1 Похвальное слово о современной русской поэзии

Похвальное слово о современной русской поэзии
Валерий Новоскольцев: литературный дневник

Сергей Попов, Русская народная линия

Часть 1 …

Есть Золотой Век русской поэзии. Никакого «Серебряного века», а, тем более, «бронзового», уже придуманного нашими несчастными критиками, никогда не было, нет, и, надеюсь, не будет до скончания века. В РОССИИ ВЕК ПОЭЗИИ ВСЕГДА ЗОЛОТОЙ. Я назвал наших критиков несчастными, потому что они стремительно исчезают. А поэтическое золото, нужно искать долго, профессионально и старательно. Открытие же новых месторождений требует ещё больших усилий, мужества и смелости.

Андрей Яковлевич Сергеев пишет в своих воспоминаниях 1973 года «О Заболоцком»: «О Фете замечал, что у него на пятьдесят плохих стихотворений - одно хорошее и усмехался: - Есть такой закон: за одно хорошее читатель готов простить пятьдесят плохих.» Это полушутливое высказывание гения дает возможность приблизительно оценить масштаб поиска мельчайших «драгоценных поэтических крупинок», значение которых при определённых обстоятельствах может оказаться важнее счастливого обнаружения крупных золотых самородков. Не научишься промывать породу, о самородках лучше и не думай. Такой девиз может взять себе сообщество поэтических критиков постиндустриальной эпохи.

Если бы Анатолий Передреев написал только одно стихотворение:


Не помню ни счастья, ни горя,

Всю жизнь забываю свою,

У края бескрайнего моря,

Как маленький мальчик, стою.


Как маленький мальчик, на свете,

Где снова поверить легко,

Что вечности медленный ветер

Мое овевает лицо.


Что волны безбрежные смыли

И скрыли в своей глубине

Те годы, которые были

И снились которые мне.


Те годы, в которые вышел

Я с опытом собственных сил,

И все-таки, кажется, выжил,

И, кажется, все же не жил.


Не помню ни счастья, ни горя...

Простор овевает чело.

И, кроме бескрайнего моря,

В душе моей нет ничего.


А Анатолий Чиков только «Смерть пальто»:


Смерть пальто


Сегодня в семь повесилось пальто.

Я знаю - горю не помочь словами.

Еще вчера отважно, как никто,

Оно размахивало рукавами.


Оно так много прослужило мне.

И вот за все ему какая плата:

Неровный шов на вытертой спине,

На рукаве нелепая заплата.


Старьевщик пьяный заявился к нам.

Он грубо ухватил пальто за ворот

И бросил в сани на безликий хлам

И медленно поехал дальше, в город.


А я стоял, разглядывал свисток,

Что дал старьевщик, розовый от водки.

Я понял вдруг, что белый свет жесток,

Что труден век наш горестно короткий.


А за окном каракуль и меха

Беспечно шлялись. Начиналась вьюга.

И я воспел на языке стиха

Тяжелый путь утраченного друга.


И если бы оба эти стихотворения своевременно дошли до широкого читателя, то многие плачущие хоть немного, но утешались бы, а постперестроечные мытарства явили бы совестливым людям не желание отомстить обидчикам, а необходимость собственного покаяния.

Оба стихотворения созданы в 70-х годах прошлого века, т.е. за двадцать лет до «великого перелома» и навсегда останутся актуальными.

К великому сожалению приведенные выше стихотворения не знакомы подавляющему большинству моего народа до сих пор. Мы продолжаем стенать о прошлых временах, точить зуб на «бездарную власть» и лишь изредка задумываемся о своей собственной бессмертной душе.

Священник Александр Шумский 10 лет назад написал мне о подобных-бесподобных стихах - «это не православная поэзия, такой поэзии вообще быть не может, это подлинная русская поэзия, в которой ощущается православный дух; никакого искусственного, нарочитого выпячивания православия читатель здесь, слава Богу, не обнаружит».

