окне, но ему ка¬жется, что она вдруг пристально взглянула, будто надеется увидеть именно его.
ПЛАТОНОВ
…Когда-то, в такой же вечер, мимо
дома его юности прошла девушка с
веткой сирени в руках…
НАТ. ПРИЗРАЧНЫЙ ПЕЙЗАЖ. ВЕЧНАЯ ВЕСНА. БЕЗВРЕМЕНЬЕ.
Из призрачного пленэра медленно, как бы выплывает, ДЕВУШКА С ВЕТКОЙ СИРЕНИ, она улыбается Прушевскому и исчезает, как мимолётное видение.
ПЛАТОНОВ
(продолжает)
Он не помнит ни её лица, ни года
того события, но с тех пор
всматривался во все женские лица
и ни в одном не узнавал той,
которая прошла и исчезла
навсегда, как удивительная
прекрасная тайна, как ветка
сирени, оставив только нежный
трепет весеннего запаха…
Прушевский вскакивает, высовывается в окно, машет рукой.
Но эта девушка окидывает его равнодушным взглядом, не
удивив¬шись его появлению, отворачивается и идёт своей дорогой.
18.
НАТ. СОЦГОРОД. ЛЕТО. НОЧЬ.
Сильный ветер, как перед грозой.
Окна бараков вдоль разрытых улиц Соцгорода черны или закрыты ставнями. Народ спит ночным сном для дневной работы.
Гул тишины.
Но, нет-нет, по колдоби¬нам и рытвинам молча идёт наряд милиции в серых матерчатых шлемах-будёновках, с винтовками и фонарями «летучая мышь».
ПЛАТОНОВ
Во время революции по всей
России день и ночь брехали
собаки, но теперь они умолкли:
настал труд, и одни трудящиеся
спали в тишине, и милиция
охраняла снаружи безмолвие
рабочих жилищ, чтобы сон их был
глубок и питателен для утреннего
труда, другие, ночные трудящиеся,
делали в ночную смену, то, что
оставили им для созидания
будущего…
По безлюдным улицам центра Соцгорода на своей тележке катит безногий инвалид Жачев.
Свет качающихся фонарей выхватывает яркие пятна плакатов.
Порывы ветра мотают флаги, пузырят на заборах портреты
вож¬дей, мотают какие-то ленты, тряпки, несут вдоль мостовой клочья оторванных плакатов.
Жачев тихо, стараясь не шуметь, подкатывает к основательному двухэтажному дому с колоннами, с чугунной решёткой и будкой милиционера у ворот.
Вот он нашёл в чугунной ограде знакомую дыру, пролезает в сад, катит мимо окна кухни, кото¬рая шумит котлами, производя ужин для Руководящего това¬рища Пашкина и его жены Ольги,
под¬катывает к другому окну, где, как в живописной картине виден сам Начальник, который в трусах и майке на полном животике, делает у открытого окна под заливистый патефон, подаренного Руководящему Профуполномоченным, беглую гимна¬стику.
ГОЛОС ШУЛЬЖЕНКО
С ПЛАСТИКИ
Ну, кто в нашем крае Чилиту
не знает?
Она так умна и прекрасна!
И вспыльчива так и властна,
Что ей возражать опасно…
На этом куплете Руководящий сгибается и почти достаёт пальцами рук пола, но мешает животик, и вновь распрямляется, разводит в стороны руки, улыбаясь и радуясь движению.
Жачев смотрит на него и ждёт.
Наконец Пашкин, довёдя себя до свежести сил, крикнув кухарке, что сейчас придёт кушать и, чтоб позвала жену, садится за стол, чтобы налив в розовую рюмочку какого-то крепкого бенедиктина, сделав три медленных вдоха, выпивает…
ГОЛОС ШУЛЬЖЕНКО
С ПЛАСТИКИ
…И утром и ночью, поёт и хохочет,
Веселье гудит в ней, как пламя,
И шутит она над нами
И с нею мы шутим сами!…
И замер Руководящий Пашкин с открытым ртом: взгляд его случайно ловит из темноты сада большое белое лицо Жачева с торчащими глазами.
ЖАЧЕВ
(своим страшным голосом)
И долго я тебя буду дожидаться?
По-новой схлопотать хочешь?
Пашкин умело берёт себя в руки.
ПАШКИН
(громким шёпотом)
Ты чего, товарищ Жачев? Чем не
обеспечен? Чего возбуждаешься?
ГОЛОС ШУЛЬЖЕНКО
С ПЛАСТИКИ
…Ай-я-я-яй, что за девчонка!
На всё тотчас же сыщет ответ,
Всегда смеётся звонко!
ЖАЧЕВ
А ты чего, буржуй? Или забыл,
за что я тебя терплю? Имей в виду
– любой кодекс против меня слаб!
С этими словами инвалид вырывает из земли ряд роз, бывших под рукой, швыряет в сторону.
Пашкин, не испугавшись, подходит к окну ближе, ищет, но не может найти кнопку тревожного звонка.
ПАШКИН
(громким шёпотом)
Товарищ Жачев, я тебя не пойму:
ведь тебе идёт пенсия по первой
категории! Всем, чем могу,
помогаю, всегда иду навстречу!
ГОЛОС ШУЛЬЖЕНКО
С ПЛАСТИКИ
…Ай-я-я-яй, зря не ищи ты –
В деревне нашей, право же нет…
ЖАЧЕВ
(орёт, перекрывая патефон)
Врёшь ты, классовый излишек! Это
я тебе навстречу попадался, а не
ты шёл!
ГОЛОС ШУЛЬЖЕНКО
С ПЛАСТИКИ
…Другой такой Чилиты!…ш-ш-ш-ш-ш!
В кабинет Пашкина входит его жена ОЛЬГА в шёлковом халате с павлинами, жующая красными губами жареное мясо, слышит шипение патефона, улыбаясь и пританцовывая, снимает адаптер и тут видит Жачева в саду, под окном, решительно и умело оценила ситуацию.
ОЛЬГА
Лёвушка, ты опять волнуешься?
И ты бедный инвалид, ты тоже
волнуешься! Не волнуйся,
инвалид, я сейчас тебе всё дам.
И ты, инвалид, будешь доволен…
Лёвушка. Я сейчас…
Ольга уходит из кабинета, колыхаясь полным, ухоженным телом, но слышно, как она идёт по комнатам, лестницам и коридорам дома и выражает недовольство.
ГОЛОС ОЛЬГИ
С этими людьми, какие угодно
нервы испортишь! Но где охрана?
Где Вася? Как это можно
допустить? Где милиция? Варя,
где ты? Ну-ка заверни кусок
жиру, ещё пшёнки… м-м-м…холодец,
да, ещё колбасы кусок, что упал
утром на пол, а ты подобрала
для Бобика и позавчерашний пирог
с яблоками… Где Василий, чёрт
возьми?
ГОЛОС ВАРИ
(кухарки)
Холодец прокис. Вася в кино
Пошёл. Вы ему разрешили…
ГОЛОС ОЛЬГИ
Ничего и кислый сожрёт.
А подохнет: туда ему и дорога!
А Вася, как придёт, пусть
покажется! Я покажу ему
кузькину…
ЖАЧЕВ
(из сада)
Ишь, как жену, стервец,
расхарчевал. На холостом ходу
всеми клапанами работает, значит,
ты можешь заведовать такой
сладкой сукой!
ПАШКИН
(из кабинета)
Да ты и сам, товарищ Жачев,
вполне мог бы содержать для
себя подругу, в пенсии
учитываются все минимальные
потребности.
ЖАЧЕВ
Ах ты, гадина тактическая такая!
Моей пенсии и на пшено не
хватает – на просо только. А я
хочу жиру и что-нибудь молочное.
Скажи своей мерзавке, чтоб она
мне в бутылочку сливок погуще
налила!... Э, Пашкин, и не
вздумай на кнопку нажать.
Я милицию не боюсь, но мы оба
в неприятности будем!
Жена Пашкина входит в кабинет с большим свёртком.
ПАШКИН
Оля, он ещё сливок требует.
ОЛЬГА
Ну, вот ещё! Может, ему
крепдешину купить на штаны?
Тоже мне – выдумал, сливки!
ЖАЧЕВ
Пашкин, она хотит, чтоб я ей на
улице шубу порезал, а то окно в
спальне прошибу до самого
пудрёного столика, где она свою
рожу уснащивает – она от меня
хочет получить?!
Жена Пашкина мигом исчезает и возвращается с бутылкой
сли¬вок.
Получив оброк с Главного Руководящего товарища, инвалид
Жа¬чев прежде, чем исчезнуть в темноте сада, кричит в квадрат окна.
ЖАЧЕВ
А качество продуктов я проверю.
Если опять порченый кусок
говядины или объедок, надейтесь
на кирпич в живот: по
человечеству я лучше вас – мне
нужна достойная пища.
Пашкин, наконец, нашарил кнопку тревожного и уж сейчас совсем бесполезного звонка.
ОЛЬГА
Знаешь, Лёвчик? Ты бы
организовал как-нибудь этого
Жачева, а потом взял и продвинул
бы его на должность. Пусть бы
хоть увечными он руководит!
Ведь каждому человеку нужно
иметь хоть маленькое
господствующее значение, тогда
он спокоен и приличен… Какой ты
всё-таки, Лёвушка, доверчивый и
нелепый.
ПАШКИН
Ольгуша, лягушечка, ведь ты
гигантски чуешь массы! Дай я к
тебе за это приорганизуюсь!
Главный Руководящий товарищ прижал свою плеши¬вую и тол¬стую голову с большими ушами к телу жены и затих в на¬слаждении счастьем и теплотой.
По пустой улице Соцгорода торопится, катит своё обрубленное тело инвалид Жачев, прижимает к себе сумку с добытыми
продук¬тами.
В окне основательного двухэтажного дома с колоннами воркующими голубками стоят, обнявшись, Руководящий Пашкин и жена Руководящего Ольга.
ОЛЬГА
Помнишь, Лёвушка, как этот
обрубок послал в ОБЛКК заявление
на тебя. Целый месяц
расследовали и к имени
придирались: почему Лев и Ильич?
Уж что-нибудь одно им…
ПАШКИН
А мы Жачева поставим руководить
Котлованом, пусть безногий дом
строит…
ОЛЬГА
(смеётся)
Он построит… такой же, как сам…
ПАШКИН
(подхватывает)
Ха-ха! Безногий дом! Ты видела
дом безногий?
ОЛЬГА
Ха-ха-ха! Безногий дом!
Ха-ха-ха!
Ольга ставит пластинку и снова разносится по саду весёлая песня.
ГОЛОС ШУЛЬЖЕНКО
С ПЛАСТИКИ
…Ай-я-я-яй, что за девчонка!
На всё тотчас же сыщет ответ,
Всегда смеётся звонко!
Ай-я-я-яй, зря не ищи ты…
И весело смеются и подпевают. Им хорошо вдвоём и радостно.
ОЛЬГА
А Вася пусть в саду дырку
заделает… Ха-ха-ха! Безногий
дом Жачева!
19.
НАТ. КОТЛОВАН. ЛЕТО. НОЧЬ.
Жачев подкатывает к Котловану.
У щита с изображением «Пролетарского Дома» ненадолго
останавливается, осматривает щит, катит к бараку.
У барака зовёт своим страшным, хриплым голосом.
ЖАЧЕВ
Никит!
Из глубины раздаётся голос Чиклина
ЧИКЛИН
Заходи, Жачев.
ИНТ. КОТЛОВАН. БАРАК. ЛЕТО. НОЧЬ.
Жачев с трудом вкатывает своё полное безногое тело в барак, где истомлённые землекопы спят на своих местах. Только Чиклин и Сафронов доедают холодную кашу.
ЧИКЛИН
Что кашу приехал есть? Давай,
как раз для тебя осталась.
ЖАЧЕВ
Да, нет, я сытый. Я просто по
тебе соскучился…
Но вскакивает на лавку и, извлекши из-за пазухи ложку, тянется к чугунку с кашей.
Все едят молча.
ЖАЧЕВ
(продолжает)
Меня нахождение разной сволочи
мучает, и я хочу спросить тебя,
Никита, когда вы построите свою
чушь?
ЧИКЛИН
Скоро.
Жачев осматривает спящий барак, оценивает человеческие силы.
ЖАЧЕВ
(с со¬мнением)
Это вся армия на Котлован
Всемирного Пролетарского Дома?
А где машины, краны, где всё?
САФРОНОВ
Мы – начало. Мы – первые. Всё
будет в будущем.
ЧИКЛИН
Быстро построим.
ЖАЧЕВ
И все переберутся в него жить?
САФРОНОВ
А тебе зачем, короткий?
ЖАЧЕВ
Чтоб город сжечь… вместе со
всякой сволочью!
САФРОНОВ
Вот сделай злак из такого
лопуха! Мы всё своё тело
выдавливаем для Общего Дома, а
он называет его чушью, и нигде
нет момента чувства ума!
Все быстро доедают кашу.
Жачев не раскрывает своей кожаной сумки с едой, а ест общую кашу, пользуясь ею для сытости и для подтверждения своего
равен¬ства с двумя евшими людьми.
Сафронов задумчиво смотрит на товарищей, и тех, кто уже спит.
ПЛАТОНОВ
Общая всемирная невзрачность, а
так же людская некультурная
унылость озадачивали Сафронова
и расшатывали в нём
идеологическую установку. Он
даже начинал порой сомневаться
в счастье будущего, которое
представлялось ему в виде
«Всемирного Пролетарского Дома»
с синим небом и дирижаблями,
как на щите у Котлована –
слишком мутно и тщетно было всё
вокруг…
Сафронов видит, что Чиклин расстроен.
САФРОНОВ
Чиклин, о чём?
ЧИКЛИН
Людей нет, а те, кого биржа
прислала… Вон - на костыле…
И тот – профессор. Что они умеют
и могут, берегут себя для жизни.
С ними Дом не построим.
Сафронов стучит по столу костистым кулаком с синим якорем.
САФРОНОВ
Не горюй! Завтра я их, этих
писцов-бюрократов враз в
рабочий класс обращу. Они у
меня так копать начнут, что
весь смертный элемент выйдет им
на лицо!
Но Чиклин встаёт и идёт спать. Жачев уже спит, согнувшись на своей тележке, только Вощев, лежавший навзничь рядом, глядит на Сафронова и хочет чего-то спросить.
Сафронов, приворачивает лампу, укладывается спать
САФРОНОВ
(Вощеву)
Ты что?
ВОЩЕВ
Вы всё знаете, да?
САФРОНОВ
Ну, о чём вопрос?
ВОЩЕВ
Про смысл природной жизни. Для
чего живём?
САФРОНОВ
Пролетариат живёт для энтузиазма
труда, товарищ Вощев, чтобы
создавать коммунизм. А что такое
коммунизм? Пора тебе получить
эту тенденцию – это сообщество
граждан, где нет ни богатых, ни
бедных. Все живут по правилу: с
каждого по способностям, каждому
по потребностям. Понятно?
ВОЩЕВ
Нет.
САФРОНОВ
Почему нет?
ВОЩЕВ
Потому что твои граждане – это
люди… Они разные. Одни умные,
другие – дураки. И ещё…
САФРОНОВ
Что ещё?
ВОЩЕВ
А кто будет определять
способности и потребности, кто
умный, а кто дурак?
САФРОНОВ
Значит ты – дурак, Вощев.
Несмышлёные детёныши и те
понимают, что есть коммунизм –
светлая заря… Ещё что?
ВОЩЕВ
Ещё? Вот ещё: если строим Дом
Всеобщего счастья пролетариата,
то зачем рядом ограда? От кого?
... Зачем там, за Котлованом,
«колючка», вышки по углам,
собаки? Какие-то другие что-там
строят? Что?
САФРОНОВ
Опять ты, Вощев – дурак! Это –
для непролетарских или
несознательных элементов или кто
недовольный станет общей
счастливой жизнью, для осознания
и перековки…
ВОЩЕВ
Каторга?
САФРОНОВ
В коммунизме такого слова не
будет!
ВОЩЕВ
А что будет?
САФРОНОВ
Как учит нас теория классовой
борьбы, которая по мере
ускорения общего сознания
непременно ожесточается, то там,
за колючей проволокой будут
изолироваться враги народа.
Это-то понятно?
ВОЩЕВ
Нет, не понятно!
САФРОНОВ
Что непонятно?
ВОЩЕВ
То же: кто будет решать – кто
враг, кто друг народа?
САФРОНОВ
И чего тебе всё не понятно?
Класс будет решать! Класс!!!
ВОЩЕВ
Кто такой класс?
САФРОНОВ
Класс – это про-ле-та-ри-ат!!!
ВОЩЕВ
Непонятно!
САФРОНОВ
Что непонятно?
ВОЩЕВ
Всё непонятно.
САФРОНОВ
(еле сдерживаясь)
Что ты хо-чешь по-нять, Вощев?
ВОЩЕВ
Истину.
САФРОНОВ
(тихо, угрожающе)
Это как освещать тот факт,
который ты, товарищ Вощев,
называешь таким именем? Марксизм
не даёт толкования такого
расплывчатого явления, как
истина… Может это классовый
враг? Ты – дурак, товарищ Вощев!
Трижды дурак!!! А может и не
дурак???... А…
ВОЩЕВ
Говорите, что всё знаете, а
сами обзываетесь… Лучше я от
вас уйду. Буду ходить по
колхозам, побираться. Всё равно
мне без истины стыдно жить.
Задетый Сафронов вскакивает, ходит по бараку мимо ног
спя¬щих.
САФРОНОВ
Э-э, Скажи-ка мне. Товарищ
Вощев, а в каком это виде
тебе желательно тогда поиметь
этот продукт – истину: в
твёрдом или жидком?
ЧИКЛИН
(лёжа)
Не трожь его. Мы все живём на
пустом месте.
САФРОНОВ
Ты. Товарищ Чиклин, воздержись
пока от своей декларации. Вопрос
встал принципиально, надо его
класть обратно по всей теории
классовых чувств и массового
психоза…
Проснулся Козлов, бурчит недовольно.
КОЗЛОВ
Ты чего, Сафронов, спать не
даёшь. Я на тебя заявление
подам. Сон тоже, как зарплата
считается. А ты мне её снижаешь!
САФРОНОВ
А если ты, Козлов, умственную
начинку имеешь и в авангарде
лежишь, то ответь товарищу
Вощеву на его провокационный и
контрреволюционный вопрос о,
так называемой, истине, которую,
товарищ Вощев берётся отыскать
в нашу эпоху классовой борьбы и
комэнтузиазма.
Сафронов подходит ближе и внимательно смотрит на Вощева.
САФРОНОВ
…А скажи-ка мне, товарищ Вощев,
а сам ты не являешься ли врагом?
Что-то вопросы твои какие-то
провокационные, интересы у тебя
какие-то не пролетарские…
Но Вощев не отвечает, спит.
И Козлов спит, и спит Чиклин и безногий Жачев спит на своей каталке, и никто не слу¬шает Сафронова, не спорит с ним и ни о чём не спрашивает.
Барак спит.
Ложится и засыпает Сафронов.
Ночь замирает рассветом. Лампа коптит. Фитилёк дёргается и тухнет. В бараке разливается серый мрак, и стены как бы сдвигаются над спящими телами, и на стенах вдруг проявляются и складываются из неровностей и сучков тесовых досок и горбылей какие-то лики.
Лики задумчиво, участливо улыбаясь, смотрят на спящих, и за¬сы¬пающий Сафронов узнаёт их и тоже улыбается им.
Вот бородатый Карл Маркс, он узнаёт его, а этот помоложе, с высоким лбом - Фридрих Энгельс, а это - лысый, скуластый, похожий на калмыка – Влади¬мир Ильич Ленин, этот, курчавый с пронзительным взглядом через пенсне, главвоенмор Лев Давидович Троцкий и строгий усатый грузин с низким лбом Иосиф Виссарионович Сталин…
Что-то показалось Сафронову не так среди этих ликов, и он по¬правил «это не так», во сне, замазав чёрным пятном, лик Льва Давидовича Троц¬кого и от этой поправки полегчало…
Сафронов спит и улыбается им, и шепчет во сне слова обещаний и клятв… и вдруг захрапел тяжело и густо.
И снится ему сон.
20.
КМБ. ИНТ. ДОМ ВСЕМИРНОГО ПРОЛЕТАРИАТА.
ВЕЧНОЕ ЛЕТО. БЕЗВРЕМЕНЬЕ.
Сквозь сияющие белые облака ввысь густо-синего неба, прямо к звёздам, устремлена грандиозная башня-здание, как на железном щите, что поставил давеча Профуполномоченный, и это даже не Дом, но, как величайшее древко развевающегося Красного знамени с золотыми кистями колоколами и колокольчиками на них.
Множество окон светятся изнутри на тысячах этажей.
И на тыся¬чах балконах стоят счастливые люди. Все женщины и мужчины в синих одинаковых блу¬зах с Серпом и Молотом на груди с цветами в руках и с детишками на плечах.
У каждого ребёнка маленькие красные флажки, бумажные и шёлковые золо¬тые птицы и цветы, которые они бросают вниз.
Все пролетарии, от мала до велика, машут флажками, пускают птиц и бросают цветы, и все: и взрослые, и дети, поют «Интернационал».
ХОР ИЗ СНА САФРОНОВА
(детские, «ангельские» голоса)
…Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, - тот станет…
И это всеобщее ангельско-пролетарское пение, и мелодичный перезвон ко¬локолов-колокольчиков, и трубные звуки горнов девочек и мальчиков-пионеров у входа в здание, сливаются в такую прекрасную музыку, что у Саф¬ронова во сне сильнее колотится сердце, и он ещё громче храпит на весь Котлован.
И вдруг Сафронов прекращает храпеть: он увидел во сне себя и свою Артель.
Они все стоят у Дома, а навстречу им выбегают краси¬вые девушки с цветами и красными косынками на головках.
Девушки спешат к ним в белых подвенечных платьях.
В руках других девушек – подносы с множеством всяких бутылок с вином, пивом и бражкой, а так же - рюмками, бокалами и гранёными стаканами.
На других подносах виднеются закуски: селёдочка в уксусе с луч¬ком, отварная ещё горячая картошечка, квашеная капустка с кусочками морковки, маринованные грибки, холодец и всякое другое…
А впереди всех, прямо к нему, бежит самая прекрасная девушка-коммунарка с веткой сирени в руке, лёгкая, воздушная, (Тот же персонаж из видений-воспоминаний инженера Прушевского).
Девушка-коммунарка протягивает Сафронову, руки, обни¬мает его, целует… и зовёт его, зовёт Сафронова, вверх, в небо.
И они парят в воздухе, летают как птицы, как самолёты и дири¬жабли вокруг Пролетарского дома.
И все его артельщики, каждый со своей девушкой все, как одна - с ветками сирени (Все девушки – тот же персонаж девушки-мечты) парят и летают.
И даже Козлов летит и кру¬жится с девушкой – мечтой и летает, летает...
И Чиклин летает с девушкой - мечтой, и инженер Прушевский с девушкой - мечтой, и Жачев, он с ногами, кру¬жится, парит с девушкой - мечтой…
И другие, многие…, которые лежат в бараке из горбыля в тяжёлом сне усталых землекопов.
ПЛАТОНОВ
Разные сны представлялись
трудящимся по ночам, выражали
исполненную надежду о будущем.
Одним - предчувствие собственного
гроба в глинистой могиле, а иным
идеей спасения отсюда. Этому –
нарастить бы стаж и уйти учиться.
Этому – как-то пройти в партию и
скрыться в руководящем аппарате,
но больше всех было таких, кому от
усталости ничего не сниться и не
желается и, уйдя в бессознание,
они сливаются с земной ночью и
спят, как спит вся жизнь на
земле до утра, ибо ничего
другого они не знали…
ИНТ. КОТЛОВАН. БАРАК. ЛЕТО. НОЧЬ.
Сафронов тихо спит, счастливо улыбается.
КМБ (повтор фрагмента, рапид):
Прямо к нему бежит девушка-коммунарка в красной косынке, лёгкая, воздушная, протягивает ему, Сафронову, руки, обни¬мает его, целует и зовёт его, Сафронова, вверх, в небо.
ПЛАТОНОВ
(продолжает)
…Во сне он подумал, что давно не
брит, и девушка, если его
поцелует, уколется о его шершавую
щёку. Но это ничего, думает он во
сне: она уколется и ощутит его
живого, когда он только
закладывал Котлован под это здание
вечного счастья… Во сне он понимал,
что это сон, и что только тогда,
когда выстроят это здание,
произойдёт счастливое свидание, и
он встретит её, а как бы хотелось…
21.
ИНТ. КОТЛОВАН. БАРАК. ЛЕТО. НОЧЬ.
Спит Сафронов, спит Вощев, спит Жачев, спит Козлов, спят но¬вые землекопы: учителя, бухгалтера, ветеринар с костылём, профессор в пенсне и бородке, обжившиеся, уже втянувшиеся в каждодневный сгорб¬ленный способ жизни…
И только Чиклин, проснувшись, сидит среди спящих, слышит далё¬кий крик оди¬нокого ночного животного, вздохи и храпы Артели и молча пе¬реживает свою жизнь. И видит свои воспомина¬ния. И вели¬кану вдруг стало так нехорошо, что, не выдержав ду¬шевную боль, он встаёт и упёрся с силой в стену барака: лишь бы давить и двигать что-то.
ПЛАТОНОВ
Когда-то и у Чиклина был давно
прожитый главный миг счастья.
Это в старое время, когда он
ещё работал на
кафельно-изразцовом заводе,
и тогда его однажды моментально
поцеловала дочь хозяина…
22.
НАТ. ПРИЗРАЧНЫЙ ПЕЙЗАЖ. ВЕЧНАЯ ВЕСНА. БЕЗВРЕМЕНЬЕ.
Из призрачного пленэра медленно, как бы выплывает, девушка с веткой сирени в руках. (Это тот же персонаж, как в видениях инженера Прушевского). Она улыбается Чиклину, обнимает его за шею мягкими руками, целует в щёку… И исчезает, как мимолётное видение.
