Гробовые деньги

     До кулаков дело не доходило, но на словах, бывало,  распазгаются так, хоть святых выноси для примирения двух баб, соседок, подруг. Вот и в тот раз Кланя безо всякой задней мысли сказала: "Панька, ты сегодня разоделась, честно слово, как чудо в перьях". Та ответила: "А ты, Кланька, безо всякого "как", - настоящее чудо в перьях". Дальше - больше! И после этого они, расфыркавшись, разошлись по сторонам.
     Сидят у себя в квартирах и дуются, как мыши на крупу. Час дуются, два дуются, на третий, - как будто иголки в их стульях начали жопу колоть. Это значит, - надо идти, идти надо...!
     Клане врачи посоветовали из-за болезни суставов чаще ходить сверху вниз, Пане подниматься вверх по лестнице врачи вообще не советовали.
     Кланя "доскакала" до второго этажа, видит Паню, с трудом поднимающуюся на первые ступеньки.
     - Панечка! Ты куда лыжи-то навострила?
     - К тебе шарашусь!
     - А ты куда, Кланюшка, разбежалась такая шустрая, летишь, как на воздусях?
     - Да, к тебе, конечно, к кому же ещё! Только что самовар вскипятила, пойдём чайку погоняем.
     - Так и у меня чайник на плите уже готов! Может, ко мне?
     Пошли к Пане, чтобы той не подниматься на четвёртый этаж.
     Не один чайник осушили, заварка - всё с индийским слоном, - сколько паспортов разобрали, поспорили, - не без этого!
     Вот так вот и жили закадычные подруги. Государство, спасибо ему, с голоду умереть старушкам не давало, но и шиковать тоже не позволяло.
     А тут как-то Паня пошла гулять, а на воле - дождик и холодный ветер. Простудилась, заболела - пневмонию подхватила. А это в её возрасте - серьёзное дело.
     Не стало Пани!
     Кланя пришла к Пане в квартиру. Там была племянница Аня, сын младший Лёнька даже пришёл, - исхудавший донельзя, обросший, с мешками под глазами. Ещё несколько женщин сидело возле стен.
     Паня лежала на ковре посреди комнаты.
     Кланя опустилась на колени возле неё и, завелась, как воздушная сирена :
     Ой! Да, что ты удумала,
     Ой! Да, почему ты уходишь-то?
     Когда ты болела, я тебе говорила: Не умирай!
     А вот ты не послушалась,
     Подруга моя дорогая!
     Не я ли тебе говорила, что надо одеваться теплее,
     Когда выходишь на улицу?
     А ты всё - свое: "Сама знаю, нашлась, командирша!"
     Вот такая ты и была всегда ершистая и непокорная
     Чево мне-то теперь без тебя делать?
     С кем делить радости,
     С кем мыкать горе?
     С кем чаи пить-распивать,
     С кем по-дружески поругаться,
     С кем обсуждать или осуждать кого-то,
     С кем тошное телевидение смотреть,
     С кем по праздникам стопочку оковыльнуть?
     Песенки попеть, поплакать-порыдать.
     Не с кем! Вот что ты наделала!
     Потому и молчишь! Не можешь ответить.
     И я не знаю ответа.
     Кланя громко всхлипнула, вытерла платочком глаза и уже не на той высокой взврывной ноте стала ласково выговаривать:
     Панечка! Ладный гробик сделаем,
     В церковь в Архангельское свозим,
     Твой любимый батюшка Илия отпоёт.
     Упокоим тебя на высоком сухом  месте.
     Похороним по-людски!
     Там тебе будет лучше,
     Там не будет ни болестей, ни горестей, ни воздыханий!
     Не то, что здесь у нас!
     Своими причитаниями Кланя  привела присутствующих в шок. Даже сын Лёнька в голос зарыдал, кулаками по груди стал бить: "Мам, мам, мам!"
     - Тётя Кланя, а как похоронить-то по-людски? - спросила Панина племянница Аня, - у меня зарплата малюсенькая, старший Панин сын Сашка, знаете, уехал на севера за длинным рублём, да так и сгинул, - ни ответа ни привета, младший пьёт не просыхая, какой из него помощник? Я посмотрела тётину сберкнижку, - там несколько сотен лежит, обшарила все ухоранки, ничего больше не нащла. На что хоронять ума не приложу.
     - Аня! Да, ты не тоскуй, о чём Бог не велел! Я сейчас уйду на несколько минут, - не переживай, всё будет ладно!
     Кланя вернулась и поманила пальцем Аню. Пришли они на кухню, где Кланя подала Ане пачку денег:
     - Здесь сто тысяч!
     У Ани ноги подкосились от такой щедрости:
      - Ой. какое спасибо-то!
     - И никому такую новость не распечатывай. Не надо, - сказала Кланя.
     Да как не распечатаешь-то такую громкую новость, тем более на столь грустном фоне!
     Первым откликнулся Лёнька:
     - Не хера себе деньжищи! Вот грохнула, так грохнула! И где такие водятся? Мне бы такие. Не-а, а почему эти деньги не мне, а какой-то племяннице?
     - Ты же их пропьёшь!
    История денег такая же простая, как гранёный стакан, которому под восемьдесят лет, как и Клане. Паня думала о конце жизни, и хотела скопить "гробовые деньги". Но не получалось: дома боялась держать, сберкассе не доверяла. Сыновья не помогали ей, а младший то и дело выманивал денежки. Сначала клянчил, а потом даже стал угрожать, если та не давала на выпивку. Вот и решила она хранить часть пенсии у знакомых.
