Последний Новый год

        Весь день старик готовился к празднику – он знал, что это будет в последний раз. Он вообще многое наперед знал о себе – он знал, что за тяжкий жребий пленника и раба на  сталинских рудниках получит от Бога в дар легкую, невесомую, как пушинка, смерть – душа тихо отлетит. Но только не сегодня. Молю тебя, Господи, не сегодня! Сегодня он должен вручить свой дар. Он должен подарить ей всё, что имеет – не только серьги, в них-то он как раз и сомневался.  Их очень легко отнять, за них очень легко убить. А  свою квартиру, мебель, милые вещицы, оставшиеся от его матери и любовно сохранённые им. И завещать милой девушке свою старенькую Боничку. Он знал, он был уверен, что Катя не выкинет её на улицу.  И не усыпит. Собака доживет свою коротенькую собачью жизнь в холе и ласке. Потому что эта девушка просто светилась добротой, преданностью,  и позволила ему испытать на склоне лет такие необыкновенно-юношеские чувства. Одарила, сама не подозревая о подарке. 
        Ещё днем он вынул из недр старого буфета  сервиз – тарелки с веночками из маргариток и незабудок, слишком тяжелый для его старческих, высохших, как птичьи косточки, рук.  Резной хрусталь-баккара, потемневшие от времени столовые  приборы и даже серебряные кольца для салфеток.  В центре стола стояла низкая ваза из тончайшего фарфора, а в ней красовалась пирамидка из цветущих ландышей. Они разливали свой юный и чистый аромат по комнате. И стоили две стариковские пенсии – он купил их в дорогом магазине и не пожалел об этом.         
        - Пройдут годы, но Катя всегда будет вспоминать эту Новогоднюю ночь с улыбкой, и меня, чудака, который поставил на стол это весеннее чудо. – Думал старик.
        Накрыв стол, он вытащил из загашника свои накопления – приученный Советской властью к бедной, вечно экономящей старости, он жил скромно. Пересчитав деньги, их оказалось две тысячи долларов - вполне хватит на пристойные похороны.
        Но сегодня ему хочется жить.          
        Он разменял четыре сотенных бумажки в обменном пункте. - Еще недавно за эту операцию сажали на семь лет. – С горечью вспомнил он.  В зале супермаркета стал набирать полную корзину продуктов – не глядя на ценники, он выбирал самые изысканные яства – баночку севрюжьей икры – её он не пробовал уже давно, с самого начала горбачевской Перестройки, тогда все продукты полностью исчезли с прилавков; икру красную – яхонтовую; коралловые  розочки семги и перламутровые лилии осетра.  Игрушечные коктейльные помидорчики и маленькие, покрытые пупырышками озноба, огурчики. Заморский фруктоовощ – авокадо, эту диковинку старик не пробовал никогда, виноград, словно присыпанный туманом и налитый янтарной сладостью,  рыжие мандарины и  желтую дыньку. Огромная золотая груша, едва не лопающаяся от сладкого сока – мадам Дюшеса. Что означает по-французски – герцогиня. Очищенные креветки. Коньяк. Шампанское. Полдюжины  пирожных.
        И мясное филе для Кати. Сам он уже пятьдесят пять лет не ест мяса теплокровных животных. В неволе дал обет, что если вернется живым из лагерных застенков,  то откажется от мяса  млекопитающих. Но курочку парную он всё же прихватил для себя. Её старик  искусно зажарит в сухарях и орехах, польет потом  соусом «Тысяча островов».
        И еще – вино! Самое лучшее! Грузинское.
        Менеджер магазина с раздражением наблюдал за стариком. Он не понимал, как вот эта рухлядь в поношенном пальтишке, такое его дед выкинул на помойку еще в начале шестидесятых, может набивать в тележку самые изысканные и дорогие продукты, как новый русский, как его избалованная мадам или длинная, тощая, как глиста, с почти черными когтями, любовница.       
        Конечно, к ним иногда забредали подобные экземпляры, в основном старушки, и продавцы называли их остроумно – «молью».
        Громко, по-хамски говорили – «Что-то сегодня моль разлеталась». Одна пожилая дура не врубилась и робко поинтересовалась, - «А что? У вас здесь есть моль?» А потом задолбала продавщиц советами, как избавиться от порхающего насекомого.
        Так вот заглядывающий иногда в магазин престарелый пенсион норовил купить дешевые мясные обрезки да куриные потроха, а этот нахальный участник Куликовской битвы уже набил деликатесами целую тележку, вон как размахнулся. Пара окладов  продавщиц лежала там, вызывая чувство досады на несправедливость судьбы. Этой моли место на погосте! А он икру лопает!
        Охранник, стоящий в дверях, тоже наблюдал за дедком со всё возраставшим раздражением. - Эх, хоть бы украл старичилло мелочь какую-нибудь.  Набор зубочисток, например.  С какой бы радостью он его обыскал и выставил  из магазина пинком под тощий зад. Слил бы раздражение. Но старик, чувствовалось, воровать зубочистки и салфетки не собирался, а обратился к нему с вопросом: 
        - Молодой человек, подскажите, какое вино из вашего богатого ассортимента получше? Что я могу предложить молодой и прелестной женщине?
