Волшебный Новый Год

Наступила зима, долгая, холодная… Снег повалил, густой белой шубой засыпал все вокруг. Баба Дуся поймала толстую снежинку на ладонь и загадала желание.
- Пусть будет Рождество, - сказала она, - и Сочельник, и пусть будет Новый Год и придет Дед Мороз. И еще о чем-то подумала, но вслух не сказала.
Снежинка растаяла. Баба Дуся посмотрела на уже пустую варежку из козьего пуха, огляделась вокруг, встала с лавочки и пошла в корпус.
Сняла пальто, прошла по пустому этажу: Валентина Ивановна спит, баба Фая вроде как тоже спит, но что-то бормочет в стенку. Подружка Викентьевна спит так, что слышно из соседнего корпуса. Баба Дуся днем спать не любила и всегда в «тихий час» потихоньку ускользала на улицу. Вот и сегодня…
***
А потом вдруг наступил канун Нового Года.
В холле культорг Катя наряжала елку. Приехали молодые ребята - волонтеры: с подарками, с костюмами, с гитарой и аккордеоном. Нанесли в дом снега, морозного воздуха, шума и веселья. Все молодые, румяные, глаза горят… И в столовой Бабам выдали по тарелке «Оливье», куску пирога с вареньем и по три конфеты «Коровка».
Баба Дуся сидела в тот вечер на своей кровати и пила чай с пастилой. Викентьевна тоже сидела. Ужин здесь давали рано, и баба Дуся с Викентьевной всегда ближе к отбою пили чай. За окном в свете фонарей искрился снег, много его сегодня выпало. Двор из-за него стал уютным, теплым. На оконной раме поблескивали мохнатые веревочки мишуры, к занавескам булавками были приколоты старые советские елочные игрушки. Приятно и тепло было сидеть вот так вдвоем, вспоминать молодость и делиться впечатлениями о сегодняшнем празднике. Баба Дуся и Викентьевна не заметили, как свет в коридоре погас, видимо, все легли спать.
И тут вошел Дед Мороз. Даже не вошел, а как-то вплыл в комнату, едва касаясь пола огромными валенками. Он был одет в голубую шубу и по всей шубе у него шли узоры, будто бы морозные зарисовки на стекле. И борода у него была вся в инее. А глаза – добрые-добрые. А над глазами – косматые брови, как у Брежнева, только совсем белые.
Первый раз в жизни баба Дуся увидела настоящего Деда Мороза живьем. Аж глаза заслезились. Оглянулась на Викентьевну, а та спит, уже десятый сон видит…
Дед Мороз неслышно шагнул к бабе Дусе, вынул из мешка картонную коробку:
- Евдокия, ты тут очки вроде просила, так я привез…
Бабе Дусе и правда давно нужны были новые очки. Зрение стало хуже, а старые очки уже не спасали.
- Вот спасибо! Садись, дедуль, чайку попей, - спохватилась баба Дуся.
- Некогда мне, Евдокия. Смотри, что я еще тебе привез, - и достал из коробки двухтомник Пушкина, - просила стихи, вот и сильвупле.
Баба Дуся обрадовалась, очень любила она Пушкина.  Благодарно схватила двухтомник, сунула в тумбочку.
- Ну а это от меня тебе…, - начал было Дед Мороз и замялся, - красавица ты у нас, как была, так и осталась… - на этих словах нос у него покраснел еще сильнее. Дед Мороз смущенно отвел взгляд, протянул бабушке тоне маленькую коробочку.
Ахнула баба Дуся, ведь в такие коробочки что попало не кладут. Ахнула и замерла с открытым ртом.
Дед мороз засуетился:
- Ну бери, Евдокия, чего ждешь…
В коробочке оказалась пара золотых сережек с сапфирами – как бабе Дусе нравились сапфиры! Примерила – к лицу, очень к лицу. Сняла серьги, убрала под подушку, в благодарность чмокнула дедулю.
- Ну все, Евдокия, бывай! Ты пиши, ежели чего, не стесняйся. Адрес знаешь, - шагнул в сторону окна и нет его…
***
Баба Дуся достала из тумбочки полотенце: перед сном умыться надо было. Вышла в темный коридор, прошла мимо спящей в свете настольной лампы дежурной. В свои восемьдесят пять лет баба Дуся находилась в своем уме, хорошей памяти и довольно неплохом физическом состоянии. Зубы правда она не все сохранила, да и зрение становилось все хуже, зато волосы были еще густы и закручивались в веселые кудряшки. Каждый вечер перед самым сном баба Дуся ходила к рукомойнику умываться. Вода здесь была только холодная, но баба Дуся считала, что так даже полезнее. Умывшись, она шла в свою комнату, садилась на кровать и расчесывала свои веселые кудряшки.
Как раз это она и собиралась делать, когда в коридоре неожиданно встретила Пушкина. Прямо вот того самого Пушкина, который написал «Мороз и солнце, день чудесный…».
Вид у него был несколько потрепанный, как, собственно, у всех здесь. Пушкин был без шляпы, одет в синий костюм-тройку. Лицо его было бледно, глаза черны, а кудряшки почему-то не так веселы, как у бабы Дуси.
- Здравствуй, Евдокия! Ну как ты тут? – спросил он.
Баба Дуся, хоть и была удивлена, но сбить ее с толку было сложно. Поморгав глазами с полминуты, она ответила:
- Да ничего, скрипим помаленьку. А ты как, Алексан Сергеич? Что-то вид у тебя не цветущий какой-то…
- Да как… Тоже вроде ничего… Читаешь?
- Читаю.
- И я читаю. Надоело, скучно уже читать.
- А ты пиши! – съехидничала баба Дуся.
- Пробовал, надоело.
- Ну займись чем-нибудь. Вязать умеешь? Вышивать? Чего у тебя есть-то там?
Пушкин засунул руку в карман сюртука, вынул какую-то склянку.
- Это чего такое? Водка что ли? – баба Дуся насторожилась.
- Да нет, Евдокия, это дело я давно забросил. Смотри сюда, - Пушкин открутил крышечку склянки, открыл ее. Внутри на крышечке оказалась палочка с круглым окошечком. Пушкин дунул в окошечко и оттуда полетели радужные шарики.
- Мыльные пузыри! – догадалась баба Тоня, - нам волонтеры тоже как-то привозили. Можно я тоже дуну?
Пушкин передал склянку бабе Дусе. Та уселась на ближайший подоконник, помешала палочкой раствор, вытащила, протяжно дунула в окошко. По коридору снова полетели радужные пузыри. Пушкин присел рядом с бабой Дусей, и они по очереди дули в круглое окошечко.
А потом раствор кончился.
- Ну все, прощевай, Евдокия, пора мне. Завтра жди на этом месте, я еще чего-нибудь принесу, - Пушкин заторопился, спрыгнул с подоконника. – Хорошо посидели.
Сунул склянку в карман сюртука, махнул рукой и растворился в воздухе.
А баба Дуся пошла спать.