Гибель Титаника, 1910 год

Новый век не начинался. Первая Мировая война. Кажется, необходимо было сначала разрушить старое, чтобы новое могло появиться. Общедоступное электричество, автомобили, переработка нефти, новое капиталистическое общество. Мир медленно переворачивался на другой бок, как медведь во сне. Революция в России, подогреваемая Французским Интернационалом, была неминуема. Мы повторяли судьбу Французского королевства, медленно, неумолимо, этап за этапом. Аристократы бежали из обеих стран туда, где ЭТО уже случилось, в Британию. Торжество капитализма должно было как-то символизировать и утвердить свою победу. На Британских верфях было создано 4 Титана, 4 брата-гиганта: Олимпик, Британик, Титаник, Адриатик. Когда Олимпик и Британик уже бороздили воды Атлантики, Титаник только сходил с верфей, а Адриатик еще лежал в стропилах на верфи.
Пасси была русская провинция в Париже. Здесь останавливались крупные предприниматели, знать и отдыхающие. Квартал был весьма современным. Неподалеку проходили железнодорожные пути, по улицам уже ходили автобусы и такси. Просторные многокомнатные квартиры с черным и парадным ходом располагались в многоэтажных особняках по сторонам трех длинных улиц. Здесь часто проживали, иногда с детьми, богатые вдовушки, на которых обычно шла охота среди холостых мужчин. Как всегда, мало кто говорил по-французски, поэтому образование, а именно, знание языка, и "взгляды", а именно, связи во франкоязычном обществе, ценились очень высоко. Неподалеку высился русский храм, но туда мало кто захаживал, так как большинство русской знати по-старинке были лютеране, почти коренные жители Лютеции. Границы между дворянской Россией и Францией тогда были весьма размыты. Хорошо выглядящие мужчины и женщины собирались в салонах, как и в Петербурге, где заводились знакомства и романы, читались стихи, играла музыка, художники предлагали свои работы, и обсуждалась политика. Столы были довольно скромные, но всего было в достатке. Фармацевты, кроме всего прочего, торговали изысканными морепродуктами, а те, кто когда-то жили во Франции, знают, что утром молоко, яйца, сыр и свежий, только что испеченный багет были повсюду. Днем было время мороженного, кофе и прохладительных напитков, ужинали вечером после театра на приемах или званном обеде, дома, и, разумеется, танцы, танцы до утра... Анн-Стази жила в Париже в Русском квартале неподалеку о Парижского вокзала: "пре де ла Гер", как поговаривали в шутку, перефразировав знаменитое французское "пре де ла Мер". Здесь она давала уроки английского детям одной богатой русской аристократки. Её консерт и спутник, военный инженер и металлург Георгий Волконский вывез её из дымящейся России в преддверии первой революции 1905-го. Анн-Стази любила первые авто, такси, которые они вызывали вечером, чтобы ехать в театр. Хенрике, так она звала Волконского, которого знала с детства, редко оставался в их особняке подряд на семь-восемь дней. Вокруг было спокойно, и Анн-Стази могла свободно передвигаться по Парижу одна, посещая подруг и знакомых утром. Вечером Волконский приезжал домой с блюдом к ужину из ресторана, и они шли в гости. Так было принято в Русском квартале Парижа.
Утром Анн-Стази сама ходила в бакалейную. Это была наполовину аптекарская лавка, наполовину булочная и продуктовый. Здесь можно было купить "а ля пети деженёр" - "на утро": мыло, зубной порошок, багет, свежие фермерские яйца, зелень и молоко, носовые платки, женские чулки, мужские носки, средства для завивки волос, "ет сетера". Юдэничи, так называли их в Париже, Генри и Анн-Стази, - завтракали вдвоем и расходились по делам. Погода в Париже была мягкая, прогулки после урока доставляли Анн-Стази огромное удовольствие. Вид на мост, под которым шли составы, еще привлекавшие зевак, не видевших паровоза, нравился Анн-Стази, и она любила прогуливаться там. В центр они не ездили. Последняя Французская революция не оставила там знакомых зданий.
