Колыма ты Колыма - чудная планета

Вездеход, весело звеня гусеницами, убегает в морозную синеву.   Мы глядим ему в след.  Вот, он уже превратился в далекую, едва различимую точку и растворился в туманной белой  дымке.
Конец апреля, одна тысяча девятьсот семьдесят пятый год. Тишина, снег, мороз.  Мы, два молодых парня, стоим на берегу замерзшей Колымы и смотрим на окружающий нас безмолвный простор.
«Ну что Валера, однако, ставить палатку надо, – прервал затянувшееся молчание Дамир. – А-то придется, как куропаткам, в снегу ночевать». «Давай», – согласился я, и мы занялись обустройством своего быта на новом месте.
Уже через пару часов, на обрывистом берегу, стояла палатка, и в ней топилась походная железная печь. Я занялся приготовлением пищи, а мой дружок, взял ружье, встал на лыжи и пошел осматривать ближайшие окрестности.
Вскоре тушенка с луком зашкварчала на сковородке, а я во все горло закричал: «Дамир!!! Иди есть!!!»  Невдалеке хлестнул выстрел, за ним другой, и трескучее, звонкое эхо покатилось по прибрежному лесу. Я подумал – зачем зря заряды палит. Мог бы и отозваться, а не стрелять.  Жить-то нам здесь больше месяца, и патроны ой как еще пригодятся.
Тушенка была почти готова. По палатке плыл ее непередаваемый аромат. На улице послышалось шуршание и скрип лыж, затем шаги, и в палатку в клубах пара ввалился Дамир. «Ну что,  готово?» – спросил он. «Садитесь жрать, пожалуйста!» – шутливо ответил я, снял с печи сковородку и поставил ее, на заменяющий сегодня нам стол – перевернутый ящик.
«А запах!!! – сказал, присаживаясь Дамир. – Под такую закусь да бутылку!!!». При этих словах, он словно фокусник, из ниоткуда извлек пол литра «Столичной» и  поставил ее передо мной. Я достал из ящика с посудой пару эмалированных кружек, распечатал зеленого змия и налил.
«Ну что, за удачную охоту!». – «За удачу!», – поддержал мой тост товарищ. Мы дружно выпили и, занюхав возлияние хлебом, набросились на еду.  Немного насытившись, повторили еще по одной.  После чего, Дамир вылил из бутылки остатки «огненной воды» в кружку, открыл печь и по старому колымскому обычаю со словами: «А это вам духи лесные», – плеснул в топку. В печи полыхнуло, ухнуло, обдало  жаром и опять стало гореть ровно и весело. «Приняли наше подношение, – с удовольствием потягиваясь, сказал я. – Ну что доедаем да ложимся спать? А то уже двенадцать ночи доходит». В голове слегка кружилось. По телу разливалось приятное чувство насыщения и блаженства.
«Какой спать, а кто сохатого будет разделывать???» – хитренько улыбнувшись, сказал Дамир. «Какого сохатого?» –  не понимая, переспросил я. «Какого,  какого…. А ты что, не слышал выстрелов?». –  «Что серьезно?». –  «Да уж серьезней некуда», – ответил приятель и с видом героя-победителя вышел из палатки.
Хорошо хоть белые ночи начались – подумал я, и пошел следом за ним. Через несколько минут мы добрались до туши убитого лося и принялись ее свежевать.
«Ну, ты даешь!!! Как  вовремя ты его завалил!!! Теперь с едой никаких проблем! – приговаривал я, не отрываясь от работы. – Только вот руки мерзнут. Наверное, мороз за тридцать жмет». «Так я добытчик, али хто, – в очередной раз, процитировав Володю Высоцкого, откликнулся Дамир. – А руки вот так греть надо», – и сунул их в требуху убитого зверя. Я последовал его примеру.
Оказалось, что метод весьма эффективен. Руки быстро согрелись, и мы вновь принялись за работу.
Часа через два, дело было закончено – мясо, завернутое в мешковину лежало возле палатки, а мы, тихо посапывая, спали в своих кукулях.
Ночью от ощущения холода я несколько раз просыпался, но  немного пошевелившись, согревался и опять впадал в забытье. Проснувшись в очередной раз и поняв, что уснуть больше не удастся, я вылез по грудь из спальника, заложил  в печку заранее приготовленные перед сном бересту и дрова, поджег, залез обратно в кукуль и, дрожа от холода, стал ждать, когда разгоревшаяся печь нагреет наше полотняное пристанище.
Минут через десять – пятнадцать слегка потеплело. Встал Дамир, подкинул сушняка, оделся и вышел. Дрова, весело потрескивая, разгорались с новой силой. Мой продрогший организм наполнялся долгожданным теплом.
Вскоре, я уже млел в сладкой полудреме. Чувство легкости, почти невесомости разливалось по телу. Я встал, вышел на улицу, сделал несколько шагов, оттолкнулся от земли и медленно поплыл ввысь. Колыма, укрытая снежным покрывалом, переливалась подо мной каким-то сказочным блеском. Красота открывающейся панорамы завораживала своей нереальностью  – душа парила. Блаженство полета захватило все мое существо.
Распластавшись и вытянув руки над головой, я понесся к противоположной стороне реки. Внезапно впереди показался бегущий сохатый. Его огромные рога словно раскачивались на ветру. В голову пришла шальная мысль – эх прокачусь!!! Но лось неожиданно повернулся и голосом Дамира крикнул: «Валера, уже скоро десять часов, так все проспишь – вставай охотничек».
От этих слов во мне что - то дернулось, оборвалось, и все вдруг куда-то исчезло. Я открыл глаза и с сожалением понял, что, то была страна сновидений.  Хотелось еще полежать, понежиться, но впереди ждала куча дел... Усилием воли я заставил себя встать, одеться и выйти на мороз.
В высоком синем небе сияло бесконечно яркое, весеннее солнце. Невдалеке, несмотря на холод, пели первые вестники приближающейся весны – колымские снегири. Из дальнего леса доносился крик белой куропатки. В воздухе струился пьянящий запах лесной, морозной свежести – хотелось бесконечно наслаждаться этим неповторимым колымским ароматом.
«Ну что? Пойду прорубь долбить, из снега таять воду хреново», – вернувшись к суровой действительности, предложил я. «Хорошо, тогда пока ты ходишь, сделаю в палатке стол», – ответил Дамир.
Я взял ведро, лопату, ледобур, пешню и пошел на реку. Выбрав место для будущей проруби, разгреб снег и принялся долбить.
Пешня с треском врезалась в сверкающий на солнце колымский лед.  Он, искрясь и переливаясь всеми цветами радуги, со звоном разлетался в разные стороны. Работа подавалась споро. Вскоре, разогревшись, я сбросил с себя полушубок, а когда майна стала достаточно большой, в центре  ледобуром пробурил отверстие.
Вода, высвободившись из долгого зимнего заточения, бурля, рванулась в прорубь и быстро заполнила ее до краев.
Собрав с поверхности всплывший лед и зачерпнув ведро воды, я вернулся к нашей стоянке.
Навстречу вышел Дамир. «Что - то ты быстро управился», – сказал он, расплываясь в улыбке. – Что, лед тонкий попался?». – «Лед, как обычно, метра два, но я частично, процесс ледобуром механизировал». – «А я вот стол еще не закончил», –  сказал он и продолжил свою работу. Я поставил на печь ведерную кастрюлю и стал варить в ней мясо.
К обеду все дела бытового плана были закончены. Мы поели, надели лыжи и пошли на разведку искать озера, в которых водится ондатра. Довольно быстро добрались до ближайшего из них.
Озеро было километра полтора в длину и метров триста шириной. Нам предстояло пройти вдоль его и попытаться обнаружить хатки, которые обычно располагаются на льду, метрах в пятнадцати - тридцати от берега и еле заметны под снегом.  Профессионалы охотники для их поиска используют специально натасканных на это собак. Мы же, за неимением таковых, вынуждены были искать их сами.
Для экономии времени разделились и пошли в разные стороны. Я шел по заснеженному льду, обнаруживая хатку, отмечал ее вешкой и продолжал путь. Лыжи проваливались в рыхлый колымский снег, но очень больших трудностей это не вызывало.
Обогнув озеро, я двинулся вдоль противоположного берега и выйдя из-за очередного мыска, увидел идущего на встречу Дамира. «Ну что, много хаток нашел?», – подходя к нему, поинтересовался я. – «С десяток. А ты?». –  «Да тоже около того. Давай вернемся за мордушками – для начала, поставим их здесь, а уж потом, пойдем дальше». – «У матросов нет вопросов», – соглашаясь, сказал дружок.
Через некоторое время, мы уже сидели в палатке и пили крепко заваренный индийский чай. «Ночью сильно мерз?», – потягивая божественный напиток, спросил Дамир. – «Да было немного…». – «Давай, чтобы было теплее – спать будем днем». – «Давай». – «Охотой можно заниматься и ночью – все равно же светло». На том и порешили.
Взяв по паре мордушек, мы вернулись на озеро и занялись их установкой. Ох, не легкая эта работа – не завидую я тем профессионалам, которым приходиться долбить лед, ставя да переставляя по десять – пятнадцать ондатровых ловушек в день. Но, в конце концов, все было сделано, и мы продолжили поиск и обследование озер.
Наступил следующий день. Солнце было уже высоко в небе, когда,  вдоволь находившись и устав, мы вернулись на базу. Быстро разогрев ранее сваренное, вскипятив чай, поели и улеглись спать.
Проснулся я от странного хруста. Дамир похрапывал на соседних нарах. Я осторожно вылез из спальника, обул торбаса, взял висящую рядом мелкокалиберную винтовку и выглянул из палатки. Шагах в двадцати – здоровенная, лохматая расомаха, ломясь через кусты, тащила ляжку сохатого. Увидев меня, она бросила добычу и рванула в лес. Я выскочил и начал стрелять.