ПЛАТОНОВ
(продолжает)
Он шёл в глиномялку, а она шла
ему навстречу, и в руке у неё
была ветка сирени, и она
охватила его и поцеловала
тёплыми, молчаливыми губами в
шерсть на щеке.
Повторение фрагмента: Девушка обнимает его за шею мягкими руками, целует в щёку… И вновь исчезает, как видение.
ПЛАТОНОВ
(продолжает)
Она ему тогда не понравилась, и
он ушёл мимо неё, а теперь
помнил и жалел, так как уже
никогда не испытывал радости и
глубины счастья, которое стало
жить в нём после этого, как
будто та ветка сирени однажды
коснулась всей его грубой,
пошлой и не нужной жизни…
23.
ИНТ. КОТЛОВАН. БАРАК. ЛЕТО. НОЧЬ.
Но умчалось видение…
Чиклин не в силах оставаться в бараке. Он встаёт и, надев свой жёлто-тифозный ватник, который у него был единственным со вре¬мён покорения буржуазии, идёт к выходу. В дверях сталкивается с инженером Прушевским.
ПРУШЕВСКИЙ
Ещё не спите, товарищ Чиклин?
Я тоже никак не могу спать. Всё
мне кажется, что я кого-то
утратил и никак не могу
встретить…
Инженер садится на скамью у входа, с надеждой смотрит на Чик¬лина.
ПРУШЕВСКИЙ
(продолжает)
… Раньше, товарищ Чиклин. я
как-то сторонился вас, а теперь
сам пришёл. Можно я посижу
здесь до утра?
ЧИКЛИН
Отчего же нельзя? Ложись на моё
место, а я уйду.
ПРУШЕВСКИЙ
Нет, я лучше так посижу. Мне
дома грустно и страшно. Я не
знаю, что мне делать. Вы,
пожалуйста, не думайте только
что-нибудь про меня неправильно,
осталось не так долго до
ликвидации всего, что есть я…
Сафронов от разговорного шума открывает глаза, говорит не вста¬вая
САФРОНОВ
Вы, товарищ Прушевский,
насколько я имею сведения, свою
кровь портили, чтобы выдумать
общепролетарскую жилплощадь, а
теперь я наблюдаю, вы явились
ночью в пролетарскую массу, как
будто сзади вас ярость какая
находится! Но раз курс на
спецов есть, то ложитесь против
меня, чтобы вы постоянно видели
моё лицо и смело спали…
Жачев, тоже подаёт свой страшный, хриплый го¬лос.
ЖАЧЕВ
Может он кушать хочет, а то у
меня есть буржуйская пища.
Удивлённый Сафронов поднимается.
САФРОНОВ
Какая такая буржуйская? Где это
тебе представился буржуазный
персонал?
ЖАЧЕВ
Стихни, комиссар! твоё дело
целым остаться в этой жизни, а
моё – погибнуть, чтоб очистить
место!
ЧИКЛИН
(Прушевскому)
Ложись, не бойся. Я буду
недалеко. Станет страшно –
кричи: я приду…
Прушевский, пригнувшись от своего длинного роста, прополз к месту Чиклина и ложится там прямо в одежде и обуви.
Чиклин снимает с себя свой ватник, бросает ему на ноги для теп¬лоты.
Прушевский, натягивая ватник на голову, говорит.
ПРУШЕВСКИЙ
Четыре месяца взносов в
профсоюз не платил, думал, что
успею.
САФРОНОВ
Теперь вы механически выбывший
человек. Факт!
ЧИКЛИН
(выходя)
Спите молча.
24.
ИНТ. КОТЛОВАН. БАРАК. ЛЕТО. УТРО.
Над спящим Прушевским стоит Козлов, пытается уловить момент, когда повежливее будет разбудить инженера.
КОЗЛОВ
Проснитесь, товарищ Прушевский.
Товарищ прораб… Вам бы на свою
квартиру… У нас такие рабочие…
А вы, как ничтожный гражданин,
среди них, и ваш авторитет
потеряется в их несознательности,
и вам будет некрасиво нести
должность…
ПРУШЕВСКИЙ
Не ваше дело!
КОЗЛОВ
Нет, уж извините! Каждый, как
говориться, гражданин обязан
нести данную ему директиву.
А вы свою бросаете вниз и
равняетесь на отсталость. Это
никуда не годится. Я пожалуюсь
в инстанцию. Вы нашу линию
портите. Вы против темпа и
руководства! Вот, что это такое!
Жачев жуёт дёснами и молчит, потом, поворачивается к лежа¬щему рядом Вощеву, говорит хриплым голосом.
ЖАЧЕВ
Ну, Козлов, ща получишь в живот,
как рвущуюся вперёд сволочь!
Вощев смотрит в потолок, шепчет.
ВОЩЕВ
Лучше б я комаром родился: у
него судьба быстротечна.
Прушевский, ни слова не говоря, поднимается и уходит из барака.
25.
НАТ. ПУСТЫРЬ У КОТЛОВАНА. ЛЕТО. УТРО.
Прушевский идёт по пустырю на рассвет, в сторону солнца.
Со стороны рассвета навстречу Прушевскому идёт Чиклин.
ЧИКЛИН
Уходишь? Если вечером опять
покажется страшно, приходи
ночевать, и если чего-то мает,
то скажи.
Прушевский сначала молчит, и они вместе идут по дороге.
ПРУШЕВСКИЙ
Однажды, давно, я встретил
женщину, такую же молодую,
каким был тогда я. Она шла с
веткой сирени, и с тех пор я
живу с тоской… Я хочу ещё раз
увидеть её. А больше уж ничего
не хочу.
ЧИКЛИН
В какой местности ты её
встретил?
ПРУШЕВСКИЙ
В этом же городе.
ЧИКЛИН
Это было в июне?
ПРУШЕВСКИЙ
Я не помню.
ЧИКЛИН
Так она, должно быть, дочь
кафельщика!
ПРУШЕВСКИЙ
Почему, не понимаю!
ЧИКЛИН
Я её тоже встретил в июне
месяце и тогда же отказался
смотреть на неё. У неё в
руке была ветка сирени.
А потом, спустя срок, у меня
нагрелось к ней что-то в груди.
У нас с тобой была одна
женщина… и та же ветка сирени…
ПРУШЕВСКИЙ
Но почему же?
ЧИКЛИН
Потому что я к тебе её приведу.
И ты увидишь. Лишь бы она жила
сейчас на свете!
Чиклин понимает состояние Прушевского и всем сердцем хочет помочь ему, уже не думая о своих чувствах.
Они стоят на краю Котлована и смотрят вниз.
ЧИКЛИН
Небось, она уж изменилась…
ПРУШЕВСКИЙ
Наверное,… Но я не знаю её лица!
Как же нам быть, товарищ Чиклин,
когда она придёт?
ЧИКЛИН
Ты её почувствуешь и узнаешь –
мало ли забытых на свете. Ты
вспомнишь по одной своей печали,
по ветке сирени…
Белое солнце стоит над Котлованом.
Наступает новый день.
26.
ИНТ. КОТЛОВАН. БАРАК. ЛЕТО. УТРО.
Землекопы собираются выходить на Котлован.
Но если остальные разбирают лопаты, ломы и кирки, то Козлов собирает свой немудрящий сундучок и, видимо, на работу не
пой¬дёт.
САФРОНОВ
Бери свою малую лопату, Козлов.
КОЗЛОВ
Не нужна мне твоя лопата – я
постановил для себя перейти на
инвалидную пенсию.
Землекопы задержались у порога, смотрят на Козлова.
КОЗЛОВ
(продолжает)
…Так как считаю свои
революционные заслуги
недостаточными, а ежедневно
приносимую общественную пользу
малою…
САФРОНОВ
Ты, Козлов, паразит. Ты заимел
свой принцип и покидаешь
рабочую массу, а сам хочешь
вылезти вверх: значит, ты –
чужая вша, которая свою линию
наружу держит.
КОЗЛОВ
А ты, комиссар, как говориться,
лучше помалкивай! А то сам живо
на заметку попадёшь!... Помнишь,
как ты подговорил одного бедняка
во время курса на коллективизацию,
петуха зарезать и съесть? Забыл?
А мы помним! Да, товарищи? Мы-то
знаем, кто коллективизацию хотел
ослабить! Мы-то знаем, какой ты
чёткий! Мы и это помним, и
кое-что другое. Верно, я говорю,
товарищи?
Сафронов, встаёт и, как бы, не замечая Козлова, выходит из ба¬рака. Козлов смеётся, кричит ему вслед.
КОЗЛОВ
Испугался, комиссар? То-то же,
так и знай, я тебя достану!
Сафронов не слышит угрозы Козлова, но слышит Чиклин,
кото¬рый как раз входит в барак.
ЧИКЛИН
Козлов, повтори, что ты надумал?
КОЗЛОВ
Ещё один пугает. Сегодня иду
в соцстрах становиться на пенсию,
хочу за всем следить против
социального вреда и
мелкобуржуазного бунта.
ЧИКЛИН
Рабочий класс – не царь. Он
бунтов не боится.
КОЗЛОВ
Пусть не боится, но лучше всё
же его постеречь.
Жачев, откатившись назад, разгоняется и со всей скоростью бьёт Козлова головой в живот. Козлов опрокидывается, воет от боли и страха, что будут бить, сучит ножками, мотает худыми малосиль¬ными руками.
Но не бьют.
Чиклин, согнувшись, поднимает Жачева и вместе с экипажем
вы¬швыривает прочь из барака.
Жачев обиженно хрипит.
ЖАЧЕВ
За что, Никита? Я хотел, чтоб
он первый разряд пенсии получил!
Громыхает за стеной барака раздробленная повозка Жачева.
Козлов, прикрыв голову руками, тихо лежит на полу барака.
ЧИКЛИН
Вставай, Козлов, тебе пора
отдышаться.
Козлов, обрадованный, что не бьют, вскакивает, обтягивает пиджак, собирается.
КОЗЛОВ
А чего? Я уж неделю во сне вижу
начальника соцстраха товарища
Романова и всю неделю волнуюсь
и хочу на пенсию.
С этими словами Козлов, схватив свой сундучок, выскакивает из барака, но натыкается на Сафронова, который несет Жачева.
Сталкиваются. Мгновенная пауза.
Козлов подныривает под Жачева и свободный выскакивает в эту щель в свою высшую общеполезную жизнь, прижимая к груди имущественный сундучок.
А Сафронов входит, сваливает изнемогшее тело инвалида в угол барака.
САФРОНОВ
Пуская это пролетарское вещество
здесь полежит. Из него тоже
какой-нибудь принцип вырастет.
27.
НАТ. У КОТЛОВАНА. ОСЕНЬ. УТРО.
Землекопы, вооружённые орудиями труда, выходят из барака и идут к Котловану.
Они видят, как убегает прочь от Котлована, Козлов, торопится в сторону Соцгорода, потом, услышав какой-то крик, оборачиваются и видят бегущего к ним со стороны человека.
Человек (ПРОХОР) приближается к ним, и они видят, что это нечто и че¬ловеком назвать было б не точно, так как тело его настолько отощало внутри ветхих одежд, что ветер колебал и трепал их, как порожние.
Но вот он садится перед ними на земляную кучку, и сидит, как всем чужой, молчит, и тяжело дышит. Один глаз закрыт. Другой, ка¬кой-то жёлтый, смотрит, не жалуясь на людей.
ШАЙКИН
Ты чего, мужик?
Мужик молча ложится перед ними на землю и не отвечает.
ШАЙКИН
…Кто ты? Как тебя зовут?
ПРОХОР
Я - Прохор.
И, молча, продолжает лежать
Но Котлован не ждёт, и землекопы, взявшись за кирки и лопаты, идут каждый к своей тран¬шее.
Мужик остаётся лежать на земле, боязливо смотрит им вслед.
Над Котлованом несётся пыльная мгла, как бывает в конце лета, вздымаясь вихрями в ис¬кривлениях обрубленной земли.
Широкий провал с глубокими траншеями уже обозначился на грузном и массивном теле планеты.
Артельщики роют землю, чтобы посадить в свежую пропасть
веч¬ный корень неразрушимого зодчества.
Всё глубже Котлован.
Вздымаются их полуголые и потные тела. Взлетают кирки,
вру¬баются в сухую породу лопаты, ломы крошат каменные глыбы.
Всё глубже Котлован.
Глаза забивает пыльный вихрь. На губах засохла земляная крошка. Они отплёвываются и продолжают рыть.
Всё глубже Котлован.
К краю Котлована, к постаменту со щитом Всепролетарского Дома будущего, тихо подкатывает американский автомобиль, и Главный Руко¬водящий товарищ Пашкин вырастает над Котлованом.
Облокотясь о тё¬плый радиатор, он наблюдает великое рытьё гран¬диозной стройки.
Рядом остальные Руководящие и Полуруководя¬щие товарищи.
Некоторые из них пьют пиво из маленьких бутылочек и жуют пирожные и бутерброды, недоеденные на партпрофконференции, откуда они и приехали по¬смотреть и проанализировать.
Ветер усиливается. Меркнет солнце. Тяжёлая осенняя туча
за¬волакивает небо, а через минуту уже льёт тяжёлый холодный дождь.
Охранник Вася раскрывает большой красный зонт «с серпом и молотом» над лысиной Главного Руководящего.
Пашкину уже не интересно на Котловане, и вся компания усаживается в двенадцати местный, блестящий от дождя авто¬мобиль и так же бесшумно исчезает.
Дождь беспощадно сечёт уходящий день.
Землекопы под дождём продолжают рыть Котлован.
А когда набухшая глина начинает ломать черенки лопат и кирок, и по рукоять орудия погружаются в жижу, они оставляют работу и мокрой толпой идут к бараку.
ШАЙКИН
А мужик, тот, он что? Который
Прохор?
САФРОНОВ
(Шайкину)
Найди и веди его к нам.
Откормим и в строй поставим
заместо Козлова… А ты куда,
Чиклин?
Чиклин, сполоснув в луже инструмент, натягивает на голову ме¬шок, уходит в дождь.
ЧИКЛИН
Надо…
28.
НАТ. ДВОР ЗАБРОШЕННОГО КАФЕЛЬНОГО ЗАВОДА. ОСЕНЬ. ВЕЧЕР.
Дождливый вечер.
Чиклин бродит среди заброшенного кафельного завода.
Здесь всё в запустенье и негодности.
Но под навесом для сырья Чиклин видит незнакомого маленького старичка - СТОРОЖА, который сидит и весело чинит лапти.
ЧИКЛИН
Здоров, дед!
СТОРОЖ
И тебе не хворать.
Чиклин кивает на лапти
ЧИКЛИН
В старину отправляешься?
СТОРОЖ
Нет, на танцы.
ЧИКЛИН
Что ж тут такое есть?
СТОРОЖ
Тут, мил человек, консервация.
Здешняя машина тщедушна, она не
может угодить сильной советской
власти. Вот закрыли всё, а меня
наняли, и… Ха-ха-ха! И не
плотют! А есть нечего, одеть
нечего… А уйти не могу –
сторожу. Прямо кино какое-то.
А вот помру, сторожить-то кто
будет?
ЧИКЛИН
Ты подожди помирать, дед.
Я тебе что-нибудь доставлю из
одежды и питания и освобожу от
должности, чтоб шёл ты домой,
а то опухнешь.
СТОРОЖ
Но пока я при исполнении, ты
должон ответить, кто сам-то,
мил-человек? Жулик или просто
буржуй.
ЧИКЛИН
Я из пролетариата.
СТОРОЖ
Ага, стал быть, воровать ничего
не будешь, так как ты сам
нынешний царь. Тогда я тебя
обожду и отпустишь?
ЧИКЛИН
Отпущу.
29.
ИНТ. ЗАБРОШЕННЫЙ ЗАВОД. ОСЕНЬ. ВЕЧЕР.
С чувством грусти Чиклин входит в старое здание завода.
Вот и деревянная лесенка, на которой некогда его поцеловала хо¬зяйская дочь.
Чиклин медленно поднимается по обветшавшим и скрипучим ступеням, но лестница не выдерживает тяжести тела Чиклина, и он обрушивается в нижнюю темноту.
Лёжа внизу, среди сломанных ступеней и подлестничного
пыль¬ного хлама, Чиклин вдруг видит впереди неподвижный, чуть живущий свет и куда-то ведущую дверь.
Он тихо встаёт и входит в низкий чулан без окон, где на полу го¬рит керосиновая лампа.
Около лампы лежит на старой, стёршейся соломе женщина (Это бывшая девушка с веткой сирени), чуть прикрытая каким-то тряпьём.
Глубоко запавшие глаза ей закрыты.
Рядом сидит девочка, НАСТЕНЬКА, тоже дремлет, но даже в дремоте продол¬жает водить по губам матери коркой старого лимона.
На какой-то момент задремавшая девочка опускает руку, и нижняя челюсть матери отваливается от слабости жизни, и разверзся её без¬зу¬бый тёмный рот.
Девочки страшен этот беззубый рот, и она, чтобы не бояться, под¬вязывает рот верёвочкой через темя так, что, рот Женщины вновь за¬крывается.
Девочка устала. Она ложится у лица матери. Но мать просыпается и говорит сквозь верёвочку, не от¬крывая глаз.
БЫВШАЯ ДЕВУШКА-МЕЧТА
Не спи, мажь мне рот, а то помру…
Девочка вновь водит сухой коркой по рту матери.
Женщина, не открывая глаз, тихо спрашивает.
БЫВШАЯ ДЕВУШКА-МЕЧТА
Настенька, а ты не уйдёшь от
меня?
НАСТЕНЬКА
Нет, мамочка, я никуда не уйду.
БЫВШАЯ ДЕВУШКА-МЕЧТА
Что-то со мной делается,
Настенька. Я стала, как каменная,
поверни меня на бок, я умру.
Настенька сознательно молчит, трёт материны губы сухой коркой.
БЫВШАЯ ДЕВУШКА-МЕЧТА
Потуши лампу, а то я вижу тебя
и живу. Только не уходи, пока я
не умру, тогда пойдёшь.
Девочка дует в стекло лампы, и тушит свет.
Чиклин осторожно в темноте садится на пол.
НАСТЕНЬКА
Мамочка, ты жива или тебя уже
нет?
БЫВШАЯ ДЕВУШКА-МЕЧТА
Немножко. Настенька, когда
будешь уходить от меня, не
говори никому, что я мёртвая
здесь осталась, никому не
рассказывай, что родилась от
меня, не называй фамилии
дедушки, а то тебя заморят,
уйди подальше отсюда, и там
сама позабудься, тогда ты
будешь жива…
НАСТЕНЬКА
Мамочка, ты умираешь, оттого,
что ты буржуйка или от смерти?
БЫВШАЯ ДЕВУШКА-МЕЧТА
От усталости.
НАСТЕНЬКА
Когда ты умрёшь, то я никому не
скажу, и никто не узнает, была
ты или нет. Только я одна буду
помнить тебя в своей голове…
Я сейчас засну, но только на
одну капельку, даже на
полкапельки, а ты лежи и думай,
чтоб не умереть.
БЫВШАЯ ДЕВУШКА-МЕЧТА
Сними с меня твою верёвочку.
Она меня душит.
Но девочка уже тихо спит.
И в тёмном чулане висит полная тишина: ни одна тварь, видно не живёт в этом чулане – ни крыса, ни червь, никто.
БЫВШАЯ ДЕВУШКА-МЕЧТА
(чуть слышно)
Здесь кто-то есть. Подойдите ко
мне. Подойдите, пожалуйста…
Чиклин ползёт к ней, стараясь в темноте не раздавить девочку на полу. Нащупав голову спящей девочки, Чиклин находит рукой лицо матери, снимает верёвку, наклоняется к её рту, чтобы узнать, – та-ли это бывшая де¬вушка, которая целовала его однажды или нет.
Поцеловав, он узнал по сухому вкусу её губ, по запаху сирени, исхо¬дящей от неё, что это она, та самая.
ЧИКЛИН
Я нашёл тебя.
БЫВШАЯ ДЕВУШКА-МЕЧТА
Ты прошёл тогда мимо.
ЧИКЛИН
Я тогда не знал, что это была
ты… У тебя в руке была сирень.
БЫВШАЯ ДЕВУШКА-МЕЧТА
Ты это помнишь?
ЧИКЛИН
Я нашёл тебя.
БЫВШАЯ ДЕВУШКА-МЕЧТА
Зачем?
И, повернувшись, она умирает вниз лицом.
ЧИКЛИН
(громко, с надеждой)
Я зажгу лампу.
Ищет спички, чиркает, зажигает лампу.
Настенька спит, положив голову на спину матери.
Девочке холодно, и она прижимается к её остывающему телу.
Чиклин берёт её лёгкое тельце, выносит во двор старого завода и уходит своим широким шагом к Котловану, который виднеется уже издалека грандиозным щитом с изображением будущего Здания Счастья для Мирового Пролетариата.
30.
НАТ. У КОТЛОВАНА. ОСЕНЬ. ВЕЧЕР.
Над Котлованом ползут рваные осенние тучи, обещая за¬тяжные дожди.
Землекопы плотной гурьбой поднимаются из Котлована,
направ¬ляются после трудового дня к своему бараку.
Замы¬кает Артель Про¬хор, который везёт на тачке могучий обрубок Жачева с киркой.
У барака землекопы видят новый деревянный столб, на котором чернеет большая радиотруба.
Из радиотрубы доносится призывный голос.
РАДИО
Товарищи, мы должны мобилизовать
крапиву на фронте
социалистического строительства!
Крапива есть не что иное, как
предмет нужды заграницы, которая…!
- остальную часть призывной фразы ветер отнёс в сторону.
У постамента со щитом Пролетарского Дома стоит американский авто¬мобиль Главного Руководящего товарища Пашкина, с ок¬ружением и охраной.
Товарищ Пашкин, весь в белом, сняв белую фуражку, и
дождав¬шись, когда Артель приблизится на нужное расстояние, открыв дверцу, встаёт на ступеньку машины, начинает речь, пытаясь сопер¬ничать с говорящей радиотрубой.
ПАШКИН
(во всю тренированную глотку)
Товарищи пролетарии-созидатели,
вы созидаете величайшее в мире
сооружение! От имени всего
мирового пролетариата и
руководства нашего… вашего…
нашего… кхе-кхе-кхе!... Так ска…
Голос сорван. Один свист и писк.
Радиорупор побеждает. Но нет! Большевики не сдаются!!!
ПАШКИН
(продолжает с кашлем и
свистом в голосе)
…Нашего и вашего Соцгорода в
ваше производства нашего Дома
Всемирного Пролетариата вошёл
этот говорящий лозунг,
(руководящая рука указывает
на столб с радиотрубой)
чтобы во время отдыха каждый из
вас, особенно, кто из массы
непролетарского происхождения,
смог приобрести смысл классовой
жизни через этот радиопризыв…
РАДИО
(ежеминутно требует)
Товарищи мы должны обрезать
хвосты и гривы у лошадей! Каждые
восемьдесят тысяч лошадей дадут
нам тридцать тракторов!
Артель столпилась у столба.
Землекопы стоят, разинув рты, водят головами туда-сюда, не зная кого слушать: Пашкина, который за¬молк в ожидании аплодисментов благодарности или горластую ра¬диотрубу.
И вот, Пашкин и труба стали кричать одновременно.
ПАШКИН
Каждый сознательный пролетарий
долже…
РАДИО
Каждый трудящийся города и
деревни обязан расширять посевы
табака и махорки! Жёлтые табаки
имеют выгодный сбыт за рубежом…
ПАШКИН
Энтузиазм, товарищи, повышение
производительности стимулирует
самодеятельность пролетарских
масс, особенно, исходя из
международной обста… и линии пар…
проле… высот…
РАДИО
Должен помочь… тем самым
скопление снега на коллективных
полях народного хозяйства…
ПАШКИН
И поднимутся новые красные
Соцгорода, красные Соцдеревни
и красные Соцхутора, а на
колхозных полях вырастет
невиданный в мире урожай.
Вырастут яблоки величиной с
бочку, товарищи, картофель как…
как… как…
РАДИО
…Бур…Мур… Кур… Дур! Ни… Бе… Ни…
Мэ-э-э…
И тут ра¬дио смолкает. Что-то в ней гукает и лопается, не выдержав та¬кого напряжения нервов.
Молчит и Главный Руководящий товарищ Пашкин, удив¬лённо взирая на радиотрубу.
Землекопы смотрят на радио, ждут, потом на Руково¬дящего Пашкина, который, стоя на ступеньке, начинает громко кашлять от перегрузки горла, так как потерпел поражение от трубы.
Шофёр, бывший Кузнец, по-своему понявший этот кашель
Глав¬ного Руководящего, резко нажимает на газ.
Пашкин, захлопнув дверцу, падает в кожаное кресло. Вся шестёрочная братия мигом оказывается на своих мягких местах в американской машине, которая при полном молчании трудящихся пролетариев, с рёвом, дымом и Руководством мчится в Соцгород.
Но перед тем, как она исчезнет совсем, над машиной возни¬кает белая фигура Главного Руководящего, который машет белой фураж¬кой в сторону Котлована.
ПАШКИН
(сипло свистит)
Товарищи, это временная
ме-ра-а-а! Счастье коммунизма
наступит исторически-и-и-и! Над
миром неизбежно возвысится
здание пролетарского счастья:
и вербально, и визуально-о-о!
Землекопы снова смотрят на радиотрубу, ожидая, что произойдёт. Но труба молчит. Тогда идейный землекоп Сафронов, заметив это пас¬сивное молчание, сам вскакивает на постамент под щитом.
САФРОНОВ
То-ва-ри-щи! У кого в штанах
лежит билет партии, тому надо
беспрерывно заботится, чтоб в
теле был энтузиазм труда.
В свете созидания Дома
Всемирного Пролетарского Счастья,
вызываю вас соревноваться на
высшее счастья настроения!
