Воспоминания 11 или Забытое путешествие

Отец вернулся из разведки с Украины, и доложил маме, что в предлагаемом поселке школа и детский сад, а также больница и баня – присутствуют. Жить можно. Да, и до Киева – шестьдесят километров.

Вот и начал наш снакинский клан подыматься в дальний путь-дорожку.

Странно, что из этого, как ни говори, довольно таки длительного путешествия, я почти совершенно ничего не помню. Так, из сборов запомнилась только одна деталь: металлические спинки родительской кровати с хромированными шишечками, связанные между собой мамиными старыми чулками. Их грузят во всё тот же незаменимый ЗИС 5.

Вокзал мне всегда помнится оглушительными гудками паровозов. Там я впервые с ужасом узнал, что есть на свете дышащие паром, черные и блестящие чудовища, которые ревут еще громче, чем я! Причем, безо всякой причины, ну, если не принять за вполне вероятную гипотезу, что они так надрываются с единственной целью - напугать меня до смерти.

Но эти яркие вокзальные впечатления могли быть загружены в мою память совсем из других наших странствий.

Чтобы не оставлять пробелов, я решил вместо забытого путешествия на новое место жительства, припомнить эпизод из другого круиза. Речного. По матушке, по Волге.

Как-то в один из отпусков родители решили, для разнообразия, подняться на пароходе от Горького до Ярославля, откуда рукой подать до их родной деревеньки с экзотическим названием ПустОшки.

Мы плыли в отдельной каюте. На нас с Юрой красовались матросские костюмчики и, почему-то, тюбетейки…Правда, правда – сохранились даже фотографии.
 
Каждое утро в дверь нашей каюты стучался вежливый стюард и выставлял на стол несколько бутылок жигулёвского пива. Это отец, тайком от мамы, договорился в буфете, чтобы ему за предоплату, каждый день приносили пивка. На недоумённый же вопрос мамы, что это за такой навязчивый сервис, наш находчивый папа поведал, что пиво входит в стоимость билета. «Хочешь пивка?»

И мама, конечно, должна была смириться – не выливать же добро…

Вот это бережливое отношение к любой вещи у крестьянских детей, какими были и родители, иногда приобретало довольно курьёзные формы. Помню, как моя бабушка, мамина мама, найдя какие-то давным-давно просроченные лекарства, прописанные когда-то деду, настойчиво требовала, чтобы он их принял: «Степаныч, выпей немедля! За них ведь деньги плачены!» - не унималась бабушка.

Другой мой дед, Фёдор Иванович, вспоминал, как еще до создания колхозов в их деревне организовали коммуну. Главным и небывалым новшеством в ней было то, что все жители деревни ходили кормиться в совершенно бесплатную общую столовую, вместе с чадами и домочадцами.
 
Чем уж их там потчевали, не знаю, но в качестве дополнения, в сенцах столовой стоял еще и полный мешок такой же шаровой махорки. Мужики крутили козьи ножки, дымили и обсуждали проблемы скорейшего построения коммунизма.
 
Женщины, естественно, бесплатным куревом не соблазнялись. Кроме одной, которая отнюдь не была первой и единственной феминисткой в округе. Она просто была очень хозяйственной – не пропадать же добру? Однако, махорка со временем кончилась, а вот никотиновая зависимость у рачительной селянки осталась…

Вот, в таких поучительных рассуждениях, я и добрался в своих воспоминаниях до того момента, когда странная амнезия меня, наконец оставила и я очнулся на ночной дороге посреди городка с еще новым для меня названием Козелец. Ручная кладь выгружена на обочину (спинки кроватей движутся малой скоростью по железной дороге). Длинный и высокий, с обтекаемым передом и каплеобразной кормой, автобус, дымнул выхлопом и отчалил.

Семейство Снакиных бодро зашагало в новую жизнь.