Художник

      Хорошо освещенный винтажный зал в стиле восемнадцатого века, выдавал причастность к нашему времени только плазмой, на которой играл языками огонь. Такое решение было принято почти единогласно. «За» выступили: и застройщики, и дизайнеры, и даже близкие для человека, что собрался здесь жить, люди. Все, кроме самого жильца. Ему не хватало запаха. Гнетущего запаха пепла и дыма. Он представлял, как мог бы сжигать неугодные ему вещи и любоваться уничтожением маленьких окошек в другие вселенные.

       Огромный мольберт усеян звездами и маленькой кометой, разбивающей созвездия, заставляя принять их другую, менее причудливую форму. Космос выглядел чем-то вечным и прекрасным, пока он его не нарисовал. Теперь он холодный и мрачный. Вокруг болтаются тела собак, которых выбрасывали для эксперимента. Куча мусора, что выбрасывали космонавты, зависла на орбите. Она сцепилась в комок, чтобы согреться, но все равно замерзла. Куча надеется когда-нибудь вернуться домой, сгнить в родной земле, откуда пришла. Но этого ей уже не суждено. Она застыла на холсте, в космосе, пустом и безжизненном, среди трупов собак. Всего лишь большая помойка. Скомкать и выбросить.

      В следующем окошке показалась толпа хиппи. Они любили друг друга. Они любили врагов, любили мир. Последние штрихи и вновь оголяется не то, что хотелось. Толпа безумных стариков и их одураченных детей. Они хотели изменить мир из канавы. Думали, что если обкурятся и будут кидать лозунги на ветер, оголяя желтые и черные зубы всем направо и налево, то кто-то да послушает их. Но трезвые люди просто махали перед ними руками, разгоняя их слова по ветру, вместе с жуткой вонью. Скомкать и выбросить.

      Еще один холст. Нужно что-то чистое, светлое и простое, чтобы кисть не смогла это испортить, пока творец задумается. Девочка. Маленькая белокурая девочка с двумя косичками. В руке у нее появляется кукла «Барби» и механизм уже запускается. Ничего его не остановит. На заднем фоне вырастают все новые идеалы маленького, безликого ребенка. Ее плакаты с анорексичными звездами, смазливыми мальчиками и лошадкой, куда без нее? Она слегка подрастает и отказывается радовать мать тем, что кушает ее еду. Она питается только алкоголем и салатом «Цезарь», за тем блюет, постоянно, каждый вечер. Девочка подрастает еще и ей удается попасть в модельное агентство, она рада, ведь она думает, что это ее мечта. Но вот ее новый парень, тот, который посмазливее, делает ей ребенка в двадцать. Он начинает вести себя как последняя скотина, а потом, после очередной ссоры уходит. Так все они делают, когда пугаются и понимают, что не любят. Так все мы делаем. И маленькая белокурая девочка остается одна, она осталась с ребенком и без работы. Потому что все, что она умеет – это жрать салат «Цезарь», запивая его алкоголем и позировать на камеру. Скомкать и выбросить.

      И так каждое окно. Всякая красота имела за собой и прошлое и будущее. Цветок рос из навоза и превращался в компост. Ребенок выпадал из лоно и загибался от болезней. Каждое творение, выросшее из грязи – в грязь и превращалось. Даже эти холсты. Краска, сделана из глины, земли, грязи и дерьма. Если какой-то из них увидит широкая публика, от грязи снова не отвертеться. Вся суть мироздания – лабиринт боли, тянущийся к могиле. Трудно показать что-то прекрасное, но художник теперь точно знает, на что следует пролить свет и истратить краску.

       Он рисует. Рисует вывернутую на изнанку собаку под давлением космического вакуума. Рисует обдолбавшегося бродягу, которого рвут на части служители правопорядка. Он чертит контуры молодой матери, что прячет в шкаф с бельем фляжку, надеясь что дочь не найдет ее. Боль – это не плохо, это наш призыв к действию, призыв к жизни. Когда она сковывает людей – она помогает. Боль говорит не двигаться, иначе будет хуже. Когда она режет твои внутренности – она помогает. Говорит творить, придумать место или мир, где что-то лучше, чем тут. Когда она бьет в пах, и ты падаешь в позу зародыша – это боль тебе помогла. Она дала тебе шанс побыть наедине с собой, со своими и ничьими другими мыслями.