(нет, Сафронов не Пашкин:
вместо голоса только хрип)
Вот поставим вопрос: откуда
взялся русский народ? Ответим:
из буржуазной мелочи! Он бы ещё
откуда-нибудь родился, да
больше места не было. А потому
мы должны бросить каждого в
рассол социализма, чтобы с него
слезла шкура капитализма, и
сердце обратило внимание на жар
жизни вокруг костра классовой
борьбы, и произошёл бы энтузиазм!
Идейный землекоп Сафронов долго мог бы говорить и свистеть такие слова, но остальные уста¬лые землекопы уходят один за другим в барак, и Прохор вка¬тывает в барак Жа¬чева, только Прушевский ещё сидит на пороге, но не слу¬шает, а про¬сто чего-то или кого-то привычно ждёт.
САФРОНОВ
(хрипит вслед Артели)
Эх ты, масса, масса, трудно
организовывать из тебя скелет
коммунизма. И что тебе надо,
стерве такой? А ведь – авангард,
гадина!
И только он хотел спрыгнуть с постамента, чтобы пойти в барак, как замечает приближающегося к Котловану Чиклина.
Рядом с Чиклиным идёт маленький худой ребёнок.
Когда они проходят мимо постамента, Сафронов, спрыгнув, наклоняется к ребёнку и тянет Настеньке руку.
САФРОНОВ
Товарищ Чиклин, ты пришёл с
элементом будущего! Приветствую
тебя, милый жилец коммунизма!
31.
ИНТ. БАРАК. ОСЕНЬ. ВЕЧЕР.
Чиклин, Настенька и Сафронов входят в барак.
Прушевский про¬должает сидеть на пороге, смотря на вечернюю дорогу.
Землекопы видят девочку.
В углу, совсем освоившийся среди артельных, сидит Жачев,
ре¬монтируя свою повозку. Он тоже поднимает голову, видит
На¬стеньку и что-то начинает искать для неё в своей вещевой сумке.
Настенька осторожно садится на скамейку, оглядывается,
заме¬чает среди настенных лозунгов карту РСФСР, подходит, водит пальцем по меридианам.
НАСТЕНЬКА
(Чиклину)
Дядь, что это – загородки для
буржуев?
ЧИКЛИН
Загородки, чтобы они к нам не
перелезли.
НАСТЕНЬКА
А моя мама через загородку не
перелезала, а всё равно умерла.
ЧИКЛИН
Ну, так что ж, буржуйки все
теперь умирают.
НАСТЕНЬКА
Пускай умирают. Я всё равно её
помню и во сне буду видеть.
Только живота её нету. Мне спать
не на чём головой. Ну что ты
будешь делать?
ЧИКЛИН
Ничего, ты будешь спать на моём
животе.
Девочка рассматривает плакат с изображением ледокола
«Кра¬син», рядом другой лозунг с текстом и изображением Московского Кремля.
НАСТЕНЬКА
А что лучше – пароход или
Кремль
ЧИКЛИН
Не знаю, маленькая. Я ничего не
знаю…
Артель освоилась с присутствием нового жильца, и каждый зани¬мается свои делом, уже не обращая на девочку внимания: кто чинит износившуюся одежду или обувь, кто перебирает зачем-то пожитки, кто спать завалился, кто жуёт старый сухарь или так сидит.
Настенька обходит новое место своей жизни, пересчитывает все предметы и всех людей, желая сразу же распределить, кого она
полю¬бит, а кого не полюбит, с кем водиться, а с кем нет; после этого она тоже привыкла к деревянному бараку артельщиков, подходит к Жачеву, садится, разглядывает культи.
НАСТЕНЬКА
Тебе больно?
ЖАЧЕВ
Нет, я привык. Вот тебе пряник.
Он хоть в махорке, но был
сладкий.
НАСТЕНЬКА
Его надо смочить, а то очень
твёрдый.
САФРОНОВ
Ты, чья же будешь, девочка? Чем
у тебя папаша-мамаша занимались?
НАСТЕНЬКА
Я - никто.
САФРОНОВ
Отчего ж ты никто? Какой-нибудь
принцип женского рода угодил
тебе, что ты родилась при
советской власти?
НАСТЕНЬКА
Я сама не хотела родиться,
боялась – мать буржуйкой будет.
САФРОНОВ
Так как же ты организовалась?
Девочка в стеснении и в боязни опускает голову, щиплет рубашку, молчит: она знает, что присутствует в пролетариате и сторожит себя, как предупреждала её мать.
САФРОНОВ
Ну, чего молчишь?
НАСТЕНЬКА
А я знаю, кто главный?
САФРОНОВ
Кто же?
НАСТЕНЬКА
Главный – Ленин, а второй –
Будённый. Когда их не было, а
жили одни буржуи, то я и не
рождалась, потому что не хотела,
а когда стал Ленин, так я стала!
САФРОНОВ
Ай да, девка! Сознательная
женщина твоя мать! И глубока
наша Советская власть, раз даже
дети, не помня матери, уже чуют
товарища Ленина!
Девочке надоел разговор с Сафроновым, она лижет старый пряник Жачева и идёт к Чиклину.
НАСТЕНЬКА
Кушать дайте! Эй, Юлия, угроблю!
Чиклин кладёт ей на животик чистое поло¬тенце, накладывает каши.
ЧИКЛИН
Вот, ешь кашу…
НАСТЕНЬКА
Что ж ты кашу холодную даёшь!
Эх, ты, Юлия!
ЧИКЛИН
Ешь, что имеется. И какая я
тебе Юлия?
НАСТЕНЬКА
Это, когда мама глазами
смотрела и дышала, то женилась
на Мартыныче, потому что он был
пролетарий, а Мартыныч, как
приходит, так и кричит маме:
- «Эй, Юлия, угроблю! А мама
молчит и всё равно с ним
водится. Ну, что ты будешь
делать?».
На пороге барака, но лицом внутрь сидит Прушевский, и
тре¬вожно вглядывается в лицо Настеньки, кого-то она ему напоминает. Чиклин подходит к Прушевскому.
ЧИКЛИН
Я нашёл твою женщину, пойдём.
Чиклин и Прушевский выходят из барака.
32.
НАТ. ДВОР ЗАБРОШЕННОГО КАФЕЛЬНОГО ЗАВОДА. ОСЕНЬ. ВЕЧЕР.
Ветер гонит по красному вечеру лохматые тучи.
Чиклин идёт впереди, наклонившись против ветра, за ним приги¬баясь и поворачиваясь боком, идёт Прушевский.
Под громыхающим от урагана навесом во дворе кафельного
за¬вода, по-прежнему, сидит старик-сторож и машет им рукой.
Чиклин ставит ему на колени узелок с провизией.
ЧИКЛИН
Здоров, дед!
СТОРОЖ
И тебе не хворать. Освобождаешь
от должности?
ЧИКЛИН
Освобождаю. А это тебе провизия,
чтоб домой дошёл.
СТОРОЖ
Благодарю тебя, мил-человек! но
вот ответьте мне, товарищи: а
не заарестуют ли меня в лаптях,
али так пропустят? Нонче, ведь,
каждый последний и тот в
кожаных голенищах ходит.
Бабы-то сроду в юбках наголо
ходили, а теперь тоже у каждой
под юбкой цветочные штаны
надеты. Ишь ты, как ведь стало
интересно, как в кино!
ЧИКЛИН
Кому ты нужен. Шагай себе,
молча!
СТОРОЖ
Так я об том и говорю: тебе всё
равно, а мне страшно. Давай
меняться – я тебе лапти, а ты
мне сапоги. Боюсь я так уходить.
ЧИКЛИН
Мне не жалко, но лапти мне твои
не годятся. А тебе сапоги мои –
разве что на заднее место.
СТОРОЖ
Задним местом и пойду.
33.
ИНТ. ЗАБРОШЕННЫЙ ЗАВОД. ОСЕНЬ. ВЕЧЕР.
Босой Чиклин с Прушевским пробираются в убежище Бывшей Девушки-мечты.
Чиклин зажигает лампу, наклоняется над Ней и целует её вновь.
Прушевский тоже наклоняется, вглядывается в черты мёртвой.
ПРУШЕВСКИЙ
Она мёртвая!
ЧИКЛИН
Ну и что. Каждый человек
мёртвым бывает и что. Она ведь
тебе нужна не для жизни, а для
одного воспоминания.
Встав на колени, Прушевский касается мёртвых губ Бывшей Девушки-мечты и узнав их, не чувствует ни радости, ни нежности, слышит только за¬пах сирени, исходящий от неё.
ПРУШЕВСКИЙ
Это не та, которую я видел в
молодости… А может быть, и та…
После близких ощущений я всегда
не узнавал своих любимых, а
вдалеке томился о них… От неё
пахнет сиренью.
Чиклин, всё так же на коленях, ещё раз наклоняется и целует мёрт¬вые губы Бывшей Девушки-мечты, и не может отойти.
И Прушевский тоже не может отойти от покойной.
ПЛАТОНОВ
Лёгкая и горячая с веткой сирени,
она некогда прошла мимо него.
Он захотел тогда себе смерти,
увидя её уходящей, с опущенными
глазами и, затем, слушал ветер в
унылом мире и тосковал о ней,
побоявшись однажды настигнуть эту
женщину, счастье его юности.
Он, может быть, оставил её
беззащитной на всю жизнь, и она,
устав мучиться, спряталась сюда,
чтобы погибнуть от голода и
печали.
Бывшая Девушка-мечта лежит навзничь. Так повернул её Чиклин для своего поцелуя. Лицо её спокойно и безразлично. Глаза закрыты. Длинные, обнажённые руки и ноги белеют в тёмном пространстве и тишине.
ЧИКЛИН
Ну, достаточно. Пусть хранят её
здесь разные мёртвые предметы,
пойдём.
С этими словами Чиклин находит неизвестную устарелую вещь – детскую куклу, которая отзывается внутренним звоном, кладёт её рядом с Бывшей Девушкой-мечтой, и они выходят.
Пройдя двор, где по-прежнему сильно разгуливает ветер, они ви¬дят, что старика-сторожа нет, и только мотаются ветром его лапти, повешенные под навесом.
Чиклин вдруг останавливается, возвращается ко входу в дом и своими мощными руками обруши¬вает стену на вход битым кирпичом, старыми каменными глыбами, а затем, упёршись в угол ветхого дома, совсем заваливает его.
Ветер уносит облако поднявшегося над могилой праха.
Прушевский не помогает ему, молчит рядом.
ПРУШЕВСКИЙ
Зачем это?
ЧИКЛИН
Как зачем? Мёртвые тоже люди.
ПРУШЕВСИЙ
Но ей ничего уж не нужно.
ЧИКЛИН
Ей нет. Но мне нужно.
34.
ИНТ. БАРАК. ОСЕНЬ. ВЕЧЕР.
За тонкими дощатыми стенами гуляет ве¬тер и дождь
В углу сидит Прохор и плачет. Около него, обхватив руками ко¬лени, сидит и смотрит на него Настенька.
ПРОХОР
(сквозь слёзы)
Ты была когда-нибудь в деревне?
НАСТЕНЬКА
А что это такое - деревня?
ПРОХОР
(плачет)
Это так хорошо, так хорошо!
Вот вижу я нашу деревню всю во
ржи. И ветер носится, крутит
мельницу, хлеб мелет…
…Эх! И сыт был, и семья сытая,
и жили сколько годов, ничего не
ведая! И солнце было сколько
хошь, и звёзд сколько хошь, и
всего столько, сколько хошь…
Прохор сидит и качается, и слёзы бегут по его лицу.
Настенька в упор смотрит на плачущего мужика.
САФРОНОВ
Будет тебе сокрушаться,
собственник. Ребёнок рядом.
(строго)
Прохор, аль ты не знаешь, что
скорбь у нас аннулирована!
Прохор испуганно отшатывается от Сафронова.
ПРОХОР
Всё, всё, товарищ Сафронов, уже
обсох… Это я от отсталости
растрогался.
Настенька встаёт с места, подходит к окну. В окне она видит себя и ночь. Ей страшно ночью без матери. Но вот она что-то услышала и обрадовано поворачивается к двери.
Входит Чиклин.
НАСТЕНЬКА
Где так долго? Я спать хочу,
а мне страшно. Где твой живот?
Чиклин ложится.
Настенька кладёт головку на живот Чиклина, и, позабывшись от усталости, охватывает по привычке Чиклина, как мать.
Артельщики наблюдают за ними.
Сафронов, по своему обыкновению, не может удержаться от
оп¬ределения общего чувства, садится за стол посреди барака и громко шепчет.
САФРОНОВ
Товарищи, перед нами лежит без
сознания фактический житель
социализма. Из радио и прочего
культурного материала мы узнаём
лишь линию, а трогать нечего.
А тут покоится вещество
созидания и целевая установка
партии – маленький человек,
предназначенный состоять
всемирным элементом!
Для кого мы копаем Котлован –
для этих детских всемирных
элементов. Нам необходимо,
как можно раньше закончить
Котлован, чтобы скорее
произошёл Дом, и детский
персонал ограждён будет от
ветра и простуды каменной
стеной!
К лежащему с Настенькой на животе Чиклину подходит Вощев, рассматривает её ручку, лицо.
ВОЩЕВ
(тоже шёпотом)
В детстве такие ангелы были на
церковной стене. Эта сиротка
обязательно почувствует,
когда-нибудь тёплый поток жизни
и увидит время подобное первому
исконному дню…
САФРОНОВ
(по-прежнему шепотом)
Дабы приблизить срок бутовой
кладки есть предложение:
завтра же начать рыть землю на
час раньше! Кто за – поднимите
руки.
Все поднимают руки, и Чиклин, с Настенькой на животе, тоже поднял руку.
Только Жачев почему-то сидит мрачный и думает.
САФРОНОВ
(шёпотом)
Единогласно. Решение принято!
Жачев, привстав на руках, ползёт к дверям барака.
ЖАЧЕВ
Я приветствую ваше мнение, но,
как урод, я вам в тягость, так
как падаю и тону в жиже земли,
и если утопну, то задержу ваше
копание Котлована судебным
следствием.
Берегите маленькое живое и
любите его, как я буду любить
его на стороне. Существуйте
пока что!
Жачев головой толкнув дверь, выволок руками своё большое тело в вихрь и дождь осенней ночи.
Его не останавливают.
Жачев упираясь руками и подтягивая себя, ползёт в сторону по¬стамента со щитом Обшепролетарского Дома и ползёт вдаль, где за щи¬том, весь в крас¬ных сполохах, гудит Соцгород.
ПЛАТОНОВ
Жачев решил про себя, что когда
эта девочка и ей подобные дети
подрастут, то он кончит всех
взрослых этой местности. Ведь
он один знал, какое множество в
РСФСР сплошных врагов социализма,
эгоистов и ехидн будущего света
и в тайне утешался, что
уничтожит всю их массу, оставив
в живых лишь пролетарское
младенчество, чтобы начать
пролетарское человечество с
чистого листа…
34.
НАТ. КОТЛОВАН. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.
Разгар рабочего дня.
К Прушевскому подбегают двое землекопов, Шайкин и Профес¬сор.
ШАЙКИН
Товарищ прораб, товарищ прораб!
ПРОФЕССОР
Товарищ Прушевский, прошу вас
к северному пикету!
ПРУШЕВСКИЙ
Что такое?
ШАЙКИН
Непонятно, что…
Вся Артель толпится на северном пикете Котлована, где обнажи¬лась от земляных работ глубокая пещера, из которой вылезает Саф¬ронов с красным и удивлённым лицом.
Рядом беспомощно суетится Прохор, мотает худыми руками,
что-то хочет объяснить.
Его никто не слушает, отгоняют.
Сафронов, вытряхивает из ватника землю.
САФРОНОВ
Верно, гробы!
ПРУШЕВСКИЙ
Какие гробы?
САФРОНОВ
Новые гробы. Штук сто, не меньше,
товарищ прораб.
Чиклин, зажигает факел из тряпки с мазутом, лезет в провал.
За ним лезут другие артельщики.
ИНТ. ПЕЩЕРА У КОТЛОВАНА. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.
Действительно, во весь объём большой пещеры в пять рядов стоят новые гробы.
Чиклин в пещере сложил два гроба, что поменьше, один на дру¬гой, взваливает их на спину и ползёт к выходу, остальные землекопы вы¬лезают вслед за ним.
НАТ. У КОТЛОВАНА. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.
Чиклин с гробами стоит перед прорабом Прушевским.
ЧИКЛИН
Прораб, что делать с гробами?
ПРУШЕВСКИЙ
(в растерянности)
Гробы? Зачем они здесь? Кого
ждут?
Рядом мечется Прохор, хочет что-то сказать, но трусит, бежит в сторону и наблюдает издалека.
САФРОНОВ
Давайте работать! Котлован не
ждёт! Если было решение
ударного труда во имя ускорения
рытья, то ничто не может
отвлекать нашу пролетарскую
решимость от борьбы за это
решение. А кому это положено,
найдёт соответствующее
объяснение о причине
захоронения этих материальных
ценностей!
Но Чиклин, не слушая привычный трёп Сафронова, быстро идёт к бараку. На его мощных плечах, сложенные один на другой два гроба. За ним плетётся Прохор, что-то бормочет, но Чиклин его не слушает, тогда Прохор отстаёт от Чиклина и бежит, куда-то прочь от Котлована.
Навстречу Чиклину от барака вприпрыжку скачет Настенька в ве¬ночке из разных осенних цветов на головке.
Вот она подбегает к Чиклину, весело помогает нести гробы, сме¬ётся, смотря на шатающегося от усталости и гробовой тяжести, но тоже весёлого, Чиклина.
НАСТЕНЬКА
Юля, Юля, а что это за
коробочки такие?
36.
ИНТ. БАРАК. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.
Чиклин входит в барак, и, положив один гробик на своё спальное место, укладывает в нём свой жёлтый ватник, другой устраивает ря¬дом.
ЧИКЛИН
Вот тебе и постель на будущее
время, когда спать будешь без
моего живота. А здесь для
игрушек и всякого твоего
хозяйства.
Настенька тут же ложится в свою новую постельку и радуется от удовольствия и удобства.
НАСТЕНЬКА
А тут какое-то слово нацарапано
и солнышко…
И действительно, на гробике внутри виднеются нацарапанное «Ваня» и круглое солнышко.
37.
НАТ. КОТЛОВАН. ОСЕНЬ. ВЕЧЕР.
В конце рабочего дня у стенда над Котлованом появляется громад¬ный, опухший от ветра и горя, полуголый человек ЕЛИСЕЙ, за ним идёт Прохор, издалека указывающий ему на Прушевского, который задумчиво идёт и что-то вычисляет на логарифмической линейке.
Елисей бежит к Прушевскому.
ЕЛИСЕЙ
Отдай гробы!
Прушевский от неожиданности отшатывается от подбежавшего к нему вплотную чужого человека.
ПРУШЕВСКИЙ
Какие гробы?
ЕЛИСЕЙ
Гробы! Гробы тесовые мы в
пещеру сложили впрок, а вы всю
балку копаете! Отдай гробы!
ПРУШЕВСКИЙ
А-а-а-а, гробы-ы!
Вся Артель, бросив копать, смотрит, каждый из своей траншеи.
ЕЛИСЕЙ
Отдай гробы!
ПРУШЕВСКИЙ
Так это ваши гробы?
ЕЛИСЕЙ
Наши! Наши! Наши гробы! Отдай!
Мы гробы заготовили по
самообложению. Не отымай
нажитого!
ПРУШЕВСКИЙ
Отдайте ему гробы!
САФРОНОВ
Пусть забирает, раз это его
имущество! Бери…
ЕЛИСЕЙ
Всё отдавай. Нам не хватает
мёртвого инвентаря. Народ своё
имущество ждёт.
Чиклин с ломом в руке идёт на голого Елисея.
ЧИКЛИН
Нет. Два гроба ты оставь нашему
ребёнку. Они для вас всё равно
маломерные.
Елисей стоит, не отступая.
ЕЛИСЕЙ
Никак нельзя! А куда ж мы своих
ребят класть будем. Мы по росту
готовили гробы: на них метины
есть, кому куда влезать. У нас
каждый и живёт оттого, что гроб
свой имеет: он нам теперь
цельное хозяйство! Мы те гробы
облеживали, как в пещеру
закрыть.
Рядом суетится Прохор. Елисей было, замахнулся на него, но не тронул.
ЕЛИСЕЙ
Не устерёг… двух гробов! Во что
теперь сам ляжешь?
ПРОХОР
Я, Лисий Саввич, под клёном у
себя во дворе. Я уж там и ямку
под себе уготовил, умру –
пойдёт моя кровь по стволу,
высоко взойдёт!
Елисей и Прохор идут к пещере.
Многие артельщики тоже идут за ними, стоят у провала, смотрят, как эти двое, взявшись за верёвки, упёршись, как бурлаки, волокут связанные меж собой пустые гробы по земле.
К Чиклину протискивается сквозь толпу Настенька, хватает его за тяжёлую большую руку.
НАСТЕНЬКА
Дядя, это буржуи были?
ЧИКЛИН
Нет, дочка. Они живут в
соломенных избушках, сеют хлеб
и едят с нами пополам.
НАСТЕНЬКА
А зачем им тогда гробы? Умирать
должны одни буржуи, а бедные нет!
Землекопы молчат. Они не знают, как ответить и садятся у постамента под Щитом и закуривают и любуются ребёнком с осенним цветочным венком на головке.
НАСТЕНЬКА
И один был голый. Одежду всегда
отбирают, когда людей не жалко,
чтоб она осталась. Моя мама тоже
голая лежит. Ну что ты будешь
делать.
САФРОНОВ
Ты права, девочка, на все сто
процентов: это есть два кулака –
мироеда.
НАСТЕНЬКА
Пойди и убей их.
САФРОНОВ
Не разрешается: две личности –
это не класс.
НАСТЕНЬКА
Это один да ещё один.
САФРОНОВ
А в целости их мало. Мы же,
согласно Пленума, обязаны их
ликвидировать не меньше, как
класс, чтобы весь пролетариат
и батрачье сословие остались бы
жить без врагов.
НАСТЕНЬКА
А с кем останемся?
САФРОНОВ
С задачами, с твёрдой линией
дальнейших мероприятий, понимаешь
это?
НАСТЕНЬКА
Да, понимаю. Это значит: плохих
людей всех убивать, а то хороших
очень мало.
САФРОНОВ
Ты вполне классовое поколение.
Ты с чёткостью сознаёшь все
ДАЛЬШЕ
САФРОНОВ (ПРОД)
отношения, хотя сама ещё
малолеток. Это монархизму люди
без разбору требовались для
войны. А нам только один класс
дорог. Да мы и класс свой будем
скоро чистить от несознательных
элементов. Это даже скорее, чем
Пролетарский Дом построим,
видишь во-он вышечку?
НАСТЕНЬКА
Чистить от сволочи, да? Тогда
останутся только самые-самые
главные люди. Моя мама себя
тоже сволочью называла, что
жила, а теперь умерла и хорошая
стала.
ЧИКЛИН
Правда…
Настенька загрустила, ей вспоминается мать. Она отходит от взрослых, садится играть в камушки и палочки, но не играется.
Землекопы окружают её, садятся рядом.
ШАЙКИН
Ты что?
НАСТЕНЬКА
Так… Мне у вас стало скучно.
Я помню маму. Она любила меня,
а вы меня не любите. Как ночью
заснёте, так я вас изобью…
Землекопы с гордостью улыбаются. Каждому хочется взять
ре¬бёнка на руки, прижать его к себе, чтобы почувствовать то тёплое место, откуда исходит этот разум и прелесть малой жизни.
Один Вощев не подходит к ребёнку. А затем, никем не замечае¬мый, тихим шагом он отходит от постамента, чтобы долго смотреть на щит с изображением Пролетарского Дома Будущего Человеческого Сча¬стья и привычно говорит самому себе.
ВОЩЕВ
Может, Котлован – не только под
фундамент счастья всех человеков,
а под смысл всей жизни человеков
всего мира. Тогда он не только
здесь, но везде и среди увечных
непролетарских масс…
Вощев идёт в поле, где видит след гробов, увлечён¬ных двумя му¬жиками за горизонт.
Он идёт по этому гробовому следу и входит в край согбенных плетней, заросших лопухами, где стоит мёртвая тишина бедняцкого колхозного сиротства с кучей мёртвого инвентаря по¬среди.
38.
НАТ. СОЦГОРОД. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.
Приближается Великий Праздник Октября, и весь Соцгород
гото¬вится к торжеству: ещё больше украшается красными плакатами, транспаран¬тами, лозунгами и портретами вождей от самых малень¬ких на па¬лочках, на заборах, на стенах, на столбах, до огромных во весь дом и даже больше.
В центре Соцгорода на площади артель плотников сбивает кума¬човый помост с трибуной для выступления, приехавшего по случаю праздника Самого-Самого Главного Руководящего товарища из Центра.
По всей площади горят аршинные буквы здравиц и призывов:
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ!»
«ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН ОБЪЕДИНЯЙТЕСЬ!»
«МОБИЛИЗУЕМ МАССЫ К СКОРЕЙШЕМУ ПОСТРОЕ¬НИЮ
СНАЧАЛА СОЦИАЛИЗМА, ПОТОМ – КОММУНИЗМА!»,
«РУКИ ПРОЧЬ ОТ КИТАЯ!»,
«К КОНЦУ ГОДА ДОВЕСТИ КОЛ¬ЛЕКТИВИЗАЦИЮ ДО 100%!»,
«ДОЛОЙ АНГЛИЙСКИХ МИЛИТАРИСТОВ!»
Главная площадь видна из окна номера гостиницы, где расположился приехавший из Центра САМЫЙ-САМЫЙ ГЛАВНЫЙ
РУКОВОДЯЩИЙ, который сидит за столом листает важные бумаги и ест сытный бутерброд с маслом и красной икрой, запивая его кофе со сливками.
За его спиной стоят одетые в тёмные костюмы и при
гал¬стуках Главный Руково¬дящий товарищ Пашкин с папкой в руках, за ним ши¬роко, улыбающийся товарищ Профуполномоченный со своим пару¬синовым портфелем.