Отмечу два героических и необыкновенных издания, приоткрывших для читателя золото русской поэзии XX века: это 926-ти страничная «Русская поэзия. XX век. Антология.» (М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999) и трехтомник «Антология русского лиризма. XX век» (М.: ООО «ФЭРИ - В», 2000. Т.1-864 с. Т.2 - 880 с. Т. 3 - 864 с.).

Честь и хвала составителям и издателям обеих антологий! Вот уже на протяжении 16 лет я время от времени их перечитываю и всегда нахожу для себя что-то новое и удивительное. Надеюсь, что мои дети и внуки, а возможно, что и их дети будут с удовольствием, вдумчиво перелистовать страницы этих толстенных, фундаментальных книг.

В составлении антологий приняли участие два основных «поэтических золотоискателя» страны: Владимир Павлович Смирнов («Русская поэзия. XX век.»); и Александр Николаевич Васин-Макаров («Антология русского лиризма. XX век»).

Вполне естественно, что мнения составителей двух изданий иногда слегка, иногда на девяносто градусов, а иногда и на все 180 расходятся по поводу «драгоценности» тех или иных произведений и поэтов. Особенно это коснулось стихотворений, написанных в период с конца 70-х годов до конца XX века, а также их авторов, к коим отношусь и я грешный.

В связи с этим уж очень хочется поделиться своими воспоминаниями и впечатлениями о том периоде. Конечно в поэтическом контексте. И рассказать немного о своем творческом пути.

Стихи начал писать в 1972 году, обучаясь на 2-ом курсе факультета «Теоретической и экспериментальной физики» МИФИ. Этому предшествовали два события: 1) стал участником студенческого театра «Шестое творческое объединение» (ШТО), которым тогда руководили выпускники института Николай Викулов и Владимир Олевский, 2) безрассудно влюбился. Влюбился в девушку, живущую в другом далеком городе. Видеться мы могли крайне редко и я начал писать ей письма. Отвечала она один-два раза в полгода, а я начал писать ей всё чаще и чаще. Кончилось это тем, что она вообще перестала отвечать. От тоски и сердечной муки появилось первое стихотворение, именно появилось - сразу от начала до последней строчки... С кем из влюбленных юношей такое не случалось?

Немедленно прочитал стихотворение моему любимому другу Александру Соколову. По телефону. Санюрик много читал, хорошо знал поэзию, неоднократно становился победителем районных и городских конкурсов чтецов (были и такие). Он сказал, что в стихотворении что-то есть, но надо работать над точностью рифм. Не тут-то было. Стихи полились из меня, как из рога изобилия, без всякой работы. На следующий год я принял участие в ежегодном конкурсе поэтов МИФИ.

Постоянным организатором конкурса была и есть (конкурс проводится до сих пор) Эмма Владимировна Проценко, главный редактор институтской малотиражки «Инженер-физик» и руководитель клуба «Любителей поэзии». На конкурсе я занял первое место. Снова стал писать письма возлюбленной, теперь уже вкрапляя в них свои стихи. Неожиданно девушка ответила на одно из писем. Конечно, радости не было предела. В рамках ШТО я решил поставить музыкальный спектакль под названием «Остановка», посвященный моей любви. Музыку к спектаклю написал Виктор Кальян, который в настоящее время, пытается реанимировать «Остановку» со студентами УДН, а танцами занялась Светлана Ульдина, возглавляющая сейчас свою собственную балетную студию в Польше. Одну из главных ролей в спектакле сыграл всё тот же Александр Соколов, который в последствии, начиная с 90-ых годов успешно распространял системы мобильной связи от Калининграда до Дальнего Востока и который в 1996 году организовал с помощью калужских властей прокладку специального кабеля по дну коварной реки Жиздры для обеспечения братии Оптиной Пустыни стационарной и мобильной связью. Ни до революции, ни после знаменитый монастырь телефонной связи с внешним миром не имел. Теперь мой друг, одноклассник и однокурсник Сашенька, пятидесятилетию дружбы с которым я посвятил книгу стихов «Стрекозий взгляд», на каждое Рождество и Пасху получает из Оптиной чудесные открытки с поздравлениями.