Пули летели сквозь густой мелкий тальник и рикошетя отклонялись от цели. Выпустив всю обойму и проводив взглядом стремительно убегающую зверину, я, раздосадованный вернулся в жилище.
Дамир сидел на нарах и глядя на меня ошалевшим, ничего не понимающим взглядом, спросил: «Что случилось?» Я рассказал ему о произошедшем. «И что, так и ни разу не попал? Ну, ты и стрелок…» – засмеялся он. Я начал было оправдываться, но вдруг вспомнив, сказал: «А что, может быть, все-таки, я ее и подранил? Убегая, зверина как-то странно подпрыгивала». – «Так пошли, посмотрим. Если попал, на снегу останется кровь». – «Давай торопиться не будем, –  вспомнив совет знакомого профессионала, предложил я. –  Если ранена, то лучше ее сейчас не тревожить,  далеко не уйдет – заляжет».  Пока давай печку топить, чай пить, а то замерз я, как собака».
– Чаепитие, для местного колымского люда – это один из любимейших ритуалов. Чай и согреет, и сил прибавит, и даст время поразмыслить, и стресс снять и в конце концов просто пообщаться в тесной компании. Если же вас пригласят  на чай, где-нибудь в колымском наслеге, то на столе будет полным полно дичи, рыбы и спиртного. – Гостеприимству здешнему нет предела.
Вечерело. Солнце краем диска катилось по горизонту. Мы сидели, обливаясь потом, раздетые до трусов, в жарко натопленной палатке, пили чай и обсуждали недавнее происшествие.
«Да, – рассуждал Дамир. – Плохо, что ты ее упустил. Житья спокойного теперь не жди… Она, зараза, будет ходить вокруг и около, выжидая возможности безнаказанно похозяйничать в нашем провианте. В прошлом году, когда мы охотились на Слезовке, такая же стервь, нам с Корсаковым, пол зимы капканы ломала, да грабила. Тогда хоть собаки были, не давали ей к домику подходить».
Попив чай, мы решили, что теперь не мешало бы и поесть. Дамир поставил вариться сохатину, а я пошел глянуть, не оставила ли расомаха следов крови.
Пройдя по следу метров двести и ничего не обнаружив, я понял, что надеяться на то, что зверь ранен, не приходится – рассомаха отделалась лишь легким испугом, и подобрав на обратном пути брошенное ею мясо, вернулся назад.
«Ну, что, стрелок, приуныл? – обратился не то с издевкой, не то с сочувствием, ко мне компаньон. – Сейчас поедим, сходим, проверим мордушки, и ну ее в баню, эту рассомаху.  Забудь…». На некоторое время мы замолкли, погрузившись всяк в свои мысли.
«Надо сделать из одного ружья самострел», – нарушив молчание, предложил я. – «А вдруг, кто из людей попадет?». – «Да откуда им здесь взяться – на добрую сотню километров ни души. В конце концов, направим ружье так, чтобы оно стреляло вверх  и просто пугало зверя». На том и порешили. – Поставили самострел, поели и отправились на охоту.
День шел за днем.  Расомаха ничем о себе не напоминала. Ондатра ловилась хорошо. Все дни напролет мы были заняты промыслом, да обработкой шкурок. Радиоприемник держал нас в курсе событий на большой земле, развлекал музыкой и промывал недозрелые мозги зарубежными голосами.
«Завтра 1 мая – международный день трудящихся! Надо бы устроить выходной, душа праздника просит!!!» – однажды предложил я. «Идея хороша, – поддержал дружок. – Сделаем пельмени, шашлычков нажарим, жаль, что водочки нет». – «Обойдемся – дури в головах и так хватает! Сделаем флаг и будем вокруг палатки бегать», – пошутил я.
Следующий день приемник надрывался маршами да здравницами в честь партии и правительства. Мы развлекали себя, как могли – играли в шахматы, карты, соревновались в стрельбе, организовали баню, злились на тупую коммунистическую пропаганду и рассуждали, как можно было бы заинтересовать советский народ трудиться на благо себя и отечества. – В те далекие годы мы и подумать не могли, что советская власть, эта непоколебимая скала, может развалиться как карточный домик. Коммунистическое правление казалось фундаментальным и незыблемым.
К пятнадцатому мая снег заметно стал подтаивать и садиться. С каждым днем становилось теплее и теплее.  Над Колымой, громко перекликаясь, пролетали первые стаи гусей. Уставшие от дальнего перелета, они выбирали места для отдыха, чтобы, набравшись сил, продолжить свой не легкий путь на север, в тундру, к местам гнездовий. Весна шла по колымскому краю полным ходом.
Закончив очередной промысловый день, я занялся подготовкой к охоте  на этих умных и осторожных птиц. Охота на них – одно из самых увлекательнейших и азартных занятий, да и гастрономический интерес в этом деле тоже  не на последнем месте.
Дикий гусь, однако, самая вкусная птица – говорят местные якуты, и в этом я с ними полностью согласен.
На льду реки, метрах в ста от берега, из вырезанных снежных блоков я построил складок. Получилось что-то вроде сооруженной ребятишками маленькой снежной крепости. Засада была высотой чуть выше пояса, по периметру  маленькие бойницы, через которые можно было наблюдать за происходящим вокруг.
Перелет был в самом разгаре. Стаи летели одна за другой.
Я сбегал к палатке, взял свое пятизарядное полуавтоматическое ружье «МЦ 21-12», почему-то называемое местными охотниками «автомат», вернулся на реку, расставил невдалеке от моего укрытия  профили и, спрятавшись в складке, стал ждать.
Через некоторое время послышались крики налетающих гусей. Я глянул в смотровое окно и увидел, что «табун» пролетает мимо, забрав левее, ближе к середине реки, метров на сто. Для ружейного выстрела далековато, подожду  – подумал я.
Следующая «шумная ватага» пролетала тем же курсом. Гуси, по всей видимости, обсуждая,  где лучше устраиваться на отдых, громко перекликались между собой. Но вдруг вожак что-то громко крикнул, и косяк, повинуясь его призыву, резко пошел в набор высоты. Здесь я не вытерпел и, хотя было далеко, открыл огонь. Все пять зарядов улетели в голубое колымское небо….
Что делать? Что же делать? – лихорадочно скакали мысли.
Очередная стая опять пролетала над центральной частью реки. Я смотрел ей вслед и с досадой думал. - Надо было строить укрытие ближе к фарватеру, тогда они летели бы на меня.  Гуси уносились все дальше и дальше, но вдруг, почти скрывшись вдали, словно самолет, заходящий на посадку, сделали полукруг, повернули назад и пошли прямо на мое укрытие.
Сердце учащенно забилось в предвкушении охотничьей удачи. Вот они уже приблизились так, что стало видно каждую отдельную птицу.
Впереди летел разведчик, за ним для подстраховки еще пара, а дальше на почтительном расстоянии основная стая. Страсть и азарт так овладели мной, что с трудом удавалось сдерживаться, чтоб не вскочить раньше времени. Сердце было готово вырваться из груди и рванутся в небо навстречу стремительно налетающим птицам.
Гуси, ничего не подозревая, громко перекликались между собой. Наконец, впереди летящие оказались на расстоянии выстрела, я вскочил и с трясущимися от волнения руками начал стрелять. Вперед смотрящий, предупреждая летучую братию, зычно крикнул и с размаху рухнул на снег. Стая с гоготом бросилась в разные стороны.
Все происходило так скоротечно, что прежде чем птицы разлетелись, удалось сделать всего лишь два прицельных выстрела. Подобрав трофей и засев в скрадке, я стал анализировать первый удачный опыт...
По всей видимости, гуси перед посадкой, делая полукруг, осматривают окружающую местность на предмет безопасности. – Значит, надо не высовываться и терпеливо ждать, не давая себя обнаружить раньше времени. Дозор пропустить, а стрелять по основному косяку. –  Расчет оказался верным, но не на все случаи.
Иногда разведчики, увидев меня, успевали крикнуть летящей поодаль стае, и она, оставляя меня при своих интересах, мгновенно меняя направление, уносилась прочь.
Вдоволь настрелявшись и добыв нескольких птиц, я решил, что пора идти готовить обед.
Обвешенный трофеями я вернулся к палатке, растопил печь, поставил на нее кастрюлю с водой и стал разделывать добычу. Чтоб не тратить лишнего  времени, перо щипать не стал – снял шкурки, выпотрошил,  трех гусей завернул в полиэтилен и положил на хранение, а двух оставшихся кинул вариться в кипящую к этому времени воду.
Палатка стояла, в каких ни будь семи шагах от края коренного обрывистого берега, чтобы было не очень жарко от топящейся в ней печи, полы входа были полностью подняты. Отвлекшись на некоторое время от забот, я невольно залюбовался открывающейся панорамой.
В синем бездонном небе сверкало жаркое майское солнце. Воздух чист и прозрачен – ни малейшей дымки. Дальние горы  видны, как на ладони. С реки неслись крики пролетающих птиц. Бескрайние колымские просторы наполнялись радостью жизни. От нахлынувшего вдруг чувства счастья и восторга я запел…
Неожиданно, словно из-под земли, появился Дамир. Вода, тонкими струйками стекала с его одежды на землю. «Что, нырнул?» – глупо поинтересовался я. «Дддда, – весь, сотрясаясь от переохлаждения, произнес дружок, скинул с себя рюкзак, быстро переоделся, налил горячего чая и, стуча зубами о край кружки, дрожащим голосом спросил. – Ну что? Варишь, стрелок? Наверное, гуся?».
