За окном ночь, душная и как обычно дьявольски тихая. Не гудят машины, не слышится вой милицейских сирен и лая собак. Ни одного прохожего и ни одной бродячей кошки. Ночь, плавно, сквозь бинокль, стоящий на подоконнике, вливается в широкое, раскрытое настежь окно на самом верхнем этаже, само-го высокого здания в этом городе, и плывёт в тёмную комнату, где находится мужчина. Его лица не видно, только силуэт. Он сидит в шикарном кожаном кресле и смотрит на тлеющую сигарету, которая аккуратно лежит на краю пепельницы, рядом, на журнальном столике. Дым, тонкой струйкой поднимается к потолку, и встречает там ночь, которая примостилась на хрустальной люстре. Свет в этой комнате не горит, и поэтому полумрак полностью овладел помещением. Лишь только лунный свет вычерчивает силуэты интерьера в этой комнате. Плотные атласные шторы раздвинуты, двухметровая драцена маргината в напольной кадке стоит с одной стороны окна, и такой же высокий фикус – с другой. Стены, оклеенные обоями с изображением золотистых райских птиц, сидящих на ветвях с цветами, приятно мерцают в лунном свете. Вдоль одной стены расставлены два кожаных кресла с высокой спинкой, между ними стоит двуярусный журнальный столик, из дорогого дерева со стеклянной столешницей. Около противоположной стены, на деревянной тумбе, со стеклянными дверцами, за которыми видны видео-кассеты, стоит большой телевизор с видеомагнитофоном. На паркетном полу расстелен ковер с длинным ворсом. Двери в коридор раскрыты, в коридоре тоже темно.
- Привет Ночь.
- Привет Дым.
Сигаретный дым и ночь поздоровались как обычно, и стали смотреть с потолка на человека в кресле.
- Он опять это делает? - спросила Ночь, заранее зная ответ.
- Да, как видишь, - Дым скользнул по лампочке и по-дружески поцеловал Ночь.
- Он давно начал?
- Нет, ты ничего не пропустила, хотя истлело уже половина сигареты, а он всё молчит.
- Но запись – то идёт, - Ночь посмотрела на красный огонёк, который как маяк светился в темноте.
- Тихо, он, кажется, собрался с духом, видишь, зашевелился.
Мужчина в кресле, действительно взял сигарету, стряхнул пепел, облизнул сухие губы и глубоко затянулся. Затем тяжело вздохнул и подвинул диктофон, лежавший на журнальном столике, поближе к се-бе. Человек вытер платком пот с голого затылка и начал тихо говорить: «Что ж, снова здравствуй. Я полагаю, в эту ночь ты опять не заснёшь… Не сможешь заснуть – так будет правильней. Снотворное за-кончилось. Надо будет сходить в аптеку, чтобы пополнить свои запасы таблеток. Да, кстати, чем ты сегодня занимался? А вчера? Придумывал новый способ, как покончить со всем этим? Ну, если ты слушаешь сейчас эту запись, значит, у тебя опять ни хрена не вышло».
Мужчина усмехнулся и, опустив руку, поднял с пола бутылку вина. Глотнул…. На его колено капнула слеза. Человек, шмыгнул носом и снова отпив из бутылки, продолжил: «Спешу спросить, ты ещё не вспомнил как тебя, то есть меня, зовут? Если я это спрашиваю, значит, не вспомнил. Хочешь ещё глупый вопрос? Ты забыл, как всё ЭТО началось?»
Мужчина саркастически засмеялся, и на его джинсы капнула ещё одна слеза.
«Да, такое», - он покачал головой, - «такое, не забывается… Может вспомнишь всё с самого начала до сегодняшней ночи? Быть может, услышишь какую – то деталь, может хоть что – то поможет понять, почему ЭТО происходит, и как ЭТОМУ положить конец».
Мужчина глотнул из бутылки, снова провёл платком по затылку и, закурив новую сигарету, стал вспоминать всё с самого начала.
Я проснулся у себя дома, как обычно - в шесть часов утра, принял прохладный душ, надел чистые трусы «боксеры», и занялся будничным утренним ритуалом – бритьём. После выходных, я начинал эту процедуру с некоторой неохотой. В субботу и воскресенье, я не притрагивался к бритве, хотя понимал, что в понедельник придётся потратить чуть больше времени, и приложить немного больше усилий, чтобы «отполировать» своё лицо, так как щетина у меня почему-то росла быстро и густо, а это противоречило негласному уставу фирмы, где я работал – являться в офис не бритым. Щетина росла еще быстрее, если на кануне я употреблял алкоголь. Похмелья я не ощущал, значит вчера я точно не пил. Странно, но у меня не всплыло в памяти ни одной сцены из вчерашнего дня, как это обычно бывает по утрам. Сам по себе, процесс бритья меня не напрягал, даже можно сказать нравился. Наносишь на щёки, скулы и на шею пену для бритья, потом плавно водишь бритвенным станком по лицу, словно художественной кистью по холсту. Начинаешь настраивать себя на новый рабочий день. Что-то напеваешь или вспоминаешь, или рисуешь в уме картинки будущего дня. Так как утренний процесс бритья, для меня стал уже автоматическим, для меня было странно, что я не могу вспомнить ни одной мелодии, которую мог бы прокрутить у себя в голове, а потом напеть её. Вдруг, я замер, глядя на своё отражение в зеркале, с бритвой, прислонившейся к моей щеке. Из зеркала, на меня смотрел молодой мужчина. Это был я, но какой-то другой… На вид мне лет тридцать, чуть выше среднего роста, довольно крепкого телосложения, прямая осанка и широкие плечи. Невысокий гладкий лоб, короткая стрижка. Влажные, прямые, чёрные волосы, блестят после душа, отражая