Премьера спектакля состоялась в 1975 году. Успех превзошёл все наши нескромные ожидания. Алексей Панкин опубликовал в журнале «Юность» восторженную статью о спектакле. Статья Панкина называлась «Раздумья на «Остановке». Продвинутые эстонские комсомольцы пригласили нас на гастроли в Таллинн, водили смотреть варьете в гостиницу «Виру», парили в роскошных финских саунах, кормили в невиданных даже для Москвы ресторанах...

А тем временем далёкая любовь моя переехала ко мне в Москву, как говориться, жить. Во все века провинциальные девушки любят успешных столичных юношей. Но как бы, не так. Со мной произошла накликанная «остановка». Кальян с музыкантами и балериной успешно ездили с мини-версией спектакля в Прибалтику. Девушки-студентки из кордебалета почти все успешно повыходили замуж. А со мной стало происходить что-то неладное - бросил ходить на репетиции, перестал писать стихи, разлюбил свою девушку, точнее теперь уже молодую женщину, стал выпивать. Всё думал: «Откуда и за что такой успех»? И только сейчас начинаю понимать его причины:

а) открытый непрофессионализм;

б) искренность;

в) жесткость, а иногда неприкрытая жестокость;

г) актуальность и необыкновенная важность поднимаемых тем для подростков;

д) возврат к музыкально-варварским простонародным истокам культуры;

е) невежественное богоискательство.


Время было такое. Обрыдли «Концерты Мастеров Искусств». И у нас и на Западе.

Когда рок-группы начали становиться профессиональными, незамедлительно появился панк-рок, гипертрофированно усиливающий перечисленные причины успеха.

Немногим из «могикан» рока удалось, обретя мастерство, сохранить незащищенность и открытость души: Джим Моррисон, Джанис Джоплин, Джимми Хендрикс, Боб Марли, Джинджер Бейкер из «Cream», Боб Дилан, Джон Леннон... Из наших: Владимир Высоцкий, Виктор Цой, Майк Науменко, Сергей Курехин, Игорь Тальков, Александр Башлачов, Егор Летов... Простите, если кого забыл... Все они, кроме Джинджера Бейкера и Боба Дилана, ушли из жизни молодыми, так и не став новыми «мастерами искусств». Джинджер - это «особая песня» и загадка, которую предстоит ещё разгадывать долгие годы. А Боб Дилан - скорее выдающийся поэт, чем великий музыкант. Поэтам, как правило, выживать легче, сохраняя и мастерство, и непосредственность, из-за того, в частности, что они меньше зависят от публики и стремятся творить новое, не боясь потерять сиюминутную популярность, из-за того, что людям ещё и ещё раз хочется слушать, уже полюбившиеся им старые песни. Как ни странно, от любителей поэзии скорее услышишь просьбу почитать что-нибудь из новенького, чем вызова на бис для исполнения хитов многолетней давности.

В непростое для меня время 80-х, как бы случайно, попала мне в руки книга «Страницы современной лирики» - антология, составленная Вадимом Кожиновым в 1980-м году для издательства «Детская литература» (!). В антологии были представлены 12 поэтов. Открыв рот, я прочитал:

«Ты женщина - а это ветер вольности...

Рассеянный в печали и любви,

Одной рукой он гладил твои волосы,

Другой - топил на море корабли».

Это последняя строфа стихотворения, написанного выдающимся русским поэтом Юрием Кузнецовым в 1969 году.

«Это же про меня!» - чуть не заорал я. Не знал я тогда, как и все участники «Остановки», никакого Юрия Кузнецова. Не знали мы стихотворений и всех остальных участников сборника. О Николае Рубцове, что-то, конечно, слышали. И всё. Не знает этих поэтов до сего дня и большинство нашего непростого народа. А нужны они ему, как мне тогда, позарез!