–  «Не гуся, а гусей, – поправил его я. – Ну а ты, что скажешь? Где искупался?». – «Все, кончились мордушки, – присаживаясь поближе к печке, сказал он. – Ондатра такие майны поразмывала, что ничего с установкой не получается.
К последней хатке подошел, вроде всё как всегда, а оказалось, что под снегом полынья промыта такая, что вместе с лыжами провалился – еле выбрался, думал конец... Ну а как ты поохотился? Неспроста, наверное, поешь?».
–  «Пять гусей, как с куста», – ответил я, улыбаясь.  «Всего пять? А я думал двадцать пять. Такая канонада стояла…», – засмеявшись, сказал товарищ. – «Так остальные двадцать худые были, я их жир нагуливать отпустил – Зачем много. Надо и на развод, что-то оставить». –  «Да… сейчас поем… и пойду, отведу душу!!! – явно приходя в себя, после ледяной купели, потягиваясь, проговорил Дамир. – Скоро готово будет?» – «Придется немного подождать. Да вообще-то, можно снимать».
Дамир схватил огромную, скорей напоминающую собой тазик, эмалированную чашку и стал выкладывать гусятину.
По палатке, плыл запах, от которого потекли слюнки, и разыгрался зверский аппетит.… После уже приевшейся сохатины, гусятина казалась неземным деликатесом: в меру жирная, нежная, она таяла во рту, вызывая чувство блаженства и истинного наслаждения…
«Неплохо, –  закончив с трапезой, сказал дружок, лег на свою постель и вдруг неожиданно пустился в философские рассуждения. – Вот ученые говорят, что человек – царь природы, венец жизни. А я вот думаю, что черви главнее. Ведь они людей едят, а не наоборот». – «Так ты что, на охоту не пойдешь?», – рассмеявшись, переспросил я. «После вкусного обеда, по закону Архимеда, нужно отдохнуть и о жизни поразмыслить, – лукаво улыбнувшись, ответил Дамир и добавил, зевая. – Гуси все не пролетят, успею еще настреляться».
Пока напарник отдыхал, я занялся обработкой ондатры. Дело это было не скорое. Дружок, отдохнув, ушел на реку, а я все скоблил и скоблил.
Наконец, отмездренные шкурки были натянуты на правила и вывешены на просушку. К этому времени Дамир уже давно сидел в засаде, выстрелы с его стороны раздавались не часто, и, в конце концов, он с двумя убитыми гусями пришел назад: «Что-то плохо летят. Наверное, по ночам предпочитают отдыхать. Давай тоже ложиться. Пора поменять распорядок дня. Ночами теперь не так холодно – самое время для сна». – «Давай», – согласился я и полез в свой кукуль.
Спать не хотелось.  Вспомнился родительский дом: отец, мать, любимая девушка, затем мысли перекинулись на обдумывание новых вариантов охоты…. Они метались туда, сюда и, наконец, поняв, что уснуть будет не просто, я обратился к напарнику: «Ну, что Дамир, завтра попробуем капканы ставить?». –  «Да надо.… Там, где майны открылись… Можно и из мелкашки, –  и добавил. – Ладно, слушай анекдот: Как-то раз заблудился в лесу охотник. Несколько дней блудил он по дебрям, оголодал, еле ноги тащит, и наконец, чуть живой выбрался к людям. Идет мимо столовой и думает – зайду чего-нибудь съем, деньги есть, а то до дома не дотяну. Только вошел, запах еды в нос ударил – он и упал. Все всполошились, бегут,  кричат – воды ему, воды. А он – и сухарика туды».
Я засмеялся и поддерживая почин, продолжил: «Лежат заключенные на нарах, один из них и говорит – двадцать три! Все – ха! ха! ха!!! Второй шепотом. – сто двенадцать! Вся камера опять дружно хохочет. Новенький зэк спрашивает соседа – отчего они над цифрами смеются?  – Так, ведь сидим не первый год,  все по сто раз друг другу рассказали, мы их с некоторых пор и пронумеровали…». Дамир засмеялся: «Так может, и мы…?» –  «Ты вот лучше скажи, как с коммунистами бороться: они ведь все делают от имени народа. Если что, так значит, против всего трудового люда выступаешь – ловко придумали…». – «Против такой машины не попрешь, давай лучше спать», – пробормотал Дамир и замолк. Я, немного поворочавшись на своей лежанке, как - то незаметно для себя воспарил над ней и отправился в мир грез и сновидений.
Проснувшись на следующий день, мы, как это часто бывало, лежали в своих оленьих мешках и, не высовываясь из них, разговаривали. «Ну, как ночью, не мерз?» – поинтересовался я. – «Да нет, все нормально. Только вот, во вкладыше закрутился так, что не знаю, как буду выбираться». – «А ты что его в ногах, к спальнику не прихватил?». – «А зачем?». – «Случай был, повариха в экспедиции задохлась, закрутившись как ты».
– «Да не трепись, нашел, чем пугать. Не первый год в кукулях сплю, и вообще пора  вставать, – Дамир завозился, пытаясь вылезти, и вдруг проговорил. – Смотри, и вправду можно задохнуться». А еще через пару секунд он, уже истошным криком, взывал: «Валера помоги!»
Я лежал и соображал – придуривается, или нет?  Но вдруг осознав, что дело плохо, выскочил из спальника и, не очень представляя, что делать, стал проталкивать руку по скрутке вкладыша. На счастье Дамира, рука быстро прошла к нему, и воздух стал поступать, а еще через некоторое время, разобравшись, в какую сторону надо ему раскручиваться,  я высвободил пленника из заточения. «Еще немного и был бы кирдык», – хватая ртом воздух и глядя на меня округлившимися, как у рыбы глазами, сказал напарник.
Я нырнул обратно в кукуль и, содрогаясь всем телом, стал отогреваться. Дамир затопил печь и последовал моему примеру.
Через пару часов мы уже шли на озера. Придя на место, увидели, что снега на льду почти нет. Ондатровые хатки чернели темными точками и были видны с расстояния нескольких сотен метров. Внимательно осмотрев через бинокль предстоящий маршрут, разделились и двинулись вперед.
Вот и первая из хаток.  Рядом с ней, кроме кучи водорослей, ничего не видно – снег слепит глаза. Не дойдя до лунки метров двадцать, вдруг увидел, как что-то темное метнулось в сторону и с плеском ушло под воду. Ондатра, – мелькнуло в голове. – Ну что ж, поставлю капкан.…
Осмотрев майну и определив, где зверьки выходят на лед – в этом месте во льду был промыт желобок, я насторожил «зубатую пасть» и двинулся к виднеющейся невдалеке промоине. Помня предыдущий опыт, не стал вновь испытывать судьбу и, не доходя метров  сто, внимательно, через оптику,  осмотрел натасканную зверьками кучу.
Около ее подножья, не подозревая о грозившей опасности, сидели две подружки и, греясь в лучах ласкового весеннего солнышка, что-то ели. «Для верного попадания в голову, надо подойти метров до тридцати», – подумал я и стал медленно приближаться к цели. Но удача опять отвернулась.
Зверьки, почуяв неладное, дружно нырнули, не подпустив меня даже близко к намеченной дистанции. Пришлось снова поставить капкан.
До следующих хаток было довольно далеко, и я вернулся посмотреть, как обстоят дела около предыдущей майны – удача была на моей стороне.
Матерый рыжий самец сидел в ловушке. Оскалив пасть, он несколько раз бросался в мою сторону, но, в конце концов, я изловчился и ударом палки закончил этот не равный поединок – жалко «птичку», но такова суровая правда жизни.
Ободренный таким началом дня, я вновь насторожил западню и пошел к лунке, от которой только что вернулся… Веревка, к которой был привязан капкан, дергалась, уходя под воду. Потянув за нее, я вытащил поймавшуюся ондатру и опустил на лед. Она неожиданно бросилась в мою сторону и вцепилась в сапог. Я инстинктивно задергал ногой, пытаясь сбросить зверька, но не тут-то было, он мотался, как привязанный.
В конце концов, уразумев, что таким способом  не освободиться, я ударил, и с нападением было покончено. В сапоге зияла дыра, и только толстый слой портянок, сделанных из байкового одеяла, спас ногу от ранения.
Немного расстроенный порчей обуви я продолжил охоту – благо ходить приходилось по сухому льду и в приделах одного озера.
К обеду в моем рюкзаке уже было с десяток снятых шкурок, и я решил, что пора возвращаться на базу, обрабатывать их, да и прокушенный сапог надо было заклеить.
По пути то и дело приходилось проходить наполненные водой ложбинки. То там, то здесь из затопленных кустов взлетали «сухие утки».
В правом сапоге было полным полно воды. Ногу ломило от холода, но в конце концов вода нагрелась, и идти стало веселее.
Снег вокруг почти весь растаял, и только кое-где оставались его белые пятна.
Вдруг впереди в кустах что-то шевельнулось. Повнимательней приглядевшись, я увидел затаившегося под тальником зайца. Он еще был в своем зимнем наряде – не вылинял. Как предмет охоты, беляк меня не интересовал, и я, не сбавляя шага, шел прямо. Заяц, считая, что он как всегда не заметен, сидел пока я не приблизился к нему на расстояние двух шагов, а затем стремглав кинулся прочь.
До палатки оставалось всего ничего, как вдруг с ее стороны грянул ружейный выстрел. Наверное, Дамир по гусям пальнул – подумал я, и в этот момент прямо на меня из тальников выскочил медведь. Чуть не сбив меня с ног, он промчался мимо. От неожиданности  я чуть не сел на зад.
«Дамир!!!», – оправившись от шока, заорал я. Но в ответ только эхо из ближайшего леса: мир, мир!!! Крикнув на всякий случай еще пару раз, чтоб дружбан не принял меня за зверюгу, я ломанулся сквозь кусты и через три десятка шагов оказался возле палатки.