    Когда Кланя прознала это, сказала: "Ведь не вернут деньги, омманут, омманут! Приноси ко мне, я их спрячу. А в надёжности, думаю, ты не должна сомневаться." Паня ответила, что ни минуты и не сомневается. Вот после этого Паня ежемесячно отстегивала от пенсии по две тысячи и приносила Клане, которая укладывала их в большую красивую жестяную коробку из-под какого-то иностранного печенья. И так на протяжении четырёх лет.
     Аня, узнав эту историю, спросила:
     - Тётя Кланя, ведь четыре года - это 48 месяцев, по две тысячи в месяц, получается 96 тысяч. А ты подала сто тысяч. Откуда?
     - Так я свои четыре тысячи подложила для ровного счёта в честь светлой памяти подруги.
     О щедрости Клани узнали и в доме, и на улице, да и деревня-то небольшая, узнали почти все.
     Одни говорили: "Какая молодец!" Другие: "Надо деньги хранить в Сбербанке!" А третьи - "Так хоть бы десять процентов взяла за хранение". "Тут дело не чистое," - говорили четвёртые. А были и такие, что называли её прямо дурой: "Зачем надо было отдавать такую сумму?" Говорили, говорили, говорили...
     Пришёл активист из совета ветеранов, похвалил Кланю, но попросил её подумать, всё ли правильно она сделала.
     - А чево неправильно-то сделала?
     - Да, люди всяко говорят.
     - На чужой роток не накинешь платок.
     - Так- то оно так, но подумать не помешает, чтоб до большого греха дело не дошло.
     "Убил" её Лёнька, сын Пани. На скромных поминках он громко, с пьяным надрывом заявил, что тётка Кланя не все материны деньги отдала.
     После этого Кланю из-за стола пришлось выводить и провожать в свою квартиру заподруки, - настолько стало плохо.
     У неё заскакало давление, иногда до двухсот, с сахаром в крови стало не лады. А уж о суставах так и говорить нечего: скрипят, стоять не дают. Чаще стала ходить в поликлинику.
     Но потихоньку оправилась, ну, и слава Богу! Тут вдруг обнаружила в своём почтовом ящике записку от участкового, который вызывал на беседу. Участкового она сроду не знала, не видела и видеть не было никакого желания. В нужную минуту их днём с огнём не сыщешь, а тут - на те! Возьмите за руб двадцать.
     Пришла, как законопослушная, в полицейский закуток. Хозяин его с крупными звёздочками на погонах сразу решил брать быка за рога:
     - Гражданка Виноградова, к нам поступило заявление от Гладина Эл., вы знаете его?
     - Никакого Эл я не знаю. Знаю пропойцу Лёньку Гладина.
     - Так вот Эл. Гладин обвиняет вас в мошенничестве, связанном с деньгами своей матери. По его словам, Вы присвоили значительную часть её денег.
     - А кроме горемычного пьяницы, Вы-то в чём меня подозреваете?
     Участковый от такого вопроса даже подпрыгнул:
     - Подозреваете? - он подошёл к окну, отдёрнул занавеску и пригласил Кланю, - вон, видите, люди идут? Вот они - подозреваемые! А Ваша песенка, спета!
      - С каких-таких рыжиков?
      - Про тихую охоту сегодня не будем говорить! Вы хранили чужие деньги, то есть, занимались незаконной финансовой деятельностью. Раз! Насколько понимаю, у Вас не было никакого письменного договора с вкладчицей. Два! Вы не давали никаких расписок за получение денег. Три!
     - Никаких бумаг у нас не было, всё было по совести. Ведь мы же были подругами - лён не делён!
     - Совесть - понятие не юридическое. Почему Вы вернули деньги?
     - Да, у меня других и вариантов не было, принесла - и принесла!
     - Возможно, у Вас будет произведён обыск. Этого требует защита интересов граждан.
     - Да, я в жизни никогда за чужую соломинку не запинывалась, не то что у подруги украсть денежку.
     - Это ничем не подтверждается!
     - Так надо головой думать, а не тем местом, на котором сидите! Эко обвинить восьмидесятилетнюю старуху в мошенничестве! 
     - Гражданка Виноградова, Вы можете налететь на большее наказание! Нам думать не положено, за нас начальство думает, нам положено исполнять!
     После этого Кланя встала, повернулась спиной к полицейскому, задрала платье и, хлопая ладонью по заднице, приговаривала:
     - Вот тебе, защитничек интересов граждан, вот тебе, пёс смердячий! - и неуверенной походкой вышла из полицейского закутка.
     С трудом добралась до дома, улеглась на кровать. Сердечко сильно зашалило: от обвинения да и от своей хулиганской выходки.
     После той встречи Кланя пыталась оклематься, но не получилось. "Скорая помощь",  услышав про возраст пациентки, не особо и торопилась-то...
                * * *
     Стоят две старушки у бедной могилки, одна другую спрашивает:
     - От чего Кланя-то померла? Правда, лет-то много ей было, но, какая бойкуха была?
     - Так, наверно от старости. И от этого, думаю, да, ты читай, что на венках-то написано: "От родных", "От соседей", "От ветеранов". Вот они-то все и помогли! Многие ещё при жизни её чуть с потрохами не сожрали.
     - Вот уж верно говорится: "Человек человеку друг, товарищ и враг". Ой, как бы нада, как бы нада любить себя и ближнего своего! Ан, вот не получается!