Банкир Сомов - Глава 4

Шишкин позвонил Сомову на другой же день.

- Ты вчера говорил что-то насчет льготного кредита, - непринужденно напомнил он после приветствия. – Так я согласен. Я могу подойти?
- Конечно, - ответил Сомов. – Подходи. Только не ко мне, а прямо в отдел кредитования. Я предупрежу.

Закончив разговор, он вызвал руководителя отдела кредитования, Петра Павловича Селиверстова  и поручил ему лично обслужить клиента по имени Иван Шишкин.

- А отчество? – поинтересовался Петр Павлович, сорокалетний шатен со светлыми глазами, уловивший, что речь идет не о человеке с улицы. – Как к нему обращаться?
- Отчества не знаю, - сухо ответил босс. – Возьмете в руки его паспорт и прочтете. Для вас это обычный клиент, не более. Но кредит дать.
- Вас понял, - улыбнулся Селиверстов. – А сколько он просит?
- По-моему, пять миллионов. Он сам скажет, вдруг у него что-то изменилось.

Начальник отдела ушел, директор банка занялся другими делами. Сегодня ему предстояло принять участие в совещании у губернатора, надо было подготовить документы. Минут через сорок его оторвала от этого занятия секретарша.
- Илья Ильич! К вам ваш вчерашний посетитель. Просит срочно принять.
Тридцатилетняя мать-одиночка, Римма Васильевна, натуральная платиновая блондинка выжидательно смотрела на директора. Она была на редкость исполнительна и педантична, и очень дорожила своим местом.

- Пусть войдет, - кивнул Сомов и отодвинул чуть в сторону ноутбук, где готовил доклад для губернатора.
Шишкин вошел, едва Римма скрылась за дверью. Не вошел, а почти ворвался.
- Илья! Что за дела! Ты обещал мне льготный кредит, а твой цербер дерет с меня, как со всех – двадцать процентов!
- Неужели двадцать? – деланно возмутился Илья Ильич. – У нас для таких займов ставка…
- Ну, хорошо, девятнадцать и семьдесят пять! – согласился Шишкин, усаживаясь в непредложенное ему кресло. – Но это же стандартная ставка, а ты говорил о льготной.

- Это вчера я говорил о льготной, - пояснил Сомов. – Разжалобил ты меня вчера. А сегодня я подумал: ты успешный предприниматель, не инвалид, не калека… Никакого форс-мажора у тебя не стряслось, зачем же мне тебя унижать? Меня ж другие предприниматели уважать перестанут. Так что бери, что дают, друг мой Ваня, или шагай в другой банк – где с тебя, как ты говоришь, «сдерут» все двадцать пять процентов.

Шишкин смотрел на него, слушал и переваривал его слова, с видом недовольным и даже брезгливым, но не выказывал желания вскочить и хлопнуть дверью, или вновь обозвать ростовщиком и процентщиком.

- Я вас понял, герр банкир! – произнес он, изобразив на лице нечто вроде улыбки. – Для вас, финансовых воротил, мы все что-то вроде кроликов для удавов. Я знаю, что у тебя самые низкие ставки в городе, и конечно, у меня нет выбора – буду брать. Но ты мне объясни хоть, по старой дружбе, какого черта наши российские банки задрали такой высокий процент? Ведь мы же видим – за любой границей ставки в банках не доходят даже до пяти процентов! Так ведь не пускаете вы их на российский рынок, конкуренции боитесь!

- Знаешь, Иван, я сейчас очень занят, - с холодком в голосе ответил Илья Ильич. – Но по старой, как ты говоришь, дружбе, в двух словах, попытаюсь объяснить. Деньги российские банки получают из Центробанка. И получают, заметь, не бесплатно. Сегодняшняя ставка Центробанка – пятнадцать процентов. То есть, получив сто миллионов, я обязан вернуть сто пятнадцать. Плюс к этому я должен покрыть все свои расходы: коммуналку, аренду, зарплату сотрудников… На это уходит та самая, не доходящая до пяти процентов добавка, за которую ты только что похвалил заграничные банки. Так что, как видишь, мы ничуть не большие процентщики, чем наши западные коллеги.