        - «Ни фига себе струя! – Мысленно в унисон выругались менеджер и секьюрити. - Старый пень не только обожрётся деликатесами, но будет их хавать в обществе молодой бабы». -  И охранник хмуро буркнул. – Не знаю. Я водку употребляю. Я в кислятине ничего не петрю. 
        Менеджер еле сдерживаясь, чтобы не нахамить покупателю, промолчал и покинул торговый зал.
        - А кто нибудь петрит? – Ядовито поинтересовался сморчок.   
        Одетое во все черное секьюрити каркнуло во всё воронье горло.
        - Славик, тебя тут спрашивают.
        Из подсобки выплыл облаченный в цивильный костюм  Славик - парнишка лет сорока, специалист по вину. Он был уже изрядно навеселе. При виде корзинки пенсионера он икнул, решив, что у него глюки начинаются. Беленькая пушистенькая горячка.
        - Чего-с изволите? – Вспомнил он старорежимное выражение, как ему показалось, подходящее к моменту. Старик был явно из тех времен. Какой-нибудь барон или, на худой конец, князь Таврический.  И смутно вспоминался еще какой-то неведомый приват-доцент.  Граф Замазкин!
        - Милостивый государь, что вы мне посоветуете из вин? Со мной будет дама, но она беременна.
        - От вас? – Не сдержав изумления, брякнул наспех воспитанный Славик.      
        - Увы, увы, мне. – Отозвался обломок Российской империи. - Она беременна от своего мужа.
        - Ясно, - кивнул специалист по выпивке, – рекомендую - «Молоко любимой женщины».
        - Как, как вы сказали? «Молоко любимой женщины»? Названо прямо по-гусарски. Поручику Ржевскому понравилось бы. Кстати, слышали последний анекдот о сем любезном поручике?
        - Валяй, дед.
        - Валяю. – Согласился Шубин. – Так вот, милостивые господа, рекомендую. 
        «Дневник гусара».            
        Какая же скука в этом городке – перетрахали всех уже – баб, девиц, лошадей. Скука! Ску-ка! Но завтра приезжает поручик Ржевский, представляю, какой начнется разврат».
        Охранник, вытянув длинное любопытное ухо, заржал первым, за ним поросячьим визгом залился Славик. Отсмеявшись, он резко протрезвел и сказал человеческим голосом:
        - Возьмите вина Аргентины. Они идентичны французским и стоят на порядок дешевле. А грузинские у нас не…
        - Немного не грузинские? – Подсказал Шубин.
        - Не лучшие. – Смягчил формулировку Славик. – Бери дед Аргентину, не прогадаешь. В Аргентине климат для лозы подходящий, она там просто балдеет, а во Франции гибнет. Такие вот дела.
        - А вы – профессионал, - восхитился старик, - и не столь безнадежны, как я о вас подумал. Выберете себе в качестве презента водку, выпьете вместе с охранником. Он мне уже сообщил, что вино не пьет.
        Шубин расплатился с кассиром и вышел из магазина.
        Славик выразительным русским жестом щелкнул себя  под подбородком и кивнул охраннику на дверь подсобки.  И страж в дверях радостно кивнул.   
      
        Вернувшись домой, Шубин почувствовал резкую усталость и прилег на кушетку. И открыл книгу в марком бумажном переплете – она была написана его хорошим знакомым, вернее товарищем по лагерю, и издана им за свой счет. Воспоминания о годах, о которых нормальный человек постарался бы поскорее забыть. Хороший язык, живые образы, громадная сила воздействия и… ничего. Книгу просто не заметили. Автор опоздал. Мода на лагерную тему прошла. И все лавры получил Солженицын. А прилавки книжных магазинов ныне усеяли детективы, фантастика, любовные романы; большой поклонницей этого жанра являлась Катерина; обширные  руководства по сексу и по внезапному, безо всяких усилий, обогащению.
        И никому не интересны стали страдания маленького господина Башмачкина, попавшего в жернова мельниц судьбы.
        Отдохнув с часик, Шубин закрутился на кухне. И к одиннадцати часам, к приходу Кати, стол был готов и выглядел великолепно. Он снова подошел к серванту и вытащил коробочку с серьгами. Они сияли холодным глубоководным светом льдов Антарктиды – в этих изумрудах не было тепла и веселой зелени лугов, они были прекрасны потусторонней красотой  равнодушия, холодны, совершенно не человечны. Украшения Снежной королевы!  Он не знал, что принесут эти серьги любимой им девушке – горе или процветание. Да, возможно, они – дар Пандоры. Он сам, вернувшись на волю, знакомый в силу профессии со многими лучшими ювелирами Москвы и подпольными барышниками никогда не обнаруживал, ни единой душе не сообщал и не хвастался о сокровищах, хранящихся в его  квартире. И правильно делал, потому что эти ушлые люди знали и о его происхождении и о драгоценностях Шубиных, ни секунды не верили, что все они сгинули во время революции. Давно бы уже эти сокровища всплыли бы на поверхность, не здесь, так на западе. Но не всплывали! Или Шубин не знает об этом, стар он стал, не следит за рынком ювелирного антиквариата. И, между прочим, как-то вернувшись из санатория, он обнаружил, что его квартира осторожно и тщательно обыскана.  Напрасный труд! Старик, по лагерной своей привычке, знал куда заховать рыжье! И не дилетантам его отыскать! Осторожен старый зека. Пристально понаблюдав, как Шубин годами ведет примерно-бедный образ жизни, заинтересованные лица оставили его в покое.