искусственный свет ванной комнаты. Густые чёрные брови. Прямой нос, по бокам которого, к уголкам губ, простирались, две неглубокие морщинки. Крепкие, узкие губы застыли – словно наклейка, не выражая ни каких эмоций. На прямых, ровных скулах и полукруглом подбородке, лежат небольшие остатки белой пены. В серых, чистых и блестящих глазах, промелькнула еле уловимая тревога. По телу, от макушки до пяток и обратно, пробежала колющая волна мурашек. Секунда забвения. Мгновение непонятного страха и паники - словно искра, вспыхнуло и погасло. Я зажмурился. Открыл глаза. Паника и страх исчезли. Я спокойно добрился, умылся, увлажнил лицо лосьоном после бритья, причесался и отправился на кухню. Заварил крепкий чай, сделал горячие бутерброды с ветчиной и сыром. Пока пил чай, переместился в гостиную, держа в одной руке кружку, в другой вкусный бутерброд. Включил телевизор, чтобы узнать новости, однако так ни чего и не выяснил – телевизор почему-то не работал. Я пожал плечами и включил радио – опять тишина. Немного озадаченный этим, я взглянул на электронный будильник – он работал, то есть электричество в доме было. Подошёл к выключателю, пощёлкал им, люстра в ответ моргнула светом. Странно, и ванной комнате, когда я брился – тоже горел свет, значит электричество точно есть. Разбираться почему не работает телевизор и радио, у меня уже не было времени, пора было одеваться и ехать на работу. Я снова пожал плечами и взглянул на термометр за окном. Опять жара – плюс тридцать, уже с утра! Что же будет твориться в полдень! Сейчас, хотелось оказаться где-нибудь на экзотическом пляже, раз-бежаться и нырнуть в лазурное море, а не ехать в душный офис. Однако, работа – есть работа. На пляж надо с начала заработать. Я надел заранее выглаженную, светло-голубую рубашку, лёгкие чёрные брюки, носки, чёрный пиджак. Подошёл к зеркалу и стал повязывать галстук, сегодня я выбрал светло-серый в тонкую, косую серебристую полоску. Когда всё было готово, я оглядел своё отражение с ног до головы. «Я в отличной форме!» - подмигнул я своему отражению. Перед уходом, зашёл в спальню и взял с тумбочки свои наручные часы и сотовый телефон. В коридоре, я обул туфли и «прошёлся» по ним губкой с блеском для обуви. Достал из ящика комода паспорт, водительские права, портмоне и ключи от машины. Разложил всё по карманам, снял с настенного крючка ключи от квартиры, и вышел за дверь. Закрыл дверь, как всегда на два оборота, подошёл к лифту, нажал кнопку вызова, и вдруг вспомнил, что забыл ключи от своего рабочего кабинета. «Чёрт!» - негромко выругался я, потому что не лю-бил возвращаться. Я снова вернулся в квартиру, открыл ящик комода и вынул оттуда ключи от кабине-та. «Возвращаться – плохая примета», - я подошёл к зеркалу, которое висело в коридоре возле вешалки и, следуя той же примете – широко улыбнулся, - «всё будет хорошо!» Я снова вышел из квартиры, за-крыл дверь на два оборота и подошёл к лифту. Нажал кнопку. Ждал дольше обычного, но двери лифта так и не раздвинулись. «Что за фигня», - я постучал по дверям лифта, и пару раз еще нажал кнопку вы-зова. Подождав еще немного, я взглянул на свои часы – «Уже семь часов! Ладно, для разнообразия, и по лестнице можно спуститься». Не сказать, что я уж очень сильно не любил ходить пешком, но тогда это меня слегка напрягло. Сказывалась легкая нервозность, от того что пришлось вернуться за ключами. Пришлось идти вниз по лестнице. По пути, на лестничных площадках я не встретил ни одного соседа.
Выйдя из подъезда, я обратил внимание, что дворника нет на своём рабочем месте – он не чистит тротуар своей противно-шкрябающей метлой, как это было обычно… Мусорные баки полны до краёв, но ни бродячих собак, ни бомжей рядом с ними не было. Открыв дверь своей машины, я задержался, и медленно
«просканировал» взглядом весь двор. Скамейки возле подъездов, качели, горки, карусели и «лазалки», турники и спортивные брусья на детской площадке – ни где никого не было. Ни одной мамаши ведущей своего ребёнка в детский сад, ни одной бабули, круглосуточно дежурившей на скамейке у подъезда, даже ни одного гуляющего голубя – вообще никого. Я полностью оглядел фасад дома, и не увидел в окнах ни одного человека. Странно, куда все подевались? Глянув на свои наручные часы, я ещё раз убедился – да, уже утро, начало рабочего дня. Сел за руль, включил магнитолу. Когда спустя минуту, я не поймал ни одной радиостанции, и даже помех не было слышно, я слегка заволновался. Выезжая со двора, мне никто не мешал, ни мусоровозы, ни «чайники» - водители, которые постоянно подолгу не могли грамотно вырулить с парковки. По дороге на работу, меня не обогнал ни один автомобиль, ни одного сонного пешехода, которые с утра вечно норовят попасть под колёса – не перебегали дорогу. Да что там говорить, не было ни души, даже на автобусных остановках. Правда, вот машин, автобусов, «маршруток», как обычно было пруд пруди, но все они стояли неподвижно у обочины дороги, без водителей и без пассажиров. Светофоры, все как один ослепли и не показывали ни каких цветов. С каждым километром мне становилось всё удивительней и тревожней, но движимый непонятными силами, я про-должал ехать вперед.