- А Центробанк? – не сдавался Шишкин. – Откуда он берет пятнадцать процентов? С какого перепугу? Как может в стране развиваться бизнес, если Центробанк его фактически душит?
- Что-то он тебя еще не задушил, - усмехнулся Сомов. – Можно подумать, что ты первый день обо всем этом слышишь. Не строй из себя девочку. И извини, я действительно очень занят. Через полчаса у меня важное совещание, а я еще не все подготовил. Привет семье! Карпов разведешь – зови на рыбалку.

Других непредвиденных дел, встреч и разговоров в этот день у Ильи Ильича не случилось, все протекало в штатном режиме. «Наверное, Коржавин объявится завтра-послезавтра, - всплыло у него в мозгу в один из моментов, когда служебный «мерседес» перемещал его с одного совещания на другое. – Тянуть он не станет. Что тут тянуть, мужику нужна работа, нужно кормить семью. За шесть лет столько дыр накопилось! Но что же делать с запросом его супруги? – И, мысленно обратившись к супруге, он мысленно же и воскликнул: - Попали мы с тобой, Музочка! Ох, как попали!»

С полковником Демьяном Маркеловичем Коржавиным Сомов был знаком давно. Свела и сблизила их общая «мужская страсть» - рыбалка. Илья Ильич в ту пору только-только разворачивал свою банковскую деятельность, агитировал всех, кого можно, пользоваться именно его услугами, и в первую очередь – для зарплатных расчетов. Одной из организаций, которая в числе первых подключилась к его банку, была военно-воздушная часть, руководимая Коржавиным. Сомов лично ездил к полковнику, имел с ним беседу, плавно перешедшую в дружеский обед с принятием хорошего коньяка и задушевных бесед. Узнав, что директор банка любитель хорошей таежной рыбалки, бравый полковник-вертолетчик тут же предложил (как только выдастся случай) слетать в такое местечко, где даже царь-рыбу тайменя можно взять на блесну или на мыша.

Немало раз летали они в разные местечки, и тайменя брали, и хариуса, немало водочки выпили под ушицу. И Сережку Илья Ильич брал с собой пару раз, старался пристрастить сынишку к  рыбалке. Но как-то не передалась Сергею папина страсть, не сделался он рыбаком. А вот посидеть в кабинете вертолета, подержаться за ручку управления – это для него было в кайф. Илья Ильич видел, как загорались глаза сына, когда ему казалось, что летающая машина слушается его. Конечно, вертолетом управлял первый пилот, но иллюзия у мальчика была полная.

Коржавин и в самом деле позвонил на следующий день. Сомов назначил ему время, отодвинув все остальные дела.

Когда бывший полковник вошел, Илья Ильич сразу обратил внимание на то, как изменился его облик. Семь лет назад это был уверенный в себе мужчина в расцвете лет, привыкший отдавать приказы и не сомневающийся в своем праве требовать их исполнения. Теперь его взгляд был ищущим, плечи - опущенными, цвет лица – землистым, а весь его вид производил впечатление человека растерянного и всегда готового к неприятностям. И лишь чудом сохранившийся в глубине серых глаз блеск говорил о том, что человек это еще не все для себя потерял и пытается сохранить хотя бы внешнее достоинство.
Илья Ильич поднялся из-за стола, шагнул навстречу товарищу по таежным рыбалкам, обнял его.

