Глава одиннадцатая

Глава одиннадцатая.

A`ris пустоты моей души!
Приди ко мне, к тебе взываю.
Пусть ветер Вселенной укажет мне путь.

«Узнай, о сын мой, что все явления есть результаты противоречий».
Ресницы зашевелились, содрогаясь от долгого сна, давящий на переполненные воспоминаниями глазницы слепящим однообразием снов, и тут же, как только заметив рассекающий эфирные волны свет, поспешно закрылись, пытаясь вместе с этим оттереть выступившие слёзы и гораздо облегчить свои мучения. Но руки, как ни странно, не двигались, оставаясь прикованными неведомой силой к холодной, липкой стене. То-ли капля пота, то-ли леденящей воды прокатилась по обнажённым позвонкам, пересчитывая и обрамляя слепящей махровой дорожкой красного бархата. Она пока этого ещё не знала, и, выпутываясь из собственных животных проблем, превращает посеревшую тьму в острую щёлку, всё более и более распахивающую перед чем-то неизведанным и спокойным. Но нет — яркий белый свет в ту же секунду пропал, лишь полукружие свечей озаряли эту ночь. Она это уже слышала…
«Путь — всё равно, что вознесение от Экстаза к Экстазу».
Отчётливый, крадущийся шёпот где-то изнутри перерос в неприятно скребущиеся слова. Она усердно заморгала, смахивая неловким движением головы налипнувшую хворь слабостей, стараясь выпрямиться, но тут же слабо простонала, падая на колени, как и прежде — острая ломаная боль пронзила остов костей, заставляя позорно опускаться перед чем-то неподвижным, сотрясающим воздух, и несущим при себе терпкий запах горького вина. Чужая, длинная чёрная прядь соскользнула с плеча, и ещё больше испугавшись за сохранность своего тела, Береслава перевела взгляд на волосы, облегчённо вздохнув сквозь стиснутые зубы, которые кто-то специально сжал, раскалённым прутом прижимая друг ко другу — это всё лишь игра света. Но зрачок миновал куда-то запрокинутые за голову руки, с интересом замечая, что существующий до этого тёплый и уютный плед, прикрывающий её почти голое тело, куда-то, ясное дело, пропал. Щербатая металлическая поверхность какой-то тюремной камеры, вполне приличной; руки были крепко привязаны режущими тесными кандалами на слабо звенящих при попытке выбраться цепях, а в колени впивались опилки, мелкие камешки и шероховатости. Или?..
- Пойми же, дщерь моя, что любое противодействие ходу Природы приводит к насилию. - с ноткой просьбы слова взвились к потолку, эхом отражаясь от них.
- Мне послышалось, или только что меня назвали доской?.. - рассеянно пробормотала прикованная девушка, не до конца понимая, что от неё хотят.
- При помощи эфира мы получаем возможность анализа сознания на всех его планах: оргазм каждого союза приводит к экстазу, а низшее растворяется в высшем. - теперь же с угрожающей усмешкой заговорил голос, смеясь и расплываясь в ожесточённой улыбке. Подуло зловонием и затхлой, старой рвотой; чем-то солёным и резким, противным и чудовищно грубым.
- Я… я не понимаю.
- De Cursu Amoris! Ты сломлена и повержена не мною, а своим фанатичным признанием и слабостью ядовитой души, - расхохотался призрак, продолжая свою едкую песнь. - Но знай же, смертная: как ведаю я слабость каждого в этом мире, так и любое противодействие по своей природе зовётся скорбью. Оглянись же, призвавшая меня в минуты отчаянной печали! Где ты, а где тот, кто предал свою Любовь и навек воссоединился с небом! Смотри же! - пророкотала в зале, и она глупо, совершенно ничего не понимая, но угадывая, посмотрела наверх: что-то безмолвно ухнуло вниз, холодно стекая по животу и ногам, ниспадая в безошибочно угадываемую лужицу слизи. Из безмолвно распахнутого рта стекала горячечная кровь, а слившиеся с мясом глазные яблоки кровоточили желудочной желчью — так и был распят его труп, простирающийся в объятиях ледяного креста, как и был, без рубашки, в одних брюках, с невыносимо знакомой чертой выступающего лица. Её руки задрожали, а ноги без необходимости и вовсе отнялись, зубы невольно вжались в тёплую мякоть собственных губ, не познавшие в приступе сказанные слова:
- Отпусти меня! Отпусти, отпусти! Я не хочу его больше видеть! Убери его! Уберите его прочь от меня! - ещё несколько раскалённых капель пронеслось мимо стиснутых челюстей, легонько касаясь и обжигая дьявольским отвращением. - Нет, пожалуйста, убери его! Я не хочу его видеть!