Когда я доехал до здания, в котором находился мой офис, я был уже сильно напуган. На парковке стояло несколько автомобилей. Выскочив из машины, как ошпаренный, я заглянул в каждую машину на парковке. Не обнаружив никого, пулей бросился в офис. Охранника на проходной не было, и меня охватила паника. Надежда оставалась только на начальника, он – то всегда был на своём месте в любое время. Глупо конечно было, надеется увидеть его там, когда, проехав пол города, я не встретил ни одного человека, но всё – таки у меня теплилась надежда. Забыв про этикет, даже не постучавшись, я резко распахнул дверь кабинета моего босса, и вздрогнул, когда увидел пустое кресло. Спустя несколько секунд, я заорал во всё горло. Мой крик был коротким, но громким. Замолчав, в ответ я не услышал ни звука. Ни одного слова, ни одной реплики, даже птицы за окном молчали. Я посмотрел на квартальный календарь, висевший около окна – двадцать первое июля, понедельник. Взглянул на настенные часы в кабинете, часовая стрелка указывала на цифру семь, минутная была между девяткой и десяткой, секундная стрелка чеканила свой шаг, и приближалась к цифре двенадцать. Семь часов, сорок семь минут утра - начало рабочего дня, не поздно и не рано – как обычно, на дворе лето.
«Лето… Лето! Что, босс в отпуске?! Кого ты обманываешь?! Что, весь город, включая бомжей, голубей и бродячих собак, сговорились и разом рванули на Мальдивы? Пешочком, побросав свои машины по среди дороги», - тяжело дыша, я бегал по этажам, открывая все кабинеты подряд, - «такого просто не может быть! Это сон! Чертовски реалистичный сон!».
В комнате отдыха и приёма пищи, тоже никого не было. «Я сплю?» - я ущипнул себя за щёку, было больно, но недостаточно. Тогда я подошёл к электрочайнику и включил его. Вода вскипела быстро, и я тут же плеснул кипяток себе на руку. Дикая боль и мой оглушающий крик, были признаками того, что это – чёрт побери, не сон! Когда я это понял, мой мозг тут же забыл про ошпаренную руку.
«Где вы все?!», - я расслабил узел галстука на своей шее.
Я снова стал метаться по кабинетам в поисках своих сослуживцев, заглядывал в курилки, в туалеты, в подсобные помещения – не было никого. Сердце колотилось с бешеной скоростью, казалось, оно сей-час пробьёт грудную клетку и выскочит наружу. Я был во власти паники, полностью – без остатка.
Повторно оббежав все три этажа и не найдя никого, я совсем выбился из сил и решил сесть, постараться успокоиться и найти логическое объяснение всему, что происходило, а точнее – не происходило, почему всё замерло. Выйдя на улицу, постоянно оглядываясь по сторонам, я сел в свою машину. В течение десяти минут, от пачки сигарет не осталось и следа. Кружилась голова. Мои руки тряслись как отбойные молотки. Пот заливал мои глаза, будто я сидел одетый в шубу в бане, растопленной по-черному. Взгляд бегал из стороны в сторону, как будто я наблюдал за теннисным мячиком во время игры. Успокоиться не получилось.
Я искал объяснения этому кошмару: «Война, радиация, эпидемия или инопланетяне? Что?! А почему же тогда я здесь, почему меня не коснулось то, что произошло со всеми. Зачем я приехал сюда? Надо было первым делом позвонить и узнать, работаем мы сегодня или играем в невидимок. Позвонить! Конечно, как же до меня сразу не дошло! А куда звонить? В аэропорт? В эмиграционную службу? В больницы? Боссу? Да что ты с этим боссом носишься, звони куда – ни будь!»
Я достал свой сотовый телефон и наугад набрал номер. Тишина. Тогда набрал 02 – опять глухо как в морге. Я гневно прокричал на телефон и отшвырнул его на соседние сидение. Надо было, как–то обо-значить себя, привлечь внимание. Как?! Гудеть! Я стал давить кнопку сигнала на руле своей машины.
Гудел долго, пока голова не стала раскалываться на части…. Вдруг в голове скользнула мысль – может мой телефон отключен? Я опять побежал в офис. Добрался до стационарного телефона на проходной и набрал 02, потом 03, затем 01 – всё безответно. У меня снова закружилась голова, и я сел на пол. В моем мозгу образовался вакуум, не было ни одной мысли, я не знал, что делать. Пальцами нервно теребил кончик галстука, время от времени вытирал им пот со лба. Правый глаз начал дёргаться, а во рту жёстко пересохло. Я подскочил к кулеру, набрал в пластиковый стаканчик воды, и стал жадно глотать жид-кую прохладу. Одного стакана мне было мало, я наполнил еще один, и снова сел на пол.
«Куда же все подевались?!» Когда я говорил «все», я имел в виду вообще всех людей, животных и птиц. Пытаясь вспомнить, хотя бы один номер телефона, по которому я мог бы, позвонить кому-нибудь из друзей или родственников, в голове была только чехарда из цифр и чисел. От волнения я забыл, были ли у меня друзья или родные… Мало того, я не мог вспомнить ни одной фамилии, ни одного имени, и даже ни одного знакомого лица не приходило ко мне на ум. В сознании всплывали только размытые человеческие силуэты. «Куда? А главное – когда все исчезли? Почему я здесь совсем один? Вот вчера, вчера же всё было нормально!» - я стал вспоминать вчерашний день и…
О ужас! Я не мог вспомнить вообще ни чего! Я знал, что мне надо с утра ехать на работу, я знал куда мне надо ехать, а вот всё остальное было словно в густом тумане. Ни чего внятного. Мысли путались, и спотыкались друг об друга...