- Ну, здравствуй Демьян Маркелыч! Рад тебя видеть.
- Здравствуй, Илья Ильич! – ответил тот. – И я рад.
Илья Ильич усадил гостя на кожаный диван, попросил Римму принести чаю, присел рядом с бывшим вертолетчиком, похлопал его по колену. «Костлявенькое, однако, коленце! – ощутил он с горечью. – А ведь бугай был бугаем. Натерпелся, мужик, натерпелся!»
- Не спрашиваю, как там, знаю – не сахар, - произнес он. Римма тем временем внесла поднос с чаем и печеньем, придвинула к дивану низенький столик, и удалилась, бесшумно прикрыв за собой дверь. – Чем могу помочь?
- Извини, Ильич, - отвечал Коржавин. – Не хотел тебя напрягать. Нинель моя по своей инициативе к твоей супруге пошла. Ты и так для нас много сделал. – К чаю он и не думал прикасаться.
- Оставь это, - опять коснулся его колена Сомов. – Давай поговорим как мужики. Я всегда тебя уважал. Надеюсь, ты меня тоже. Настоящие мужики всегда должны выручать друг друга. И давай не будем напоминать друг другу, кто кому больше должен. Поэтому говори прямо – чем я могу тебе сейчас помочь?

Сомов хотел, чтобы Коржавин сам сказал. Ему было важно услышать, о чем тот сначала заговорит – о работе, или о сыне.

- Работа мне нужна, - немного помолчав, ответил Коржавин. – Не в дворники же мне идти, бывшему полковнику. Возьми хоть в охрану. С оружием, слава Богу, знаком, дисциплину знаю.
- Рядовым охранником?
- Хотя бы. Все лучше, чем дворником.
- По зарплате оно, может, и лучше, но в целом… - Сомов с сомнением смотрел на бывшего командира полка. – Полковника взять рядовым… Нет, Маркелыч, совесть меня замучает. А тебя гордыня заест. Начальником охраны тоже взять не могу. У меня хороший начальник охраны, увольнять его не за что. – Он задумался на несколько секунд, рука его потянулась к тонкой, с золотым ободком чайной чашке. Отхлебнув глоток, поставил чашку на место и вновь посмотрел на гостя. В глазах Коржавина застыла унылая тревога. – Ты ведь вертолетчик? Моторы знаешь?
- А то! – Лицо собеседника чуть оживилось, в глазах вновь появился проблеск надежды.  - Само собой, как же без этого.
- У меня начальник гаража надумал увольняться. На юга его потянуло, в Краснодар. Права-то у тебя живы?
- Восстановим, это не проблема. – Казалось, даже румянец заиграл на щеках у бывшего вертолетчика.
- Ну, вот, давай восстанавливай и через неделю приходи. Как раз через неделю место и освободится.
- Спасибо, Ильич! – Едва справляясь с волнением, проговорил Коржавин. - Ну, спасибо! Ты настоящий мужик. Ты не пожалеешь! Ей-Богу!
- Ладно, ладно! – остановил его Сомов. – Я никогда ни о чем не жалею. Это последнее дело – сделать что-то, а потом жалеть. («Врешь, Илья! – тут же сказал он себе. – Ты никогда не перестанешь жалеть о том, что семь лет назад уговорил Коржавина дать вертолет, чтобы забросить своего сумасшедшего сына и его дружков на снежную гору. Но это особый случай. Я и только я виноват в том, что случилось. Однако отсидел шесть лет не я, а вот этот человек, у которого тоже есть сын, и этот сын в беде».) – Но ты ведь еще хотел о чем-то сказать? Говори, Демьян Маркелыч!
- Да, Илья Ильич, хотел, жена просила. Но не знаю, имею ли право. – Лицо бывшего полковника заметно оживало, на нем, хоть и в малой еще доле, появлялось уже воспоминание о былом достоинстве и в большей доле – выражение благодарности. – Да и не верю я в чудеса. Супруга верит, а я нет. Ну, ты знаешь, Нина твоей жене рассказала… Пашка, сын наш, на иглу сел. А игла – это дело серьезное! Видывал я таких. И у себя в части, и в зоне. Это не травка, и не «колеса». С иглы не слезают. С иглы только в могилу. Я бы жизнь отдал, чтобы Пашку спасти, но думаю – пустые это хлопоты. Это как смертельное ранение в живот. Больно смотреть, как человек умирает, а помочь нечем.