- Возрадуйся своей силе, о, дочь Луны, возьми радости на земле и в каждой части разума, двигаясь от плотного к тонкому, от грубого к точному, и испей весь яд, что я для тебя приготовил, ибо только от него есть польза.
- Он убьёт меня! Он убьёт, убьёт меня! - рот нервно задрожал, кривясь и крича.
- Узнай же, что есть боль для тебя и для каждого в этом мире. Познай через боль своё истинное наслаждение, познай через Экстаз своего Бога. - роковые слова, произнесённые тем, кто скрывался во тьме прошедших веков, налипли на женские щёки, рождая непомерную, холодную, обжигающую боль, отчего она вся дёрнулась, дрожа и причитая сквозь желание остановиться внезапно замолкла. Слизкое, гладкое, влажное тело во мраке прошлось по щеке, оставляя сверкающие рубцы заживающих ран. Какое-то незнакомое, жалкое томление захлестнуло с новой силой, потягивая через лютое существо сквозящую неприязнь и будто бы… Её настоящее удовольствие?
- Что? Что ты сказал? - на этот раз в наступившей тишине смеялась она. - Повтори, что ты сказал, ублюдок поганый! Познать тебя через твой грёбаный экстаз? Повтори это чёртово приглашение, жалкий любовник своей Алой госпожи, и лишь тогда я приму его! Повтори! - она бешено уставилась во тьму помалкивающей некоторое время шали, едко бросая свои слова.
- Все вещи, которые необходимы тебе, сокрыты внутри. Что стоит человеку заглянуть в самые потаённые уголки души и прошлого, чтобы насытиться пустотой заново рождённого чувства? Откройся к Свету своему!
- Заткнись! Замолчи! - она вновь попыталась встать, но не смогла — спина будто бы распалась две одинаковые части, кровоточа бичом неумолимой боли. Она отчаянно завизжала, беснуясь в неловкой клетке, произнося что-то вроде «Отпусти!», освобождённо вырываясь и в искуплении выбираясь из постигнувшей её истерии, на этот раз со злобой и ненавистью языком выдавливая слепящие удары мерзких слов:
- Повтори, что ты сказал, отморозок! Давай, скажи мне это прямо в лицо!
- Довольно! - зазвенел лёгкий, парящий свежий женский певучий голос, звонко и одновременно прекрасно затмевая ущербную компанию сумасшедшего. - Я — Дочь стойкости, и каждый час с самой юности я подвергалась насилию.- мир вокруг моментально искривился, превращаясь в расколотые, громкие осколки рассыпавшегося на части округлого зеркала, переставший быть чистым отражением впавшего хрусталика. - Поскольку внемли: Я — Понимание, и наука живет во мне; и небеса угнетают меня. - доселе сковывающие плети беззвучно распались, пробуждая ото сна одеревеневшие руки, воспарившие над самой собой в насытившимся слепящим светом воздухе. - Слышишь ли ты меня — столь чуждая, но столь близкая мне? Твой дух всё равно что пугающая пропасть! Проведи же меня через своё начало, услышь! Мои ноги быстрее ветров, а руки нежнее утренней росы. Мои одежды — первозданны, и место моего обитания — во мне самой. Ни один дикий зверь не понимает меня — отыщи свои сокровища в себе! - распавшаяся на множество ярко-пылающих звёзд смешливая улыбка медленно, но уверенно завертелась, воссоединяя тень сознания вместе с летящей глубиной рассекающих слов, постепенно начинающие отдавать злобным скрежетом. - Я лишена девственности, и всё же девственна: я благословляю, хотя не благословлена сама. Моё общество — гармония символов, мои губы слаще, чем всё то, что можешь себе представить! Неужели не хочешь ты попробовать то, что за чертой простых возможностей — вкусить плод невозможного искушения и стать им в безоблачном небе радости, жизни и наслаждения? Твой сад Эдема — ты сама, и была ею с рождения! Я — блудница для тех, кто насилует меня, и девственна для тех, кто не познал меня. - оттенок самого голоса стал чище, настойчивее и требовательнее, взвиваясь вместе с пламенем в вышине пробуждающегося грома. - Станьте святыми и облекитесь в праведность. Изгоните своих старых шлюх и сожгите одежды их; и тогда я принесу детей вам, и они будут Сыновья Утешения в грядущем Веке. - «Чёртова история вновь повторяется, и никогда не прекратится» - она отпрянула, заслоняясь руками, закрывая глаза и открывая опять, и бессознательно теряя сознание. Она наконец поняла, что происходит.