Просидев так минут десять, я поймал себя на мысли, что засыпаю. Странно, с чего бы это? Я встряхнулся, встал и огляделся по сторонам. Не увидел ни каких признаков жизни, и не услышал ни одного постороннего звука – не хлопали двери, не трезвонили телефоны, за окнами не гудели машины и птицы по-прежнему молчали. Ни один воробей за окном не чирикнул за всё это время, что я нахожусь здесь…. По крайней мере, мне удалось хоть немного успокоиться, избавиться от истерической паники. Однако, волнение и тревога не отпускали меня из своих цепких объятий. «Ну что ж, сидя на одном месте ничего не выяснишь» - подумал я, и принял решение поехать на вокзал, там всегда народ толпами ходит в лю-бое время - особенно летом.
Я снова вернулся к своей машине. Сев за руль, я машинально включил радио. В радиоэфире царила гробовая тишина. На вокзал я ехал на средней скорости, и постоянно оглядывался по сторонам, хотел увидеть хотя бы одного живого человека, хотя бы какое-то движение. Доехав до железнодорожного вокзала, я так никого и не увидел.
Каменное серое здание вокзала, выглядело как мёртвая туша кашалота выброшенная на безлюдный галечный пляж – безжизненная, молчащая громадина. Единственным звуком внутри этой «туши», было эхо моих шагов. Я прошёл через арку металлоискателя, она молча пропустила меня, никак не отреагировав на ключи в моих карманах. При входе, меня не встретили работники вокзала чтобы обыскать, я не увидел ни одного охранника или милиционера. Я прошёл в центр зала, и окинул взглядом всё пространство вокруг себя. Экраны информационных табло были пусты, они не высвечивали никакой информации. Терминалы для оплаты сотовой связи тоже не работали. Никаких очередей перед кассами и стойками регистрации. Пустые сидения для пассажиров ожидающих своего рейса. Безлюдные сувенирные магазинчики, журнальные киоски и кафешки. Лишь кадки с карликовыми деревцами и папоротниками, хоть как-то оживляли эту стерильную пустоту. «Ау-у-у!», - крикнул я, – «Эй! Есть здесь кто-нибудь?» Постояв какое-то время в ожидании ответа, я решил посетить диспетчерскую, и сделать громкое объявление на весь вокзал.
«Эй, есть здесь кто-нибудь живой? Пожалуйста, подойдите в диспетчерскую» - говорил я в микрофон. Подождав несколько минут, повторил: «Если есть здесь кто-нибудь, срочно подойдите в диспетчер-скую, вас ожидает… Вас ожидает» …
Тут я ужаснулся – я не мог вспомнить собственное имя. Я забыл свою фамилию и отчество! Тщательно напрягая свою память, я не мог вспомнить свои инициалы. Постояв в недоумении, я вынул из внутреннего кармана пиджака свои документы. Меня снова охватила паника, когда обнаружилось, что ни в пас-порте, ни на водительских правах, не было моей фотографии, и отсутствовали данные об имени, фамилии и отчестве. Вообще, все страницы паспорта были пустые. Ни даты рождения, ни место выдачи пас-порта, ни одной печати в графе прописка! Страницы, о семейном положении и о наличии детей – тоже пустые. Это что за чертовщина!? Бред, этого не может быть! Я закрыл паспорт, немного подождал, за-тем снова раскрыл и пролистал. Всё осталось без изменений. Внезапно, словно удар в гонг, меня посетила мысль, что сегодня я не встретил ни одного взгляда. С того времени, как я вышел за дверь своей квартиры, и до этого момента, я не увидел ни одной фотографии. Ни одного человеческого изображения. Все рекламные щиты в городе, были без лиц. Ни одна улыбающаяся морда не внушала со щитов о достоинствах товара, который рекламирует.
Я побежал в газетный киоск. Прессы было предостаточно, но ни в одной брошюре, ни в одной газете, и даже ни в одном журнале не было фотографий или рисунков людей и животных. Я замер в холодном ужасе. Мои ноги приросли к полу, я не знал, что делать и о чём думать. Панический страх съедал все мои мысли.
Я стоял и тупо смотрел в раскрытый журнал…. Затем, я почувствовал пронзительный укол в моих пятках. Руки стали крепче сжимать журнал, по моим венам кровь стала бурлить с неистовой скоростью, поднимаясь от пят к голове. Когда мощная волна ударила в мой мозг, я заорал и разорвал журнал на части. В моих глазах помутнело, и я стал громить всё, что попадало мне под руку.
Я швырял кадки с растениями в окна и двери, опрокидывал скамейки, кидал мусорные урны в кассы и в табло. Звон стекла, и эхо гремящего железа заглушал мой звериный рёв. Незаметно для себя, я переместился из здания вокзала на улицу. В руках у меня оказался какой-то обрезок металлической трубы. Тут я стал громить машины, ларьки, фонари и всё остальное, на что падал мой бешеный взгляд. Когда силы иссякли, я рухнул на горячий асфальт и зарыдал. Катаясь по дороге, в моей голове и сердце была лишь ненависть ко всему происходящему, и страх, что ЭТО может длиться бесконечно.
Когда я очнулся, меня окружали стеллажи с бутылками, башни из каких-то коробок и банок. Я не сразу понял, где я нахожусь. Какое-то маленькое складское помещение. Выйдя из торгового ларька, меня ослепило солнце. Не удержав равновесие, я упал. Открыв глаза, первое, что я увидел – это была полу-пустая бутылка вина в моих руках. Оглядевшись по сторонам, я про матерился и швырнул бутылку в рядом стоящую машину: «Как же меня это ВСЁ БЕСИ-И-И-Т!!! Где вы все, мать вашу!»
