Глава 9

Глупость – это дар божий, но
не следует им злоупотреблять.
О. Бисмарк
 
         Горький взглянул на часы. Шаляпина не было уже три часа. Да, подумал Горький, вот так вот теряют друзей. У Горького на глазах выступили слёзы. Он поднялся с деревянного табурета, на котором просидел всё это время и направился к выходу, перешагивая через спящих солдат. Пройдя через двери парадного входа, Алексей Максимович сделал глубокий вдох. Его лёгкие наполнились прохладным ночным воздухом. На улице было пустынно и тихо. Спустившись по ступенькам, Горький исчез в темноте аллеи.
         А я дурак верил ему, думал про Шаляпина Горький, другом его считал. А он… А он… Ведь сколько лет мы уже знакомы. И кажется, что всё уже про человека знаешь… Но вдруг он раз – и предаёт тебя. За что мне всё это? Алексей Максимович заплакал.
         И хотя в глубине души Горький не верил в предательство Шаляпина, но факты говорили сами за себя. Да, думал Алексей Максимович, зачем я теперь ему нужен? Он наверняка уже получил денежки. И свои и мои. А если не получил он денег, то почему не вернулся за мной? А если не вернулся, значит всё, тю-тю… Смылся с деньгами, предатель! Не красиво и подло всё это… Я вообще на этом свете никому не нужен. Никто меня не любит. Никто меня не ждёт. А это, наверное, и есть самое страшное. Жизнь проходит, а у тебя никого нет. Эх Шаляпин, Шаляпин… А куда я собственно говоря иду?
         Горький вдруг понял, что идти ему некуда: утром его выгнали из снимаемой им комнаты за неуплату долгов. Он долго кричал и размахивал руками, всё спрашивая про какую-то там «Мать». Горький остановился и опять заплакал.
         Алексей Максимович запустил руку в карман пальто и нащупал там несколько монет. Хватит на чашечку кофе, подумал он, сворачивая на улицу, где находилось одно известное ночное заведение.
         Зайдя в ресторан отеля «Астория», Горький направился к барной стойке:
– Чашечку кофе. – сказал он бармену.
         Тот оценивающе посмотрел на Алексея Максимовича.
– И… – как бы продолжая за Горького, произнёс бармен.
– А? – Алексей Максимович взглянул на бармена, – Чашечку кофе, пожалуйста.
– Хм… – презрительно фыркнул бармен и поставил на стойку чашку с кофе.
– Благодарю вас. – сказал Горький и высыпал на стойку монеты.
         Бармен взял несколько монет, пренебрежительно вернув остальные Горькому.
         Алексей Максимович окинул взглядом заведение. В ресторане находилась разношёрстная публика: от богатых фабрикантов до мелких клерков и студентов, развлекающихся с девицами. Горький сделал глоток горячего кофе. Внутри Алексея Максимовича всё ожило и проснулось. Потерянные было навсегда силы, вновь к нему вернулись, окрасив бытие в менее мрачные тона. Да, подумал Горький, все-таки жизнь иногда хороша…
         Жизнь прекрасна (!), воскликнул он про себя, увидев в дальнем углу ресторана Немировича-Данченко. Драматург сидел за одним столиком со Станиславским, взволнованно что-то обсуждая.
– Наконец-то… – промолвил Алексей Максимович, – Пришёл час расплаты!
         Дождавшись момента, когда Немирович отлучился в туалет, Горький немедленно последовал за ним.
         Дверь кабинки неожиданно распахнулась.
– Ой! – вскрикнул сидевший на толчке Немирович-Данченко.
– Кто я такой?! – угрожающе произнёс Горький.
– Не надо! – крикнул Немирович, прикрывая руками заветное место.
– Ну-же! – наседал Горький.
– Я же старенький! – в ужасе вымолвил Немирович.
– Что?! – возмущённо закричал Алексей Максимович, – Как вы могли такое себе вообразить! Думайте лучше!
– Вы… – Немирович-Данченко задумался, – Вы вор и грабитель!
– Что?! – завопил Горький, – Да как вы смеете?!!! Что вы такое говорите?!!!
– Я же…
– Ну хорошенько подумайте, хорошенько… – уже спокойно произнёс Алексей Максимович, расстегнув ворот пальто.
         Немирович-Данченко окинул взглядом Горького:
– А! – радостно произнёс Немирович, – Вы Демьян Бедный!
         Горький опять начал волноваться:
– Какой такой Демьян Бедный? Не правильно! – он снял с головы шляпу и дал возможность получше разглядеть себя, – Думайте!
– А! Вы Маяковский!
– Какой такой Маяковский?! – возмутился Алексей Максимович, – Первый раз в жизни слышу о таком! Думайте лучше!!!
         В памяти Немировича-Данченко смутно начали всплывать далёкие воспоминания: «Когда мы со Станиславским в МХАТе ставили какую-то пьесу… Как же она называлась? Помню только, что Станиславский через неделю снял эту пьесу с показа. Ну как, как она называлась?! Как?!!! О! «На дне» пьеса называлась!!! И так вот этот господин, кажется, изволил назвать себя автором и в первый же день премьеры явился за гонораром… Как же его звали?... Как тут упомнишь, если после этого в театре его больше никто не видел… Гарный что-ли или Гарький… Вот ёлки попал!»
– О! – воскликнул Немирович, – Горький!!!
– То-та!!! – торжествующе крикнул Алексей Максимович и с грохотом захлопнул дверь кабинки.
         К чему-бы всё это, подумал Немирович-Данченко, когда Горький ушёл.

© Сибирёв О.А.