ПАШКИН
Маточное место для дома будущей
жизни достаточно готово: можно
начинать класть в Котловане бут…
Самый-Самый Главный из Центра молча кивает головой, смотрит в окно и жуёт бутерброд, но вот он переводит взор на Пашкина, ко¬торый поспешно добавляет, оглянувшись на Профуполномоченного.
ПАШКИН
(захлебнулся слюнями
угодничества)
…Но нам представляется, что
масштаб Дома узок, ибо
социалистические женщины будут
исполнены свежести и полнокровия,
и вскоре вся поверхность земли
покроется семенящим детством:
неужели детям придётся жить
снаружи среди неорганизованной
погоды?
САМЫЙ-САМЫЙ РУКОВОДЯЩИЙ
ИЗ ЦЕНТРА
(дожёвывая бутерброт)
Нет! Разройте Котлован вчетверо
больше!
С этими словами Самый-Самый Главный из Центра, как бы
неча¬янным движением сталкивает второй сытный бутерброд с маслом и икрой со стола на пол.
Пашкин мгновенно, несмотря на полноту и папку в руке, нагибается, но не успе¬вает изловить бутерброд на лету, поднимает его с пола и возвращает с улыбкой восхищения на стол.
Профуполномоченный сзади Пашкина тоже сгибается, как бы
что-то, поднимая снизу, и тоже восхищённо смотрит на
Самого-Самого Главного из Центра.
САМЫЙ-САМЫЙ РУКОВОДЯЩИЙ
ИЗ ЦЕНТРА
(удовлетворённо)
На будущий год мы
запроектировали
сельхозпродукции
по области на пять миллиардов.
Ну, взглянем, товарищи,
взглянем на наш Котлован,
как-нибудь! Но Главная Линия в
текущий момент, как указывает
партия – это интенсивная
стопроцентная коллективизация,
товарищи!
Самый-Самый Главный Руководящий из Центра ласково кивает обоим, мобилизуя их тем самым на грядущие успехи в стопроцентной коллективизации деревни, идёт вслед за ними к выходу, мимоходом сбросив второй бутерброд с маслом и икрой в корзину для мусора.
39.
НАТ. ДОРОГА НА КОТЛОВАН. КАБИНА АВТОМАШИНЫ. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.
Серая слякотная погода. Вот-вот пойдёт мелкий дождик.
По дороге на Котлован, разметая осеннюю грязь, гудя и дымя, несётся американский автомобиль.
За Руководящим товарищем Пашкиным, (он сидит рядом с водителем), на заднем сидении едут Профуполномоченный с парусиновым портфелем на коленях, личный телохранитель Пашкина Василий и товарищ Козлов с по¬полневшим от постоянной радости лицом, одетый не по погоде в светло-серую тройку.
КОЗЛОВ
Это так хорошо и прекрасно! Она
мне пишет, что обожает меня и
на всё согласная, но
общественная нагрузка заставляет
меня отказываться от конфискации
её ласк, тем более, сами
понимаете, товарищи, такая дама
мне не подходящая, ибо мне
требуется тип более благородный
и активный… А тут газете пишут
о загруженности почты, о
нечёткости её работы. Надо же
укрепить этот сектор
социалистического строительства
путём прекращения дамских писем.
И тогда я беру открытку и
складываю с себя ответственность
любви и пишу так: «Где раньше
стол был яств, теперь там гроб
стоит! Козлов». Вот так!
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
Вы, товарищ Козлов, очень стали
научный человек, обладаете
кругозором и подкованностью,
как это вы всё успеваете?
КОЗЛОВ
Очень просто: читаю разные
книжки. Сразу, как проснусь –
так и читаю. И ещё: запоминаю
всякие лозунги, слова мудрости,
тезисы различных актов и
резолюций, и заветы, и стихи,
и песни всякие
(поёт, подражая Шульженко)
«Ай-яй, ай-ай! Что за девчонка!
На всё тот час же сыщет ответ,
Всегда смеётся звонко!»
На руководящем месте рядом с пополневшим и представитель¬ным шофёром, бывшим Кузнецом, не слушая их, качается от движе¬ния Руководящий Пашкин.
ПАШКИН
(глубокомысленно и
как бы про себя)
Ну что ж, счастье коммунизма
наступит исторически!
Остальные в машине молчат.
Автомобиль подкатывает к бараку Артели землекопов и
останав¬ливается, как всегда, у постамента с изображением Дома Пролетарского Будущего.
Радио на столбе молчит, но на стенах барака и даже на крыше октябрьские лозунги и призывы.
Самые крупные:
«ОКТЯБРЬСКАЯ МОЛОДЁЖЬ, ШТУРМУЮЩАЯ ТВЕРДЫНИ НАУКИ:
РАБОТАЯ – УЧИСЬ! УЧАСЬ – РАБОТАЙ!»
«ДАЁШЬ ПЯТИЛЕТКУ В ТРИ С ПОЛОВИНОЙ ГОДА!»
«ВСЕ ПОД ЗНАМЁНА ОКТЯБРЯ!».
Внизу, глубоко в Котловане, трудятся землекопы-артельщики.
Первым из автомобиля выходит Козлов с видом ума, оглядывает весь темп созидания на поприще строительства.
Ближние землекопы узнают Козлова, но Козлов как бы и не заме¬чает их, только кивает общей массе, не здороваясь, забирается на постамент рядом со щитом.
КОЗЛОВ
(вниз, в Котлован)
Не будьте оппортунистами на
практике!
Рядом с Козловым появляется Профуполномоченный.
Пашкин с Васей сидят в машине.
ПРОФУПОНОМОЧЕННЫЙ
(вниз, в Котлован)
Товарищи артельщики, прошу всех
собраться на политминутку!
Известный вам Руководитель
товарищ Пашкин к вам с
руководящим сообщением!
Артельщики втыкают орудия труда в землю, разгибают спины, поднимаются из Котлована.
Пашкин вылезает из автомобиля (за ним – Вася) и карабкается на постамент.
ПАШКИН
Буду кратким, товарищи! Уложусь
в отведённый регламент.
ДАЛЬШЕ
ПАШКИН (ПРОД)
Дорогие пролетарии!
В преддверии Величайшего
Всемирного праздника годовщины
Социалистической Революции нам
выпала большая честь: следуя
Генеральной Линии, наши
Центральные Руководящие Органы
вынесли решения – увеличить
объём Котлована под фундамент
Общепролетарского Дома не в два
раза, и не в четыре…
Пашкин и Про¬фуполномоченный смотрят друг на друга и согласно кивают.
ПАШКИН
(продолжает)
…а в шесть раз! Чтобы больше
пролетариев с произрастающим
новым поколением вселилось в
сияющие высоты будущего
коммунального общежития!
Землекопы радуются этому сообщению.
ПАШКИН
(продолжает)
… А так же, исходя из этого
текущего политического момента
нашей истории, для возведения
Всемирного Пролетарского Здания
необходимо ускорить процесс
коллективизации бедняцкого слоя
деревни!
Нужно бросить в село что-нибудь
особенное из рабочего класса,
дабы начать классовую борьбу
против деревенских пней
капитализма, тормозящих
достижения заоблачных сияющих
высот!
Землекопы радуются и этому сообщению.
ПРОФУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
Товарищи, назначайте самых
активных пролетариев для
делегирования в деревню!
ЧИКЛИН
Пусть Сафронов с Козловым. Они
у нас самые сознательные.
Землекопы соглашаются, и Пашкин, сойдя с постамента, жмёт руки Козлову и Сафронову.
ПАШКИН
Поздравляю, поздравляю,
товарищи! От имени и по
поручению всего Руководства
поздравляю! Вы там, уверен,
наведёте классовый порядок! Мы
верим в вас! Вы нас,
пролетариев, не подведите!
Даёшь сто процентную
коллективизацию!
САФРОНОВ
Давно пора кончать зажиточных
паразитов! Мы уже не чувствуем
жара от костра классовой борьбы,
а огонь должен быть: где же
тогда греться активному
персоналу!
Козлов, обескураженный, ну никак не ожидал такого поворота событий, что-то соображает, мямлит.
КОЗЛОВ
Да… Это… Нет. Ну… Да я. Нет.
Так сказать… Нет. Я не против…
на пару деньков… Но, товарищи –
одет не по форме!
(уловил недовольный блеск
в глазах Руководящих)
Нет! Да! Да! В деревне отличимся!
На пару дней…
(вливается в дуэт к
Сафронову)
…и покажем пролетарский
энтузиазм в базе сельской
коллективизации! Руки прочь от
Красного Китая!
Ветер пузырём вздувает октябрьские призывы.
Моросит мелкий осенний дождь.
40.
НАТ. У КОТЛОВАНА. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.
Дождь сменился на малый морозец.
Природа ждёт зимы и снега.
Всё серо и голо.
Над глубоким Котлованом высится мокрый, блестящий от дождя щит на постаменте с изображением Всепролетарского Дома.
Под щитом, у барака землекопы деловито копошатся, собирают чужую крестьянскую подводу. Среди артельщиков Жачев, помогает.
Из барака Чиклин выносит пустые гробы, несёт их к телеге.
На¬стенька идёт за ним, обрывая с одного гроба свои картинки.
НАСТЕНЬКА
Они всё равно умерли. Зачем им
гробы отдавать? Мне некуда
будет вещи складать!
ЧИКЛИН
Так уж надо, дочка. Все мёртвые
– это люди особые.
НАСТЕНЬКА
Важные какие! Отчего ж тогда
все живут. Лучше бы умерли и
тогда стали важными.
Чиклин укладывает гробы на телегу.
ЧИКЛИН
Живут для того, чтобы буржуев
не было…
На телеге сидят двое: Вощев и Прохор.
Сквозь толпу к телеге протискивается Прушевский.
ПРУШЕВСКИЙ
Кому отправляете гробы?
НАСТЕНЬКА
Это дядя Сафронов и дядя Козлов
умерли в деревне. А мы теперь
мои гробы отдали: ну что ты
будешь делать?
Вощев трогает лошадь. Телега с гробами трогается.
Чиклин оглянул Артель, находит Жачева.
ЧИКЛИН
Ты Жачев, блюди мне Настеньку,
понял? А я пойду…
ЖАЧЕВ
(ему вслед)
Не тревожься, Никита. Вместе
воевали – вместе и помирать
будем.
41.
НАТ. ДОРОГА В КОЛХОЗ. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
Чиклин идёт своим ровным и широким ходом за телегой с
гро¬бами.
До самой глубины лунной, морозной ночи он идёт вдаль.
Изредка в боковой овражной стороне горят укромные огни
неиз¬вестных жилищ, и заунывно брешут собаки.
Впереди Чиклина всё время едет подвода с гробами.
Вощев, опершись о гробы спиной, глядит с телеги вверх на мёрт¬вую муть Млечного Пути. Прохор спит рядом, уткнувшись лицом в старое сено.
Вощев, оборачивается к Чиклину, идущему почти рядом.
ВОЩЕВ
Я понял, что-то важное, где рыть
главный Котлован.
ЧИКЛИН
Чего?
ВОЩЕВ
Надо рыть Котлован в себе,
понимаешь, товарищ Чиклин, в
себе, в своей душе, тогда и
построимся и возвысимся до
высот счастья мира.
42.
НАТ. КОЛХОЗ. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
Подвода останавливается.
Чиклин и Вощев оглядываются и видят вокруг старую деревню, всеобщую ветхость бедности: старческие, терпеливые плетни,
при¬дорожную склонившуюся в тишине вётлу, сломанный журавль для воды.
Во всех избах горит свет, но снаружи никого.
Чиклин пробирается к первой избе и зажегши спичку, пытается прочитать белую бумажку на двери.
ЧИКЛИН
(по складам)
«Кол-хоз име-ни ген-лин.
Об-ще-ст-вен-ный двор нумер
семь. Ак-ти-вист
об-ще-ст-вен-ных ра-бот
по вы-пол-не-ни-ю
го-су-дар-ст-вен-ных
по-ста-нов-ле-ний и лю-бых
ком-па-ний в се-ле».
Чиклин стучит в дверь.
Кто-то в темноте сеней идёт к двери.
АКТИВИСТ
(голос за дверью)
Кто?
ЧИКЛИН
Пусти, товарищ Активист!
43.
ИНТ. КОХОЗ. ИЗБА АКТИВИСТА. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
АКТИВИСТ в солдатской шинели и суконном-шлеме «будёновке», рябой, левосухорукий с дымящейся трубкой в усах и низким лбом, впускает Чиклина, а сам проходит к подводе, ос¬матривает и ощупывает гробы, возвращается.
АКТИВИСТ
Приёмочный акт на гробы я
составлю, а ты
(Вощеву)
иди в сельсовет, надо сменить
почётный караул у тел павших
товарищей.
ЧИКЛИН
Я пойду сам.
Скажи мне, товарищ Активист,
кто такой генлин, именем
которого называетесь?
АКТИВИСТ
Генлин – это не кто, это
Генеральная Линия… Ступай! Стой!
Скажи мне свои данные. Я тебя в
мобилизованный кадр зачислю.
А тебе…
(Во¬щеву)
…тогда другая нагрузка –
перещупать в ночь всех кур в
Колхозе и тем определить к
утру наличие свежепринесённых
яиц.
ВОЩЕВ
У меня рука велика, товарищ
активист. Я не справлюсь.
АКТИВИСТ
Ты что – по узкому месту
равняешься? Кто есть на свете:
партия или ты? А ты чего
стоишь?
ДАЛЬШЕ
АКТИВИСТ (ПРОД)
(Чиклину)
…ступай сторожить политические
трупы от зажиточного бесчестия:
видишь, как падает наш
героический брат!
Активист идёт к себе в избу, садится и наклоняется с холодной трубкой над своими бумагами.
Керосиновая лампа горит перед его подозрительным взглядом, умственно и фактически наблюдающим кулацкую сволочь.
Опухшее, рябое лицо его под суконным шлемом, небрито. Глаза красны от бессонных ночей.
Он листает директивы, рассматривает подписи на них и скоблит от¬росшими ногтями истощённую нагрузками грудь, но нет-нет, а вдруг вскинет голову, затянется, забулькает холодной трубкой, и слушает ночь, ожидая кого-то.
ПЛАТОНОВ
Он с жадностью собственности
без памяти о домашнем счастье
строил необходимое будущее,
готовя для себя в нём вечность…
Он сидел так все ночи при
погашенной лампе, слушая, не
скачет ли по тёмной дороге
верховой из района, чтобы
спустить директиву на село.
Каждую новую директиву он читал
с любопытством будущего
наслаждения, точно подглядывал
в страстные тайны Взрослых,
Центральных Людей.
Редко проходила ночь, чтобы не
появлялась директива, и до утра
он изучал её, накапливая к
рассвету энтузиазм
несокрушимого действия…
44.
ИНТ. КОХОЗ. СЕЛЬСОВЕТ. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
Сквозь тьму колхозной ночи Чиклин находит сельсовет, заходит в пустынный зал.
Самая большая керосиновая лампа, предназначенная для собраний, освещает мертвецов.
Они лежат рядом на возвышении рядом с красной трибуной на столе президиума, покрытые знаменем до подбородков, чтобы скрыть гибельные увечья их страшной смерти.
Чиклин смотрит на них, закуривает, потом подходит и трогает Козлова.
ЧИКЛИН
Что, Козлов, скучно тебе?
Убитый Козлов молчит.
Убитый Сафронов тоже спокоен и даже улыбается в свои рыжие усы, которые росли даже на губах, потому что его не целовали при жизни.
Вокруг глаз Козлова и Сафронова виднеется соль от бывших слёз. Чиклин утёр эти сухие слёзы.
ЧИКЛИН
…Чего это вы плакали в конце
жизни. А?... Ты чего же,
Сафронов – комиссар, совсем
улёгся или думаешь встать
всё-таки?
Сафронов не отвечает.
Чиклин устал, ему холодно, хочет спать. Он забирается между мертвецами под общее знамя и закрывает глаза.
Сельсоветская лампа горит над ними до утра, освещая призывы и портреты вождей на оштукатуренных стенах.
«ПОД ЗНАМЕНЕМ ГЕНЕРАЛЬНОЙ ЛИНИИ ЗА БЫСТРЕЙШИЙ ПЕРЕВОД МИЛЛИОНОВ РАЗДРОБЛЕННЫХ ХОЗЯЙСТВ НА РЕЛЬСЫ КРУПНОГО ОБЩЕСТВЕННОГО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ!»
«РАЗОБЛАЧАТЬ И ПРИВЛЕКАТЬ К СУРОВОЙ
ОТВЕТСТ¬ВЕННО¬СТИ УКРЫВАТЕЛЕЙ КУЛАКА!»
«ДОСРОЧНО ВЗЫСКАТЬ С КУЛАКА ВСЕ НЕДОИМКИ!».
ИНТ. КОХОЗ. СЕЛЬСОВЕТ. ОСЕНЬ. УТРО.
Забрезжил мутный рассвет за окном.
Тихо открыв дверь, на пороге появляется Елисей.
Увидев вместо двух мертвецов троих, не удивившись, выходит на крыльцо, но слышит кашель из зала, заглядывает в окно и видит си¬дящего между двумя умершими Чиклина.
Истлевшая верёвка, поддерживавшая штаны Елисея, лопнула, но Елисей, не отрываясь, продолжает смотреть в окно.
Чиклин курит и равнодушно утешает умерших.
ЧИКЛИН
Ты кончился, Сафронов-комиссар!
Ну что ж? Я остался. Буду теперь,
как ты: стану умнеть, начну
выступать с точкой зрения, увижу
всю тенденцию. Ты вполне можешь
не существовать.
Елисей смотрит в окно и слушает гулкий в пустом сельсовете голос Чиклина.
ЧИКЛИН
А ты, Козлов, тоже не заботься
жить. Я сам себя забуду, но
тебя начну иметь постоянно, всю
твою погибшую жизнь, все твои
задачи спрячу в себя, так что
считай себя живым. Лежи
спокойно, товарищ Козлов!
Елисей смотрит в окно на Чиклина, но стекло от его дыхания за¬потело и Чиклин, как бы затуманился.
ЧИКЛИН
Пускай весь класс умрёт. Я за
него останусь и сделаю всю его
задачу на свете! Всё равно жить
для себя я не знаю, как… Чья это
там морда уставилась на нас?
Иди-ка сюда! Иди-иди!
Елисей, держа спадающие штаны, входит в сельсовет.
Чиклин, сидя на столе между мертвецами.
ЧИКЛИН
Это ты убил их?
Елисей молчит, наставив на Чиклина пустой глаз.
ЧИКЛИН
А кто же? Приведи мне, кто
убивает нашу массу.
Елисей молча уходит мелкими шагами, поддерживая руками спадающие штаны.
На крыльцо поднимается Прохор. Он принёс гроб, приставляет его стенке.
ПРОХОР
Мёртвых надо бы обмыть.
Прохор входит в сельсовет обмыть мертвецов.
Чиклин смотрит ему прямо в глаза.
ЧИКЛИН
Ну, а кто ж их убил?
ПРОХОР
Нам, товарищ Чиклин, неизвестно.
Мы сами живём нечаянно.
ЧИКЛИН
Нечаянно?
Чиклин делает Прохору удар в лицо.
Прохор упал бы, но боится, что Чиклин подумает что-нибудь за¬житочное, и не падает, желая посильнее изувечиться, а затем исхо¬датайствовать себе посредством мучения право жизни бедняка.
Чиклин, видя перед собой такое существо, бьёт Прохора в живот.
Прохор замертво опрокидывается.
Елисей стоит в стороне, видит, что Прохор умер.
ЕЛИСЕЙ
Затих…
ЧИКЛИН
А тебе жалко его?
ЕЛИСЕЙ
Нет.
ЧИКЛИН
Положь его в серёдку между моими
товарищами.
Елисей, подтягивая штаны, тащит Прохора к столу, и, подняв его, изо всех сил сва¬ливает поперёк прежних мёртвых, а уж потом поправляет, как сле¬дует, уложив его тесно по бокам Сафронова и Козлова и, перешагнув через спавшие штаны, в одной рубахе идёт к дверям, а Прохор, открыв мёртвые глаза, ос¬тался глядеть в свою прошлую единоличную жизнь.
ЧИКЛИН
Баба-то есть у него?
Елисей, оборачивается от двери.
ЕЛИСЕЙ
Один находился. Все померли.
ЧИКЛИН
Зачем же он был?
ЕЛИСЕЙ
Не быть боялся.
Входит Вощев.
ВОЩЕВ
Ты иди, товарищ Чиклин, Актив
требует.
Чиклин подходит к Елисею, который стоит перед ним в одной рубахе, трогает его по шершавому лицу, по¬том достаёт из своего ватника старый портмоне, вынимает деньги.
ЧИКЛИН
На тебе рубль, ступай на
Котлован и погляди, жива ли там
девочка Настенька и купи ей
конфет. У меня сердце по ней
заболело.
45.
ИНТ. КОХОЗ. ИЗБА АКТИВИСТА. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.
Активист с холодной трубкой в усах, рябой и низким лбом сидит с тремя своими помощниками, исхудавшими от беспрерывного геройства и вполне бедными людьми, но лица их вы¬ражают одно и то же твёрдое чувство – усердную беззаветность.
При появлении Чиклина и Вощева Активист сует в лицо Чиклину бумажку с изо¬бражением земных шаров на штемпелях.
АКТИВИСТ
Вот, товарищи пролетарии, для
вас директива от самого
Руководящего товарища Пашкина, о
необходимости в связи со
строительством заоблачного Дома
Всемирного счастья приурочить
все свои скрытые силы на
усиление колхозного
разворачивания.
Вощев изучает Директиву.
ВОЩЕВ
А истина полагается
пролетариату?
АКТИВИСТ
Пролетариату полагается движение,
а что навстречу попадается, то
всё его: будь там истина, будь
кулацкая награбленная кофта –
всё пойдёт в организованный котёл…
Как с наличием свежепринесённых
яиц?
Вощев смущается.
ВОЩЕВ
Всю ночь щупал – ни в одной
птице нету яйца.
Активист думает. Его помощники тоже соответственно думают.
1-й ПОМОШНИК АКТИВИСТА
Неужели птица - подкулачница?
2-й ПОМОШНИК АКТИВИСТА
Надо заготовить всех кур и
съесть.
АКТИВИСТ
А петухов ты заметил?
ВОЩЕВ
Их нету. Один человек лежал во
дворе и мне говорил, что ты
последнего съел.
АКТИВИСТ
Нам важно выяснить, кто съел
первого петуха, а не последнего.
1-й ПОМОШНИК АКТИВИСТА
А может, первый сам издох?
АКТИВИСТ
Как же он сам издохнет? Разве
он сознательный вредитель, что
он сам будет в такой момент
умирать? Пойдём сквозной допрос
делать. Тут другая политическая
база лежит.
ЧИКЛИН
Куда?
АКТИВИСТ
Найти вредного едока, который
ради своего питания истребил
первого петуха и лишил кур
возможности нести яйца.
ЧИКЛИН
Найдите и заставьте его
оплодотворять кур, чтобы дети
кушали яйца.
ВОЩЕВ
Конечно, но лично я бы
согласился жить до самой смерти
без куриного яйца, лишь бы знать
основной смысл жизни.
46.
НАТ. КОЛХОЗ. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.
По мере приближения Актива к сельсовету за ним собирается ос¬новная коллективная масса.
Вскоре весь Колхоз предстаёт перед Активом.
АКТИВИСТ
Где же петух, граждане
колхозники? Значит, вы так
угождаете советской власти?
Население Колхоза, скрывая мысль, молча стоит перед своим Ак¬тивом, грустно опустив общее лицо.
АКТИВИСТ
(продолжает сурово)
…А знаете ли вы, что такое
расколхозивание? Имейте в виду,
что это вам будет не
раскулачивание, когда каждый
неимущий рад! Я и неимущего
расколхожу: бедноты на вас
хватит и без вас!
Колхоз молча стоит и не может ответить на вопрос Активиста: где петух. Бесплодные куры тихо бродят у всех под ногами.
Из дальней природы дует остуженный ветер, гонит с деревьев остаточную ли¬ству.
АКТИВИСТ
А ведь петуха-то нету!
БЛИЖАЙШАЯ БАБА
(взвывает)
И-и-их не-ту-у-у!
За ней навзрыд плачет весь Колхоз.
АКТИВИСТ
Ищите - ищите! Хуже будет!
(Активу)
Надо дать указание мёртвым.
Активист машет в отчаянии рукой, уходит в окружении Актива в сельсовет.
Колхоз не расходится, а в робости смотрит на Чиклина.
Чиклин, огромной смертельной глыбой навис над Колхозом.
ЧИКЛИН
Ну-у, и долго у вас петухов не
будет? А-а-а-а?
Один из колхозников, вроде, шевелится в массе, но замер.
ЧИКЛИН
Кто там двинулся – ко мне!
Из толпы выходит середняцкий старичок при бородке в три седые волосинки, в шапке, штанах и безрукавке на голом теле НИКАНОР ПЕТРОВИЧ, держит на ладони птицу вроде обгаженного коровой цып¬лёнка, подаёт Чик¬лину.
НИКАНОР ПЕТРОВИЧ
Вот, товарищ, ублюдочек у нас
родился, и уж тому года четыре,
как он потихонечку растёт.
ЧИКЛИН
И что это такое: петух, что ли?
НИКАНОР ПЕТРОВИЧ
Да, можно считать, что почти.
ЧИКЛИН
Ну, пускай тогда он трудится.
Чиклин идёт в сельсовет.
47.
ИНТ. КОХОЗ. СЕЛЬСОВЕТ. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.
Из сельсовета выносят знамёна, за знамёнами идёт Актив.
ЧИКЛИН
(Активисту)
Нашли петуха!
