Наперекор вечности

       Солнце село. Его последние золотые лучи просочились сквозь чёрные изогнутые ветви и потухли, вновь погрузив всё в кромешную тьму. Деревья стали казаться выше, каждый ветерок скрипел в сухих стволах.
       Могильные кресты стояли неподвижно, но какой-то тихий звук то и дело разрезал бытующее здесь спокойствие. Как только взошли звёзды, он усиливался, становился громким и назойливым, а после смолкал. Могильная плита отодвинулась, и оттуда стала медленно появляться чья-то костлявая рука. Спросите, отчего чья-то, ведь на камне должно быть написано имя? Прошло слишком много лет, и буквы не сохранились, да и разве это столь важно?
     Плита отодвинулась, и оттуда медленно стал появился скелет. Он был уже очень ветхим и скрипел не хуже тех почерневших деревьев, однако в пустых глазницах так и читалось рвение и желание до каких-то свершений. Скелет встал и огляделся. Сложно понять и осознать, зачем ему это было, но, видимо, были на то были свои причины.
     Что можно было сказать об этом человеке? Да почти ничего. На камне едва вырисовывалось изображение пера и книги. Значит, он был писателем. Наверное, его знали при жизни как великого мастера, а может, именно отсутствие признания и свело его в могилу? Если судить по скелету, был он не высок и очень тонок. Что-то так и подсказывало, что умер человек, будучи ещё совсем молодым… Возможно, по глупости – так часто бывает.
    Напротив могилы стоял каменный столик. Тот самый, на который обычно кладут цветы или конфеты. Одним быстрым движением скелет смахнул это всё и наклонился, начав что-то усердно искать в своём гробу. Перо. Ну, конечно! Самые любимые вещи всегда лежат рядом с усопшим, и, видимо, не зря. Он выпрямил руку, поправил вывихнутый палец и, как ни в чём не бывало, достал листы пожелтевшей бумаги. Она была сплошь изъедена жуками и местами больше напоминала паутину, но, кажется, писателю было всё равно.
     Вскоре он нашёл и одежду и теперь больше походил на человека, живущего в XVIII или XIX веке. Строгий сюртук и небольшая бабочка. Даже чёрная бархатная шляпка красовалась на его голой лысой голове. Он сел за столик и взмахнул рукой. Перо, отвыкшее от своей первозданной миссии, загрубело и приобрело достаточно странный вид. Оно не хотело корябать бумагу и выписывать на ней буквы, а после и вовсе выпало и укатилось куда-то под ноги.
     Писатель встал, снова нагнулся, крепче сжал перо и вновь приложил его к листу.
     Чернил нет! Вот досада!
     Он взял свою берцовую кость и ударил по ней рукой, извлёк из неё незамысловатую мелодию, на которую, точно на зов, прибыли двое маленьких существ. Они тоже были давно мертвы, состояли сплошь из костей, вот только имели крылья. Кажется, это были музы, хотя размером своим походили разве что на детей.
     В руках у двух незнакомцев была зажата высокая серебряная чаша, а в ней красная горячая жидкость. Перо тот час же коснулось её  поверхности и заскакало над листом с небывалой силой. Кровавые буквы были гораздо прочнее и качественнее тех, какими он писал при жизни. Они точно лились откуда-то свыше, и каждое такое слово было подобно грому.
      Ветер подул сильнее. Тучи сгустились над чёрным небосводом. Вдруг началась гроза. Её белые вспышки ничуть не пугали пишущего, наоборот, они забавляли его и придавали сюжету пущего драматизма. Звучали, точно музыка и, без сомнения, были чем-то великим и недосягаемым. Таким, с чем не могло похвастаться или сравниться человечество. Ни один из самых великих его умов.
    Перо ныряло в кровавую чашу, пока та вновь не становилась пустой. Книга подходила к концу, и герои, так много лет живущие в сознании автора, вновь выходили на свободу. О них знали люди. Их любили, с ними сравнивали новые произведения искусства, их считали идеалами, к которым следовала стремиться другим.  Автор лишь давал им новую жизнь, добавляя деталей к тому сюжету, что уже был известен человечеству. Ими жил он день ото дня и не мог представить иного занятия.
     Гроза кончилась. Перо устало. Кости скрипели с небывалой силой, а как же хотелось вновь заняться своим любимым делом! Скелет вытянул руку и коснулся маленького мотылька, что постоянно кружил вокруг его листа. Освещённые лунным светом письмена, ещё блестели, но о них уже давно знал весь мир… Пальцы коснулись летящего, и тот рассыпался в прах.
      Как мимолётна и коротка была его беззаботная жизнь!
      Луна стала меркнуть. Вновь воцарилась тьма. Он взмахнул рукой, и звёзды стали светить ярче. Еще один взмах – и небо озарилось сотней белых огней. Точно триумф, который бывает лишь в жизни, они вновь вернули автору воспоминания о давно ушедших днях.
     Работа на сегодня была окончена. Завтра предстояла новая глава. Можно было снять шляпу и преклонить её пред своим бессмертным шедевром. А сейчас – отдых. Скелет встал и направился куда-то в могильную даль. Лишь он один знал, где покоились его друзья. Каменные пальцы медленно выползали из-под мраморных плит. Всё повторялось…
     А после наступал отдых. Скелеты собирались вокруг своих столов, нюхали цветы и жаловались на отсутствие запаха, даже пытались есть те небольшие подарки, что время от времени оставляли им их живые родственники, но конфеты сыпались на землю, а вино поливало усохшие корни дерев. Некогда такие привычные радости жизни стали для них непосильной роскошью!
     Кто-то играл в карты, кто-то что-то пел. Ночная жизнь кипела полным ходом, а после снова близился рассвет…
      Наш безымянный писатель вновь укладывал в гробу свою истлевшую подушку. Он не хотел вновь томиться в объятиях вечности, но и идти ей наперекор было не так-то просто. Ведь даже самые важные и любимые его работы были живы лишь благодаря тем, кто помнил и читал их. Герои жили в умах и сердцах своих читателей, и это придавало Ему новой бессмертной жизни. Конечно, она была совсем иной, но, согласитесь, куда лучше забвения!
     Сюртук и галстук вновь рассыпались прахом. Перо казалось маленьким и непонятным огрызком. Кости вновь покоились на своём привычном месте, каждый раз меняя положение и форму. Видимо, не спалось нашему писателю. Ночь была слишком бурной…
     А потом наступал рассвет…

2016