Однажды на одном из русских салонов, куда Анн-Стази пришла в сопровождении Хенрике, она увидела генерала Лавра Корнилова. В окружении дам он сидел на венском стуле, бравый и подтянутый в военном мундире. Военные панталоны со штрипками обтягивали стройные ноги, одну ногу он закинул на другую в до блеска начищенных сапогах. Тонкие усы оттеняли верхнюю губу, темные волосы - коротко острижены. Выражение лица было мрачным, он едва говорил с дамами, а на Анн-Стази не взглянул, она затерялась в толпе приглашенных.
Столы были накрыты богато, уставленные фарфором и бокалами, изысканными блюдами - ведь каждый пришел со своим "бон фурше". Хозяева покупали напитки. Такие вечера были не в диковинку, но тот вечер казался особенным. После того ужина, молодой Волконский забрал свою бон Стази, и они вылетели в Лондон. Вместо того, чтобы вернуться в свою " милую квартиру для завтраков" с черным ходом и видом на пыльный дымный двор. Они сели в такси и уехали в ночь. Как оказалось потом, так сделали многие.
Стази нравились резкие перемены в жизни, тем более, когда они куда-то уезжали ночью вдвоем с возлюбленным. Поездка по ночному Парижу была романтична, еще более неожиданным и романтичным был темный аэродром и небольшой самолет, который уже завел двигатели. Она прежде раньше не летала, но многие её молодые друзья-плейбои и "бон метте", поклонники, из богатых семей были военными летчиками, это было модно, и она не боялась лететь. В темном неосвещенном салоне, где у бортов они сели на мягкие диваны, Волконский на всякий случай обнял и прижал к себе свою даму, укутанную в его драповое пальто. На нем была теплая кожаная куртка. Они благополучно перелетели Ла-Манш, хотя Анн-Стази слегка замутило от вида океана под ними, и утром приземлились в предместьях Лондона. Стази была перепугана и бледна, но выдержала первый перелет спокойно "на летающей террасе", как с некоторым сомнением резюмировала она. В Лондоне их приняла королева, прием был сух и холоден, по-британски, "ле ингле", как сказали бы французы с насмешкой. Там Юдэничи встретились всей семьей - братья Анн-Стази, с которыми она росла при русском дворе вместе с семьей Николая II. Они весело вспоминали вечерами на левом берегу Темзы веселые пирушки в Санкт-Петербурге, круизы по Балтике в Петергоф. Их раскидала Первая Мировая, но теперь они снова собрались вместе. "Долой баталии!" - салютовали они шампанским, словно новые победители Наполеона. Больше всего Анн-Стази любила встречи Рождества и Пасхи в Царском Петербурге. Николь приходил утром к супруге, своей возлюбленной Алексе, с новым подарком или яйцом от Фаберже. Анн-Стази, его английской daughter, внучатой племяннице королевы Виктории, тоже что-то доставалось в подарок.
"Бон Анне..." - говорил он ей, улыбаясь.
Анн-Стази приняла так же второе, русское, крещение вместе со своими родными братьями. И теперь вместо Анны-Вителлины её звали Анастасия. Фаберже, страстная любовь Анн-Стази. С Хенрике и братьями они часто сами разрабатывали эскизы для его новых ювелирных шедевров. Все прекрасное быстро ушло из волшебных, блестящих дворцов Петербурга с началом Первой мировой войны. Николь стал много пить. Закрывшись в Фермерском дворце в своем сапфировом кабинете, он пропивал остатки своей Империи. Алекса - новая британская Феникс, в ужасе распростерла крылья над своим птенцами...юБритания в начале века тоже неумолимо и неузнаваемо изменилась, в преддверие Лондона возникли взлетные полосы и аэродромы. Летать самолетом стало более просто, чем плыть морем. В Англии её мужчины играли на Бирже, часто проводя там до 12 часов. Но когда Анн-Стази выезжала в Гайд на прогулки верхом, кто-то обязательно сопровождал её, часто это были Антони, Эжен, Этьен, Александр или Жюль, и конечно же, Хенрике. Беззаботность Юдэничей будто бы и прежняя, все же омрачалась страшными сводками с полей сражений стран сателлитов, но мрачность была не в их привычках в Британии.
Однажды Хенрике, смеясь, здесь он все чаще был весел, не то что в Париже, сказал бон Стази:
- Ты хочешь в круиз?