АКТИВИСТ
А как же иначе! Под моим
руководством иначе быть никак
не может! И петух – это факт…
(Ак¬тиву)
Мобилизуйте массы, чтоб не
расходились, а отправились на
похоронное шествие, чтобы все
увидели смерть во время
развивающегося светлого
момента общественного имущества.
Чиклин входит в зал, подходит к мертвецам, поправляет, свесив¬шуюся руку Козлова и замечает, что мертвецов уже не трое, а ещё лежит четвёртый, какой-то скучный мужик, явно не пролетарского вида.
Чиклин оборачивается, чтобы спросить про него и видит в откры¬тых дверях Активиста.
ЧИКЛИН
(кричит)
Четвёртый кто?
АКТИВИСТ
(от дверей)
Местный элемент. Он убил
Сафронова и Козлова. Сам пришёл,
лёг и лично умер по причине
скорби от организованного
движения. А не пришёл, я его
всё равно обнаружил бы. У нас
стихии сейчас нет. Деться без
паспорта никому никуда!
… А это кто? Ещё один лишний
лежит.
ЧИКЛИН
Того я кончил. Думал, что
стервец явился.
АКТИВИСТ
И правильно. В районе мне не
поверят, что был один убийца,
а двое – это уже вполне
кулацкий класс и организация!
48.
НАТ. КОХОЗ. КЛАДБИЩЕ. ОСЕНЬ. ВЕЧЕР.
Быстро темнеет. Кладбище на берегу, за взорванной церковью.
У двух красных тумбочек со звёздами - могилами Сафронова и Козлова, Актив Колхоза, а так же Чиклин, Вощев и ПРЕДСЕЛЬСОВЕТА. Остальная колхозная масса на¬блюдает издали.
АКТИАВИСТ, 2-й ПОМОШНИК и
ПРЕДСЕЛЬСОВЕТА
(нестройно поют)
«… Лишь мы, работники вселенной
Великой армии труда
Владеть землёй имеем право
Но паразиты никогда.
И если гром великий грянет
Над сворой псов и палачей,
Для нас всё так же солнце станет
Сиять огнём своих лучей.
Это есть наш последний
И решительный бой…»
Активист и Предсельсовета дают прощальный залп: Акти¬вист, прижав сухую руку, правой стреляет из колхозного маузера, Предсельсовета из трёхлинейки со шты¬ком.
Выстрел поднимает невиданную по массовости стаю ворон,
жи¬вущих в развалинах церкви.
Народ расходится.
АКТИВИСТ
(2-му Помощнику)
Пойди, покажи товарищам
пролетариям, где ночевать они
будут на Организованном дворе.
49.
НАТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
Чиклин, Вощев и 2-й Помощник Активиста пробираются сквозь сплошную грязную темень к Оргдвору, на самый край колхоза: лезут по грязи и навозу, хватаются за колья, плетни, оскальзываются и падают в лужи.
Вощев в страхе цепляется за ватник Чиклина.
ВОЩЕВ
Товарищ Чиклин, ты сегодня не
спи. Я боюсь здесь…
ЧИКЛИН
Не бойся. Ты скажи, кого ты
боишься. Я его убью.
2-й ПОМОШНИК АКТИВИСТА
Вот уж и пришли. Здесь Колхоз.
Актив обобществил всё имущество
деревни: инвентарь, семенной
фонд, продовольствие и конское
поголовье…
За плетнём в темноте и топоте бегут общие лошади.
Бегут молча по бесконечному кругу, бегут за вожаком, но вожака нет.
ВОЩЕВ
Куда они бегут?
2-й ПОМОШНИК АКТИВИСТА
Вчера вожака тайно увел какой-то
хозяин-единоличник. Лошади этого
не знают и бегут за вожаком по
кругу весь день и всю ночь…
Идут мимо широкого двора, где молча стоят общие коровы, и жмутся серой дрожащей массой общие овцы.
2-й ПОМОШНИК
(кричит в темень)
Иван, Давид! Это мы, открой!
Делают шаг и все трое падают в скользкую яму у ворот Оргдвора.
Оргдвор – бывшая помещичья усадьба, обнесённая новым креп¬ким частоколом, с крепкими воротами.
У ворот – охрана: два вооружённых дубинами актив¬ных бедняка, Иван и Давид, похожие друг на друга, здоровяки, одинаково
об¬росшие бородами до глаз.
Пролетарии и 2-й Помощник Активиста выбираются из ямы, входят в Оргдвор.
Сторожа закрывают за ними ворота.
Во дворе – большой дом с колоннами. Окна дома светятся.
Све¬тится большой фонарь посреди двора.
При доме навес с копной сена, где множество людей сидят и ле¬жат во сне.
2-й ПОМОШНИК АКТИВИСТА
Здесь Актив и Ведущие бедняки
производят обучение масс.
А пока проживают недоказанные
кулаки и разные проштрафившиеся
члены коллектива. Одни, что
сомневались, другие, что
плакали, когда обобществлялись.
А эти, что и сомневались и
плакали. За решёткой, в большой
клетке – это разные вредные
подкулачники сидят до
исправления или до полного
уничтожения. Есть ещё такие,
которые чужие, самотёк, чтобы
не шли дальше…
Вощев и Чиклин устраиваются под навес.
Перед Чиклиным вдруг вырос босой старичок, улыбается
беззу¬бым ртом, как давнему знакомому. Чиклин, несмотря на темноту, узнаёт в нём сторожа с кафельного завода.
ЧИКЛИН
Здоров, дед!
СТОРОЖ
И тебе не хворать!
ЧИКЛИН
А где мои сапоги, что я тебе
дал?
СТОРОЖ
Отняли, мил-человек.
ЧИКЛИН
Кто посмел?
СТОРОЖ
А кто ж его знает. Шёл себе,
шёл. Они навстречу. Давай, -
говорят, экспроприируем на
созидание Пролетарского Дома.
Вот такое кино, мил-человек.
ЧИКЛИН
А здесь зачем?
СТОРОЖ
Ну, так вот, шёл я себе шёл.
А другие говорят: стой, может,
ты зря живёшь. Я было,
мил-человек, молча мимо, а они
окорачивают: - Стой – кричат,
кулачник! С тех пор я здесь
проживаю. Вот такое кино на
картошных харчах, мил-человек.
ЧИКЛИН
Тебе всё равно, где жить, лишь
бы не умереть.
СТОРОЖ
Верно говоришь, мил-человек!
Я к чему хошь привыкну. Здесь
меня буквам научили.
Чиклин замечает, что по двору, идёт Елисей и кого-то, видимо, его, ищет среди спящих.
Чиклин встаёт, идёт Елисею навстречу.
Елисей протягивает ему бумагу.
ЕЛИСЕЙ
Это тебе от прораба Котлована.
Чиклин подходит к фонарю читает громко по складам, как умеет.
ЧИКЛИН
«До-ро-гой то-ва-рищ Чик-лин.
Это Пру-шев-ский! Со-об-ща-ю Вам,
что Нас-тень-ка жи-ва и
здо-ро-ва. То-ва-рищ Жа-чев
во-зит её на сво-ей ка-тал-ке в
Дет-ский сад, где она лю-бит
Со-вет-ское го-су-дар-ст-во и
со-би-ра-ет с деть-ми для не-го
утиль-сырьё. Кот-ло-ван,
бла-го-да-ря ва-шей под-дер-жке
ско-ро за-кон-чим и вес-ной
ДАЛЬШЕ
ЧИКЛИН (ПРОД)
бу-дем его бу-тить. Нас-тень-ка
уме-ет уже пи-сать пе-чат-ны-ми
бук-ва-ми. По-сы-лаю вам её
бу-маж-ку».
Из письма Прушевского Чиклин вынимает маленькую записочку, читает печатные буквы.
ЧИКЛИН
«Лик-ви-ди-руй ку-ла-ка, как
класс. Да здрав-ству-ет Ле-нин,
Бу-дён-ный, Коз-лов и
Саф-ро-нов. При-вет бед-но-му
кол-хо-зу, а ку-ла-кам нет».
И снизу на бумажке нарисована высокая труба-дом с окошками и круг¬лым солнцем ниже дома, и надпись «ДОМ СЧАСТЯ».
Чиклин что-то шепчет, отвернувшись от Елисея, толкает его бла¬годарно в плечо и ложится молча на свой ватник рядом со спящим Вощевым.
50.
НАТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. ОСЕНЬ. УТРО.
Хмурое, предзимнее утро на Оргдворе колхоза.
Босые колхозные пешеходы выстраиваются в ряд перед Оргдо¬мом.
На фронтоне выцветший кумач – «КОЛХОЗ ИМ. «ГЕН¬ЛИНА».
У каждого посланника в руке флаг с такой же надписью, за спи¬ной сумка с питанием на много дней.
1-й и 2-й Помощники Активиста перестраивают посланников
пе¬ред домом в строй в виде пятиконечной звезды, а сам Активист, как первоначальный человек колхоза имени «Генлина», встав
посре¬дине, прижав сухую к груди, правой помахивая вверх, произносит речь.
АКТИВИСТ
Товарищи колхозники имени
Генеральной линии, зачем вам
идти в чужие места? А затем,
чтобы пойти в среду окружающего
беднячества и показать ему
свойство Колхоза путём
призвания к социалистическому
порядку, ибо всё равно
дальнейшее будет плохо. Вперёд,
товарищи передовые бедняки!
Вперёд! Идите для поднятия всех
трудящихся масс деревни к
сияющим высотам
социалистического сознания! Ну…
идите же! Эй, ты с флагом,
двигай ногами!
Елисей, как самый высокий, среди низкорослых бедняков,
стоит с флагом, по¬корно кивает Активисту и трогается привычным шагом вперёд, не зная, где ему остановится.
Пятиконечная звезда вытягивается в длинную неровную шеренгу и вытекает за ворота Оргдвора.
За воротами сырой ветер несёт холод с дальних пустопорожних мест, рвёт и мотает флаги, лозунги, рваные рубахи и порты
бедня¬ков, мотает их седые бороды, так и норовит столкнуть с правильной дороги к социалистической коллективизации. Актив стоит на крыльце дома, мёрзнет.
1-й ПОМОШНИК АКТИВИСТА
Холодно нынче…
2-й ПОМОШНИК АКТИВИСТА
Ветер какой, А!
АКТИВИСТ
Дезорганизация природы!
Из большого облака, остановившегося над глухими дальними
по¬лями, стеной пошёл дождь и укрыл ушедших в среде стылой влаги.
ПОДКУЛАЧНИК
(из клетки)
И-и-и куда пошли? Босые… На
складе одной обувки на десять
годов хватит! И… зачем?
ЧИКЛИН
(Вощеву)
Дай ему!
Вощев подходит к Подкулачнику и делает ему удар через
ре¬шётку. Подкулачник отходит, молчит.
Вощев, с вопросом, смотрит на Чиклина.
ЧИКЛИН
Они потому и идут, что босые:
Колхоз.
ВОЩЕВ
Христос, наверное, так же ходил
босой, и тоже, в дождь.
ЧИКЛИН
Твой Христос ходил один
неизвестно зачем и ходил ли
вообще, а тут двигаются целые
кучи ради существования.
На пустом Оргдворе среди дождя и колхозной тишины в
задумчи¬вости стоит неподвижный Активист в будёновке, курит мёртвую трубку и в думе, морщит свой низкий лоб. Подручные товарищи глядят на него в ожидании дальнейшей установки.
АКТИВИСТ
Бедняцкие слои должны быть
всегда начеку, так как
зажиточность может скопиться на
единоличных дворах. Мы
обобществили только имущество и
конско-скотское поголовье.
Вот я и думаю, а как же овцы,
птица, кролики? А всякие кошки
и собаки? Ведь на руках
стихийного единоличника и козёл
есть рычаг капитализма!!!
Активный персонал молчит, не зная, что ответить и предпринять, так как понимает всю глубину этой мысли, но не получает пока со¬ответствующей установки для её реализации.
Активист вспыхнул и забурлил холодной трубкой.
АКТИВИСТ
Вперёд! Только вперёд!
Его взгляд нащупал среди масс Чиклина и Вощева.
АКТИВИСТ
Прошу вас, товарищи пролетарии,
за мной в избу-читальню, где
наши организованные колхозные
женщины и девушки проводят
культурную революцию.
51.
ИНТ. КОХОЗ. ИЗБА-ЧИТАЛЬНЯ. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.
Изба-читальня – совершенно пустая большая чистая изба.
Только в центре стоит стул с какой-то толстой книгой, у дверей ведро и большая швабра.
Но все стены, без единого пустого места, сплошь оклеены и уве¬шаны плакатами, лозунгами и портретами.
Особенно убедителен один плакат, на котором, плотно прижавшись друг к другу щеками, изображены два революционных профиля, и крупно горит надпись:
« ПЛА¬МЕННЫЙ КАРЛ И КРАСНАЯ РОЗА
БУДУТ ВЕЧНО ЖИТЬ В НАШИХ СЕРДЦАХ!».
Рядом другой яркий плакат: за школьными партами чинно сидят бородатые старики и красивая молодёжь, которые пишут, и чи¬тают книги.
Ниже стихи:
«ТРУДНО НАМ УЧИТЬСЯ,
ТРУДНО ПОНИМАТЬ!
НО НЕ БУДЕМ, БРАТЬЯ,
ВСЁ ЖЕ УНЫВАТЬ!
НУЖНО ПОУЧИТЬСЯ,
ШКОЛУ ПОСЕЩАТЬ,
ЧТОБ ГАЗЕТУ, КНИГУ,
ВСЕМ УМЕТЬ ЧИТАТЬ!».
У окна тоже плакат: огромная рука крепко держит книжку Демьяна Бедного, из этой руки просовывается другая, ещё более мощная и цепкая, рука сжимает винтовку.
«РУКИ, ПРИВЫКШИЕ ХОРОШО ДЕРЖАТЬ КНИГУ, СМО¬ГУТ ЛУЧШЕ ДЕРЖАТЬ ВИНТОВКУ В ЗАЩИТУ РЕВОЛЮ¬ЦИИ!»,
И ниже: «ЛИКВИДАЦИЯ НЕГРАМОТНОСТИ – БОЕВОЙ УЧАСТОК КУЛЬТУРНОЙ РЕВОЛЮЦИИ!».
У дверей избы-читальни в ожидании Актива, стоят организован¬ные колхозные женщины и девушки в составе не менее 30 лиц.
ОРГАНИЗОВАННЫЕ ЖЕНЩИНЫ
И ДЕВУШКИ
(разом)
Здравствуйте, товарищ Актив!
АКТИВИСТ
(задумчиво)
Привет кадре!
Активист оглядывает организованный женский кадр, стены с наглядной агитацией и начинает «культурную революцию».
АКТИВИСТ
А теперь мы повторим букву «А»!
Слушайте мои сообщения и пишите…
Женщины ложатся на пол и пишут кусками штукатурки на полу.
Чиклин и Вощев тоже садятся на пол, желая укрепить свои зна¬ния в азбуке.
Активист садится на толстую книгу на стуле. Остальной актив¬ный персо¬нал садится на пол, за ним.
АКТИВИСТ
Какие слова начинаются на «А»?
Одна СЧАСТЛИВАЯ ДЕВУШКА МАКАРОВНА, привстав на колени, подняла руку и отвечает с быстротой и бодростью своего юного разума.
СЧАСТЛИВАЯ ДЕВУШКА МАКАРОВНА
Актив, авангард, аллилуйщин,
аванс, архилевый, антифашист.
Твёрдый знак нужен везде, а
архилевому не надо!
АКТИВИСТ
Правильно, Макаровна! Пишите
систематично эти слова.
Женщины и девушки лежат на полу и прилежно рисуют буквы.
Активист тем временем смотрит в окно, сосёт холодную
трубку, размышляет. Актив си¬дит здесь же, по-прежнему, ожидая указа¬ний.
Вощев заглядывает через плечо Счастливой девушки
Мака¬ровны, наблюдая, как она пишет слова.
ВОЩЕВ
Зачем они твёрдый знак пишут?
АКТИВИСТ
Потому что из слов обозначаются
линии и лозунги, и твёрдый знак
нам полезнее мягкого. Этот
мягкий нужно отменить, а
твёрдый нам неизбежен: он
делает жёсткость и чёткость
формулировок. Всем понятно?
ОРГАНИЗОВАННЫЕ ЖЕНЩИНЫ
И ДЕВУШКИ
(разом)
Всем!
АКТИВИСТ
Пишите дальше понятия на «Б»,
говори, Макаровна!
СЧАСТЛИВАЯ ДЕВУШКА
МАКАРОВНА
(с доверчивостью перед
наукой)
Большевик, буржуй, бугор,
бессменный председатель, колхоз
есть благо бедняка, браво-браво,
ленинцы! Твёрдые знаки ставить
на «бугре» и «большевике» и ещё
на «конце колхоза», а там везде
мягкие места!
АКТИВИСТ
Бюрократизм забыла! Ну, пишите.
А ты, Макаровна, сбегай мне в
церковь – трубку прикури!
ЧИКЛИН
(всё это ему надоело)
Давай я схожу… Не отрывай
народ от ума.
Активист, стоя, ловко прижимает сухой рукой трубку, правой вталкивает в чашку лопушиные крошки, а пока он это делает, Чиклин смотрит, что толстая книга под его задом это, изрисованная и исписанная химическим карандашом, старая, толстая «Библия».
52.
НАТ. КОХОЗ. ЦЕРКОВЬ. ОСЕНЬ. ДЕНЬ.
Чиклин, утопая сапогами в грязи, идёт к разрушенной церкви. На улице никого. Деревня пуста.
Близ церкви ни тропинки, ни прочих человеческих сле¬дов.
Чиклин идёт по гуще увядшей лебеды и крапивы, вступает на паперть. Внутренность разрушена так, что над амвоном вместо купола гуляют облака, но стены ещё держатся. Пусто в холодном притворе, только воробей сидит, сжавшись в углу, но не боится человека, а только смотрит и мол¬чит.
В церкви горит, не колеблясь, толстая свеча, слабо освещая серое дневное пространство. Мёртвые, всегда пустые лица росписей равно¬душно гля¬дят со стен.
Чиклин раскуривает трубку от свечи и видит, что в глубине на ступени амвона сидит румяный упитанный человек (СВЯЩЕННИК) в кепке и рыжей бороде и тоже ку¬рит.
СВЯЩЕННИК
От товарища Активиста пришли?
ЧИКЛИН
А тебе что?
СВЯЩЕННИК
По трубке вижу.
ЧИКЛИН
А ты кто?
СВЯЩЕННИК
Был поп, толоконный лоб, а
теперь отмежевался от своей
души и острижен под фокстрот.
Ты погляди…
Поп снимает кепку и показывает Чиклину голову,
подстрижен¬ную, как у девушки.
СВЯЩЕННИК
…Ничего, да? А всё равно не
верят. Говорят, что я явный
стервец для бедноты. Хотя я и
раньше особо-то не верил в
«опиум для народа», а теперь
приходится стаж зарабатывать,
чтоб в кружок безбожия приняли.
ЧИКЛИН
Чем же ты его зарабатываешь,
поганый?
СВЯЩЕННИК
Я свечки продаю. А средства
идут Активисту на трактор.
ЧИКЛИН
Не бреши: а где же богомольный
народ?
СВЯЩЕННИК
А его никогда и не было,
богомольного. Так ходили
по-привычке. А как дали
директиву ломать храм, так
народ и появился. Ломают по
хозяйству и по надобности.
Правда есть некоторые старухи
и бабы, купят свечку, поставят
и бегут, скрываются.
ЧИКЛИН
Отчего ж скрываются? Отчего ж
народ не крестится, не молится,
сволочь, ты этакая?
СВЯЩЕННИК
Креститься, молиться или другое
действие почитания кулацких
святителей, товарищ, не
допускается: того я записываю
и докладываю товарищу Активисту.
ЧИКЛИН
Подойди-ка ближе!
Рослый с брюшком, поп с готовностью доверчиво подбегает.
ЧИКЛИН
Зажмурься, паскудный.
Поп закрывает глаза, выражая на лице умильную любезность.
Чиклин, не колебнувшись корпусом, делает попу сознательный удар в скулу.
Поп пошатнулся, но из-за своей статности, не упал.
ЧИКЛИН
Хочешь жить?
СВЯЩЕННИК
Мне жить бесполезно. Я без Бога.
А Бог без человека – нонсенс!
Сказав последние слова, поп скидывает кепку, падает на пол и бодает пол своей фокстротной головой, но останавливается, слушает чего-то.
И действительно – из деревни доносится какое-то долгое и громкое звучание свистка.
СВЯЩЕННИК
(поднимаясь)
Собрание учредителей!
Чиклин выходит из церкви.
Навстречу ему идёт БАБА, но, увидев огромного, лохматого Чиклина в ватнике, с испугом, тянет ему пятак.
ЧИКЛИН
Ты чего?
БАБА
На свечку! Я… больше не буду-у!
- и со всех ног баба мчится прочь, с риском убиться, исчезает под овраг и вот уж бежит, что есть духу по кладбищу, спасаясь от при¬вычного страха новой жизни.
Чикин идёт по Колхозу.
В природе нет солнца.
Только ветер несёт непогоду над сы¬рыми полями.
Вот-вот пойдёт снег.
53.
НАТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. ОСЕНЬ ВЕЧЕР.
На Оргдворе Колхоза имени «Генлина» собирается всё населе¬ние деревни.
Идут и организованные члены колхоза и разные
неоргани¬зованные единоличники, одни маломочные по сознанию, дру¬гие – имеющие подкулачную долю своей жизни.
По Оргдвору ходит Активист, наблюдая за движением массы на сырой вечерней земле.
За ним увязался белобрысый босой МАЛЬЧИК, со свирелькой в руке, смотрит на сухую руку Активиста.
АКТИВИСТ
(прячет руку за обшлаг шинели)
Ты чо?
МАЛЬЧИК
А чрез плечо! Тебе-то чо?
АКТИВИСТ
Ты колхозник?
МАЛЬЧИК
А чо!
АКТИВИСТ
На тебе конфетку.
Мальчик не довольно суёт леденец в рот, не отходит.
МАЛЬЧИК
Каши хочу, щей.
Активист гладит голову мальчика
АКТИВИСТ
Колокол в общую столовую ещё не
звонил. Иди к матери.
МАЛЬЧИК
(наивно)
К какой?
АКТИВИСТ
Сам знаешь, к какой, не мешай
работать.
МАЛЬЧИК
(ещё наивней)
Отгадай загадку: - Сам рябой, с
рукой сухой! Кто такой?
Не дожидаясь, что теперь сделает Активист, мальчик независимо отходит в толпу, свиристит в свою дудку.
Активист грозит сорванцу пальцем, деловито дымя трубкой, идёт мимо Чиклина, Вощева и ещё трёх убеждённых бедняков, которые носят брёвна к воротам Оргдвора, складывают их ровно, сколачивают плот.
Деревня молча наблюдает за этой стройкой.
Активист, проходя мимо толпы, зорко оглядывает неорганизован¬ную массу единоличников.
АКТИВИСТ
Ну что ж! Вы так и будете
стоять между капитализмом
и коммунизмом? Пора
тронуться – у нас в районе
Четырнадцатый Пленум идёт!
Из дальних рядов выходит Никанор Петрович.
НИКАНОР ПЕТРОВИЧ
А к чему эти брёвна ладят,
товарищ Активист?
АКТИВИСТ
А это для ликвидации враждебных
классов организуется плот, чтоб
кулацкий сектор ехал по речке в
море и далее…
Вынув классово-расслоечную ведомость, Активист поднимает её над головой.
АКТИВИСТ
…Кто-то ещё мечтает попасть в
их враждебность?
Ближний середняк в солдатской фуражке, это КУЗЬМА, поднимает руку.
КУЗЬМА
Товарищ Актив, дай ночь
погоревать, а уж тогда мы век
с тобой будем радоваться!
АКТИВИСТ
Ночь – это долго. Кругом нас
темпы по району идут. Горюйте
пока плот не готов.
КУЗЬМА
Ну, хоть до плота и то радость!
Середняк Кузьма отвернулся. Бабы, стоящие вокруг, враз взвыли во все задушевные свои голоса, так что Чиклин и все
плот¬ники оста¬навливаются в работе и поднимают головы.
Активист уходит в дом.
Толпа единоличников остаётся думать за решёткой.
Плотники во главе с Чиклиным справно и быстро масте¬рят плот.
54.
ИНТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. КОМНАТА АКТИВИСТА. ОСЕНЬ. ВЕЧЕР.
Энергично бежит перо Активиста. Он пишет рапорт о проведения мероприятия по ликвидации кулацкого элемента в колхозе имени «Генлина».
Активист сидит за столом, сосёт холодную трубку, морщит низкий рябой лоб, водит пальцем по мятой директиве и пишет Рапорт.
ПЛАТОНОВ
Он торопился отрапортовать
Руководству о точном исполнении
мероприятия по сплошной
коллективизации и ликвидации
посредством сплава на плоту
кулака как класса; при этом
он не мог поставить после слова
«кулака» запятую, так как и в
директиве её не было…
На этом месте перо Активиста останавливается.
Активист размышляет о запятой в Рапорте, потом взор его уходит в окно.
За окном волнуются и плачут неорганизованные единоличники.
Темнеет. Идёт дождь.
Потом светлеет – идёт снег.
ПЛАТОНОВ
(продолжает)
… Но больше всего он хотел,
чтобы Руководство объявило его
самым идеологичным во всей
районной надстройке.
Дверь за спиной Активиста открывается и входит пожилой бедняк ЕФИМ.
ЕФИМ
Товарищ Актив, там снег пошёл
и холод дует.
АКТИВИСТ
Пускай идёт, нам что?
ЕФИМ
Нам ничего. Нам хоть что. Мы
управимся! Ты мне, товарищ
Главный, скажи на утеху:
писаться мне в Колхоз аль
обождать?
АКТИВИСТ
Ты кто, Ефим, бедняк?
ЕФИМ
Бедняк. Ничего кроме овощей с
огорода, да бедняцкие льготы.
АКТИВИСТ
Ну, так пишись, а то завтра в
океан пошлю!