Сомов знал, что Коржавин участвовал в обеих чеченских войнах, и о том, что такое ранение в живот, знает не понаслышке. И все остальное он говорит правильно. Но…
- Ты вот что… - произнес он с мягкой, дружеской улыбкой. – Дай мне, что у тебя есть, по этой швейцарской клинике. Я разузнаю, что там за спецы, какие на нее отзывы… Если все действительно серьезно, я найду деньги. Но и тебе придется поучаствовать. Половину зарплаты будешь отчислять в благотворительный фонд. Согласен?

Коржавин прямо-таки расцвел. Спина его распрямилась, глаза расширились, брови распушились, губы растянулись в радостной улыбке.

- Еще бы не согласен! Был бы я верующим, я бы сегодня же молебен в твое здравие заказал, Ильич! Не знаю еще, как тебя благодарить.
- Благодарить рано, - остановил его директор банка. – Благодарить будешь, когда сын выздоровеет. А молебен лучше закажи за его здравие. И это ничего, что мы с тобой неверующие. Главное, поп в церкви верующий. Бог, он, как говорится, не фраер, он к попу прислушается. Ну, а сейчас, дорогой мой Демьян Маркелыч, извини! Дела, дела, дела!.. Супруге от меня поклон. Правильно она сделала, что пришла к моей Музе. Ты ведь мужик гордый, сам мог и не прийти, так бы и мыкался.

Коржавин пожал плечами, промолчал. Однако с дивана поднялся, протянул на прощанье руку.

- Спасибо еще раз. Значит, через неделю?
- Через неделю. И не забудь про Швейцарию. – Сомов протянул ему свою визитку. – Здесь есть электронный адрес. Скинь мне вводную.

Когда бывший полковник покинул кабинет и вошла Римма, чтобы убрать поднос с чайной посудой, Илья Ильич, все еще сидевший на диване в задумчивой прострации, обратился к ней с вопросом:

- Простите, Римма, я до сих пор не знаю: у вас сын или дочь?
Она улыбнулась с некоторым удивлением.
- Дочь. А что?
- Сколько ей лет? Как звать.
- Семь. А звать Бэла.
- Бэла? Редкое имя.
- Это из Лермонтова, из «Героя нашего времени». Помните? Мой любимый писатель.
- Я тоже люблю Лермонтова. Но больше как поэта. 
- А мне его проза нравится. Лаконичная, чеканная.
- И все у вас в порядке? Вы ни о чем не хотели бы меня попросить? – Сомов смотрел на секретаршу чуть ли не с мольбой. Ему очень хотелось, чтобы она о чем-нибудь попросила – для дочери, или для себя. Но она опять улыбнулась и покачала головой:
- Спасибо. У меня все в порядке. Квартира у нас с Бэлой есть, зарплата у меня хорошая. – И повторила: - Спасибо! – И вышла, как всегда бесшумно затворив за собой дверь.
- И слава Богу! – сказал сам себе Илья Ильич, освобождаясь от задумчивости. – Слава Богу, что не всем нужна моя помощь. Потому что всем я помочь не смог бы, даже если бы мне этого и хотелось. – И вдруг добавил, едва слышно, затаенно, для самого себя: - А ведь она могла бы родить мне сына! – И ему стало совсем тоскливо.

Вернувшись домой, Коржавин радостно пересказал жене содержание разговора с Сомовым.
- Не верил, честно говорю, не верил! – повторял он с сияющим видом, обнажая в улыбке зубные протезы, покрытые под цвет золота дешевым нитридом титана, вставленные ему еще в лагерной больничке. – И идти к нему боялся. Боялся, что как и все, повздыхает, предложит разовую денежку и отошлет на биржу труда. У меня, мол, не собес! Но Сомов – мужик! Уважаю! За таким бы я куда угодно пошел!

