Там и тогда. Мовизм. Гамбург, 2003, Пномпень, 2008

Гамбург, 2003.

Она выделила почему-то только его, усадив за свой столик. Возможно, за седины: остальные лауреаты премии за независимость позиции прессы – болгары, грузины, белорусы, латыши и свои, русские, – были куда моложе его.
 Они сидели в уютном кафе на тихой гамбургской улочке – одной из тех, где нет общественного транспорта, а особняки утопают в душистой июньской зелени.
Она третьей, кажется, молодости, но вполне ухоженная и обаятельная фрау Эмма, поздравила всех с прибытием и сообщила, что торжества по случаю вручения премий пройдут завтра, а пока -   аперитив для знакомства.
 Она была сама любезность. Когда принесли коктейль, спросила его на приличном русском:
  – Вы бывали раньше в Германии?
  – Доводилось.
Глаза ее загорелись:
  – Ой, как интересно!
«Чего это она?  – подумал он.  – У них же на меня все есть».
  – Ну, говорите же,  – поторопила она.
  – Ничего интересного. Пять лет назад – деловая поездка в Нижнюю Саксонию и Гамбург. И еще: я служил в ГДР. В армии. Из города Плауэн мы зашли в шестьдесят восьмом в Чехословакию.
Глаза ее округлились:
  – Вы были офицером разведки?
  – Какой там! Всего лишь сержантом срочной службы.
Она встала. Он поймал на себе холодный взгляд красивых серых глаз.
  – Вас что-то смущает, фрау Эмма?
  – Нет, нет, – попыталась улыбнуться, – все хорошо. Извините, но я покину вас ненадолго.
Она пошла с бокалом в руке обходить других гостей. «Была бы рядом жена,     – подумал он,  – сказала бы: вечно ты со своим языком в дерьмо вляпываешься!».  Но жены не было.  Вместо нее из-за соседнего столика подсела кареглазая болгарка.
  – Я все слышала, – сказала она, – не переживайте, мой отец тоже тогда заходил со своей частью в Чехословакию.
  – Что тогда мы с вами здесь делаем?
Она засмеялась:
  – Если по гамбургскому счету, то выпьем за независимую позицию и пойдем.
Они, не допив свое вино, взялись за руки и направились к выходу, провожаемые злобным   взглядом фрау Эммы.   Пошли сами, не зная куда и зачем. Улица встретила их тишиной, сумерками, прохладой. И равнодушным беззвездным небом.

Камбоджа, Пномпень, 2008.

В первый же вечер он отправился прогуляться по Пномпеню. Вечер был поздний, и ничего уже не напоминало те широкие зеленые улицы, которыми он любовался днем. Густая черная тьма поглотила верхушки пальм, загнутые по углам крыши пагод. Растворился в темноте и полноводный Меконг – и лишь огоньки далеких кораблей напоминают о великой реке. А ведь какой живописной явилась она ему днем: плыли по ней, словно копны сена, зеленые шапки водяных гиацинтов, сновали туда-сюда юркие моторные лодки, ближе к дальнему берегу игрушечными казались редкие теплоходы.
Он шел, почти не встречая прохожих. Куда-то исчезло дневное сонмище мотоциклов – лишь изредка прошуршат шинами моторикши или подержанные «тойоты», развозя загулявших туристов. Витрины магазинов, сувенирных лавок и окна закусочных тускло освещали тротуары с накопившимся за день мусором и согбенные спины стариков, которым на ночь некуда деться.  Возле самого тротуара не старая еще женщина постелила циновку, уложила на нее полуголого мальчугана, такую же девчушку – чуть постарше, лет семи, рядом улеглась сама. Поймав его удивленный взгляд, она улыбнулась.
Он повернул обратно – дальше продолжать идти было и жутко, и грустно. Но сделав несколько шагов, спохватился. Пошарив в карманах, вернулся. Как-то торопливо сунул приподнявшейся женщине десятидолларовую бумажку и всю оказавшуюся у него мелочь. «Простите!»  –  зачем-то пробормотал он.
Она улыбнулась. Ему показалось, что выплывшая на край неба луна тоже улыбается.

(Продолжение следует...)