ЕФИМ
Бедняку нигде не страшно.
Я давно б записался, только
«зою» сеять опасно.
АКТИВИСТ
Какую «зою»? Если сою, то она
вещь - официальный злак!
ЕФИМ
Её, стерву.
АКТИВИСТ
Ну, не сей – я учту твою
психологию.
ЕФИМ
Учти, пожалуйста.
Активист записывает бедняка Ефима в Колхоз, даёт ему
квитан¬цию о приёме в членство.
55.
НАТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. ОСЕНЬ. ВЕЧЕР.
Всё гуще падает снег.
Чиклин, Вощев и другие плотники сколачивают плот.
Единоличники разбегаются по деревне к своим хозяйствам.
Старый пахарь Иван Семёнович КРЕСТИНИН обнимает, целует
мо¬лодые деревья в своём саду и тут же рубит их топором.
Его баба хо¬дит за ним и отчаянно воет во весь голос.
КРЕСТИНИН
Не плачь, старуха. Ты в Колхозе
общей давалкой станешь.
А деревья эти – моя плоть, сам
себя и убью!
Баба, услышав мужнины слова, падает и катается с криком по земле.
Бежавшая мимо другая плачущая баба, при виде катающейся и воющей, сама падает навзничь, орёт и сучит ногами в суконных чул¬ках.
НАТ. КОЛХОЗ. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
Ночь накрывает снежной мглой весь деревенский масштаб.
Вся деревня наполняется бабьим воем.
Собаки и другие нервные животные поддерживают эти
томитель¬ные звуки.
Средние и высшие мужики молча работают по усадьбам, дворам и закутам.
ИНТ. КОХОЗ. ПЕРВЫЙ ХЛЕВ. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
В полутёмном хлеве, при свете свечи, середняк заваливает дой¬ную корову, замотав, чтоб не выдала в рёве своего хозяина, морду стёганым одеялом.
Оглядываясь по сторонам, режет горло.
Кровь из горла бьёт через край в подставленное ведро, течёт под хлев, в навоз. Торчат искорёженные коровьи ноги. Валяется наскоро отрезанное кровавое вымя.
ИНТ. КОХОЗ. ВТОРОЙ ХЛЕВ. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
Другой мужик так же испуганно, поминутно оглядываясь, рубит голову тёлке. Тёлка не хочет умирать, рвётся и бьётся о стены хлева, немо, удивлённо таращится на хозяина, на детишек, жмущихся у дверей хлева.
ИНТ. КОХОЗ. ТРЕТИЙ ХЛЕВ. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
В третьем хлеву мужик с бабой длинным тонким ножом режут
ог¬лушённую свиноматку, а крохотные поросята ещё ищут оскудевшие соски и ссорятся между собой.
Течёт тёплая парная кровь по полу, сочится сквозь стену хлевов и закутов, булькает в лужах, течёт на улицу в грязь и мокрый снег.
НАТ. КОЛХОЗ. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
И вся мглистая безлюдность заполнена предсмертным воем,
хри¬пом и стоном гибнущего скота.
Ночной снег падает в холодную землю, собираясь остаться на зиму, но вокруг хлевов он тает и становится кровавым.
ИНТ. КОХОЗ. САРАЙ. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
В дальний сарай заходит одинокий хозяин АЛЁША к своей
спря¬танной и не обобществленной лошади.
Голодная лошадь стоит в станке, привязанная так надёжно, что упасть она не смогла бы.
Алёша зажигает спичку.
АЛЁША
Жива ли ты, кормилица?
Лошадь мёртво дремлет в станке, опустив чуткую голову.
Один глаз у неё слабо приоткрыт.
Сарай остыл без лоша¬диного дыханья.
Снег падает в него из дырявой крыши, ложится на голову кобылы и не тает.
Спичка гаснет. Хозяин обнимает лошадь за шею и стоит в своём сиротстве, нюхая по памяти пот кобылы, как на незабытой пахоте.
АЛЁША
Значит, ты умерла? Ну, ничего,
я тоже скоро умру. Нам будет
тихо.
Собака, не видя человека, крадучись входит в открытую дверь са¬рая, нюхает заднюю ногу лошади. Потом она рычит, впивается пастью в мясо, вырывает кусок.
Лошадь поднимает голову, переступает ногами.
АЛЁША
Может, ты в Колхоз пойдёшь?
Ступай тогда…
Алёша берёт клок сена из угла, подносит лошади.
Ноздри лошади шевелятся, но жевать она уже не может. Голова её опускается.
Две новые собаки, не боясь человека, рыча и сердясь друг на друга, отъедают ногу лошади сзади, но лошадь ещё жива. Она мелко дрожит, но тело её уже мертво.
ИНТ. КОХОЗ. ПЕРВАЯ ИЗБА. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
Убив весь живой дышащий инвентарь, мужики едят мясо.
Едят всей семьёй, торопятся, давятся, так-как есть уже не могут, но надо спрятать плоть родной убоины в своё тело, сберечь её там от обобществления.
Не зажигая света, тесно сидят в избе за столом и едят мясо.
ИНТ. КОХОЗ. ВТОРАЯ ИЗБА. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
Иные расчётливые мужики давно опухли от мясной еды и
двига¬ются тяжко, как ходячие сараи, других беспрерывно рвёт, но они не могут расстаться со скотиной, и уничтожают её до костей, не думая о здо¬ровье.
56.
НАТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. ОСЕНЬ. НОЧЬ.
Уже в полной темноте, при свете вынесенной керосиновой лампы,
Чиклин, Вощев и трое колхозников оставляют недоделанный плот и молча садятся отдохнуть. Вощев ложится на снег.
И слышат они ночь, заполненную воем, плачем, кряканьем
уби¬ваю¬щих топоров, стонами умирающих животных, лаем и рычанием множества собак, набежавших со всех окрестностей поживиться мясными остатками. И… ни единой живой души на улице.
В это время во двор вышел Актив, подходит к плоту.
АКТИВИСТ
Как же так: итоговый отчёт уже
готов. Его надо в Район
Руководству, а плота ещё нет!
1-й ПОМОШНИК АКТИВИСТА
Не готов плот.
2-й ПОМОШНИК АКТИВИСТА
Плот не готов!
АКТИВИСТ
(плотникам)
Плот не готов. Мероприятие под
угрозой срыва.
ПОМОШНИКИ АКТИВИСТА
(в один голос)
Что делать?
АКТИВИСТ
Собрать общее Учредительное
Собрание! Срочно!!!
С этими словами Активист стал свистеть в немедленный свисток, созывая народ на собрание.
Деревня перестаёт выть, стонать, лаять, и наполняется шумом ша¬гов и разным говором. Это со всех сторон к Оргдвору сходится сы¬тый народ.
Мужики и бабы, рыгая, икая и пукая, пьяные от мяса,
самозаб¬венно стоят, готовые организоваться навеки.
На крыльце находится Активист. Ходит туда-сюда, сухая рука в отвороте, правая в излёте, и строго смот¬рит в массы.
Фонарь ярко освещает его усатое рябое лицо и низкий лоб.
АКТИВИСТ
(массам)
Готовы, что ль?
НИКАНОР ПЕТРОВИЧ
(из массы)
А плот-то не готов, как
договорились!
АКТИВИСТ
Наше дело плот, ваше –
записаться в колхоз. Готовы?
НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ
Готовы – готовы, но ещё не
простились. Дай проститься!
Сказав это, Никанор Петрович обнимает соседа ЕГОРА СЕМЁНОВИЧА. Они целуются трижды, прощаясь.
НИКАНОР ПЕТРОВИЧ
Прощай навеки, прости, Егор
Семёныч!
ЕГОР СЕМЁНОВИЧ
Никанор Петрович, и ты меня
тоже прости!
Каждый прощается с каждым, обнимая доселе чужое тело, и все уста грустно и дружелюбно целуют каждого.
АЛЁША
Прощай, тётка Дарья! Не серчай,
что я твою ригу спалил.
ТЁТКА ДАРЬЯ
Бог простит, Алёша, теперь рига
всё равно одно не моя.
Многие, коснувшись взаимными губами, стоят в таком чувстве некоторое время, чтобы навсегда запомнить новую родню, потому, что, до этой поры они жили без памяти друг о друге и без жалости.
КРЕСТИНИН
Ну, давай, Степан, побратаемся.
СТЕПАН
Прощай, Иван. Жили мы люто, а
кончаемся по совести.
После целования люди кланяются в землю – каждый всем, и встают уже пустые и свободные сердцем.
НИКАНОР ПЕТРОВИЧ
Теперь мы, товарищ Актив,
готовы. Пиши нас всех в одну
графу. А кулаков мы сами тебе
покажем.
К Активисту подходит 2-й Помощник с бумагой и карандашом.
АКТИВИСТ
(2-му Помощнику тихо)
Я их всех прежде обозначил –
кого в колхоз, а кого на плот…
(и громко в массы)
Сознательность в вас заговорила?
Значит, отозвалась массовая
работа Актива! Вот она, чёткая
линия в будущий свет!
Чиклин, Вощев и трое бедняков-плотников проходят мимо новых колхозников. Идут доделывать плот.
ЧИКЛИН
Хорошо вам теперь, товарищи
колхозники?
Голоса колхозников по всему Оргдвору, народ разжигает костёр, греется.
КОЛХОЗНИКИ
Хорошо! Хорошо! Очень хорошо!
Ура-а-а!
Плотники делают плот.
Топоры врубаются в податливое тело дерева. Летит стружка. Во¬круг белый снег и ночь.
57.
НАТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. ЗИМА. УТРО.
Утро наступает сразу. Белое от снега.
Сеновал под навесом на Оргдворе. Народ спит.
Чиклин открывает глаза.
Перед ним стоит Елисей, на руках у него Настенька, которая спит, греясь на груди старца.
ЧИКЛИН
(не удивившись)
Не замучил ребёнка-то?
ЕЛИСЕЙ
Как я могу?
ЧИКЛИН
Один, иль ещё кто?
ЕЛИСЕЙ
Вчерась пришёл с народом на
Котлован, ночевал с твоими.
А утром Главный Начальник
прибыл, приказал прорабу ехать,
что без общей коллективизации
Дом никак нельзя построить.
Я собрался, а Жачев, который
урод, тоже с Настенькой
поехали. Малая говорит, что по
тебе скучает. Пусть с тобой
радуется!
Тут Настенька открывает глаза, узнаёт Чиклина, плачет от радо¬сти, тянется, перелезла к нему, ласкает его за уши, целует в серые небритые щёки.
НАСТЕНЬКА
Ты чего это совсем ушёл от меня.
Я тебя везде искала. А ты ушёл,
и я так боялась, что насовсем
ушёл и плакала очень! Я так
ДАЛЬШЕ
НАСТЕНЬКА (ПРОД)
боялась, что уже никогда не
найду тебя на свете… Я тебя во
сне видела. А утром проснусь,
а тебя нет. Я даже спать не
хотела, а без тебя не могла
просыпаться. Не бросай меня
никогда!
ЧИКЛИН
Тебе ничего было?
НАСТЕНЬКА
Ничего… А здесь ты Колхоз
сделал? Покажи мне Колхоз!
ЧИКЛИН
Жачев-то не обижал тебя?
НАСТЕНЬКА
Как же он обидит, когда я в
социализме останусь, а он скоро
помрёт. Вот он сам едет.
К ним подползает улыбающийся Жачев.
Чиклин обнимает Жачева
ЧИКЛИН
Этот не обидит.
На Оргдворе уже многолюдно.
Пришлый с Елисеем пролетариат, располагается кучками и малыми мас¬сами, тогда, как Колхоз только просыпается общим скоплением близ померкшего ко¬стра.
По колхозной улице бродят разные нездешние люди или стоят в ожидании той радости, за которой их привёл сюда Елисей и дру¬гие колхозные пешеходы.
ДВОЕ СТРАННИКОВ подходят к Елисею.
1-й СТРАННИК
Эй, Колхоз, где же колхозное
благо? Или мы даром шли? Долго
нам ждать?
ЕЛИСЕЙ
Раз привели, то Актив знает.
2-й СТРАННИК
Твой Актив спи, небось?
ЕЛИСЕЙ
Актив спать не может.
Активист появляется на крыльце с помощниками, за ним следует Прушевский. Активист, сухая рука за обшлагом, правая привычно выброшена вперёд и ввысь, хриплым голосом начинает.
АКТИВИСТ
Товарищи колхозники и
неорганизованные пока массы!
К нам прибыли на помощь
товарищи пролетарии из города
во главе с товарищем прорабом
Пролетарского Дома, от самого
Руководящего товарища Пашкина,
который во весь темп бросил
товарища прораба, как кадру
культурной революции на Колхоз,
ибо коллективизация –
это основание строительства
великого Здания Социализма.
Приступаем к раскулачиванию.
Активист видит в толпе Чиклина, с Настенькой на руках, обраща¬ется к нему
АКТИВИСТ
Вперёд, товарищ! А ты, бедняк
(Елисею)
покажи товарищу Чиклину самого
угнетённого батрака, спокон
века, который работал даром на
имущих дворах, нашего
молотобойца…
(Прушевскому).
Это о нём тревожился
Руководящий товарищ Пашкин,
как об единственном официальном
батраке, так как это молотобоец
не числится членом колхоза, а
считается наёмным лицом.
Руководящий товарищ Пашкин дал
нам указание, как можно скорее
его необходимо избавить от
угнетения.
(Чиклину)
Пусть этот батрак – молотобоец
и возглавит всю кампанию по
раскулачиванию кулаков, как
класс! Он всех знает. Иди,
договорись с батраком Михаилом.
(Прушев¬скому)
А вы, уважаемый, тем временем,
как умственный инженер,
ДАЛЬШЕ
АКТИВИСТ (ПРОД)
посмотрите наше сломанное
детекторное радио. По такому
случаю нужна музыка – класс
ликвидировать надо под музыку…
Чиклин с Настенькой на руках и Елисей идут к кузнице, откуда слышны удары молота, шипение меха и гудение огня. И ещё они слышат тяжёлое, какое-то нечеловеческое рычание и хрипы.
58.
ИНТ. КОЛХОЗ. КУЗНИЦА. ЗИМА. ДЕНЬ.
Вошедшие в кузню, Чиклин, Настенька и Елисей сначала видят в темноте и копоти КУЗНЕЦА, который качает мехом воздух в горн, потом они видят, что молотом по раскалённой железке на наковальне бьёт здо¬ровенный МЕДВЕДЬ с опалённой и даже кое-где выгоревшей шер¬стью, вспыхивавшей от искр летящего металла, чего Медведь, ви¬димо, не чувствует.
КУЗНЕЦ
Поддай Миш! Мы с тобой ударная
бригада!
Медведь ещё усерднее бухает молотом.
КУЗНЕЦ
Хорошо! Хорошо! Теперь, будя!
Перекурим.
Медведь останавливает работу, мотает головой – не хочет перекура, но выпив полведра воды и утерев утомлённо-пролетарское лицо, плюёт на лапы и снова бухает молотом по раскалённому плугу.
КУЗНЕЦ
Лады, Миш, вечером жидкость
будет!
И Кузнец щёлкает себя пальцем по шее, показывает Медведю, что даст ему выпить водки. Медведь, поняв будущее наслаждение, с ещё большей охотой де¬лает плуг.
Кузнец замечает Чиклина с Настенькой.
КУЗНЕЦ
А ты, человек, зачем пришёл?
ЧИКЛИН
Отпусти молотобойца кулаков
показать, говорят: у него стаж
велик.
КУЗНЕЦ
А ты с Активом согласовал
вопрос? Ведь в кузне есть
профинплан, а ты его скрываешь!
ЧИКЛИН
Согласовал.
Кузнец машет рукой.
КУЗНЕЦ
Нехай тогда идёт. Ступай на
Оргдвор и ударь в колокол, чтоб
Мишка обеденное время услыхал,
а то он не тронется. Он у нас
дисциплину уважает.
ЧИКЛИН
(Елисею)
Иди, дай сигнал медведю.
Чиклин и Настенька наблюдают за работой Медведя.
Вот уже готовы три плуга.
Молотобоец несёт дрова для углей – целый плетень, сгрёб с пола кузни груду болванок, раскладывает по местам, берётся за метлу.
Настенька не нарадуется на трудолюбивого Медведя,
почернев¬шего, обгорелого и неутомимого, жалеет зверя.
НАСТЕНЬКА
Смотри! Он за нас, а не за
буржуев. Он классовый наш,
правда?
ЧИКЛИН
А то, как же.
Раздаётся гул колокола, и Медведь мгновенно оставил без внима¬ния свой труд, до этого он мёл пол в кузне, а теперь выпрямляется во весь рост на двух задних лапах и надёжно вздыхает: шабаш, дескать.
Опустив лапы в ведро с водой, чтобы намыть на них чистоту, Медведь вытирает их о свой обгорелый зад и выходит из кузни, чтобы получить свою еду.
Кузнец указывает ему на Чиклина, и Медведь спокойно идёт за Чиклиным, привычно держась впрямую, на одних задних лапах.
Настенька тронула Медведя за плечо, и он тоже трогает её
друже¬любной лапой и зевает всей пастью с жёлтыми зубами.
НАСТЕНЬКА
Смотри, Чиклин, он весь седой!
ЧИКЛИН
Жил с людьми вот и поседел с горя.
НАСТЕНЬКА
Ну что ж теперь делать!
Медведь опять трогает Настеньку лапой, а когда та посмотрела на него, зажмуривает для неё один глаз – подмаргивает.
Девочка смеётся.
Тогда Молотобоец ударяет себя по брюху, и у него что-то урчит и поёт внутри, отчего Настенька смеётся ещё веселее.
59.
НАТ. КОХОЗ. ЗИМА. ДЕНЬ.
Они идут по улице, мимо пустых дворов, мимо усадеб, где коровы и лошади свалены у сараев и хлевов с развёрстыми тлеющими ту¬шами.
Идёт снег. Откуда-то набредший ветер наводит вьюгу, что
бы¬вает, когда устанавливается зима.
Чиклин устраивает Настеньку за пазуху.
Настенька и Медведь радуются вместе. Желая обрадовать
де¬вочку, Медведь ловит снежинки и дарит Настеньке, но снежинки – это не снежинки, а мухи.
НАСТЕНЬКА
Отчего бывают мухи, когда зима?
ЧИКЛИН
От кулаков, дочка!
Настенька давит в руке жирную муху, подаренную ей Медведем.
НАСТЕНКА
А ты убей их, как класс! А то
мухи зимой будут, а летом нет?
Птицам нечего есть станет.
Идут мимо прочной, чистой избы.
И тут Медведь встал, рычит и не идёт дальше.
Испуганное бабье лицо смотрит на них через стекло окна.
И тут же, как будто баба держала их наготове, по её лицу струёй бегут слёзы.
Медведь открывает страшную пасть, ревёт на бабу.
Баба исчезает в черноте избы.
ЧИКЛИН
Кулачество!
Вошедши во двор, Чиклин открывает ворота изнутри.
Медведь шагает через черту собственности, и они идут освидетельствовать хозяйство.
В сарае, засыпанные мякиной, лежит с десяток, а может больше, зарезанных овец. Когда Медведь трогает одну овцу лапой, из неё поднимается туча мух. Жирные мясные мухи летают среди снега, нисколько не остужаясь от него.
Молотобоец идёт от сарая в избу, заревев в сенях, выбрасывает через крыльцо вековой, громадный сундук, откуда вылетают швей¬ные катушки.
60.
ИНТ. КОХОЗ. ИЗБА 1-го КУЛАКА. ЗИМА. ДЕНЬ.
Чиклин с Настенькой за пазухой заходит в избу.
В избе баба, (1-я КУЛАЧКА) и МАЛЬЧИШКА, который сидит и дуется на горшке, мать его сидит на полу, не кричит, а только беззвучно открывает и закры¬вает рот.
1-я КУЛАЧКА
(тихо, безнадёжно)
Мужик, а мужик!
Голос 1-го КУЛАКА
Ну, чо?
Голос 1-го КУЛАКА слышится с печки. Там скрипит рассохшийся гроб, из которого вылезает дородный хозяин, босой и в исподнем.
1-я КУЛАЧКА
Пришли!... Головушка моя
горькая-я-я!
ЧИКЛИН
Пошла прочь!
Молотобоец трогает мальчишку за ухо, и тот вскакивает с горшка, а Медведь, чтоб не наступить, отодвигает горшок в сторону.
Мальчик стоит в одной рубашке и, соображая, глядит на Медведя.
МАЛЬЧИК
Дядь, отдай какашку!
Но Молотобоец-батрак тихо рычит на него, отодвигает горшок ещё дальше.
ЧИКЛИН
Прочь все!
Медведь угрожающе рычит.
1-й КУЛАК
(дерзко с вызовом)
Не шумите, не шумите, хозяева,
мы сами уйдём!
И тут Медведь, вспомнив все обиды, обнимает поудобнее тело Кулака и, сжав его с силой, но, не убив, кричит ему в лицо на разные голоса – от злобы и обиды Молотобоец мог почти говорить.
Кулак не ломается, выдерживает, и когда Медведь отпускает его, тут же выходит, хромая на улицу и в чём был, идёт мимо окна в сто¬рону Оргдвора, за ним бежит его баба, а мальчик стоит в избе один, и, постояв в недоумении, хватает горшок и бежит по снегу в след родителям.
НАСТЕНЬКА
(из тёплой чиклиной пазухи)
Смотри, какой жадный – испугался.
А горшок с добром с собой унёс.
Ну что поделать – буржуй, он и
есть буржуй!
Выходят из этой избы.
61.
ИНТ. КОХОЗ. ИЗБА 2-го КУЛАКА. ЗИМА. ДЕНЬ.
Через три избы Медведь снова рычит.
Чиклин отдал Настеньку Молотобойцу, входит в избу.
На него смотрит ласковый, спокойный мужик. В избе больше
ни¬кого.
2-й КУЛАК
Ты чего, милый, явился?
ЧИКЛИН
Уходи!
2-й КУЛАК
Чего-то вдруг? Чем же я тебе не
угодил?
ЧИКЛИН
У нас Колхоз. Не разлагай массу!
Мужик, не спеша, думает, улыбается.
2-й КУЛАК
Колхоз нам не годится.
ЧИКЛИН
Прочь, гада!
2-й КУЛАК
Погодь серчать-то, остынь
малость, лучше ответь на
вопрос: вот вы сделаете Колхоз
из республики, и вся республика
станет единоличным хозяйством.
Чьим хозяйством?
Чиклин в ярости, распахивает дверь, показывает Кулаку, что его ме¬сто на улице.
ЧИКЛИН
А это наше дело! Мы хоть царя
назначим, когда полезно будет,
а можем сшибить его одним
вздохом! А ты исчезни вон!
Мужик сидит, продолжает речь, но Чиклин хватает его поперёк и выкидывает из избы в снег.
62.
НАТ. КОХОЗ. ЗИМА. ДЕНЬ.
Мужик лежит в сугробе, не поднимая головы, подаёт голос.
2-й КУЛАК
Ну что, ликвидировал? Эх ты,
торопыга! Нынче меня нету, а
на завтрева – и вас не будет!
И в ваш социализм придёт главный
человек вас ликвидировать!
Медведь согласно кивает головой, идёт дальше ликвидировать ку¬лаков, за ним идёт Чиклин с Настенькой за пазухой.
Через четыре дома Молотобоец опять ревёт.
Из дома выбегает испуганный житель, 3-й КУЛАК, с блином в руке, подскаки¬вает к Медведю, толкает этот блин ему в пасть.
3-й КУЛАК
Здравствуй, дорогой Миша!
Отведай блинок! Для тебя…
Медведь хватает блин и этим блином бьёт Кулака в ухо, так что мужик, вякнув ртом, тут же падает.
ЧИКЛИН
Опорожняй батрацкое имущество!
Прочь с колхозной дороги! Не
сметь жить на свете!
Кулак приходит в себя, верещит снизу.
3-й КУЛАК
Эй, ты, большой, покажи бумажку,
что ты действительное лицо!
ЧИКЛИН
Я тебе не лицо. У нас партия
– лицо!
3-й КУЛАК
Покажи тогда партию, хочу
посмотреть!
ЧИКЛИН
В лицо ты её не увидишь. Я сам
её еле чувствую, являйся нынче
на плот, капитализм и сволочь!
НАСТЕНЬКА
Пусть он идёт по морям: нынче
здесь, а завтра там. Правда,
ведь?
Идут раскулачивать дальше.
63.
НАТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. ЗИМА. ДЕНЬ.
Активист, стоя на крыльце, покуривает свою трубку, сверяет рас¬слоечную ведомость.
Вокруг Актива - колхозники и прибывший пролетарский класс, оторванный от рытья Котлована ради истребления кулачества, как класса в организованном Колхозе им «Генлин».
Прибывшие кулаки заполняют массой весь Оргдвор.
АКТИВИСТ
Так, все явились? Молодцы,
товарищ Чиклин и товарищ
Медведь!
Чиклин стоит рядом. Медведь уходит на кузню.
ЧИКЛИН
(Активисту)
Ты тоже сознательный молодец.
Ты чуешь массы, как животное.
АКТИВИСТ
Эй, капитализм, кулацкий класс,
перемещайте-ка плот к реке, да
побыстрей!
ИНТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. РЕКА. ЗИМА. ДЕНЬ.
Кулаки подходят, окружают плот, двигают его в упор на речную долину.
Жачев срывается с места и тяжело катит вслед за ними.
ЖАЧЕВ
Пока не убедюсь не успокоюсь,
что класс этот погиб и
ДАЛЬШЕ
ЖАЧЕВ (ПРОД)
социализм будет, а Настенька
получит его в своё девичье
приданное и будет жить в
пролетарском Доме мирового
счастья!
Он с трудом преодолевает спуск к реке. И пусть никто кроме за¬стывшей в зиме природы не слышит его, он продолжает кричать.
ЖАЧЕВ
(продолжает)
…А мне что? Я погибну, как
уставший предрассудок и это
правильно!