- Погоди! Хватит тебе его расхваливать, - прервала его Нина Викентьевна, внимавшая мужу с заметным выражением недоверия на лице. – Я думаю, работу ты, рано или поздно, и без него бы нашел. Ты о главном скажи. Ты ему напомнил, что это он виноват, что ты нарушил закон и попал в тюрьму? И что еще не поздно и ему там очутиться?
- Ну что ты, Нин? – Коржавин  посмотрел на жену недоуменно и даже как бы неприязненно. – У меня бы язык не повернулся. Что я, мальчик какой-то, что меня можно было против моей воли куда-то повести? Что сделал, то сделал, и шесть лет заслужил. И спасибо Сомову, что только шесть. И деньги адвокату он заплатил, а не мы с тобой, а он о них даже не вспомнил. Да и зачем мне было ему напоминать, если он и так пошел мне навстречу. И не охранником взял, как я униженно просил, а начальником гаража. Такого мне бы никто не предложил, это я тебе как бывший зэк говорю.
- Я смотрю, этот банкир совсем тебя обаял! – усмехнулась Нина Викентьевна. – Не банкир, а прямо ангел-спаситель! Ты, небось, так расчувствовался, что про сына уже и заикнуться постеснялся?
- Он сам спросил. Ты же его жене все рассказала, а она, разумеется, ему. А он умный мужик, видит, что я не решаюсь… Согласись, деньги-то нужны огромные, думаю, что и для банкира – сумма немаленькая…
- Много мы с тобой знаем про банкиров! Займы-то они под ого-го какие проценты дают! Себя они, поверь, не обижают. Ты не заешь, а я знаю! Твой Сомов с женой, между прочим, каждый год по всему свету мотаются. Бали, Австралия, Индия, Америка!.. Где только не побывали! Так что, не боись, деньги у них есть.
- Не знаю, - не сдавался Демьян Маркелович, - я чужих денег считать не люблю. Однако Сомов выслушал меня и обещал помочь.
Тут Нина Викентьевна замерла: ослышалась ли? Она почти на сто процентов была уверена, что директор банка откажет. Одно дело оплатить адвоката, зная, что и у самого рыло в пуху, и совсем иное – выложить сумму на два порядка большую – просто так, даже без напоминания об этом самом пухе. Что-то тут не то!
- В каком смысле? Чем он обещал помочь?
- В том самом. Оплатить нашему Пашке полное лечение.
- Ты не путаешь?
- Нечего тут путать. Сомов – мужик четкий, даром, что не военный. Вот визитку дал. – Он достал из кармана визитную карточку. – Здесь адрес электронной почты. Скинь, мне, сказал, вводную на эту швейцарскую лечебницу, я ее пробью, и если все у них именно так, как они говорят, я найду деньги.
Недоверие на лице женщины все еще оставалось, но медленно-медленно начала проступать радость, загорелись глаза, проступил румянец.
- Что так и сказал? «Я найду деньги»?
- Так и сказал. Я же говорю, мужик, что надо. Так что давай посмотрим, что у тебя есть по этим швейцарцам, и сходи к кому-нибудь, у кого есть интернет, отошли, чтоб не тянуть.

Она еще некоторое время молчала, сживаясь с радостью, с надеждой на лучшее, в которое уже давно не верилось, и одновременно думала, к кому лучше пойти. Интернет имелся почти у всех ее подруг (дети требовали), но не к каждой ей хотелось обращаться с такой просьбой. Придется ведь говорить о сыне, а ей ох как не нужны были их сочувствующие вздохи.