Мой крик сдавил сухой, горло раздирающий кашель. Шатаясь, я поднялся и, побрёл неуверенной походкой куда-то вперёд. Солнце беспощадно поджаривало меня, и я снял с себя изодранный пиджак… Галстук и рубашку, я тоже куда-то выкинул.
«Это чертовски глупая шутка», - кричал я в пустые окна зданий на безлюдных улицах, - «когда я вас найду, учтите, все от меня получат!»
Так я бродил весь день, заглядывал во все машины на моём пути, всматривался в окна домов, магазинов, ателье… Временами покрикивал, останавливался, прислушивался к тишине, и шёл дальше.
В конце – концов, я выбился из сил и сильно проголодался. Увидев вывеску «СТОЛОВАЯ», недолго думая я вошёл в двери этого здания. Как и следовало ожидать, внутри, из людей – никого не было, а вот еды было предостаточно, и что ещё хоть как-то меня обрадовало – в столовой было прохладно. Я подошёл к раздаточной ленте, взял поднос, и продвигаясь к кассе, стал выбирать себе блюда. Я взял себе порцию солянки, тарелку плова, салат из свежих овощей, хлеб и компот. Подойдя к кассе, я по инерции хотел расплатиться за свой набор, но передумал, и наоборот - открыл кассу. Внутри лежали деньги. Оглядевшись по сторонам, я вынул их, и спрятал к себе в карман брюк. Тогда, я ещё не обратил внимание на то, что и на деньгах, отсутствовали изображения одушевлённых предметов. Стоя с подносом в руках, я оглядел зал столовой и выбрал стол в самом центре. Вся столовая мебель была аккуратно рас-ставлена по залу. Стулья задвинуты под столы, на которых, по центру стояли солонки, перечницы и металлические салфетницы с салфетками. На полу, покрытым линолеумом не было ни соринки. Всё было стерильно чисто, как в операционной. Странно, но, когда я начал есть, я понял, что еда вовсе не холод-ная.
«Ведь кто-то её приготовил, разогрел!» - я со злостью стукнул кулаком по столу, - «а ещё, я взял ваши деньги! Кучу денег», - я говорил громко и старался делать это по наглее.
Но никто не вышел из-за угла, не обругал вором, ни пропищал о том, что сейчас вызовет милицию, и так
далее. Я сидел в полном одиночестве с халявной едой и с украденными деньгами, громко чавкал и гремел ложкой. Вдруг меня посетила одна мысль:
«Эй, шутники, это что, новый проект «скрытой камеры» или, что-то типа «шоу на выживание»? Ну, вы
изобретатели», - я рассмеялся и метнул пустую тарелку в стену, - «нате, жрите! Рейтинг у вас сейчас до луны взлетит!»
Я вскочил на стол, приспустил штаны и обнажил свой зад.
«А теперь, заткните свои ушки», - я зажмурился, и мой зад, сделал то, что на его месте сделала бы лю-бая
бесстыдная задница.
Таким образом, я надеялся привлечь к себе хоть чьё-нибудь, хоть какое-нибудь внимание. Я рассчитывал, что хоть кто-то появиться из живых людей после этой моей выходки. В тот момент, я действительно поверил, что меня снимает скрытая камера. Но, увы, это оказалось не так. Я закончил трапезу в полном одиночестве. То, что меня не снимают на камеру, выяснилось спустя некоторое время, когда я за-шёл в магазин, где продавалась теле и аудио аппаратура. Ни один телевизор не показывал даже белого шума, ни одно радио не кричало о моём голом заде. Окончательно обнаглев, я для начала опрокинул на пол несколько телевизоров и пару музыкальных центров, разбив их в дребезги. Опять всё кругом тихо, никто не кричит, не вызывает милицию или неотложку. Тогда я задумал следующий шаг. Среди длинных стеллажей с теле, видео и аудио аппаратурой, я отыскал самый мощный музыкальный центр, вы-тащил его на улицу, подсоединил к сети, выставил уровень громкости на максимум и отправился за музыкой. То, что я увидел в отделе по продаже кассет и компакт-дисков, заставило меня вспомнить вокзальную прессу. Ни на одной упаковке кассет, ни на одной обложке CD-диска не было изображений лю-дей, животных и даже насекомых. Меня это сильно разозлило. Я сгрёб в коробку кучу кассет и дисков, затем поспешил на улицу. Мой план заключался в том, чтобы оглушить город каким-нибудь рок концертом. Но в место этого, колонки музыкального аппарата оглушили меня мёртвой тишиной. Это означало, что на всех кассетах и дисках не было записано ни звука. Я со злости пнул аппарат и отправился в видео салон. Там меня ждала та же картина – ни одного фото на коробках видеокассет и компакт-дисках, как в прочем и ни одного фильма. Я начал методичный обход всех магазинов и торговых центров. В магазинах, где продавались игрушки, не было ни одной куклы, ни одного солдатика, а про мягких зверушек я вообще молчу. На полках стояли лишь пустые коробки. Конечно, не все игрушки отсутствовали. Например, я нашёл машинки, металлические конструкторы, деревянные кубики, пластмассовые пистолеты, автоматы, кожаные мячи, скакалки и другие безликие предметы. Но всё, у чего должны были быть глаза, не наблюдалось. Я с надеждой побежал в продуктовый магазин, чтобы увидеть хотя бы рыбьи глаза, но меня там ждало только разочарование. Все овощи, фрукты и крупы, лежали на витринах, а вот рыбьих глаз я не увидел, даже на банках консервов. Банки с тушенкой тоже были безликие. Я в ужасе выбежал обратно на улицу, и бежал, бежал, сам не зная зачем. Но куда я бежал, мне было достоверно известно – я хотел покинуть это место, этот город.