Коляска застревает в кустах. Жачев видит, что кулаки заполняют плот, и он может не успеть, хоть бы оттолкнуть его.
Он бросает свою тележку и, опираясь руками в мёрзлую, стылую землю, спешит, ка¬тится через голову к реке.
И когда он выползает к берегу, то видит, что кулаки уже погрузи¬лись на плот и, молча, стоят на сколоченных утлых брёвнах.
Последний кулак, зайдя по пояс в густую, как кисель от снега, воду, толкает плот, залезает на него, и плот медленно отходит от бе¬рега, расширяя чёрную трещину.
Снег падаёт всё гуще.
Кулачество стоит тесно – плот мал для него.
Кулаки мёрзнут в своих нательных рубахах и исподних портах.
И глядят с плота в одну сторону – на Жачева: люди хотят навсегда запомнить свою родину и последнего, человека на ней.
И больше никого на берегу.
Только безногий инвалид.
Кулаки смотрят и уплывают вдаль. Среди них и кулацкие бабы, и кулацкие дети. И кулацкий мальчонка с горшком в руке…
На плоту плывёт в океан целый кулацкий класс.
Одинокий калека сползает к самой воде, но понимает, что так хуже будет видно, ползёт выше, на пригорок.
Кулацкий речной эшелон заходит на повороте за береговой
кус¬тарник, и Жачев теряет видимость классового врага.
ЖАЧЕВ
Эй, паразиты, прощай!
- …АЩА-А-АЙ! – проносится по реке.
- ПРОЩАЙ-А-А-АЙ! – отозвались, уплывающие в море кулаки.
- ЩАЙ-ЩАЙ-ЩАЙ! – отвечает завьюженная река.
И стоит на пригорке ещё один человек - босой Мальчик со свирелькой и видит уплывающий кулацкий плот, исчезающий в мутной от падающего снега реке.
Смотрит Мальчик и играет свою простую музыку.
Плот скрывается за поворотом.
И только пустая река, и тихая музыка в белом мире.
Идёт снег.
А с Оргдвора взрывается громкий гимн освобождённого пролетариата. «Вихри враждебные веют над нами…» - слышит Жачев и поспешно лезет по глинистой круче на торже¬ство Колхоза, тащит за собой на верёвочке тележку.
НАТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. ЗИМА. ВЕЧЕР.
Активист и Прушевский налаживают на крыльце отремонтированный инженером детекторный радиоприемник.
Из деревянной коробочки по всей деревне, по всей отдалённой при¬роде льётся марш Великого революционного похода.
Новые колхозные мужики топчутся на Орг¬дворе.
Ничего-то им теперь не жалко.
Им всё отныне без¬вестно и про¬хладно в душевной пустоте.
Никаких забот! Ника¬кого дела. Что скажут, то и пусть!
Елисей, когда сменилась музыка на другой революционный марш, выходит на серединку, вдаряет пяткой по мёрзлой земле, пускается в пляс. Пляшет, ходит, как стержень. Один среди стоячих, чётко работая костями и туловищем под боевую музыку налаженного радиоприёмника:
«…По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперёд
Чтобы с боя взять Приморье –
Белой армии оплот…
Постепенно в пляс пускаются и остальные мужики и бабы.
Гости скидывают сумки, мешки, хватают местных девушек и понеслись общем плясе-хороводе.
Из детекторной коробочки взвивается теперь партийный гимн «Интернационал, самая радостная и весёлая песня, под которую пускается в пляс уже весь Колхоз имени «Генлина», включая Актив, и пролетариев из Котлована.
«…Добьёмся мы освобожденья
Своею собственной рукой…».
Радио поёт. Все самозабвенно пляшут.
И даже обобществлённые ло¬шади, услышав гул человеческого счастья, прекратили бесконечный бег за исчезнувшим вожаком, выходят из-за своей коллек¬тивной загородки, входят в Оргдвор и присоеди¬нятся к общему празднику.
Давно живущие на свете люди топчутся, не помня себя.
«…Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор…».
Новый колхозник Егор Семёныч, кричит от радости, показывая ухватку, хлопает себя по пузу, щекам, по заду.
ЕГОР СЕМЁНЫЧ
Эх ты, эсерша ваша мать!
Охаживай, робяты! Наша
царства-государства, она не
замужняя!
Рядом приплясывает ОКРЕСНЫЙ ГОСТЬ.
ОКРЕСТНЫЙ ГОСТЬ
Она – девка, аль вдова!
ЕГОР СЕМЁНЫЧ
(приплясывая)
Девка, не видишь, как
мудрит-едрит!
ОКРЕСТНЫЙ ГОСТЬ
(так же приплясывая)
Пускай ей помудриться–поедрится,
покобелится! А потом мы из неё
мирную сделаем: добро будет!
Радио поёт и веселит пляшущий народ другой боевой песней.
«…Сказали ребята:
«Пробьёмся штыками,
И десять гранат – не пустяк».
Штыком и гранатой
Пробились ребята…
Остался в степи Железняк…»
Настеньке весело. Она тоже топчется около мчащихся в пля¬ске мужиков, землекопов и лошадей.
Жачев ползает между всеми, подсекая ноги тех, кто ему мешает, и гостевому мужику дал в бок, чтоб не надеялся.
ОКРЕСТНЫЙ ГОСТЬ
(не понял)
Ты чего?
ЖАЧЕВ
Не сметь думать, что попало!
Или хочешь речной самотёк
заработать? Живо сядешь на
плот!
ОКРЕСТНЫЙ ГОСТЬ
(испугался, что явился сюда)
Боле, товарищ калека, ничего
не подумаю, никогда… Я теперь
шептать буду.
ЖАЧЕВ
И шептать такое не будешь. Убью!
«Смело мы в бой пойдём
За власть Советов
И, как один умрём,
В борьбе за это…».
Поет, разливается деревянное радио на крыльце Оргдвора.
Чиклин стоит на крыльце, глядит на ликующую, пляшущую гущу народа, видит расшалившуюся Настеньку, которая бегает от ловящего её Жачева.
ЧИКЛИН
Настенька, ты не стынь долго!
Иди ко мне!
НАСТЕНЬКА
Я ничуть не озябла. Тут все
дышат!
ЧИКЛИН
Ты три ручки, а то смотри, какие
красненькие!
НАСТЕНЬКА
Я уже тёрла-тёрла! Ну что ты
будешь делать? Сиди, молчи,
Юля!
Вдруг радио хрюкает, что-то в нём шипит и перестаёт играть.
Но народ пляшет, не обращая внимания, что звука нет.
АКТИВИСТ
Товарищ инженер!
Прушевский уже около радиоприёмника, поправляет его, но от¬туда вместо музыки раздаётся голос.
РАДИО
…подсолнух себя оправдывает.
Цены на подсолнух установлены
выше, чем на пшеницу. Сбыт
семян обеспечен. Посевщикам
предоставляются льготы… Чхи…
Чхи… Чхи-и-и… Заготовляйте
ивовое… коровье…
и радио замолчало.
Народ без музыки сбивается, кое-кто останавливается, не
пляшет.
Активист, боясь упустить настроение колхоза, манит к себе
босого Мальчика со свирелью, но тот молча показывает ему язык и отходит в темноту Оргдвора.
И тогда Активист надувает изо всех сил рябые щёки, играет и
поёт му¬зыку своими губами.
И Колхоз вновь пляшет теперь под музыку Актив¬ного рта.
Елисей, вставший в тишине, вновь подпрыгивает и топочет, и
пляшет, а за ним и весь народ на Оргдворе возобновляет пляску и ра¬достно ве¬селиться от своего нечувствительного, но уже необходи¬мого сча¬стья.
Чиклин, видя, что Активист мокрый, с вылезшими глазами, уже
совсем охрип от долгой губной игры, а люди все не утихают и
пля¬шут, кричит в Колхоз.
ЧИКЛИН
Чуете ли вы что?
КОЛХОЗ
Чуем! Чуем!
ЧИКЛИН
А чего вы чуете?
КОЛХОЗ
Мы всё чуем… Себя не чуем!
ЧИКЛИН
А чего так вяло?
И Колхоз, не прекращая топчущейся, тяжёлой пляски, тоже
начинает подпевать слабым голосом. Слов в этой песне понять нельзя, но всё же в них слышится жалобное счастье и напев бредущего че¬ловека.
КОЛХОЗ
(нестройно и слабо поёт)
…В бой роковой мы вступили
с врагами.
Нас ещё силы безвестные ждут…
Чиклин спрыгивает с крыльца и, очутившись в густоте людей, громко поёт и так пляшет, так часто работает ногами, что снег под ним тает и пляшет он в снежной грязной луже.
Елисей приближается в пляске к Чиклину, старается в усердии счастья от него не отстать, но куда там!
ЧИКЛИН
(громко и быстро поёт,
как плясовую)
…Знамя великой борьбы всех
народов
За лучший мир, за святую
свободу…
Тут Чиклин, танцуя, смотрит на Елисея, замечает, что у того ос¬текленели глаза, и пляшет он всё медленнее и тяжелее.
Чиклин оста¬навливает Елисея, и тот мёртво падает на него. Чиклин опускает Елисея на снег.
ЧИКЛИН
Тебе худо?
ЕЛИСЕЙ
(мёртвыми губами)
Мне - никак.
Народ продолжает плясать под свою музыку. Потом и музыка
го¬лосов стихает, и он топчется уже по памяти.
И только тяжёлое ды¬хание, хрипы да хрумкий топот сотни ног на Оргдворе.
64.
НАТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. ЗИМА. НОЧЬ.
Полночь. Морозная луна высоко стоит над деревней.
Колхоз, молча, без музыки топчется под луной.
На крыльце стоит Активист в своей старой мятой будёновке, засунув сухую руку за обшлаг шинели, сосёт мёртвую трубку и улыбается низ¬колобым рябым лицом.
Чиклин подходит к Жачеву, который, приютясь под крыльцом, обогревает спящую Настеньку, спрятав её в глубине мохнатой груди.
Жачев, увидев Чиклина, прижимает палец к губам, а потом, ско¬сившись на спящую Настеньку, улыбается Чиклину.
ЖАЧЕВ
Это греется не задумчивая идея,
которую забудешь, а будущее
неизвестного человека.
ЧИКЛИН
Где Вощев?
ЖАЧЕВ
Спит, поди. Такая сволочь не
скоро подохнет.
Чиклин перенял спящую Настеньку, толкает Жачева.
ЧИКЛИН
Жачев, прекрати движение.
Умерли они, что ли от радости:
пляшут мёртвые и пляшут.
Жачев ползёт под ноги молча пляшущему Колхозу.
ЖАЧЕВ
Эй, Колхоз, стой, сволочь!
Но увлечённый и радостный Колхоз с остановившимися глазами, молча и тя¬жело, продолжает топтаться.
ЖАЧЕВ
Заработать от меня захотели?
Сейчас получите!
Жачев внедряется меж топчущихся ног и начинает спроста брать людей за нижние концы и опрокидывать на снег, на землю.
Люди валятся, как порожние штаны.
Уложив весь радостный Колхоз спать, Жачев, смотрит, чтоб никто не двигался более, а одному колебнувшемуся делает для
ус¬покоения удар в голову окомелком ноги, отчего колебнувшийся колхозник враз засыпает.
Лошади, видя такое, в испуге торопятся с Оргдвора, бегут по улице, скачут в свою общую загородку.
Чиклин несёт спящую девочку в Оргдом, укрывает её своим ватником, выходит на пустынную улицу искать Вощева.
ЧИКЛИН
Во-щев! Во-щев!
65.
НАТ. КОХОЗ. ЗИМА. НОЧЬ.
Улица, залитая лунным светом, пустынна.
ЧИКЛИН
Во-щев! Во-щев!
Чиклин идёт дальше и в хозяйской заботе то закрывает чьи-то распахнутые во¬рота, то, заметив потерянный по дороге армяк, поднимает его и заносит в сени ближайшей избы.
ПЛАТОНОВ
Чиклин непривычно и много стал
думать в эти последние дни. Он
был радостен и доволен, что
отныне бедные массы уж больше
не увидят мучившего их
кулачества, и раз на свете есть
такая сила, которая оставила в
живых только средних и бедных
людей, то все с радостью станут
работать с ещё большим сердечным
усердием. Так как весь точный
смысл жизни томится в груди
роющего землю пролетариата, то
рука его должна быть верна и
терпелива.
Чиклин идёт дворовыми задами, перелезает через плетни, ищет Вощева.
В каком-то углу, за сараем, он видит согбенную фигуру, слышит голос Вощева.
ВОЩЕВ
(какому-то непонятному
предмету)
Меня ещё не было на свете, а ты
уже лежала здесь. Иди, я сохраню
тебя для будущих поколений.
ЧИКЛИН
Вощев, все радовались, теперь
отдыхают! А ты чего?
ВОЩЕВ
Так.
Вощев кладёт это в мешок, и они идут ночевать в Оргдвор.
Колхоз неколебимо спит под навесом на Оргдворе.
66.
ИНТ. КОХОЗ. ОРГДОМ. ЗИМА. НОЧЬ.
В Оргдоме, под лампой склонился рябой, сухорукий Активист в будёновке и шинели сверху на плечах за умственным тру¬дом.
Чиклин садится у спящей в ватнике Настеньки.
Вощев стоит и смотрит, как Активист чертит какие-то графы.
Активист поднимает голову, смотрит на Вощева.
АКТИВИСТ
Ведомость созидаю для занесения
всех данных
бедняцко-середняцкого
благоустройства, чтоб была уже
вечная, формальная картина и
опыт, как основа.
ВОЩЕВ
Запиши и моё добро!
И на стол Активиста Вощев распаковал свой мешок.
ПЛАТОНОВ
Вощев, не полностью соображая
зачем, со скупостью, скопил в
своём мешке вещественные
остатки потерянных вещей и
людей, которые скончались ранее
победного конца. Сейчас он
предъявлял эти признаки к лицу
власти и будущего, чтобы
посредством организации вечного
смысла добиться отмщения за тех,
кто тихо лежит в земной глубине.
Активист записывает прибывшие с Вощевым вещи, организовав особую боковую графу, под названием «Перечень ликвидирован¬ного насмерть кулака, как класса пролетариатом, согласно имущественно выморочного остатка».
Вместо людей Активист записывает признаки существования:
№1. «Лапоть прошедшего века»,
№2. «Оловянная серьга от пастушьего уха»,
№3. «Штанину из рядна»…
№4…
…и разное другое снаряжение трудяще¬гося, но не имущего тела.
В это время Жачев, спавший с Настенькой на полу, нечаянно бу¬дит девочку.
НАСТЕНЬКА
Отверни рот: ты зубы, дурак,
не чистишь. И так у тебя буржуи
ноги оторвали, ты хочешь, чтоб
и зубы попадали? Ну что ты
будешь делать?
Жачев с испугом закрывает рот.
Но девочке спать надоело и, одев на себя огромный для неё ват¬ник Чиклина, она подходит к столу, рассматривает предметы
Во¬щева.
НАСТЕНЬКА
Это утильсырьё принесли?
ЧИКЛИН
Нет, это тебе игрушки собрали.
Давай выбирай.
Чиклин спускает лампу со стола на пол, чтобы девочка лучше ви¬дела то, что ей понравится.
Активист, посапывая в темноте своей холодной трубкой, пишет и в тем¬ноте без ошибок.
Но вот Активист сам садится рядом с Настенькой, протягивает ей «ВЕДОМОСТЬ».
АКТИВИСТ
Распишись в получении за всё
нажитое имущество безродно
умерших батраков.
Настенька медленно рисует на бумаге Серп и Молот и отдаёт «ВЕДОМОСТЬ» Активисту.
Чиклин снимает с себя стёганую ватную кофту, одевает на Настеньку, разулся и ходит по полу в чулках, довольный и мирный.
ПЛАТОНОВ
Чиклин был доволен: теперь уж
никому не отнять у Настеньки её
долю в жизни, ведь течение рек
идёт лишь в пучины морские и,
уплывшие на плоту не вернуться
мучить детей. Те же безымянные
люди, от которых остались
только лапти и оловянные серьги,
не должны вечно тосковать в
земле.
Чиклин в своём хождении взад вперёд по Оргдому
останавлива¬ется перед сидевшим в углу, равнодушно дремавшем Прушевским.
ЧИКЛИН
Прушевский!
ПРУШЕВСКИЙ
Я.
ЧИКЛИН
Прушевский, сумеют ли или нет,
успехи высшей науки воскресить
назад сопревших людей?
ПРУШЕВСКИЙ
Нет.
ЖАЧЕВ
(не открывая глаз)
И врёшь! Марксизм всё сумеет.
Отчего ж тогда Ленин в Москве
целым лежит? Он науку ждёт,
воскреснуть хочет.
Настеньке надоедает копаться в батрацких остатках. Она идёт к Жачеву, забирается к нему на грудь.
НАСТЕНЬКА
Жачев, не говори больше, лучше
сторожи меня опять. Я спать
захотела.
Все спят, только один Активист за столом, сосёт трубку, морщит свой низкий рябой лоб под будёновкой и упорно пишет ведомость, привычно ругая себя.
АКТИВИСТ
(шёпотом)
Ущерб революции приносишь! Пора
уж целыми эшелонами кулаков в
океан! Пора целыми деревнями
население в социализм отправлять,
а ты узкими масштабами
стараешься. Ты горе, а не
партиец! Эх…
Керосиновая лампа пускает последнюю искру. По фитилю бегут голубые змейки: керосин кончается.
Свет меркнет. В Оргдоме тихо.
Активист спит, уложив плешивую голову на страницу ведомости.
ИНТ. КОХОЗ. ОРГДОМ. ЗИМА. УТРО.
В дверь кто-то робко стучит.
АКТИВИСТ
(просыпается, зевает)
Входи, заседанья нет!
Входит Елисей, призывно глядит на Активиста.
ЕЛИСЕЙ
Там Медведь разошёлся в кузне,
стучит с спозаранку, песни рычит.
Весь Колхоз поднял. Народ
боится.
АКТИВИСТ
(встаёт)
Надо пойти справиться.
ЧИКЛИН
(давно не спит)
Ладно, я сам схожу.
А ты сиди, записывай
получше: твоё дело – учёт.
67.
НАТ. КОХОЗ. ЗИМА. УТРО.
Праздничная и радостная колхозная масса движется от Оргдвора по направлению к кузнице, откуда ещё с ночи доносятся мощное буханье молота и разудалый медвежий вой похожий, если хорошо прислушаться на революционное пение.
К медвежьему пению присоединяется свирелька босого Мальчишки, что стоит у плетня против кузни.
Среди массы - Прушевский и Вощев.
Народ обступает кузню и видит, как ударно работают Чиклин и Медведь.
Около кузницы висит призыв, написанный на красной материи:
«ВПЕРЁД, ЗА УДАРНЫМ ТРУДОМ, ПРОБИВАЮЩИМУ СЕЛЬ¬СКОМУ ПРОЛЕТАРИАТУ
ДВЕРИ К СИЯЮЩИМ ВЫСОТАМ КОММУНИЗМА!».
Чумазый Кузнец сидит у дверей кузницы, даёт пояснения на разные вопросы Колхоза.
АЛЁША
Чтой-то с Мишей? Ишь, какой
ударный!
КУЗНЕЦ
Вчера вернулся с раскулачки,
весь такой радостный, такой
весёлый… А тут ещё молодёжь
лозунг этот повесила. Вот
Михаил, как поглядит на него,
так веселеет и веселеет.
А нынче прямо с ума сошёл.
Уставая, Молотобоец выходит наружу, ест снег, а потом снова всаживает молот в мякоть красного железа.
Колхозные мужики сочувствуют Медведю, коллективно крякают во время звука кувалды, чтоб шины были прочней и надёжней.
ВОЩЕВ
(восторженно Прушевскому)
Бывший батрак чувствует праздник
свободы и радуется в своём труде.
ПРУШЕВСКИЙ
(огорчённо)
Какой же это труд! Брак идёт.
Одни искры!
ЕЛИСЕЙ
Ты, Миш, бей с откошкой. Тогда
шина хрустка не будет и не
лопнет. А то лупишь по железу,
как по стерве. А оно тоже
теперь наше! Так не дело!
Но Медведь рявкает на Елисея: не мешай, мол.
Елисей отходит прочь, жалея железо.
Однако и другие мужики тоже начинают проявлять беспокойство, не могут терпеть порчи своего до¬бра.
НИКАНОР ПЕТРОВИЧ
Слабже бей, чёрт!
КУЗЬМА
Не гадь всеобщего! Теперь
имущество жалеть надо!
ЕФИМ
Да, тише ты, домовой! Чего
делаешь?
КРЕСТИНИН
Выйди, остынь, дьявол! Уморись,
идол шерстяной!
КУЗЬМА
Вычеркнуть его надо из Колхоза
и боле ничего! Аль Колхозу
убытки терпеть на самом-то
деле!
Но Чиклин дует воздух в горне, а Молотобоец, стараясь поспеть за огнём, крушит железо, как врага жизни.
НИКАНОР ПЕТРОВИЧ
Всё теперь лопнет! Всё железо в
скважинах будет!
КРЕСТИНИН
Вот наказание! А тронуть его
нельзя! скажут: бедняк!
Пролетариат! Индустриализация!
ПРУШЕВСКИЙ
Остановите молотобойца!
АЛЁША
А может его дубиной и пусть
спит?
КРЕСТИНИН
Что ты, не дай Б-г! Он союзный
бедняк! Самый тёмный батрак в
нонешней жизни, самый сельский
пролетарий! Пролетарее его во
всей Расеи нету!
Прушевский отрывается от задорного, но печального темпа труда, идёт в сторону.
ПРУШЕВСКИЙ
(как бы сам с собой)
Зачем согласился прибыть сюда,
что здесь делать? Опять
одиночество и никчемность среди
суеты…
И тут, заглушая грохот кузни, по улице с громкой призывной пес¬ней идут строем деревенские девушки и подростки.
Над строем реет Красный флаг с Серпом и Молотом и надписью на транспаранте: «НИ ОДНОГО НЕГРАМОТНОГО В СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМ СЕКТОРЕ!»
Весело и задорно молодые поют (на мотив «Ах, шарабан мой»).
ХОР СЕЛЬСКОЙ МОЛОДЁЖИ
«…В деревне речка
Журчит, играет
Я в комсомолки
Вступила в мае…»
Они идут на Оргдвор, молодые, весёлые, с радостью праздника на светлых лицах. Они несут свой праздник молодому Колхозу.
Они будут петь, танцевать, декламировать, строить гимнастиче¬ские пирамиды! Босой Мальчишка со свирелькой бежит за ними, торопится присоединиться к демонстрации.
Идёт! Идёт! Идёт праздник сельской соцмолодёжи!!!
ХОР СЕЛЬСКОЙ МОЛОДЁЖИ
«…Сады, леса и фабрики, и пашни –
Всё это – наш родной и милый
дом!
Пусть новый день обгонит день
вчерашний
Своим весёлым, радостным трудом!»
Красный праздничный строй проходит мимо кузни.
На транспаранте, что выше всех над движением сельского комсомола - яркие буквы стиха лучшего поэта эпохи: «И ТОТ, КТО СЕГОДНЯ ПОЁТ НЕ С НАМИ, ТОТ ПРОТИВ НАС!»
Грохот наковальни стих.
Медведь смотрит из кузницы на проходящий поющий отряд, на на¬род, который пристраивается к идущему строю.
Прушевский и Вощев, сами того не заметив, тоже идут за
моло¬дёжью. К ним присоединяется Чиклин с только что выкованной им тёп¬лой звёздочкой в руках.
По деревне шагает праздничная демонстрация с Красным флагом впереди, транспарантами и пением.
Замыкает строй - Медведь-молотобоец.
Прушевский идёт рядом с Девушкой. Они идут, смотрят друг на друга и отстают от строя.
Прушевский глазам своим не верит: да, рядом с ним, почти касаясь его плеча, идёт та самая Девушка-сирень! Та, которая снилась ему и виделась во всех девушках ранее.
СЧАСТЛИВАЯ ДЕВУШКА МАКАРОВНА
Товарищ, ты пришёл к нам в
культурную революцию?
На него смотрит и любуется им Девушка-сирень.
Она в валенках, в бед¬ном платке на доверчивой головке.
Но как знакомы ему её глаза!
Они смотрят на него с удивительной любовью.
ПЛАТОНОВ
Эта незнакомая девушка уже
полюбила его, потому что ей
была непонятна сила знания,
скрытая в этом ожидаемом ею
человеке. С этого момента она
бы согласилась преданно и вечно
любить его, седого и
незнакомого, согласилась бы
рожать от него и жить для него,
лишь бы он научил её познавать
весь мир и участвовать в нём.
А он, искавший её такую всю
жизнь, нашёл и теперь боялся
потерять её, как потерял
однажды.
ПРУШЕВСКИЙ
Да, я пришёл…
СЧАСТЛИВАЯ ДЕВУШКА МАКАРОВНА
Пойдём с нами, товарищ!
ПРУШЕВСКИЙ
Я уже иду…
Они замечают, что строй впереди и, взявшись за руки, бегут, до¬гоняют замыкающего демонстрацию Молотобойца Медведя.
В деревню врывается всадник, ПОСЫЛЬНЫЙ, из Района.
Осаживает трепещущего коня у праздничной демонстрации.
ПОСЫЛЬНЫЙ
(кричит в массы)
Где Актив?
НИКАНОР ПЕТРОВИЧ
Скачи прямо!
Всадник обгоняет демонстрацию, скачет к Оргдому.
Сумка с директивами бьётся на его бедре.
И вот он уже мчится обратно, размахивая на скаку сдаточной кни¬гой, чтоб ветер сушил чернила активистской расписки.
Демонстрация рассыпается, готовится к продолжению праздника на Оргдворе.
67.
ИНТ. КОХОЗ. ОРГДОМ. ЗИМА. ДЕНЬ.
Чиклин входит в Оргдом, навстречу ему с испугом на лицах выбе¬гают помощники Активиста, за ними Предсельсовета.