Дамира не было. Как оказалось – сработал самострел. Я первым делом  переобулся, затопил печь, поставил греться еду и, не теряя времени, стал мездрить шкурки. Надо сказать, что обработка их, была наиболее трудоемкой, нудной и длительной операцией.
Закипел чайник, и разогрелась сохатина. Я отложил в сторону работу, заварил чай и принялся есть. Вскоре – я еще не успел насытиться, невдалеке, послышался легкий хруст, я схватился за ружье, но из ближних кустов появился компаньон. «Привет труженикам Колымы и Чукотки!!!», – улыбаясь во весь рот, почти прокричал он. «Великому охотнику Ягофарову Дамиру гип-гип-ура!!!», – шутливо гаркнул я.
Дамир снял с себя рюкзак, мелкокалиберную винтовку, сел за стол, достал из кастрюли кусок мяса и вцепился в него зубами. « Я здесь невдалеке видел медвежьи следы», – прожевав очередной кусок лосятины, как бы между прочим, сообщил он. – «Да, я с ним почти нос к носу столкнулся, – показывая всем видом, что это событие меня особо не испугало, ответил я. – Ну что? Как успехи?». – «Двенадцать штук подстрелил. Мог бы еще, да обработать все равно больше не успею». – «А ты, что только стрелял? Не ловил?». – «Да…». – «А я капканами…». – «И сколько?» – «Да около того же, что и ты, точно не считал», – ответил я, закончил есть и пошел продолжать обрабатывать добытые шкурки. «Зря ты тот раз не прошел подальше по следам рассомахи», – неожиданно сменив тему разговора, сказал Дамир. – Сегодня утром, не доходя до второго озера, я в кустах на ее останки наткнулся. Иду, смотрю, вороны из кустов взлетели. Дай, думаю, посмотрю, что они там нашли... – Поэтому она нас и не тревожила». Дамир, встал из-за стола и, примостившись рядом со мной, занялся своей добычей.
Да... хреновый из меня охотник... Такую зверину понапрасну извел – с  горечью подумал я.
Как обычно, все оставшееся до сна время мы провели за обработкой шкурок, да разговорами по последним событиям на охоте – одна встреча с мишкой, дала столько тем, что их можно было обсуждать не один день. Обмениваясь опытом и наблюдениями, я выяснил, что Дамир, увидев зверьков, подползал к ним по-пластунски, метров до сорока, и так как попытки приблизиться поближе частенько заканчивались ничем, стрелял с этой дистанции.
В свою очередь, я рассказал о моих наблюдениях при добыче ондатры капканами.
В итоге, мы пришли к выводу, что заниматься отстрелом лучше, когда зверьки активно кормятся на льду, а при малой активности лучше ходить и ставить ловушки. Со следующего дня я придерживался именно такой тактики.
В трудах да охотах время летело незаметно. Погода стояла прекрасная. Полярный день вступал в свои права! Воздух днем прогревался градусов до десяти – пятнадцати тепла.  На ночь солнышко ласково прижималось к промерзшей за зиму северной земле и, стремясь побыстрее согреть ее, огромным огненным колесом катилось по горизонту. Появились первые стаи лебедей, утки небольшими группками проносились то там, то здесь. На Колыме появилась заберега – прибывающая вода, вышла из-подо льда и притопила его вдоль берегов.  Все вокруг говорило, о приближающемся ледоходе. Несколько пасмурных дней, перепутали дни и ночи.
Стоянка наша находилась на левом берегу реки – напротив верхнего конца одного из Федоровских островов. На противоположной стороне, в нескольких километрах вверх по Колыме, заимка Петрово, а ниже по течению – устье реки Березовки. В мировой науке она известна, как место находки полностью сохранившегося в вечной мерзлоте мамонта. Этого прародителя современных слонов нашел местный охотник. Однажды летом он обратил внимание на то, что его собаки несколько дней отказываются есть рыбу. Такое случается, если им удается загрызть оленя или лося. Охотник проследил… и к своему удивлению обнаружил, что из линзы, в подмытом, обрывистом берегу Березовки, торчит вытаявшая часть туши гигантского зверя, и собаки едят именно его.
Так как это происходило еще в девятнадцатом веке – крио технологий не было, сохранить в целости мамонта не удалось, но в Санкт-Петербурге, в музее, можно и сейчас осмотреть скелет этого гиганта – он так и называется, «Березовский мамонт».
На нашей стороне, ближайшие озера, были обловлены, и мы, вот уже несколько дней, ходили охотиться на другой берег реки, в район устья Березовки.
Отправляясь в очередной раз на промысел, мы спустились к Колыме, преодолели в полностью развернутых болотных сапогах  заберегу и двинулись к противоположному берегу. Шли по скованной льдом реке и обсуждали предстоящий день. Особую обеспокоенность вызывала прибывающая вода. За последнюю ночь заберега заметно увеличилась, и был риск не суметь вернуться назад. Это грозило перспективой через несколько дней отправиться прямиком к прародителям, так как здешний, низкий, поросший тальником берег затоплялся половодьем практически ежегодно на добрый десяток километров. Для разговоров по этой проблеме времени было предостаточно. Предстояло пройти поперек основного русла реки, затем вдоль по протоке между двух островов, пересечь еще одну протоку, проходящую за островами и взобраться на остров находящийся за ней.
Ходьбы по льду, набиралось километра полтора с гаком.
« Эх, был бы у нас небольшой самолет, – мечтательно произнес я. – Пролетел  бы, выбрал озеро, где полно хаток, сел на лед, поставил капканы и дальше. Раз в десять больше можно было бы ловить». – « А если бы у бабушки выросли усы, то она стала бы дедушкой», – раздраженно ответил напарник. – Давай о чем-нибудь более реальном…». – «Вот увидишь, через год – два, я что ни будь летательное, изобрету». –  «Ладно, не трепись, изобретатель нашелся. Давай, лучше поразмыслим и договоримся о сегодняшнем».
После небольшой паузы мы занялись обсуждением предстоящего дня. В итоге, чтоб не рисковать, решили сократить время охоты до четырех – пяти часов.
Придя на место, для исключения вероятности случайного ранения срикошетившей при стрельбе пулей, как обычно, разошлись по разным озерам.
Охотился я, на сей раз без капканов: подкрадывался метров на сорок, к сидевшей около лунки ондатре, дожидался, когда она повернется  боком, и как только силуэт головы становился отчетливо виден на фоне льда, стрелял.
Изредка случались промахи, но я относился к этому, как к неизбежному и особо не расстраивался.
Как обычно, чтобы не таскать в рюкзаке лишний вес, тут же снимал с добытых зверьков шкурки, но вскоре для экономии времени прекратил это занятие и стал класть тушки целиком.
«Все, на этом пора заканчивать», – подумал я и, положив очередной трофей в рюкзак, зашагал сквозь заросли тальника к реке. Вот и берег.  Полоса воды, за последние часы, значительно расширилась. Понадобилось минут двадцать и с десяток попыток, прежде чем я осознал, что пройти заберегу, не намокнув, не удастся.
Выбора не было. Я разделся, сложил все в рюкзак, держа его и винтовку над собой, пошел через воду. В пятки вонзались сотни ледяных игл, ноги ломило и сводило от холода, а когда вода поднялась выше пояса, в копчике началось такое, что в какой-то момент я подумал, что не выдержу этой адской ломоты и боли.
Выбравшись на лед, весь вибрирую от переохлаждения, я быстро оделся и двинулся через реку. Вскоре тряска в теле стала исчезать, и через некоторое время я уже чувствовал себя вполне терпимо.
В голове проносились варианты предстоящей переправы у противоположного берега. Переходить буду, ничего с себя не снимая, не так сильно замерзну, затем бегом в палатку, переоденусь, затоплю печь….  Мысли скакали как бешеные кони. – Где Дамир? Если он задержится, как выручить его???». Вспоминались ужасные весенние истории.…
Подходя к средине реки, я вдруг увидел, что в какой-то сотне метров, впереди, поверх льда, течет,  разливается вода. Передняя ее кромка находилась ниже меня и довольно быстро продвигалась вперед.
Вспомнился рассказ уважаемого в наших кругах, опытного охотника Сереги Гусева. Он однажды попал в похожую ситуацию, и чуть было не утонул в быстро прибывающей воде. С его слов я знал об этом редком для Колымы явлении, как о самом опасном развитии событий при начинающемся ледоходе.
От чувства надвигающейся опасности в висках застучала кровь, и я бегом кинулся через воду к заветному берегу. Внутренний голос кричал – Надо успеть перебраться на сушу. Надо успеть перебраться на сушу… Воспаленное воображение рисовало наихудшие сценарии развития событий.
Вот, до палатки уже каких ни будь пятьдесят метров, но двадцать это схваченная ночным заморозком заберега. Я остановился и стал прикидывать, как преодолеть препятствие. Чуть выше по течению несколько небольших, толстых льдин перекрывали открытую воду.  Решив попробовать перебраться по ним, я осторожно приблизился к краю ледяного поля и вдруг рухнул в реку.
На мое счастье, место оказалось не очень глубоким. Уйдя под воду, я почувствовал ногами дно, инстинктивно оттолкнулся, вынырнул, выбросил на лед винтовку и, ухватившись за его край, попытался сходу выбраться, но не тут то было – руки скользили по ровной поверхности, не находя опоры. Я сделал еще несколько отчаянных попыток, но это, ни к чему не приводило.
Намокшая одежда, рюкзак, полный трофеев и воды тянули вниз. Держась за лед, я лихорадочно соображал, что еще можно сделать?  Наконец, решившись, немного приподнялся, отпустился, ушел под воду и, когда ноги вновь уперлись в дно, оттолкнулся изо всех сил, показавшись над водой, сходу оперся руками, приподнялся на них, лег на живот, закинул ногу и вылез.