«Стоп! А ведь это мысль. Может, это только в этом городе все вымерли. Наверняка это так!» - я успокаивал себя как мог – «в другом городе, и рыба зрячая, и вокзалы полны народу, а в кинотеатрах и видео салонах –
говорящие фильмы и песни. Просто в моём городке, была объявлена эвакуация, в связи с опасной, ка-кой-то очень плохой ситуацией. Я просто проспал момент объявления, вот и всё».
Мне понравилось то, что я до этого додумался, что всё-таки нашёл всему этому объяснение. Пусть не до конца логическое, но всё же нашёл. До ближайшего, соседнего города, на машине добираться часа полтора. Я намеривался доехать быстрее.
На улице стояло множество машин, я выбрал новенький чёрный седан. Ключи торчали в замке зажигания, как ни в чём ни бывало. Заехав на бензозаправку, я залил полный бак и вдавил педаль газа до само-го пола.
Так как музыки в этой машине тоже не было, я сам запел какую-то абракадабру, а выезжая за пределы города, не выдержал и, погрозив горизонту кулаком, закричал: «От меня не спрячешься! Я вас, из-под земли достану, шутники чёртовы»!
Всю дорогу, я сидел, как на иголках, от предвкушения встречи с живыми людьми. Стрелка спидометра не опускалась ниже ста двадцати километров в час, протекторы плавились от такой скорости, и от сумасшедшей жары. На трассе, мне повстречались несколько пустых автобусов и десяток машин, стоявших на обочине. Я останавливался, заглядывал в их салоны, но они тоже были пусты.
Въезжая в другой город, меня насторожило то, что на пропускном посту, не было ни одного человека в форме, хотя патрульные машины с мигалками там стояли. Я остановился, вышел из машины, огляделся по сторонам. Зашёл в небольшое, одноэтажное здание на посту. Пусто. Не было никого. Пустое кресло и «слепые» мониторы. «Твою мать!» - выругался я, и вернулся обратно в свой автомобиль. Посидев пару минут, слушая гул двигателя, глядя на поднятый шлагбаум, я тяжело вздохнул и двинулся вперёд.
Выехав на главный проспект, я остановил машину по середине дороги. Несколько минут, я не решался выйти, и сидел с закрытыми глазами. Затем, выдохнул, открыл глаза и вышел из машины.
Разглядывая городской пейзаж - дома, автобусные остановки, машины, деревья, все мои надежды увидеть кого-нибудь, медленно и зловещи таяли. Я находился в тихом ужасе. Мой взгляд беспомощно бегал по окружающему антуражу, в поисках хоть какого-нибудь движения. Картина была та же, что и в моём городе. Машины, трамваи, троллейбусы стояли как вкопанные. Дорожные знаки были, но на тех где должны были быть нарисованы человечки, была пустота. Ни одного голубя, ни одной собаки, не говоря уже про людей. Этот город тоже был мёртвым. У меня подкосились ноги, и я сел на горячий асфальт.
«Так не честно», - я закрыл лицо руками и зарыдал, - «люди, где вы? Люди, я здесь. Где вы все?»
Солнце, хоть и опускалось за горизонт, продолжало беспощадно поджаривать меня на асфальтовой сковородке. Гробовая тишина, давила на виски и душила мои мысли. Казалось, что ветер тоже вымер, так как, редкие листочки, упавшие с деревьев, лежали на земле не шелохнувшись. Такое, могло лишь присниться в каком-то сюрреалистичном сне, но весь ужас заключался в том, что это была реальность.
Я посмотрел на свои часы. Прошло уже двенадцать часов, как я не видел ни одного признака жизни, ни одного глаза, даже нарисованного, не слышал ни одного звериного рыка или писка, ни одной музыкальной нотки, кроме сигнала своего автомобиля. Только дьявольская жара и кровожадная тишина.
Что же всё-таки случилось? Какой вирус стёр всех, кроме меня, с диска Земли? Я медленно брёл по улице, мучаясь, оттого, что не мог ответить на эти вопросы. Ответов не было, было только бесконечное количество вопросов. Не найдя другого выхода, я стал задавать другие вопросы. Не «что?», а «где?». Где я могу найти, хоть какое-нибудь напоминание о жизни. Я составил список у себя в голове, и начал обход. В портах, на вокзалах и в аэропортах никого не было. В пожарных депо, поликлиниках и милицейских участках тоже – ни души. В библиотеках стояли километровые стеллажи с книгами, но ни в од-ной из них, не было ни одного рисунка, ни слова об описание человека и животных. В кинотеатрах пустые плёнки в кинопроекторах, в видео салонах пустые кассеты. В картинных галереях висели пустые рамки. В скверах и парках не стояло ни одного памятника, бюста или скульптуры. В зоомагазинах и зоопарках, все клетки пустовали, даже мухи там не жужжали.
Благо, хоть питьё и еда были в магазинах и ресторанах, так что, голодная смерть мне не грозила. Я мог есть, что захочу, выпить столько, сколько смогу, что угодно и где захочу, в любое время. Я ездил на разных машинах, какая понравится, в такую и садился. С какой скоростью хотел, с такой и ездил, нарушая все правила - штрафовать меня было некому. Но никакого результата в моих поездках не было, я, никого не встречал. Зато, я где хотел, там и ночевал, в роскошных отелях, в дорогих квартирах…. Ка-кую одежду хотел, такую и надевал. Попробовал пару дней походить абсолютно голым, но это в итоге, оказалось для меня не комфортно, и я снова оделся. Погода не менялась, днём было жарко, а ночью душно. Ещё одна странность, на которую я обратил внимание – ночью, уличные фонари светили, как ни в чем не бывало, витрины магазинов тоже освещались, а вот в жилых домах, во всех окнах было темно. Я раздобыл городской рюкзак, и у меня всегда в нём был пластиковый баллон с водой, бутылка какого-нибудь алкоголя и мощный ручной фонарь. Временами, на меня находил такой псих, что я громил всё, что попадалось под руку, или наоборот – падал на землю и часами рыдал. Я дико мучился от тоски и одиночества.