На одной из пирушек, где славили спектакль «Остановка», подсел ко мне маленький человек и тихим голосом спросил: « А ты Бунина «Тёмные аллеи» читал?» «Ну, я читал», ; ответил Сашенька Соколов, когда нужно всегда оказывающийся рядом. «Нет, ты, ты, Попов, ты почитай!», ; уже громко сказал незнакомец и удалился.

Сейчас, вот только что, я почему-то подумал, что подавляющее большинство русских поэтов, представленных в антологии в отличие от их сверстников-рокеров, живы и здоровы, хотя тоже сумели просочетать открытость души и профессионализм. А те из них, которые умерли, то умерли, по крайней мере, не от наркотиков.

И ещё мне подумалось ; не об этом ли всём, я написал гораздо позже, в 2000-ом году.


Как хорошо писать стихи, старея,

Не мучаясь и никого не осуждая...

Наверно, Бунин "Тёмные аллеи"

Писал во сне, как липа увядая.


Но юноша, вставляя слово в строку,

Переживает тоже не случайно,

Ведь нравится Всевидящему Оку

Всё то, что на земле необычайно.


Как хорошо писать стихи, старея,

Смотреть на внуков и молиться Богу,

Благодарить апостола Андрея

За то, что он нашёл к Днепру дорогу.


Вернёмся к триумфу «Остановки», хвалебной статье в журнале «Юность» и к моему глубокому ощущению, что никакой я не поэт, а просто отчаянно влюбленный дурак, рифмоплётство которого, поданное в необычной современной форме привлекло к себе внимание таких же, как я, молодых непросвещённых идеалистов.

Как же понравились мне стихи из антологии Вадима Кожинова!

Как же мне хотелось научиться писать так же глубоко, искренне и мастерски.

Особенно запомнились два стихотворения, первое из них Анатолия Жигулина.


Соловецкая чайка


Соловецкая чайка

Всегда голодна.

Замирает над пеною

Жалобный крик.

И свинцовая

Горькая катит волна

На далекий туманный

Пустой материк.


А на белом песке -

Золотая лоза.

Золотая густая

Лоза-шелюга.

И соленые брызги

Бросает в глаза,

И холодной водой

Обдает берега.


И обветренным

Мокрым куском янтаря

Над безбрежием черных

Дымящихся вод,

Над холодными стенами

Монастыря

Золотистое солнце

В тумане встает...


Только зыбкие тени

Развеянных дум.

Только горькая стылая.

Злая вода.

Ничего не решил

Протопоп Аввакум.

Все осталось как было.

И будет всегда.


Только серые камни

Лежат не дыша.

Только мохом покрылся

Кирпичный карниз.

Только белая чайка -

Больная душа -

Замирает, кружится

И падает вниз.


А второе ; Николая Рубцова.


В. Белову


Тихая моя родина!

Ивы, река, соловьи...

Мать моя здесь похоронена

В детские годы мои.


- Где тут погост? Вы не видели?

Сам я найти не могу.-

Тихо ответили жители:

- Это на том берегу.


Тихо ответили жители,

Тихо проехал обоз.

Купол церковной обители

Яркой травою зарос.


Там, где я плавал за рыбами,

Сено гребут в сеновал:

Между речными изгибами

Вырыли люди канал.


Тина теперь и болотина

Там, где купаться любил...

Тихая моя родина,

Я ничего не забыл.


Новый забор перед школою,

Тот же зеленый простор.

Словно ворона веселая,

Сяду опять на забор!


Школа моя деревянная!..

Время придет уезжать -

Речка за мною туманная

Будет бежать и бежать.


С каждой избою и тучею,

С громом, готовым упасть,

Чувствую самую жгучую,

Самую смертную связь.