Вода ручьями стекала с одежды и тут же впитывалась в рыхлый весенний лед. Первые чайки, крича, кружили над головой и, кажется, хохотали над моим злоключением. Вдруг под ногами что-то дернулось, качнулось, и к своему ужасу я увидел, что плыву вместе со льдом вниз по реке.
Метрах в ста ниже нашего пристанища  находилось устье виски.  Прибывающая вода вырывалась из подо льда и бурным потоком устремлялась по ней к озерам. Увидев это, я вдруг осознал, что, если окажусь ниже ее, к палатке, не пройти. Здесь меня охватила настоящая паника.
Пройдя метров триста, лед замедлил ход и встал. Я добежал до места, расположенного напротив нашей стоянки, снял с себя рюкзак, верхнюю одежду, сапоги и, оставшись в летнем трико и портянках, опять приблизился к воде. Край не выдержал и вновь обвалился. На сей раз, выбраться из Колымы не составило труда, но портянки навсегда остались в реке. Лед вонзался  в ступни ничем не защищенных ног,  нестерпимая боль и тряска расходилась по всему телу.
Я встал на голенища брошенных на лед сапог, приказал себе на сколько это возможно успокоиться и трезво оценить обстановку.
Решение пришло неожиданно быстро. Подвижка открыла воду, переломав и отнеся схватившийся за ночь лед. Я прыгнул в разводье и поплыл к берегу.
Прибежав в палатку, быстро переоделся, затопил печь и поставил чайник. Вскоре в жилище уже стояла жара, но меня трясло и знобило. Согрелся чай. После пары кружек этого спасительного напитка, организм начал приходить в себя.
Немного согревшись, я достал двухместную резиновую лодку, накачал ее, переплыл заберегу и, собрав со льда брошенные вещи, вернулся обратно.
Печь догорала. Я подбросил дров, поставил кастрюлю со вчерашним супом и залез в спальник.
С Колымы послышалось легкое шуршание и потрескивание. Лед опять пришел в движение. «Что же делать? Как выручать товарища?», – думал я, глядя на происходящее. А лед все шел и шел, но вдруг так же, как тронулся, неожиданно встал.
«Может эта остановка – последняя возможность помочь другу», – подумал я и, схватив надувную лодку, решительно зашагал к берегу.
Вдалеке, на против,  в протоке, маячила едва различимая темная точка. Вернувшись, я взял висящий на вешалах бинокль и с надеждой стал вглядываться в противоположный берег. По льду шел человек – с души, словно камень свалился.
Я налил супа и принялся есть. Закончив с едой, вышел на край обрыва и стал поджидать друга. Вот он подошел к забереге, и я ему крикнул: «Ну что, перевезти?». – «Не надо», – ответил приятель и пошел куда-то вверх.  Не надо, так не надо.… А куда ж ты денешься – подумал я, и стал ожидать, дальнейшего развития событий.
Вскоре Дамир скрылся за ближайшим мыском. Через некоторое время я уже проклинал себя за глупую попытку самоутвердиться. Но в прибрежных кустах раздался треск и появился мой компаньон. «Как тебе удалось перебраться?» – не скрывая своего удивления, спросил я. «Выше по течению лед прижат к берегу, вот я там и перешел», – ответил он, присаживаясь за стол.
Надо же, так просто.… А тут, сдуру, чуть не утонул – подумал я и принялся обрабатывать добытую мной на последней охоте пушнину.
На следующий день, вода поднялась до коренного обрыва. Пока мы спали, произошла большая подвижка. В шагах  пятистах выше по течению лед кончался, и до самого горизонта, простиралась чистая водная гладь. «Эх, сейчас бы уток на моторке погонять», – мечтательно проговорил товарищ. –  «Я не против.…  Давай протащимся по льду и вперед…».
Часа через полтора, мы уже спустили с берега лодку, поставили на нее мотор и отчалили.
«Заждался мой хороший», – приговаривал я, готовя двигатель к первому в этом сезоне запуску. После нескольких попыток «Вихрь» взревел. Я дал ему некоторое время поработать на разных режимах, включил передний ход, Дамир поднял весла, и наша «Казанка» медленно пошла вверх по забереге.
Метров через триста разводье заканчивалось  –  лед упирался в берег. Мы вытащили лодку и покатили ее по ледяному полю. Вскоре наше плавсредство оказалось на чистой воде, и мы помчались вперед, к противоположной стороне Колымы, к  непредсказуемым лабиринтам речных проток и ожидающей нас где-то впереди  охотничьей удаче…
Дамир сидел на переднем сидении. «Вихрь» работал на полных оборотах, наполняя окрестности своим мощным ревом. Лодка неслась, поднимая огромные стаи уток, но на ружейный выстрел приблизиться к ним никак не удавалось. Вдруг в одном из колымских рукавов, у острова, под обрывистым берегом я увидел большую стаю лебедей. Повернув поперек протоки, я не снижая скорости, направил «Казанку» прямо на них.
Лебеди, расслабившись после дальнего перелета, смотрели на нас и ни как не могли решить, что делать – опасны мы, или нет? В какую сторону взлетать? В наиболее предпочтительном для этого направлении, возвышался поросший тальником высокий берег, оставалось налево или право – вдоль острова.
Как только расстояние стало позволять, Дамир открыл прицельную стрельбу. Птицы рванулись в разные стороны, и пошли на взлет. Сделав четыре безрезультатных выстрела, дружок прекратил огонь и, стоя на коленях, смотрел вслед улетающей дичи.
В этот момент я заметил, что пятерка лебедей, взлетевших в противоположную от основной стаи сторону, возвращается назад, прямо на нас. Напарник находился к ним спиной и не подозревал о таком подарке судьбы.
Я закричал: «Дамир лебеди сзади!!!» Он оглянулся. Птицы уже были почти над нами. Они летели так низко, что, казалось, сейчас отхлопают нас, как малых ребятишек, крыльями. Дружок вскинул ружье, но стая уже пролетела мимо. Он крутанулся, прицелился, выждал и выстрелил. Один из снежнобелых красавцев, кувыркнувшись, с размаху упал в воду.
«Эх, жаль, что патронов в обойме больше не было», – сказал Дамир, перезаряжая автомат. Я на малой скорости подвел лодку к сбитой птице, с трудом поднял ее свободной правой рукой из воды, дал полный вперед, и мы понеслись вниз по протоке.
Выехав из-за очередного мыска, наша «Казанка» вдруг оказались прямо перед огромной стаей уток. Для нас и ее обитателей это было полной неожиданностью. Пока птицы соображали.… Лодка влетела прямо в их гущу.
Я заглушил мотор. Вокруг раздавался плеск воды и хлопанье крыльев – небо потемнело от взлетающих белобоков. Дамир расстреляв всю обойму, с восторгом крикнул: «Вот это да!!! Сколько же их здесь было»??? Стая, немного покружив, огромной тучей ушла, куда-то за остров в сторону фарватера. Я встал, подошел к другу, взял из его рук ружье и сказал: «Садись за мотор – власть переменилась.… Давай вокруг острова: посмотрим, где они сели».
Дамир завел двигатель, включил скорость, лодка дернулась и двинулась вперед. Собрав сбитых уток, напарник прибавил газу… «Казанка», набирая ход, выскочила на глиссирование и понесла нас к новым приключениям.
Свежий ветер, наполненный весенними запахами, дул в лицо. Солнце, голубое небо, удачное начало дня, охотничий азарт – подняли настроение до самых до небес.
Я сидел на переднем сидении, заряжая свой «МЦ 21 - 12», вдруг в метрах трехстах посреди протоки увидел нескольких длинношеих блондинов. Указав рукой направление, куда следовало держать курс, вставил в обойму последний патрон и приготовился к стрельбе.
Лодка, словно чайка, летела над искрящимися в солнечном свете небольшими волнами, стремительно приближаясь к отдыхающим от дальнего перелета шипунам. Они с беспокойством смотрели в нашу сторону, и, когда мы оказались в опасной близости, пошли на взлет. Распластавшись над поверхностью реки, хлопая крыльями о ее поверхность, поднимая фонтаны ослепительных брызг, лебеди бежали по водной глади со все увеличивающейся скоростью.
Но удача в этот день была за нами!!!  Я прицелился в ближайшую из птиц и выстрелил. «Есть – попал»! – отметил я про себя и продолжил стрельбу. Лебедь изо всех сил рвался вперед. В какой то момент он было начал уходить от преследования, но легкое ранение отбирало силы и никак не давало оторваться от поверхности реки.
В это время его соплеменники встали на крыло и понеслись прочь от преследующей их напасти. Я с отчаянием стрелял раз за разом, и в конце концов огромная птица рухнула в реку.
«Поздравляю с удачей!!!  Не каждому удается с такого расстояния третьим номером дроби, сбить такую машину»! – выхватывая  трофей из воды, похвалил меня Дамир, газанул, и лодка, словно взбодренный плетью молодой жеребец,  рванула и понесла по мелкой зыби.
Обогнув нижний конец острова, мы увидели, что от основного русла реки нас отделяет еще один остров. Дамир направил «Казанку» вверх по разделяющему их рукаву, туда, где предположительно села поднятая накануне стая уток. Но скоро обнаружилось, что огромное ледяное поле застряло между островов и наглухо запечатало верхний вход в протоку.
Дамир, не долго думая, на самом малом ходу, подвел лодку к нижней кромке поля и, дождавшись, когда лодка коснется его носом, резко прибавил газ.  «Казанка» выскочила на лед почти до самого двигателя. Он на секунду взревел оголившимся из воды дейдвудом и смолк.
«А что к берегу не причалил?» – спросил я  товарища. «Что, что, а если лед тронется, то что от нашей посудины останется?  Разотрет льдом об обрыв – думать надо», – проворчал Дамир, вылезая из лодки.