Как-то раз, я набрёл на военную танковую часть. Походил, посмотрел. Обнаружил много различной во-енной техники, снаряды и стрелковое оружие. Переоделся в военный камуфляж. Из любопытства, за-брался в один из танков. На удивление, я довольно быстро разобрался в управлении этой грозной военной машины. Я набрал оружия, снарядов, сел в танк и поехал в ближайший город. Да, так я ещё ни разу не веселился! Я давил всмятку автомобили, заезжал в танке в гостиницы, рестораны… Расстреливал из танковой пушки дома, магазины, автобусы и трамваи, в общем, стрелял я во что угодно. И с каждым взрывом, я надеялся, что прибегут военные и отберут у меня танк, ну, или на худой конец, милиционер оштрафует меня за вандализм. Тогда я уже был согласен даже сесть в тюрьму – лишь бы находится рядом с людьми. Но, увы, разрушив пол города,
никто так и не появился…
Я сменил свой гардероб – в военной форме было жарко. Я оделся в одном дорогом, брендовом бутике - легкое белое поло, светло серые бриджи, короткие белые носки, белые кроссовки, белая бейсболка и чёрные солнечные очки. Я снова пересел в автомобиль, кстати, их я тоже менял как перчатки – мини-вен, купе, седан, хетчбек, джип и кроссовер – я перепробовал все. Ездил на автобусах, грузовых фурах, мотоциклах. В одном из автосалонов мне очень понравился красненький пикап Mitsubishi. Большой, просторный салон с кондиционером, который меня спасал от этой изнуряющей жары, вместительный кузов - он очень подходил для моих «бродячих» поисков людей, так как вещей у меня прибавилось. Теперь, вместе с рюкзаком, я повсюду таскал с собой большую сумку с оружием и патронами – так, на всякий случай. В кузов пикапа, я загрузил несколько больших пластиковых бутылей с водой, пару ящиков крепкого алкоголя, несколько упаковок баночного пива, коробки с тушенкой и различные съедобные полуфабрикаты, чтобы поделиться этим, если мне удастся кого-нибудь разыскать. Вдруг им понадобится еда и питьё! Я переезжал из города в город в поисках людей. В городах делал остановки, вы-ходил из машины и делал пешие обходы всех общественных мест. Какая-то неведомая сила двигала мною. Я не сдавался, я верил, что вот – вот и я обнаружу кого-нибудь за углом очередного здания, или в номере гостиницы, или на трассе. Случались и приступы ярости от моих безрезультатных скитаний. Иногда я заходил в магазины и расстреливал из автомата полки с продуктами, или дорогие машины в автосалонах. Из пистолета стрелял по уличным фонарям, светофорам.
Однажды, когда я совершал очередной пеший обход, в очередном городе, я набрёл на ювелирный бутик. Открыв дверь с ноги, я вошёл вальяжно, нагло, с пистолетом в руке – словно военный оккупант на захваченную территорию. Я оглядел длинные витрины с дорогими украшениями. Блеск бриллиантов и золота разбудил во мне неистовую жажду наживы. Что-то, «щёлкнуло» внутри меня, и благородные мысли, про поиски живых людей, исчезли, словно их у меня никогда не было. В предвкушении своей добычи, я снял со спины рюкзак, достал оттуда початую бутылку виски, приложил её горлышко к губам, и выпил всё до последней капли. Пустую бутылку, со всего размаха, я словно гранату швырнул в центр зала. Она угадила в один из вертикальных стеллажей с драгоценностями. Осколки стекла, вперемешку с серёжками и подвесками, со звоном рассыпались по полу. Никакая сигнализация ни засвистела и не запищала. Держа в одной руке рюкзак, я вытряхнул из него фонарик и бутылку воды, вторую руку с пистолетом, поднял вверх и выстрелил несколько раз. «Я забираю всё это себе! Это всё моё!», - я рас-смеялся и принялся за дело. Подходил к витринам, рукояткой пистолета разбивал стёкла и сгребал всё к себе в рюкзак – золотые серьги и цепочки, кольца и колье с бриллиантами, запонки и кулоны, бусы из белого жемчуга. В тот момент, у меня реально «сорвало крышу». Набив рюкзак до верху, я понял, что этого мало! Мне мало этих сокровищ! Мне нужно ещё! Я вернулся к своему пикапу, забросил рюкзак с драгоценностями на заднее сиденье, сел за руль и стал разъезжать по городу в поисках банков. Не помню, сколько литров алкоголя я выпил в тот день, и сколько банков ограбил.