Она улыбнулась. Это была модная идея, круиз на корабле-гиганте. Титаник отправлялся в свое первое плавание из Саутгемптона в Ванкувер через Северный Ледовитый океан с посещением Америки, Соединенных Штатов, Нью-Йорка. По соображениям инкогнито Юдэничи погрузились на лайнер Титан только на следующий день после его отплытия. Их бот "Фастер", "Быстрый", причалил ночью. Анн-Стази и Кэп, так звала команда бота Георгия Волконского, и все Юдэничи с ним поднялись на Титаник, видимо, об этом существовала договоренность с командованием, отряд сопровождения отбыл. Стази и Кэпу предоставили круглую каюту второго капитана. Она была сказочно хороша, достаточно сказать, что раковина в ванной комнате была выполнена из огромной окаменевшей треламбиты, которую недавно выловили в Тихом океане с великолепной жемчужиной весом в 1,5 кг. Сама жемчужина лежала здесь же, замурованная под стеклянным колпаком на мраморном столике. Там же располагались и другие бесценные редкости. Антиквариат, зеркала и люстры, иранское золото и французские гобелены и фарфор из Версаля, Лувра и Фонтенбло. Египетские раритеты, букеты из ярко-красных амариллисов. Куртуазные статуэтки дам из фасеточного кружевного фарфора. Стази почти ничего не видела вокруг себя. Она переоделась в будуаре в великолепное нежное платье из сиреневого венецианского кружева. На вечер её ждало другое, черное кружевное платье.
Волконский, глядя на нее, записал в лакированной карманной записной книжке:
"Я держу тебя в руках - кожа нежная, как шёлк. Я держу себя в руках, но уже давно б вошел..." И поставил дату 15 октября, 1910 года. До революции 7 лет.
Кэп снял капитанский мундир, надел смокинг, и они отправились осматривать корабль.
Если вы читали роман Булкакова "Мастер и Маргарита", то хорошо помните описание бала у Сатаны. Значит вы можете представить тот вечер на Титанике.
Он имел несколько палуб, в хвосте располагалось машинное отделение, каюты матросов и обслуживающего персонала, знаменитые кухни Титаника тоже находились там. Выше, словно насмешка над смертью, был бассейн, еще один, наполненный шампанским находился в центральном атриуме. Дно занимали каюты третьего класса, многие из которых были без окон. На Титанике было все, включая поля для гольфа, тенниса, конкура, казино и кинотеатр, парикмахерские салоны для женщин, опера. Все, к чему привыкли аристократы на суше, и чего им могло не хватать здесь, включая публичные дома, правда, здесь это называлось элегантно - кабаре. Кэп и Стази принадлежали к высшему обществу. Они позволили себе лишь купание в фонтане с шампанским, посетили кинотеатр и вышли вечером на светский раут. Бал был великолепен, великолепна также и опера. За ними следовал дивный романтический ужин, - вся роскошь, доступная европейской и восточной кухне. Вечер требовал идеального уединенного продолжения, но... внезапно по залам прошел холодок ужаса.Капитанская каюта была погружена во тьму. На круглой неразобранной постели не раздевшись лежали влюбленные. 
- Мы умрем здесь. - Кэп, затянулся сигаретой и обнял Стази свободной рукой. Пришла правительственная сводка, стало известно, что корабль заминирован. Они ищут бомбу, но безуспешно. Террористы надежно её спрятали. Стази молчала, с ужасом обдумывая эту мысль. Смерть не пугала её, но жизнь была так прекрасна. Он ничего не знал о её мыслях. Она была молода, он еще не стар. Он думал, что они погибнут сегодня. Как только стало известно о готовящемся террористическом акте, Кэп тут же снова вызвал бот, но успеют ли они снять своих, это было не известно.
- Только один поцелуй...
Он оторвался от сигареты. Она целовала его так долго, что они почти задохнулись. Огромная круглая постель была бы сладостным ложем посреди роскоши и великолепия второй капитанской каюты Титаника. Ни слова просьбы, ни слез, ни мольбы... Он всегда решал все сам. Она не задавала вопросов. Абсолютное её подчинение, абсолютная его любовь к ней.