Я последовал за ним, и мы, громко обсуждая охоту, пошли по льдине в сторону виднеющихся впереди торосов.
Мимо пролетала пара шилохвосток. Дружок вскинул ружье и выстрелил – утки камнем рухнули на лед. Вот это выстрел!!! – подумал я. – Одним выстрелом двоих!!! – и вдруг услышал нарастающий шум. Из-за торосов в небо поднималось и росло облако из несчетного количества уток, гусей и лебедей. Они взлетали и взлетали, наполняя окрестности разноголосыми криками.
Остановившись словно завороженные, мы смотрели на улетающих птиц.  «Такую добычу упустили», – освободившись от чар, воскликнул раздосадованный напарник и двинулся в сторону торосов.
Вдруг из-за острова вылетели три лебедя и направились прямо на нас.  «Дамир, лебеди», – тихо сказал я, указывая в их сторону, и приготовился к стрельбе.  «Сильно высоко, – ответил он. – Зря патроны спалишь». Птицы уже были почти над нами. Я прицелился и сделал пару выстрелов. Один красавец, свалившись на крыло, камнем пошел вниз и с такой силой врезался в лед, что он глухо загудел.
«А ты говорил: зря патроны, зря патроны», – весело крикнул я и побежал подбирать добычу. Дамир, молча, посмотрел мне в след и вдруг с восторгом воскликнул: «Ну, у тебя и пушка»!!!
« Пушка, конечно, хороша, – сказал я, вернувшись  с трофеем. – Но и выстрел супер удачный. Одна дробинка исход дела решила. Видать на махе попала в несущую кость крыла, она и не выдержала нагрузки. Не повезло парню».  «Ну что, пошли», – предложил товарищ, и мы двинулись дальше.
За торосами пред нашими взорами предстала огромная накрывающая собой весь верхний, пологий конец острова, заберега. Над ней то и дело появлялись небольшие стаи уток, но, обнаружив нас, они разворачивались и летели прочь.
«Поохотимся здесь», – предложил я, увидев удобное место для засады, и стал устраиваться под нависающим над берегом торосом.  «Ты  сиди, а я пройду на другую сторону острова – к фарватеру. Посмотрю, что там делается», – ответил Дамир и скрылся  в зарослях тальника.
Не прошло и несколько минут, как первые утки уже плавали в каких-нибудь десяти - двенадцати шагах от моего укрытия.  Уток трогать не буду, подожду, может, подлетит какая дичь покрупнее – подумал я, стараясь ничем не выдать свое присутствие.
Птицы все прибывали и прибывали. «И сколько же их здесь всяких разных»?!! – с восхищением удивлялся я. Несколько раз подлетали гуси. Они проносились так близко, что сидя под ледяной крышей, я слышал, как при посадке перья издают характерный дребезжащий звук. Но каждый раз вожак, почуяв неладное, кричал что-то и уводил стаю от опасного места.
Заметить  меня гуси не могли, и мне оставалось только восхищаться их осторожностью. – По каким то едва уловимым, известным только им признакам они вычисляли мое присутствие.
Проведя в засаде минут двадцать, я вдруг услышал треск кустов. Утки рванулись вверх и полетели в разные стороны. Все, что я успел, так это выскочить из-под льдины и вслед разлетающейся дичи, сделать пару выстрелов.
Подошел Дамир: « А я думал, что у тебя здесь ничего нет. – Выстрелов не слышно...  Ждал чего посерьезнее???». – «Так точно, товарищ начальник!!! – шутливо гаркнул я. – Что на фарватере»? – «Да, так же как и здесь: русло льдиной перекрыто, а ниже, насколько видно, чистая вода. Лебедей огромная стая на средине реки сидит. Поехали вниз, вокруг острова объедем. Уток еще успеем настрелять»
Через несколько минут мы уже мчались по речным волнам, поднимая вокруг себя искрящиеся брызги. То там, то здесь, высоко, в голубизне небесного хрусталя, виднелись табуны летящих к северу птиц.
Вот и цель нашей охоты – стая шипунов. До нее метров триста. Лодка, словно чайка, летит едва касаясь воды. Но лебеди заблаговременно поднялись ввысь и огромным белым облаком, взяв курс на тундру, скрылись за прибрежным лесом.
Проводив их взглядом, я вдруг почувствовал зверский голод и предложил вернуться поесть. Не встретив возражений, развернул лодку в обратную сторону и повел ее, объезжая забитое льдом основное русло, из протоки в протоку, от острова к острову…
Добыв по пути еще несколько уток, мы лихо подъезжали к нашему лесному пристанищу.
Пока мы охотились, произошла очередная подвижка, и верхняя кромка льдов находилась теперь метров на триста ниже нашей палатки. Беспрепятственно причалив к берегу, мы быстренько перекусили, чем придется, и занялись приготовлением дичи. Ни я, ни мой компаньон ни разу не пробовали на вкус лебяжьего мяса, и это разжигало в нас жажду побыстрее вкусить сей плод.
Не трогая пуха, мы ощипали с тушек перо, и лишь затем сняли с них шкурки. – Шкурки с лебяжьим пухом особо ценились у колымских модниц, и шли на изготовление ослепительно белых, прекрасных дамских шапочек.
После этого Дамир занялся готовкой пищи, а я, взяв крупноячеистую сеть, поплыл  на лодке, чтобы поставить ее в устье виски.
Вернувшись назад, я опять занялся шкурками – надо было их зачистить от жира и для последующей просушки, натянуть на правила. Вскоре напарник объявил, что еда готова.
«Ну, как тебе царская птица?», – спросил компаньон, вгрызаясь в очередной кусок истекающего жиром мяса. «Неплохо,  – сдержанно ответил я. – Но  гусятина явно вне конкуренции». –  «А под крыльями? – куда лучше, – возразил он. – Да хороша птичка!!! Надо остальных сварить, да с собой взять – пора заняться заготовкой уток, дня через два Колыма очистится и домой».
Пока напарник варил лебедей, я занялся наведением порядка на стоянке и другими неотложными делами.
Когда все было готово, мы собрали запасы ружейных патронов, погрузились в «Казанку» и двинулись к  уже знакомым нам местам.
Остров, на котором мы были до этого и куда собирались вновь, виднелся с нашего берега, в каких-нибудь полутора-двух  километрах вниз по реке, но огромная льдина по-прежнему упиралась в его верхний конец, перегораживая всю Колыму.
Объезжать ее по протокам, как мы это сделали раньше, было далеко и долго.  Да, и если лодку оставить у верхней кромки льдов, то в случае подвижки добраться до нее будет легче – рассудили мы и направили наш «крейсер» прямиком к выбранному для охоты району.
Возле льдов скопилось огромное количество уток. Увидев нас, они дружно поднялись на крыло и, прижимаясь к воде, полетели подальше от возможных неприятностей.
Я подвел лодку и сходу выехал на большую льдину. От основного матерого поля ее отделяло метров триста пространства, заполненного битым крошевом. Между ним виднелись большие и малые разводья. Пробираться через этот ледяной хаос, мне показалось безумием.
«Ну, что будем делать?», – вылезая из лодки, спросил я товарища. «Что, что, берем надувную лодку да вперед. Мы однажды по Алдану километров пятьдесят на льдинах плыли – без ничего, а здесь с резинкой, что не прыгать», – браво ответил Дамир.
Но не слабак же я, не ударю в грязь лицом – подумал я и стал накачивать лодку. Через несколько минут, мы уже шли, перепрыгивая с льдины на льдину, где лед был мелок и не выдерживал вес человека, пробегали бегом.  открытые участки воды переплывали в лодке.
В конце концов, благополучно добрались до матерого льда и по нему спокойно двинулись к месту, которое облюбовали ранее для охоты.
Заберега, притопившая пологий верхний конец острова, опять была полным полна уток, гусей и лебедей. Они шумной темной тучей, не дожидаясь нашего подхода, поднялись в воздух и разлетелись кто куда.
Оказавшись на исходных позициях, мы расставили манки, из тальника и травы соорудили два скрадка и затаившись в них, изготовились для стрельбы. Утки, не заставили себя долго ждать и подлетали, стая за стаей.
Ствол моего автомата, не успевал остывать от стрельбы. Были моменты, что не хватало времени на его перезарядку. Через час, другой выяснилось, что ружейные патроны на исходе. Надо было возвращаться в палатку за мелкокалиберными винтовками – к ним у нас зарядов хватало. Обратная дорога предвещала набор все тех же трудностей, что и ранее проделанный путь.
Для максимального облегчения взяли с собой только надувную лодку.
Переплыв на льдину и пройдя по ней метров двести, я вдруг увидел, что прямо на нас летит маленькая стая лебедей. Они, не обращая на нас никакого внимания, распластавшись, бесшумно скользили над самым льдом.
В какой-то момент, оказавшись между пролетающих птиц, я схватил шапку и бросил в налетающего на меня «призрака». Он будто тень, никак не отреагировав, пронесся мимо.
Через несколько секунд стая дружно села возле оставленных нами скрадков. Мы озадаченно смотрели на птиц. «Наверное, смертельно устали. Давай не будем тревожить», – сказал я, подобрал шапку, и мы продолжили свой путь.
Приехав на стоянку, заварили чай, поели, немного отдохнули и через часик, взяв боеприпасы и винтовки, поехали обратно на промысел.
Вскоре обнаружилось, что лед, перекрывавший реку, не выдержав напора воды, ушел вниз и открыл для нас беспрепятственный проезд к месту охоты.