А Демьян Маркелович, тоже помолчав, добавил, что Сомов будет высчитывать у него в счет оплаты лечения сына половину зарплаты – в благотворительный фонд, через который и пойдет эта оплата.
- Так я и знала! – скривила губы Нина Викентьевна. – Поди, потом проверь, куда эта фифа наши деньги потратит! И это называется: он помог! За твою же зарплату!
- Окстись, Нина! – не удержался от возмущения муж. – Моей зарплатой нам бы за десять жизней не расплатиться с этой Швейцарией. Но должны ведь и мы внести свою долю! О нашем ведь сыне речь! Это просто справедливо.
- Вы, мужчины, только и думаете о справедливости. А мы, женщины, думаем о детях. У нас есть еще дочь, и ее нам еще растить и растить! Какая хоть она будет, твоя половина зарплаты?
- Я не спрашивал, но думаю, что нам хватит. Банковский все-таки гараж, не абы что. Шиковать, конечно, не будем, но вы ведь даже без моей зарплаты как-то жили.
- Жили! – вздохнула Нина Викентьевна и ничего больше не добавила. Из школы, где она преподавала химию и биологию, ей пришлось уйти и окунуться с головой в то, что называется малый бизнес. Чем только она не торговала в своих двух точках на так называемом  «китайском» рынке! И одежда, и посуда, и даже мебель!.. И все надо добыть по минимальным ценам, привезти, продать, вернуть взятые в банке деньги, положить кому надо на лапу, откупиться от бандитов… Не из телевизора знала она, что такое грабительские банковские проценты, оттого и не могла проникнуться к Илье Ильичу Сомову такой же искренней благодарностью, что и ее муж.

«Ладно, - сказала она себе, перебрав мысленно подруг с домашними компьютерами, - Схожу к Елене. Она недавно купила своим девочкам компьютер с модемом. От нее и отправлю письмо».

Елена Владимировна Дятлова была одной из трех женщин, семь лет назад потерявших в ущелье Аксу своих мужей. Ее муж, майор Александр Григорьевич Дятлов, командовал вертолетом, потерпевшим там аварию. Работала она врачом в гарнизонной больнице и в отличие от Нины Викентьевны, оставшись без мужа, профессию не оставила, в шальной бизнес не ушла, осталась верна гиппократовской клятве. На второй год вдовьей жизни она вышла замуж за приличного, хотя и немолодого человека, главного инженера большого завода, и вроде бы все у нее складывалось на зависть благополучно, однако, как говорят в народе: беда не ходит одна. Год назад у ее нового мужа обнаружился рак желудка, и он умер во время операции. После него остались кое-какие деньги, а также большая квартира в центре города, однако остались и наследники – бывшая жена и два сына, которые тут же заявили о своих правах. В итоге, офицерская вдова с двумя дочками-школьницами опять оказались, что называется, «у разбитого корыта».

Узнав от жены бывшего командира полка, что банкир Сомов согласился пожертвовать семье Коржавиных большую сумму на лечение их сына, Елена Владимировна спросила себя: «А почему такая избирательность? Почему мои дочери не должны получить свою долю благодеяний? Почему дети Иры Колесниковой и Даши Черевяк должны жить на копейки? Они тоже болеют – то одним, то другим, да и не в болезнях дело. Дети потеряли отцов! По милости Сомова, между прочим, по прихоти его сыночка, так что Сомов - наш большой должник, и пора ему об этом напомнить.

Она пригласила подруг в кафе и за чашкой «экспрессо» поставила тему ребром. Ирина, тихоня и молчунья, библиотекарь по профессии и призванию, а к тому же и прилежная прихожанка храма Покрова Пресвятой Богородицы, робко запротестовала, сказала, что не их дело судить и просить, но Елена ее строго поправила:

- Не просить мы должны, а требовать. А судить – это дело суда, и дай Бог, чтобы до суда дело не дошло. Нам деньги нужны, а не судимость для банкира.
Даша, учительница с тремя детьми, согласилась с ней без особых возражений, но, в конце концов, сдалась и Колесникова.
- Мы немного подождем, - пояснила подругам Дятлова. -  Пусть Сомов оплатит лечение сыну Коржавиных, и тогда он у нас не отвертится!