Воспоминания 8 или Танец клоунов

Я почти не помню, чтобы в раннем детстве нашу с братом жизнь омрачали какие-нибудь скандалы или ссоры между родителями. Даже в тех случаях, когда отец, бывало, являлся домой не совсем в своём виде - после поездки по колхозам или, например, с рыбалки, которую очень любил, мать поступала расчетливо и мудро. Она совершенно не ругала своего непутёвого муженька, укладывала баиньки и тихонько скрипела зубами до утра, а утром отец получал всё, что причиталось, но так, чтобы мы, дети, ничего не слышали. Выручало еще и то, что даже будучи очень нетрезвым, наш папка никогда даже голоса не повышал, а тихонько пробирался к ложу отдохновения и мирно спал до наступления утренней расправы.

Только один – единственный случай врезался мне в память, когда мать отступила от правил и устроила головомойку своему суженоме-ряженому в моём присутствии. Но, похоже, это того стоило – чем-то уж очень отличился в тот раз наш глава семейства!
 
Мне даже кажется, что я припоминаю собранный чемодан, который мать намеревалась вручить лежащему на диване отцу. Видите, в этот раз он даже был положен почивать на отдельное койко-место!

Мать что-то грозно говорила, уперев руки в боки, а отец, не бритый, с всколоченными кудрями (да-да, у нашего папки были роскошные кудрявые волосы), смотрел куда-то вбок и виновато улыбался. Возможно, тут могла быть примешана даже ревность, потому что такой красавец-мужчина, балагур и весельчак, плясун, певец и, наконец, артист (да, да – артист! Сейчас расскажу!)  безусловно, должен был нравиться местному слабому полу.

Про артистические таланты отца мне известно из рассказа мамы.

Как-то раз, проходя мимо местного клуба (у этих совков ни одной деревеньки не было без местного  клуба. Рабы!), мать услышала, как чей-то знакомый голос отчаянно вопил: «К барьеру! К барьеру!». – Уж не мой ли Ванечка? – подумала озадаченная женщина и пошла на звук.

Точно! На подмостках местный драмкружок репетировал сцену из  Чеховского «Медведя», а роль медведя – бурбона – монстра была поручена моему отцу. Перед репетицией все артисты, во главе с режиссером, освежили свой сценический дар неким количеством алкоголя, а главный герой, видимо, в соответствии со значимостью роли, получил усиленную дозу стимулятора.

К сожалению, мать прервала этот эксперимент по усовершенствованию системы Станиславского, поднялась на сцену и ласково, под ручку, увела чересчур вошедшего в образ артиста - домой, почивать.

Однако, в то утро ситуация была драматичнее любой театральной драмы.
 
Но, думаю, что полнейшее раскаяние отца и два таких надёжных якоря, как я и брат, уберегли нашу семейную лодку от возможного краха и она опять бодро поплыла по волнам бытия.

Плыли мы, плыли  и добрались до очередной знаковой вехи в истории семейства Снакиных – наш Юра пошел в школу! Я хорошо помню, как счастливый отец подбрасывал его к потолку и радостно повторял непонятные слова: «А наш Юра – первоклашка – ашка – ашка!».

В это же время они начали совместно делать зарядку на нашей кухоньке – отец и сын дружно приседали, делали наклоны, бежали на месте и по кругу. Это, как известно, повышает содержание в крови всяческих гормонов радости, которые подчас заставляют человека мыслить не совсем адекватно. В нашем варианте это проявилось в странном и не до конца продуманном решении привлечь к  полезному и похвальному занятию утренней гимнастикой меньшОго братца, то есть меня.

Бедного ребёнка, который сладко спал в своей кроватке, разбудили два брутальных мужика и повлекли на место молодецких забав и игрищ.

Наряженный в трусики и маечку, как и старшие товарищи, я сначала недоуменно пытался понять, что от меня хотят мои, совсем недавно такие родные, близкие и, безусловно, разумные люди?
 
И тут они вдруг начали энергично махать руками, топать ногами и всячески поощрять меня к тем же странным действиям! Уж не случилось ли чего с моими родными? Не позвать ли маму? Ну, от Юры еще можно ожидать всяких странных выходок. Но отец?

Тут я вспомнил, что в садике к какому-то событию мы готовили представление, где я с парой других несчастных, должен был изображать клоунов на потеху почтеннейшей публике. И когда папа и старший сын вдруг начали, отдуваясь, приседать, разводя в стороны колени, поочерёдно махая то левой, то правой рукой, а также дрыгая другими конечностями, я не выдержал и очень обидно захихикал.
 
На том и закончилось моё приобщение к суровой мужской игре и я был списан в обоз, чему был очень рад – хоть поспать можно побольше.

А вот отделаться от странной садиковской затеи под названием «утренник» нечего было и пытаться. Чуть не каждый день под команды «раз! – два! – три! – четыре!» я, с другими обреченными, разучивал оригинальный номер под названием «Танец клоунов». В нём мы зачем-то ходили по кругу, делая совершенно несогласованные движения, чем доводили чуть ли не до слёз нашу руководительницу – молоденькую  воспитательницу.
 
Она, по неопытности, всё пыталась добиться от своих трёхлетних исполнителей, чтобы на счет «раз!» они одновременно подняли вверх правую руку и притопнули левой ногой, уперев, соответственно, левую руку в такой же бок; на счет «два!»…Какое там «два», если и на «раз» мы последовательно и неизменно делали всё, что угодно, но только не то, чего от нас добивались.
 
В отчаянье, наша танцмейстерша позвала старших товарок, и те её успокоили, что так будет даже смешнее, а родителям понравится всё, что бы их детки не делали на сцене.
 
Да, еще нам вручили какие-то побрякушки, которыми мы должны были махать в такт музыке. В такт? Музыке? Ах, да машите, как хотите!

Особо эффектно должно было выглядеть то, как мы вдруг, прекратив кружение на сцене, плюхаемся на попки, потом падаем на спину и синхронно машем поднятыми вверх ногами. Публика должна будет рыдать и плакать от восторга!

День утренника неумолимо приближался и, наконец, наступил. Мама пошила мне соответствующий клоунский наряд – разноцветные штанишки, курточку и колпак с кисточкой и бубенчиками. Всё это она должна была принести к началу выступления.

А её всё нет и нет! Вон, кому-то уже принесли его артистический наряд – с шуршанием разворачивается бумага, тихонько позвякивают бубенцы…

Ему уже принесли, а мне – еще нет! Я не нахожу себе места, выбегаю к калитке – безрезультатно. Меня забыли. Я брошен и предан. И кем! Родной мамочкой! Ах, еще какой-то счастливчик ушел переодеваться! Всё. Это конец. Теперь всё пропало. Наверное, меня как-нибудь страшно накажут – ведь я сорву такой замечательный номер! А, главное, на меня все будут смотреть! То, что на меня и так все будут смотреть, да еще в шутовском наряде, выделывающего нелепые телодвижения с испуганным видом, не так напрягает – ведь в этом случае я буду не один…

Но вот что-то знакомое мелькнуло в проёме калитки. Она, обожаемая мамочка! Натягиваю наряд и успокаиваюсь. До выступления остался какой-нибудь час...