Вот и скрадки. Прямо перед ними, выползшая одним краем на берег, небольшая льдина. Загнав на нее лодку, я привычным движением заглушил мотор. «Смотри еще каких-нибудь метра три, и она раздавила бы все, что мы здесь оставили», – указывая на льдину, обратился ко мне Дамир.  Кто бы мог подумать, что вода так подпрыгнет! Вовремя подъехали – подумал я,  шагнул на берег и вдруг оказался почти по грудь в воде. «Ну надо же – а выглядело так, как будто в прошлогодней траве, чуть-чуть вода выступила…», – изумился я, выскочив назад на лед.
«Стало быть, все что оставили – утопло. Лезь, доставай – все равно уже намок», – обратился ко мне дружок и, столкнув с льдины лодку, стал подводить ее к скрадкам.
Доставая затопленное оружие и мешки с утками, я вымок вконец. Надо было возвращаться назад – переодеться, да заодно увезти добычу. Дамир остался обустраивать новые позиции, а я погнал лодку к бивуаку.
Приехав, быстро переоделся, снял с еще не остывшей печи горячий чай, налил его в кружку и принялся прогреваться изнутри. Немного придя в себя, выгрузил из лодки мешки с дичью и занялся профилактикой привезенного оружия.
Сверху пригревало ласковое весеннее солнышко.  Легкий,  едва заметный ветерок, нежно обдувая, мягко гладил мою длинноволосую шевелюру. Изредка по Колыме проплывали отдельные льдины. Вскоре я стал замечать, что их становится все больше и больше. Забеспокоившись, подошел к кромке обрыва и глянул в бинокль, вверх по реке – там шел сплошной лед.
Сообразив, что где-то выше по течению прорвало затор, и подходит волна льда и воды, я прыгнул в «Казанку» и, маневрируя между льдинами, понесся к оставшемуся на острове Дамиру. – Надо было быстро съездить туда и обратно, так как ледоход на Колыме, обычно длится около трех суток и пережидать его на необжитом берегу не входило в наши планы.
Примерно на половине пути лед закончился, и остаток его я промчался без помех. Дамир встретил меня стоя в густом, толстом тальнике по колено в  воде. «Ты что так долго? – спросил он, залезая в лодку. – Резинку увез, а вода так прет, что еще немного, и пришлось бы мне купаться. Пытался пройти к более высокой части острова, да не тут-то было – вокруг низина». – «Да я, в общем-то, не долго, переоделся, ружья разобрал, смазал и сюда, – оправдывался я. Как только увидел, что лед понесло, сразу и поехал».  «Где понесло»? – недоуменно глядя на чистую реку, переспросил меня напарник. «Скоро увидишь», – ответил я, завел двигатель, включил ход, и мы помчались навстречу течению.
Вскоре начали попадаться льдины. Не снижая скорости, я вел лодку, лавируя между ними. Лед становился все гуще и гуще. Ход  пришлось сбавлять, и, в конце концов, когда до палатки было уже рукой подать, наше продвижение настолько замедлилось, что потеряло всякий смысл.  Река несла нас назад быстрее, чем мы двигались вперед. Я заглушил «Вихрь» и спросил: «Что делать будем? Может, попробуем пробраться по рукавам, по которым в первый раз к острову проехали?» – «Давай», – согласился Дамир.
Вход в нужную для обходного маневра протоку находился ниже по течению, как раз там, где мы только что охотились. Держа мотор на малых оборотах, я вел лодку, то и дело, лавируя между движущихся льдин и торосов. Они, то расходились, освобождая небольшие проходы, то сходились, угрожая раздавить наше легкое суденышко.
Вот мы уже между островов. Ничто не предвещает беды. Вдруг рядом плывущий торос, вероятно задев за дно, закувыркался, зацепил краем поднимающегося из воды выступа «Казанку», она подскочила и встала почти на ребро. «Вихрь» взревел. Я вцепился в поручень, а Дамир прыгнул за борт – головой вперед, как пловец во время старта.
Наша посудина, изрядно зачерпнув воды, встала обратно на киль. Все произошло так быстро, что я даже не успел испугаться. Мотор продолжал работать. Я сделал попытку развернуться, чтобы подобрать барахтающегося в воде напарника, но вода в лодке начала смещаться – «корыто» накренилось, и река хлынула в него с новой силой.
Заглушив движок, я бросился в нос, схватил ведро и принялся быстро отчерпывать воду.  Через минуту - другую лодка медленно начала подниматься из почти затопившей ее Колымы. Подплыл Дамир, попробовал забраться на борт. «Куда лезешь? – продолжая вычерпывать, крикнул я. – Подожди! Утопишь лодку – тогда конец».
Дамир, осознав опасность ситуации, прекратил попытки, но вскоре взмолился: «Валера, не могу больше терпеть». Хотя воды еще было огромное количество, я понял, что дальше тянуть нельзя и обратился к нему: «Давай я придавлю противоположную сторону, а ты пробуй забраться, только не спеши».
Дамир, насколько смог, плавно приподнялся на руках, закинул ногу – лодка покачнулась, но без последствий. Я протянул руку, ухватился за его телогрейку, потянул изо всех сил, дружок перевалился и оказался в лодке. Потоки воды хлынули с его одежды, но было не до синтементов.
«Давай, хватай ведро, грейся – черпай, а я попытаюсь успеть причалить к нижней стороне острова, а то пронесет мимо», – сказал я, завел двигатель и включил ход.
Лодка шла между льдов на самом малом ходу, угрожающе кренясь с борта на борт. Дамир активно работал ведром. Вскоре управляемость стала улучшаться, и это позволило слегка прибавить газ.
Через несколько минут мы вырвались на свободную от льдин заостровную воду. Я осторожно подвел наш ковчег к берегу, и он, уткнувшись в прибрежный, слегка подтопленный куст, замер на месте.
Оказавшись на суше, я снял с себя куртку и брюки – отдал товарищу, а сам начал организовывать костер.
Дров на наше счастье вокруг было навалом. Пламя быстро набрало силу. Дамир, весь вибрируя, отогревался, впитывая в себя его живительное тепло. Натаскав про запас сушняка, я выжал и развесил сушиться его одежду.
Вдруг вспомнив, как дружок бросился из лодки, рассмеялся: «Ну, ты, как морской лев из лодки сиганул». –  «Да, показалось, что лодка переворачивается, чтоб не досталось по затылку, не только львом станешь…» – расхохотавшись, ответил приятель. И тут на нас навалился такой бесконтрольный смех, что мы готовы были  хохотать над всем, что поставило нас на «лезвие ножа» и едва не привело к трагической развязке.
Лишь много лет спустя я осознал, что этот отчаянный прыжок дружка за борт, заставил лодку встать на киль и спас нас от неминуемой гибели.
Между тем вода прибывала так быстро, что костер вскоре пришлось переносить на более высокое место. «Как бы наша палатка и вся добыча не утонули, – окончательно отогревшись, забеспокоился дружок. – Надо побыстрей сушиться, приводить все в порядок и как-то пробираться…».
Не прошло и часа, а мы уже были в полной боевой готовности и, сидя в лодке, пытались продвигаться к нашей охотничьей базе.
По протоке шел сплошной лед, но вдоль острова тянулась узкая полоска чистой воды. Берег делал небольшой внешний изгиб, и центробежные силы откидывали лед от него. Прижимаясь к острову, мы быстро домчались до начала обратного поворота.
Полоса воды стала уменьшаться и в конце концов, сошла на нет. Немного осмотревшись и увидев небольшой разрыв в ледяной круговерти, я направил лодку на противоположную сторону.… Там тоже была лента не занятой льдом воды, и мы продолжили свое продвижение по ней до следующего изгиба реки.
Так неоднократно повторяя сей нехитрый маневр, иногда перетаскивая лодку, через закрывающие проход льдины, мы добрались до места, где протока раздваиваясь, уходила одним рукавом на лево почти под девяносто градусов, а другим коротким, забитым стоячим льдом, соединялась с основным руслом реки – прямо напротив нашей стоянки. (Именно здесь еще каких ни будь пару дней назад, мы ходили по льду охотиться на противоположную сторону Колымы).
Из ответвления уходящего за мыс, выносило поток воды и льда, такой плотности и силы, что от мысли о необходимости пересечь его, холодело в душе. Несколько предпринятых  попыток сделать это заканчивались тем, что лодку зажимало. Оказавшись в центре огромной ледяной карусели, мы выскакивали на одну из льдин, выдергивали на нее наше суденышко, чтобы его не раздавило, проплыв некоторое время, при первой  же возможности спускались на воду и пробиваясь вдоль берега, вновь возвращались назад на исходную позицию.
Положение осложнялось тем, что до выезда из-за крутого, под прямым углом поворота, мы не видели предстоящую ледовую обстановку.
Наконец, осознав, что пытаться пересекать протоку, вслепую, бесполезно, я предложил компаньону, чтобы он, стоя на береговом обрыве, пронаблюдал за тем, что делается за поворотом, а увидев просвет в подплывающих льдах, быстро прыгал в стоящую наготове заведенную лодку. Такая тактика быстро дала результат, и мы со второго захода оказались на противоположной стороне потока.
Теперь, надо было определяться, в какую сторону двигаться. Немного посоветовавшись, остановились на том, что надо пробираться до ближайшего выхода к главному руслу.
Вдоль берега, возле которого мы оказались, рос матерый, густой, слегка притопленный тальник. Решив, что через него пробраться невозможно, я направил «Казанку» к центру протоки, сквозь стоячий лед.
Лавируя, мы медленно двигались к цели, где не могли проплыть, перетаскивали лодку через льдины и продолжали движение.
Пройдя около половины дистанции, наша посудина, попала в такое мелкое и густое крошево, что ни встать, ни тем более тащить по нему лодку было невозможно.  Дамир сел на нос, чтобы он раздвигал лед, а не подминал его под себя. А я, держа двигатель на средних оборотах, принуждал наш «ледокол» двигаться вперед и вперед.