***
Тьма окутала наступившую, свежую, холодную ночь. Голые ветви над её лицом слегка потрескивали, извивались при пронизывающем ветре, безжизненном и ледяном. Про себя она подумала, что это более чем удивительно — с бьющимся и непрерывно стучащим в ушах сердцем не замерзать при переменно минусовой температуре. Это было, наверное, странно. Если не учесть того, что минутой ранее она практически общалась со своей смертью, которая оказалась весьма ненормальна, да ещё и в придачу извращенкой-девственницей. И как после такого можно ещё считать привычным просыпаться с адской головной болью после самого Самхейна? Внезапно осенившая, давно позабытая мысль прожгла правое бедро, на котором наиболее отчётливо чувствовалось ярое прикосновение чьего-то тела. Не чьего-то, конечно. Ведьма подскочила, кутаясь от неожиданности собственного решения в тот самый отстутвующий плед, возвращаясь в вертикальное положение и пока не замечая никаких телесных ран и прочего, что могло бы вполне случиться с ней до этого мгновения; приблизилась, присаживаясь на колени перед вроде бы дремлющим, спокойным мужским человеческим лицом, пытаясь растормошить его, смахивающего в весьма бледном, непонятно откуда взявшемся свете на трупа. Подозрение с каждым громким окриком принимало обороты беспокойства, а затем и безликой, немой паники. Она наконец с трудом произнесла несколько гневных, пущенных в его адрес злобных, очерченных неприязнью слов:
- Хватит! Пробудись от астрального сна, идиот! - и затем, с некоторой паузой постаралась воздействовать на человеческое подсознание странными угрозами. Но ничего не помогало, лицо оставалось лишь лицом, слова словами, а крики вскоре пропали в лютой темноте. Губы задрожали, а любые уговоры перестали быть хоть капельку таковыми. Он не мог умереть от грёбанного астрала, а уж тем более так продолжительно не отвечать на её просьбы! Он был ей нужен, нужен как никогда, ибо это, возможно, был последний раз такой необходимости и срочности. Но он молчал, молчал, молчал…
- Твою пропащую мать, Варун! - она уже не знала, что делать, и, думая всего только гениальной женской логикой, не собираясь подставлять его существо хоть простейшей имитацией удушения, наигранно, а может и весьма натурально нагнулась чтобы… но ей это даже не понадобилось, потому что вид покрасневших, перепуганных, почти белых колдовских глаз мог напугать кого угодно, особенно когда тебя внезапно и неаккуратно возвращают на место.
- Чёрт, Береслава, ты то что тут творишь? У тебя такая аллергическая реакция после астральных проекций? - он наконец понял, в чём дело. - Ты что… Ты пользовалась моей беспомощностью и решила меня изнасиловать?!
- Да ты последний идиот! Какое изнасиловать? - она бы с очень большим удовольствием вмазала по этой довольно хохочущей морде, но, увы, было сейчас вовсе не до таких мелочей. - Прекрати, ну! Это не смешно. Ты брал этого… Ди, вот? Нет, не кивай головой — куда ты его положил?
- Как куда? В этот… как его? Рюкзак, вот! - он намеренно перебрал её забавную задумчивость, и, не чувствуя угрызений совести, вновь завалился на землю. - А что случилось? Я ничего основательно не помню, ага. Это нормально?
- Я зато всё очень отлично помню. И помню ровно столько, сколько нужно. Знаешь, что произошло? Всё очень просто: нам нужно усмирить спятившего духа и всё будет нормально. По-моему, он действительно спятил: те страницы и закладки в книгах были не случайны — это ничто иное, как разгадка, которую мы додумали, представь себе, находясь под львиной частью алкоголя. Ритуал изгнания был не закончен, и сейчас мы его закончим. Король Земли, я даже не могу предположить когда, но почему-то озверел и решил навести своеобразный порядок. Помнишь, до тридцать первого было что-то похожее? Мы куда-то шли, спешили, а потом… в те несколько дней, кажется, были и совершены эти убийства. Не сложно догадаться, что тогда кто-то призвал этих демонов, ибо был довольно большой выброс энергии, ну и так далее. Не мудрено, что мы ничего не помним. Это почти как оборотни в полнолуние, опьянённые своей силой и грацией. - она почти закончила свой рассказ, возбуждённо роясь, а затем и листая «Энохианскую магию». - Их убили, ну, тех сатанистов, наверное, потому что они перетягивали в дни Чёрной луны всё существующее пространство, естественно, не в светлую сторону. Могу поспорить, что это делает каждый из людей ежедневно — сам понимаешь. Король взбунтовался, решил собственноручно раздать всем поощрительных пинков. Вань, ты понимаешь — каждому? Скоро не останется ни одного человека, кроме успевших во время задобрить магов. Всё просто! Осталось нарисовать обратную планетарную гексаграмму и дело с концом. Понимаешь меня?
- Понимаю… - растерянно произнёс опешивший с такой истории Ворон. - Очень хорошо понимаю. И это… всё?