Руководящий Активист всё так же неподвижно сидит за столом.
Перед ним новая Директива. Активист поворачивается к Чиклину.
Лицо его бледно и страшно. Усы висят. Будёновка надвинулась на низкий рябой лоб ещё ниже. Рот ощерился.
Но Чиклин, не обратив на него внимания, идёт к Настеньке, чтобы отдать ей новую игрушку - тёплую железную звёздочку.
Настенька спит, только разметалась от внутреннего жара, рот её болезненно ввалился.
Жачев рядом, давно проснулся, но чтобы не тревожить
заболев¬шего ребёнка, продолжает лежать на полу.
В это время за спиной Чиклина тревожно и невнятно мычит Акти¬вист.
Чиклин удивлённо смотрит на Активиста.
Активист плачет.
ЖАЧЕВ
(шёпотом)
Ты чего, стервец?
АКТИВИСТ
(плачущим голосом)
За что? Я видел радость? Ел ли
я? Спал ли я? Любил ли я? Я
ведь всё делал, чтобы
организовать всеобщее счастье!
Что, я не заслужил хоть в
перспективе районный пост? Ну,
хоть какой-нибудь. А?
ЖАЧЕВ
(шёпотом, чтобы не
разбудить Настеньку)
Что ты натворил, паразит? Что?
Испортил нашу республику?
Чиклин трогает лоб Настенька, устраивает больного ребёнка по¬удобнее.
Жачев подползает к столу, читает по слогам Директиву.
ЖАЧЕВ
По пос-лед-ним мате-риа-лам
област-ного коми-тета видно,
что Ак-тив кол-хоза име-ни
«Гене-раль-ной ли-нии» забе-жал
в ле-вац-кое боло-то пра-вого
оппор-туниз-ма. Органи-затор
мест-ного Ак-тива спра-шива-ет
выше-стоя-щую пар-тийную
органи-зацию: есть ли более
высо-кий комму-низм, чем
Кол-хоз, дабы немед-ленно
ДАЛЬШЕ
ЖАЧЕВ (ПРОД)
дви-нуть туда мест-ные
бедняцко-середняц-кие массы,
неудер-жимо рвущие-ся в
партий-ную выши-ну всемир-ных
сия-ю-щих вы-сот коммуниз-ма.
Этот товарищ про-сит прис-лать
ему Ус-тав это-го коммуниз-ма,
а заод-но руч-ку с пе-ром и
два лит-ра чер-нил. Этот
товар-ищ есть вреди-тель партии,
враг про-ле-та-ри-ата и должен
быть немед-лен-но изъ-ят из
руковод-ства навсе-гда!»
Настенька проснулась, плачет.
НАСТЕНЬКА
К маме хочу.
ЧИКЛИН
Мама, Настенька, умерла. Теперь
я остался.
НАСТЕНЬКА
Мне так жарко и душно. Сними с
меня рубашку, а то сгорит.
Выздоровлю – ходить не в чем
будет! Ну что тут поделать?
Чиклин вытирает Настеньку своей кофтой. Девочка горя¬чая и влажная. Из худенького тельца жалобно выпирают рёбрышки.
НАСТЕНЬКА
Накрой меня скорей. Мне холодно.
Я спать хочу.
Чиклин снял с себя всю верхнюю одежду, отобрал ватник у
Жа¬чева и шинель у Активиста, закутывает Настеньку.
За окном собираются и веселятся колхозные массы. Слышна гармошка и свирелька. Кто-то поёт. Кто-то смеётся.
Активист поправляет будёновку, крутит ус кверху, раскуривает трубку, встаёт из-за стола. Он больше не занимается организацией человеческого сча¬стья, поэтому, вытащив из-под Настеньки свою шинель, идёт из Оргдома.
ЧИКЛИН
Ты зачем ребёнка раскрыл?
Остудить хочешь?
АКТИВИСТ
Плешь с ним, с твоим ребёнком.
Это моя шинель.
ЖАЧЕВ
А я ведь знал, что он - сволочь!
У дверей, когда Активист занёс ногу за порог, Чиклин молча ос¬танавливает его и спокойно делает ему удар в грудь.
Слышится слабых хруст ломающихся костей, и человек падает на пол. Рядом валяется шинель.
ЧИКЛИН
(Жачеву)
Накрой его. Это его шинель.
Жачев набрасывает на Активиста шинель, щупает его – цел ли.
ЧИКЛИН
Живой?
ЖАЧЕВ
Так себе, средний… Да это всё
равно, товарищ Чиклин. Твоя рука
работает, как кувалда. Ты тут не
при чём.
68.
НАТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. ЗИМА. ВЕЧЕР.
А на Оргдворе идёт веселье. Горит огромный костёр.
Поставлены столы с едой и лёгкой бражкой. Все веселятся.
Кто, как может. Кто как умеет. Одни играют на балалайке, другие на гармошках, босой Мальчик дудит на свирельке.
И пляшут все: и молодёжь и старики. Особенно веселится и пляшет Молотобоец Миша. То поёт-ревёт в хороводе, то трепака отплясывает с девушками, то жонглирует кувалдой и клещами.
Молодёжь тут же учит неграмотных счёту, буквам и новым
пес¬ням.
«Смело мы в бой пойдём за власть Советов И как один умрём в борьбе за это…»…
69.
ИНТ. КОХОЗ. ОРГДОМ. ЗИМА. ВЕЧЕР.
Степенные колхозники идут в Оргдом, решать, как жить дальше. Вслед за ними идёт Елисей, Вощев и уставший Медведь.
Войдя в Оргдом, Молотобоец обнюхивает лежащего Активиста,
пе¬чально смотрит на больную Настеньку, но к ней не подходит, а грустно садится поодаль в углу.
ВОЩЕВ
Он ведь только работать может,
а как работы нет, то задумается
и грустит.
Никанор Петрович оглядывается, не замечая лежащего
Активи¬ста.
НИКАНОР ПЕТРОВИЧ
А где же товарищ Актив?
ЧИЛИН
Вон лежит ваш главный Актив.
Остальные разбежались.
Переглядываются меж собой колхозники, но не озадачиваются, спокойно смотрят на опрокинутого Активиста, не имея к нему
жало¬сти, но и не радуясь.
КРЕСТИНИН
Всегда правильный был, вполне
по завету, а поганый.
ЕФИМ
Верно, поганый.
КУЗЬМА
Женить его хотели, чтоб
притормозился. Да самые
неладящие бабы и девки плакали,
забоялись!
Колхоз смотрит на Вощева.
НИКАНОР ПЕТРОВИЧ
Как же нам дальше жить?
Инвентарь у нас исправный,
семена чистые, лошади в колхозе
есть, скотина тоже есть, руки
дела хотят… Кто ж за нас теперь
заботится будет? Кто горевать
за нас будет? Может он живой?
Вощев наклоняется к Активисту.
Тот важно лежит, выставив усы на рябом лице, нахмурив низкий лоб. Рядом ва¬ляется его будёновка и холодная трубка.
ВОЩЕВ
(шёпотом Активисту)
Ведь, как ты действовал, хищник?
Будто вся всемирная истина, весь
смыл жизни в тебе и более нигде.
А мне ничего, кроме мучений ума,
и покорности слепого элемента.
Ах, ты, гада!
(и уже громко)
…Так вот отчего я смысла не знал.
Ты, должно быть, не меня, а весь
класс испил, сухая душа!
Вощев бьёт Активиста в лоб, для прочности его гибели и в задумчивости отходит от Активиста.
К Вощеву подходит босой Мальчик со свирелькой в руке, дёргает за ватник, смотрит в лицо.
МАЛЬЧИК
Каши хочу, щей.
Вощев смотрит на Мальчика, на Колхоз и, почувствовав полный ум, и, хотя, ещё не умея выдвинуть в дейст¬вие его силу, Вощев встаёт и, уверенно оглянув Колхоз, говорит.
ВОЩЕВ
Я теперь буду за вас горевать,
о вас заботиться!
КОЛХОЗ
(единогласно)
Просим!
НИКАНОР ПЕТРОВИЧ
А с этим, что делать?
ЖАЧЕВ
А вы раскулачьте его по реке
в море!
ВОЩЕВ
Делайте!
Несколько колхозников уносят тело Активиста.
Чиклин всё это время ходит с Настенькой на руках по Оргдому.
ЧИКЛИН
Жачев, уходим на Котлован.
Настеньке плохо.
НАСТЕНЬКА
Жарко мне! Мокрая я. вытри…
Холодно! Домой хочу. Что ж
теперь делать? Неси меня на
Котлован, к маме…
ЧИКЛИН
Сейчас, дочка, и тронемся.
Я тебя бегом понесу. Елисей,
кликни Прушевского! Уходим!
Уходим!! Уходим!!! Вощев за
всех остаётся. Ребёнок у нас
заболел!
Закутав Настеньку во всё, что было тёплое, Чиклин выходит в Оргдвор.
70.
НАТ. КОХОЗ. ОРГДВОР. ЗИМА. ВЕЧЕР.
Здесь праздник во всём разгаре. Горит костёр. Бурлит вода в котле, что-то варится. Молодёжь поёт и веселится. Мальчик играет на свирели. Совсем маленькие детишки возятся на сене.
Чиклин быстро проходит к воротам Оргдвора. Здесь его догоняет Елисей.
ЕЛИСЕЙ
Прушевский уходить не хочет,
говорит, что всю здешнюю юность
сначала доучивать надо, иначе
она в будущем может погибнуть.
Ему жалко.
ЧИКЛИН
Пускай остаётся. Лишь бы сам
цел был!
ЖАЧЕВ
Никита, отстану я ползком.
Чиклин передаёт Настеньку Елисею, забрасывает Жачева к себе на плечо, и они, спешно, уходят на Котлован.
Впереди зимняя белая даль, занесённая метелью дорога, по
ко¬торой давно уже никто не ездит.
Впереди идёт Чиклин, торит сугробный путь. За ним Елисей, прижимая к голой груди под ватником кулёк с больной Настенькой.
И только тонкая далёкая свирель вослед сливается с ночной стылой позёмкой по пути к Котловану
70.
НАТ. КОТЛОВАН. ЗИМА. НОЧЬ.
Котлован они видят издалека.
Они узнают его по высокому ржавому покоробленному щиту, стоящему одной чугунной трубой на бетонном основании. Другая труба упала, и бетонная плита отвалилась в сторону.
На щите в ржавом небе высится, согнутый непогодой и местными вандалами, Дом Счастья Мирового Пролетариата и
в грязи и наледях ле¬тают рисованные птицы и дирижабли, и счастливые люди живут среди сияющих мятых и дырявых высот и похабных надпи¬сей от местной шпаны.
Когда путники подходят близко, то видят полное запустение Кот¬лована: обширная провальная яма почти занесена снегом.
Кое-где торчат поломанные металлические остовы строитель¬ных приспо¬соблений. Лестницы сгнили. Мостки обрушены.
ИНТ. КОТЛОВАН. БАРАК. ЗИМА. НОЧЬ.
В бараке пусто, темно и холодно. Окна выбиты. Доски пола кое-где вырваны или провалены. Из щелей дует метель.
Чиклин, сложив Жачева на землю, собирает щепки, дерево и разводит костёр у порога мёртвого открытого барака.
Настенька проснулась на руках Елисея, плачет.
У неё жар.
НАСТЕНЬКА
Хочу домой, в Котлован, где
мамины кости. Хочу к маме… Ну
что ж тут поделать?
ЧИКЛИН
(присаживается к Елисею,
говорит с девочкой)
Мы уже дома, доченька. Мы в
Котловане!... Жачев, ищи молоко
где-нибудь! Доктора приведи!
Да поторапливайся!
Жачев с трудом уползает по глубокому снегу, по смёрзшимся колдо¬бинам стройки.
Ночь светлая от снега и огней близкого города.
Елисей сидит на пороге открытого барака у медленного костра, смотрит на электриче¬ский свет города, слышит его шум и равномерное гудение, усталый засыпает с Настенькой на руках.
Неожиданно появляется человек в дверях, переступает через Ели¬сея, не замечая Чиклина у костра и, ничего не говоря, разворачивает ру¬лон красной материи, прибивает гвоздями к промёрзшим горбылям стены барака призыв: «ПРОЛЕТАРИИ ВСЕГО МИРА, ВСЕ НА СПЛОШНУЮ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЮ!».
ЧИКЛИН
Товарищ!
Но «товарищ» уже исчез в ночи.
И тут же, как из ничего, появляются новые гости, как быстрые тени: три активные девушки в сапогах и блузах поверх ватников, не замечая ни Чиклина, ни Елисея с больным ребёнком, мгновенно при¬бивают плакат: «ТОВАРИЩИ, РЕСПУБЛИКЕ СОВЕТОВ НЕОБХОДИМО СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ СОРЕВНОВАНИЕ НА ЗАВОДАХ, ФАБРИКАХ И КОЛХОЗЯХ!!!» и исчезают, будто их и не было.
Чиклин, бросается за ними.
ЧИКЛИН
(кричит с отчаянием)
Товарищи!
Но их уже нет, и снова тишина в бараке.
И только вдалеке гудки поездов, буханье свайных копров, голоса ударных бригад.
ЧИКЛИН
Елисей, не спи, дай сюда ребёнка.
Елисей передаёт Настеньку в руки Чиклина.
Настенька в жару и забытьи, иногда вдруг встрепенётся,
что-то шепчет. Но вот она открывает глаза, тихо удивлённо говорит.
НАСТЕНЬКА
Чиклин, отчего я всегда ум
чувствую и никак его не забуду?
ЧИКЛИН
Не знаю, дочка. Наверное, потому,
что ты ничего хорошего не видела.
НАСТЕНЬКА
Ну что тут поделать. Я лежу вся
больная и тяжёлая. Чиклин,
положи мне мамины кости. Я их
обниму и засну. Мне что-то так
грустно стало… Иди сюда, Чиклин.
Ослабевшая Настенька вдруг приподнимается, обнимает горячей ручонкой шею Чиклина, и целует его в щёку, в глаз, как её мать ко¬гда-то, первая, не предупреждая, поцеловала его.
Чиклин замер от повторившегося счастья своей жизни и молча дышит и смеётся над телом ребёнка.
ЧИКЛИН
(Елисею)
Не спи, обними и грей её.
Я пойду поищу Жачева, может где
упал… Что-то долго он… За
доктором, за молоком пошёл.
Чиклин идёт туда, где светится небо кровавым светом, где злобно рычит город.
Во мраке кто-то тяжело плюхается, ползёт к бараку.
Это Жачев тащит больной Настеньке бутылку сливок и два
пи¬рожных, которые у него в мешке на груди, он вынимает и протяги¬вает Чиклину издали.
ЖАЧЕВ
Никита, я здесь! Принимай!
Жачев тяжело дышит. Он весь мокрый от снега снаружи и от
то¬ропливости внутри.
Чиклин поднял калеку на плечо идёт с ним к бараку.
ЖАЧЕВ
(продолжает, задыхаясь)
…Всех обошёл! А этот паразит
Пашкин – в театре с супругой!
Я там его и прихватил… В буфете
Пашкин купил это. Завтра опять
к нему пойду! Пусть здесь печку
ставит и щели заделает, а то в
этом эшелоне до социализма не
доедим!
ЧИКЛИН
А доктор?
ЖАЧЕВ
Доктор будет! Если не
заблудится, то скоро…
Они заходят в барак.
ЧИКЛИН
(Елисею)
Ты греешь там, чёрт?
ЕЛИСЕЙ
Дышу…
(и вдруг беспокойно шепчет)
Только девочка, товарищ Чиклин,
не дышит: захолодала с чего-то!
Чиклин подходит к Елисею. Смотрят друг на друга.
ЧИКЛИН
Сиди, пока.
Оборачивается, встретился глазами с Жачевым, который держит в руке бутылку и пирожные.
Чиклин берёт веник, метёт снег и мусор из барака, потом ломает замок с чулана, где хранится запасной инвентарь, вытаскивает лопату, идёт не спеша на Котлован.
Но вот он возвращается, бросает сломанную лопату в чулан, берёт мёртвую Настеньку у Елисея и садится.
Подполз Жачев с пирож¬ными и бутылкой.
Так они сидят в проёме дверей мёрзлого барака с мёртвым ребён¬ком.
Рядом ухает, громыхает город, и красные всполохи высвечи¬вают их лица и ночное небо.
Уханье и громыхание постепенно заглушается завываньем
начи¬нающейся зимней метели.
Чиклин оглядывает товарищей, поднимается.
ЧИКЛИН
Ну, пойдёмте, будем рыть
Котлован. Кто кроме нас?
Он берёт новую лопату, будит Елисея, толкает Жачева и выходит в метель.
72.
НАТ. КОТЛОВАН. ЗИМА. НОЧЬ.
Елисей несёт умершую Настеньку.
Сечёт метель. Ветер усиливается. Они идут к яме Котлована.
В завывание метели вплетается музыка походной свирели.
Навстречу им из снежной мглы вдруг выходят Вощев, Мальчик со свирелькой, Медведь и весь Колхоз имени «Генлина».
Они окружают идущих к Котловану, идут вместе с ними.
ЖАЧЕВ
(Вощеву)
Ты что? Ты зачем оставил Колхоз?
Или хочешь, чтоб умерла вся наша
земля? Заработать захотел от
всего пролетариата? Так подходи
ко мне – получишь, как от класса!
Вощев, не слушая Жачева, улыбается, тянет свой мешок с
игруш¬ками Настеньке, на руках Елисея.
Настенька смотрит на него, но не радуется, и тогда он видит, что снежинки на лице девочки не тают. Останавливается Вощев, и останавливается все и Артель, и Колхоз и молчат о Настеньке.
Вощев смотрит на Настеньку и впервые не думает ни о себе, ни о смысле своей жизни.
ПЛАТОНОВ
Теперь он не знал, будет ли
коммунизм на свете, если его нет
для этого ребёнка. Зачем ему
теперь нужен смысл жизни, если
нет маленького, верного
человека, в котором найденная
истина стала бы радостью и
движением? Как бы он хотел
снова ничего не знать и жить
без надежды, лишь бы девочка
была жива и радостна.
Вощев берёт у Елисея Настеньку на руки, целует её в распавшиеся губы, прижимает к себе, как счастье, которое нашёл и потерял вновь.
Жачев, подползает к Вощеву с угрозой.
ЖАЧЕВ
Зачем Колхоз привёл? Я тебя
спрашиваю!
ВОЩЕВ
Мужики в пролетариат хотят
зачислится, Котлован копать.
Чиклин идёт впереди, кричит из метели.
ЧИКЛИН
Пусть зачисляются!
Чиклин находит начатую ранее могилу для Настеньки и снова роет.
Колхоз возвращается в барак, берут лопаты и ломы, расходятся по Котловану и начинают копать.
Ме¬тель усиливается, и постепенно землекопы и Колхоз все подбираются ближе к могиле и помогают Чиклину, который уже
дол¬бит в вечном камне гробовое ложе.
А когда, как ему кажется, мо¬гила уже готова, он берёт Настеньку из рук, стоявшего всё время так, Вощева, и бережно укладывает её в камень.
Землекопы приносят гранитную плиту от постамента Будущего Дома, и всей артелью закрывают могилу Настеньки этой плитой, как крышкой, дабы на девочку не лёг громадный вес могильного праха.
Все вместе они закапывают могилу и садятся, Артель и Колхоз, вокруг неё.
Метель метёт всё сильнее. Идёт мороз. И, укрываясь от секущего снега, они плотнее прижимаются друг к другу. Вместе им хо¬рошо, и они не могут уйти и оставить умершего ребёнка в мёртвой природе. Им кажется, что они не всё ещё сделали для него.
Снег идёт всё гуще и ветер усиливается.
В тёмном Котловане плотно и недвижно сидят, прижавшись плечами и спинами, Пролетарии и Колхоз. Их заносит снегом, пока совсем не замело.
Где-то под утро ветер и снег стихают, и проясняется мороз¬ное и звёздное небо, на которое выползает большая белая луна.
Всё тихо.
Но рядом светится электричеством, вспыхивая заревами гудящий город, и земля вздрагивает от его рабочих вздохов.
Множество светлых точек недвижно мерцают в морозе.
Две из них приближаются к Котловану.
По Котловану скользят лучи автомобильных фар.
У склонённого рисованного щита над Котлованом останавливается большая американская машина.
Из неё выходит Руководящий товарищ Пашкин с супругой Олей и Самый-Самый Главный Руководящий из Центра со своей молодень¬кой женщиной. Они выходят из машины и с удовольствием топчут тёплой обувью хру¬стящий морозный наст, серебрившийся при свете луны.
В машине, кроме шофера, бывшего Кузнеца, на заднем сидении сидит охрана - Вася и два бывших боксёра, которые держат в руках наготове горячий из термоса кофе и пирожные, а также -
Профуполно¬моченный, крутящий ручку малень¬кого патефона.
Но вот он завёл пружину, ставит иглу на пластинку и вме¬сте с играющим патефоном вылезает из салона и встаёт за Самым-Самым Глав¬ным Руководящим из Центра, держа играю¬щий пате¬фон на весу.
Пашкин делает красивые жесты над Котлованом, что-то рапортует Самому-Самому Главному из Центра, но тот его не
слу¬шает, а молча любуется своей молоденькой спутницей.
Слов Пашкина не слышно, так как в морозном воздухе звонко и быстро играет весёлый фокстрот патефона.
«…Ай-я-я-яй, что за девчонка!
На всё тотчас же сыщет ответ,
Всегда смеётся звонко!
Ай-я-я-яй, зря не ищи ты…»
Можно разобрать из звуков Руководящих Товарищей разве что:
ПАШКИН
…может, спи…
САМЫЙ-САМЫЙ ГЛАВНЫЙ ИЗ ЦЕНТРА
… может, и спи…, но…
ПАШКИН
…или бассейн откроем… для
пролетариев…
САМЫЙ-САМЫЙ ГЛАВНЫЙ ИЗ ЦЕНТРА
Бассейн? Это хорошая идея. Как
ты думаешь, Киска?
КИСКА и ОЛЯ
(одновременно)
О-о-о! Хо-хо!
КИСКА
(отдельно)
С тёплой водой…
ОЛЬГА
(отдельно)
Чтоб вода голубая была!
КИСКА
(отдельно)
И рыбок пустим… золотых! О-о-о!
ОЛЬГА
Без пролетари… Ну, их…
Руководящим и их дамам становится холодно. Они садятся в тёплый автомобиль с кофе и пирожными и уезжают.
Фокстрот из патефона, а затем удаляющийся звук автомобиля будят¬ Медведя в Котловане.
Зверь вылезает из-под снега, толкает замёрзшего рядом человека, но тот лежит камнем. Тогда он толкает другого. Тот тоже не отзывается, третьего мертвеца, что прижимает белыми руками заиндевевшую свирельку, не стал будить.
Мёртвый Вощев улыбается, и снег не тает на его широко открытых глазах.
Землекопы и Колхоз спят последним и вечным сном.
Они спят в своём Высоком Доме Пролетарского Счастья и
радуются в этом прекрасном сне.
Им снится Дом, под фундамент которого они копали Котло¬ван, в основание которого они уложили своего ребёнка и свои на¬дежды.
73.
КМБ
Они видят будущее: солнечное и свободное.
Они видят лето с голубым небом и белыми голубями.
Они видят изумрудные деревья с яркими фруктами.
Они видят летающих, как птицы детей с весенними лицами.
Они видят своих счастливых беременных жён.
Они видят себя молодыми и красивыми в ярких и нарядных
одеж¬дах.
И они тоже летают, как птицы вокруг своего Дома, высокого до неба и даже выше неба, с тысячью окон, и в каждом окне живёт в веч¬ном празднике парящий пролетариат!
А если работа – так в радость!
Как радостно и счастливо они поют пролетарский гимн все вместе и артельщики-землекопы, и колхозники, ставшие пролетариями.
ХОР ПРОЛЕТАРИЕВ
и КОЛХОЗНИКОВ
(в очень медленном, плывущем темпе)
… Мы наш, мы новый мир
построим.
Кто был ничем, - тот станет
всем.
Это есть наш последний.
И решительный бой…
74.
НАТ. КОТЛОВАН. ЗИМА. УТРО.
До рассвета по Котловану с диким рычаньем и воем бегает огром¬ный заиндевелый Медведь, не в силах выбраться из ледяной, снежной западни, оскальзывается, об¬рушивается вниз, проваливается в снежные ямы, раздирая в кровь обожжённые лапы и снова в другом месте лезет, карабкается вверх, и вот,
наконец-то, вы¬бирается и огля¬дывается.
Он один среди серой пустыни рядом со снежно ледяным провалом - могилой.
И тут на него медленно и неизбежно надвигается всё быстрее и неумолимей При¬зрак - огромный кровавый Соцго¬род, дымный, пылающий, весь в переплетении металлических кон¬струкций, в багровых, фиолетовых всполохах безумного адского огня, красных флагов и бу¬кв из лозунгов и призывов, а вокруг Соцгорода – чёткие ше¬ренги с жёлтыми фонарями, изгородь из колючей проволоки и вышки над ба¬раками…
Из невнятной тишины на Медведя обрушивается грохот, лязг и рёв Призрака.
Медведь тонко взвывает от страха и, уже не оборачиваясь, бежит, бежит прочь, бежит всё дальше, дальше от Котлована, оставляя кровавые человечьи следы на белом снегу.
Возникает портрет Андрея Платоновича Платонова.
Пауза.
Молчит великий писатель-пророк.
Картина Питера Брейгеля Старшего «Вавилонская башня».
Снизу в правой части кадра возникают стихи Библии:
"И сказали они: построим себе город и башню,
высотою до небес; и сделаем себе имя...
(Быт.,11:4).
КОНЕЦ ФИЛЬМА.
Котлован под вавилонскую башню
© Copyright: Владимир Стрелков, 2016
Свидетельство о публикации №216102301928
Свидетельство о публикации №216102301928
Рецензии