Вскоре крошево стало настолько плотным, что несмотря на то, что нос был загружен, лодка поднялась из воды, выехала на него и повисла. Двигатель беспомощно взревел, засасывая винтом воздух, и ударившись о кусок выплывающей из-под днища льдины, заглох. «Приехали, – подытожил я, встал, размялся и добавил. – Хорошо хоть шпонки из электродов сделаны, выдержали».
Вдруг, с реки донесся звук мотора, это могло обозначать только одно – Колыма очищается... Данное обстоятельство добавило сил и желания побыстрее выбираться из ледяного плена.
«Давай прорываться к берегу, а там попробуем  по тальникам», – предложил Дамир, показывая на относительно разреженный проход к острову. Но легко сказать…. На то, чтобы высвободиться из ловушки, понадобились столько времени и сил, что в некоторые моменты я, отчаявшись, просто терял надежду – лодка сидела во льдах, словно рыбина в сети.
Но в конце концов, мы все же пробились через искрящееся месиво и оказались в затопленном островном лесу.
После пройденных испытаний, езда по нему казалась легкой прогулкой.  Маневрируя между деревьев, наше судно двигалось вперед к главному руслу реки. Затопленный почти до макушек прибрежный тальник, «Казанка» проходила словно нож сквозь теплое масло. Вот и река.
Густой битый лед, спасаясь от наступающего с верховьев тепла, спешил к Ледовитому океану. Колыма, словно штангист, тяжеловес перед взятием веса, вздулась, напряглась, еще чуть- чуть, и она рванется из стесняющих ее свободу берегов, пойдет гулять по всей речной пойме, неся свободу озерным обитателям и беду сухопутному зверю.
Прямо не верится, что по такому льду кто-то на лодке решился проехать – вспомнив услышанный мотор, подумал я.  «Что встал – поехали», – прервал мои мысли Дамир.  Я подхлестнул упрятанных под капотом лошадей, и погнал их к противоположному берегу.
Удивительно, как быстро человек привыкает ко всему...  Еще пару дней назад мне и в страшном сне не могли присниться такие приключения, а сегодня я без больших волнений, кручусь на лодке между льдов и воспринимаю это, как обыденное дело – подумал я.
Преодолев половину реки и неожиданно обнаружив, что другая ее часть свободна от льдин, я надавил на газ и на полной скорости понеся к нашей палатке. «Смотри, кто-то приехал!!!», – сквозь рев мотора, прокричал мне дружок. «Вижу…» – ответил я, и в этот момент двигатель, ударившись обо что-то, подскочил, больно ударил меня в бок, заглох и упал назад в рабочее положение.
Я вскочил, дернул стартер, но он не проворачивался. «Давай, греби к берегу: двигатель заклинило», – сказал я товарищу и поднял мотор.
Дамир схватил весла и, налегая на них изо всех сил, стал грести. Выплыть к стоянке явно не получалось. Находившийся на берегу человек, увидев, что у нас что-то случилось, подошел к своей лодке, оттолкнул ее от берега, завел мотор и помчался к нам.  «Да это же Толик Корсаков!!!» – разглядев приближающегося, радостно сказал переставший грести приятель.
«Привет охотнички!!! – крикнул тот, подъезжая к нам, и через несколько мгновений, уже причалив, предложил. –  Кидай конец – дотащу». Дамир подал нашему спасителю привязанный к носу лодки фал, он зацепил его за струбцину двигателя и потащил к почти затопленному коренному берегу.
«А я здесь ваших гусей разогреваю, – выпрыгнув из лодки, сказал наш благодетель. – Сегодня у вас пересплю, а завтра дальше вниз до Помазкино».  «Ты лучше скажи – аргы кут? – на якутский манер спросил я гостя. А то очень уж расслабиться хочется».  «А ты, что, сомневаешься»? – вопросом на вопрос ответил Корсаков.
«Мужики, если так дальше дело пойдет, то здесь скоро не расслабляться, а плавать будем, – подойдя к нам, обратился Дамир. – Вода со стороны леса уже подошла к палатке. Я начинаю шмотки собирать, а ты, Валера займись мотором».
Следуя принципу: доверяй, но проверяй, я зашел за наше жилище и с удивлением обнаружил, что Колыма, обойдя нас с тыла, затопила все окрестные кусты и уже подступает к нашим апартаментам.
«Дамир сплавай, сними сеть», – вдруг вспомнив, попросил я компаньона. А сам пошел в лодку, снял с нее двигатель, вынес на сушу и приступил к его разборке.
– Сломанным оказался редуктор: порвался сальник вертикального вала, поступающая через него вода выгнала из редуктора смазку, конический подшипник, стоящий на валу, рассыпался, вылетевшие из него ролики попали в шестерни и заклинили их.
Дело принимало серьезный оборот.  Из выше перечисленного в запчастях имелся только сальник; ни масла, ни подшипника, у нас не было.
«Корсаков, – обратился я с надеждой к нашему гостю. – У тебя подшипника 7204 и масла для редуктора граммов сто пятьдесят по случаю не найдется»?  «Чего нет, того нет, – ответил Толик и, немного помолчав, добавил. – У самого осенью такой подшипник полетел, еле достал. Несколько роликов до сих пор где-то в инструменте валяются».
Подплыл Дамир. «Ну что? Хвались уловом», – сказал я, обращаясь к нему. «Четыре рыбки есть», – положив улов на мешковину, сказал напарник и занялся сбором бутара. «Хороша рыбка!!! – глянув на пойманных чиров, произнес Корсаков. – Давай, мужики, – кушать подано».
Я отложил ремонт, вымылся и сел за стол. Выпив за встречу, мы набросились на дичь. Водочка слегка помутила сознание и развязала языки. Корсаков рассказывал, как ледяной затор несколько суток гнал воду на утопающий в ней Среднеколымск.  Как он, Корсаков, после его прорыва с риском для жизни, тащил лодку через береговой припай, а затем, догнав ледоход, плыл вместе с ним вниз по реке.  Как в опасной близости от его лодки стала рушиться в воду огромная стена оставшегося от затора, спрессованного льда.
Мы тоже не отставали от гостя и наперебой рассказывали о своих приключениях.
В конце концов, наш разговорный запал понемногу угас, и мы, сложив в лодки все, что могло быть затоплено, улеглись спать.
На следующий день, обнаружилось, что волна, поднятой затором воды, прошла. Лодки стояли обсохшие на берегу. «Ну что, мужики, мне через пару часов надо отчаливать, – потягиваясь, сказал Корсаков. – На обратном пути заеду, но вы постарайтесь сами выкрутиться, а то сотню километров против течения, тащить вас на буксире – нереально».
Чтобы окончательно определиться с ремонтом, я промыл в бензине детали редуктора и обнаружил, что зубья шестерен побиты, но вполне в рабочем состоянии. У неисправного подшипника в дребезги размолот сепаратор. Вылетевшие ролики относительно целы. Обоймы, одна из которых запрессована в корпус редуктора, а другая на выпавшем после разборки вертикальном валу, были в отличном состоянии.
«Предлагаю вам конкурс: методом интеллектуального напора решить две задачи, как восстановить подшипник и где взять для редуктора сто пятьдесят граммов масла», – обратился я к дружкам.
«А что если вставить ролики без сепаратора», – предложил Дамир. «Что ж, попробовать можно, но все равно без масла у вас ничего не получится», –  оппонировал Корсаков.
«Ну, как масло добыть, я кажется, уже придумал, – ответил я и изложил план. – Бензин для мотора разбавлен, литр масла на двадцать бензина. Следовательно, берем три - четыре литра топлива, выпариваем и получаем сто пятьдесят - двести граммов нужного продукта. Снимай, Дамир, палатку с каркаса, ставь на печку ведро с бензином и начинай выпаривать, да не торопись, смотри, чтоб пары не вспыхнули. А я буду пытаться собирать подшипник».
Достав банку тушенки, я соскреб с ее крышки немного солидола, приклеил им к напрессованной на вертикальный вал внутренней обойме подшипника ролики и вдруг понял, что без сепаратора при работе мотора они сбегутся в одну сторону. Подшипник опять рассыплется. Но здесь пришла спасительная мысль. – Корсаков говорил, что в его инструменте валяются несколько аналогичных роликов, если поставить три – четыре дополнительных, то им станет особо некуда смещаться, и проблема будет решена.
«Толик, ты говорил, что у тебя есть ролики от полетевшего подшипника – найди штучки три», – обратился я к Корсакову. «Вот, выбирай», – сказал он и подал мне чемоданчик с инструментом.
Минут через двадцать двигатель был готов – можно было проводить ходовые испытания, но выпаривание масла шло не так быстро, как хотелось, и пришлось с этим немного повременить.
«Ну что, давай есть, да мне ехать пора», – предложил Корсаков и достал бутылку «Особой московской».
«Вы пейте, а я пасс – мотор не в том состоянии, чтоб можно было расслабляться», – сказал я.  «Нам больше достанется», – с веселой улыбкой сказал Дамир, налил себе в кружку и опрокинул ее в рот.
Закончив трапезничать, я снял с печи ведро с выпаренным из бензина маслом, залил его в редуктор и пошел проводить испытания.
Двигатель работал, как будто ничего с ним и не случалось. Сделав круг по реке, я вернулся назад.
Кореша, навеселе, сидели за столом, расплываясь в улыбках. «Ну, как двигатель», – будто сговорившись, хором спросили они.
«Отлично! – ответил я. – Можно собираться в дорогу!».   «Ну что, по коням!» – Корсаков, встал из-за стола и направился к лодке...
Через несколько часов мы уже подъезжали к ставшему мне родным Среднеколымску.  Весенние охотничьи приключения  счастливо заканчивались. В моей душе звучали фанфары, поднималась волна счастья и радости!