        Но сейчас он может сделать непоправимую глупость, вернее он её уже сделал – подарил неопытной девчонке уникальное украшение - бабочку с огромным розовым бриллиантом. Правда, после многих лет запустения она не выглядела сокровищем, а казалось простой безделушкой – запылившиеся камни тускло мерцали, платина матово блестела и прикидывалась мельхиором. Однако, всё это было очевидно невежам, а профессионал с первого же взгляда  поймет, какое сокровище небрежно поддерживает волосы самой обычной московской девчонки. И сумеет это отнять! Серьги тоже у неё отнимут! Черт! Что делать?
        Вручая свой дар, он решился  рассказать о немыслимой цене этих серег, показать дореволюционной журнал со снимком полного комплекта, а так же поведать в назидание Кате о трагических судьбах первооткрывателей самых известных драгоценных камней на земле.
        И вот одно из таких уникальных сокровищ лежало на его старческой, выцветшей от времени руке  -  две шестиугольные призмы с плоским основанием. Необыкновенного для изумрудов голубоватого оттенка с призрачным перламутровым сиянием, как ореолом окружающим камни.         
       
        Выпив немного вина, Катя успокоилась.
        - Как красиво у вас, Михал Михалыч! И просто невероятно, что ландыши могут цвести в декабре.
        - И ландыши, и сирень, и тюльпаны с нарциссами. Катя, сейчас пробьет двенадцать, давай загадаем себе что-то хорошее – чтобы люди стали добрее, чтобы соревновались в милосердии и любезности, а не в жестокости и грубости, чтобы жили в добрососедстве. Я старик и открою тебе одну самую великую истину, которую я выстрадал всей своей несчастливой жизнью.   
        САМОЕ ГЛАВНОЕ В ЧЕЛОВЕКЕ – ЭТО СОВЕСТЬ! Нет совести, ничего не будет! Сколько бы богатств не скопил человек, в какой бы роскоши не купался, нет там счастья и покоя. Вот почему почти все миллионеры одиноки и в итоге – несчастны. Для наслаждения жизнью им нужны все более и более сильные раздражители  - и в ход идут наркотики, разврат в самом его гнусном виде - педофилия, садистские оргии и черные мессы. Они думают: - «А что мне еще можно, чего нельзя простым смертным? За какое такое преступление меня не покарают? Изнасилую ребенка – откуплюсь; убью – просто так, в надежде испытать неимоверный кайф, откуплюсь; украду у целого народа его достояние – нефть, лес, рыбу и … откуплюсь».   
        Мне рассказывал один психиатр, что к нему в больницу попадают люди абсолютно не верящие в Бога. Это основной контингент.  Они полностью поддаются своим порокам и совершенно теряют ориентиры, что такое хорошо, и что такое плохо. И лишаются разума, потому что душа знает и хорошо помнит все Божьи заповеди, а если кто забудет, то ангел-хранитель напомнит.
        - Двенадцать, - жалобно сказала Катя.
        Старик запнулся. Зря он стал бичевать пороки человечества именно сейчас. Сегодня время праздника! И судить всех будет не он, Михаил Шубин-Рейн, а Всевышний.
        - С Новым годом!
        - С Новым счастьем!
        Они выпили по глотку шампанского, и Катя стала уплетать деликатесы, трогательно выбранные Михал Михалычем для неё.
        - Вкусно?      
        - Конечно! Сто лет не ела ничего подобного! Икра, семга, салат из крабов. Я теперь все время хочу есть – проклятый токсикоз прошел, а детишки во мне стремительно растут и требуют пищи.
        - Ах, Катюш, как мне жаль, что я их уже не увижу.
        - Зачем вы так говорите? У меня, кроме вас, никого не осталось. Я совершенно одна, и вот вы меня постоянно пугаете – уйду, уйду! - Запальчиво сказала Катя, и неожиданно перед её глазами возникла неопрятная старуха – её родная бабушка. И видение это ухмылялось, грозило кулаком. Катя стиснула зубы.
        - Катюш, я уже сто лет не танцевал с девушкой…
        - Я тоже хочу потанцевать…
        Миша Шубин обнял свою любимую девушку, тихая музыка несла их, покачивая на своих мягких волнах и он, наконец, решился, склонил голову и поцеловал потрясающие Катины волосы. От них пахло молодостью,  свежестью, ожиданием счастья. А в этих разноцветных глазах светилась большая душа и ожидание незаурядной, великой судьбы.