- Я все решил, все продумал. Каюта герметична, отопление, пища, напитки, все автономно. В этой могиле мы сможем прожить еще несколько лет. 
Вновь в ответ ни слова. Их любовь захватывала их полностью, не оставляя сознанию ничего. "Ты не будешь жить", - Он думал вновь и вновь, зная что это удовольствие и  необходимо. Но её жизнь показалась ему вдруг так прекрасна. Еще немного любви, и ей казалось, и он превратит это путешествие в круиз любовников. Но бомба взорвется через несколько минут. Вдруг он подхватил её на руки, она была так мала, словно ребенок, и вынес из каюты. На его телетайп пришло сообщение: "Мы у борта!.." "Фастер", - с облегчением вздохнул Кэп.
- Срочно в бот! - отдал он приказ по телетайпу Юдэничам. Команда, встречавшая их, издала вздох облегчения. Раздались крики радости и салютования. Мужчина и женщина спустились на бот, братья уже ждали их там, и команда отчалила. Все вокруг погрузилось во тьму... Свежий ветер обдавал её разгоряченное лицо. Волконский крепко держал Стази в объятьях, их охватил восторг и счастье. Бот все удалялся.
- Смотри. Только и промолвил Кэп, указывая куда-то в даль.
В темноте возник странный металлический звук, и появился свет. Вдали огромный корабль повернулся торцом и, серебристо блестя, пошел под воду.
Спустя час к месту катастрофы подошел корабль спасения, их тоже вызвали телетайпом связисты с Титаника, но он опоздал. Он стоял неподалеку от бота, дрейфовавшего с погашенными огнями, Юдэничи не желали огласки. Корабль также ждал, потушив огни, видимо, распоряжений. Команды к спасению не было, спустя еще час, они ушли. Хенрике проводил Анн-Стази в каюту и надел водолазный костюм. Он хотел видеть, как гибнет прошлое. Стоит ли упоминать, что все сокровища Титаника достались им. Когда уже занимался рассвет, а Стази спала рядом с ним в капитанской каюте "Фастера", Волконский записал:
"Тебя я целую, и капает кровь капля за каплей мне в губы. Я чувствовал жажду и между столов искал свое лучшее блюдо. Весенний цветочный яблочный сидр из вен моей милой принцессы, беру я лишь каплю, не пинту, не литр, а пьян и безумен, и весел. И вот я зверею совсем от любви, прекрасное дикое диво, и нежен, и страстен, ты лучше всех вин, и снова меня пригубила..."

Шарль-Анри Фурье (Фурнье).
1932 год, голодное ли время?

У Никитских ворот, остановлюсь, пальцы в рот, облизнусь. Покуплю-поторгусь, толи бык, толи гусь, с оленем возьмусь. Да, это еда. Никитские кеязьнёв не имели, пока с Бесс пожить смогло. Ублажили. И появился князь Оленев. Как скабрезят - олень наполовину. Но красив, даровит. Постовые любви у Никитских ворот и на Арбате, теж что и в Питейном Петра - архангелы. Пряничные-пирожные из Ерусалимов, снадьё приходит по воде. Способность архистратигии манизировать уникальна. Мироточение сродни туманнолитию. Съедобность безделица и довольство ихне. Без них не будет кускового сахара, манки, блинницы, орешницы, марципана, фитогормонии - ладана. То самоделье ангельское. Объединения ягодные "русь", кто-с-чем самоценности, почти недоступное хоза-н-остра и есть Богемия. Но мы привыкли говоря о таланте, подразумевать не все те способности.
Ангельский продукт на Царёв Стол приходил Византийским организатом, ангель жил везде в континентах. Отделение их привело в голодную жизнь некоторые параллели. Повальный голод ухватывал всё большие территории. Праздники создаёт не государство, а архистратигии. Постриг разудалый с ярких времён. Заводики и фактории быстро истощали, казалось неистощимый ресурс, люда много. Саваоф смертный - Распутин был убиен за ангель ненавистничество, и царская семья. Дальше годы голода и войн.
Дева Летиссия последний ангель мировой. Архистратигия отделилась от государств. Магдалинство, хоть и прекрасное, прокормить всех в мире не способно. Тортьяна приличный выходной вариант.