«Отпустило» меня, когда уже наступила ночь. Я пришёл в себя, полусидя, полулёжа на скамейке, в ка-ком-то парке. Я огляделся по сторонам. Пешеходная асфальтная дорожка, вдоль неё, через определённый промежуток стоят пустые деревянные скамейки, рядом с ними – уличные фонари, выполненные в винтажном стиле. Ветви высоких клёнов с густой листвой, нависают над безлюдной пешеходной алле-ей. Я посмотрел вверх. «Кому ты светишь?!», - еле ворочая пьяным языком, крикнул я фонарю, который стоял рядом с моей скамейкой, - «нету же никого!» Я достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. Прикурил, и с первой же затяжки сильно закашлялся. Голова гудела, во рту было сухо, как в пустыне. Я прокашлялся и, зажав сигарету в зубах, протер руками глаза. Открыл глаза и, только сейчас увидел перед собой свой пикап. «О! Здорово!», - я встал со скамейки и шатаясь подошёл к машине. Заглянув в кузов, чтобы отыскать там припасённое пиво и опохмелиться, я обнаружил несколько завязанных поли-пропиленовых мешков, в которых обычно складирую сахар. Мешки были полностью чем-то набиты. Я искал пиво, но раньше нашёл полупустой ящик с виски. «Что ж, тоже не плохо», - я достал бутылку, открыл и прислонил горлышко к губам. Сделал пару глотков и затянулся сигаретой. Отнёс бутылку на скамейку и вернулся к машине за мешком. Кряхтя и ругаясь сквозь зубы, я кое-как вытащил один ме-шок, и подтащил его к скамейке. Плюхнулся на скамейку, глотнул еще пару раз из бутылки, и раскрыл мешок. Уличный фонарь осветил своим жёлтым светом моё богатство – мешок доверху был набит де-нежными купюрами. Зелёными, фиолетовыми и красными. Я попытался радостно присвистнуть, но вместо этого опять закашлялся. «Ни хрена себе!» - я радостно вскочил и подбежал к пикапу. Посчитал мешки – их оказалось четыре штуки, вместе с тем что стоял около скамейки – получалось пять! Я вы-тащил все мешки из кузова и подтащил их к первому. Раскрыл все мешки – в них тоже были деньги. Я радостно закричал – «Да! Мать вашу! Да!» Сердце стало биться радостно-часто. Я сел на скамейку, схватил бутылку и сделал несколько глубоких глотков. «А там ещё и «брюлики»», - вспомнил я, отбросил окурок в сторону и подбежал к машине, открыл дверь и схватил с заднего сиденья рюкзак с драгоценностями. Расстегнул рюкзак, засунул в него руку и вытащил кулак полный дорогих украшений. Я поднял руку с драгоценностями вверх, и потряс ею, радостно пританцовывая. Вернув рюкзак обратно в салон пикапа, я подбежал к мешкам с деньгами. «Сколько же здесь миллионов? Надо посчитать!» - я потёр ладошки и уселся на скамейку рядом с денежными мешками. Некоторые купюры, были сложены в стопку и перевязаны бумажной лентой с написанной на ней полной суммой, некоторые банкноты вы-пали из порванных пачек. Облизывая губы, я стал выкладывать цельные пачки рядом с собой на скамей-ку. Вдруг, что-то меня смутило. Я содрал бумажную ленту с одной из пачек, и стал быстро перебирать купюры пальцами, бегло рассматривая каждую. «Сука! Я забыл где я нахожусь!» - я швырнул деньги на асфальт. На банкнотах было нарисовано всё – цифры, буквы, узоры и архитектурные сооружения, всё, кроме людей и птиц. На долларах отсутствовали портреты президентов и изображение белоголового орлана, даже всевидящего ока на пирамиде не было! На наших рублях тоже, не было нашего герба и памятников в человеческом обличии! У меня было пять мешков, набитых разноцветными бумажками! Я сжал кулаки и беспомощно прокричал в ночное небо, - «Су-у-у-ука-а-а-а!» В надежде отыскать хотя бы одну «настоящую» купюру, я вытряхнул содержимое всех мешков на газон, и стал копошиться в этой куче. Все мои усилия были тщетны. Я сидел на траве, перед горой ложного богатства и, заливая в своё горло виски, истерично смеялся сквозь слёзы. Не придумав ни чего лучше, я плеснул на всю эту гору разноцветной бумаги виски из своей бутылки, и поджёг… Сидя на траве, в безлюдном ночном парке, я снова пил. Курил и сквозь слёзы, молча смотрел на этот многомиллионный костёр. Какая-то сюрреалистичная, безумная картина.
«Я, добровольно сжигаю миллионы! Надо же… Не верится. Раньше, я себе даже представить себе тако-го не мог.» - я лёг на спину, и глядя в чёрное небо, сквозь густую листву деревьев, тихо заскулил.
«Когда раньше? Я ничего не помню. Что было раньше? Когда я находился в настоящей реальности? Сейчас же я в реальности!»
Я встал и, отшвырнув пустую бутылку в догорающую кучу купюр, побрёл к своему пикапу. Пьяные мысли, снова путались и спотыкались друг об друга.
«Может быть, я в какой-то параллельной реальности? От куда мне знать, я никогда в ней не был, мне не с чем сравнивать. Реальность – она, поэтому так и называется, по тому что всё реально» …
Я сел за руль пикапа, завёл двигатель, включил фары, и, движимый непонятной силой – снова куда-то поехал.
«Всё же вокруг реально», - я ехал медленно, тупо глядя перед собой, - «всё реально, только есть необъяснимые, раздражающие нюансы – мать их!» В моём сознании был абсолютный бардак и тоска от одиночества.
Мне хотелось с кем-то поделиться своими проделками, рассказать, что я тут вытворяю, но… Рассказывать было не кому. От такой кошмарной безысходности, я решил сделать себе друга. Хотя этот поступок и означал - что я смерился, я по-прежнему, тешил себя надеждой, что завтра всё кончится.
В каком-то очередном городе, облазив все ателье, и магазины по продаже одежды, я не нашёл ни одно-го манекена, а в интим-магазинах, не было резиновых кукол. Мне пришлось проявить все свои творческие способности. Его я назвал - Друг. Я бы дал ему другое имя, но не мог вспомнить ни одного - даже собственное. Друг, был тряпичной куклой. Я набил тряпками джинсы, рубашку, кроссовки, и сшил из всего этого, подобие человека. Голову ему, я сделал из маленькой подушки, а вместо глаз пришил пуговицы. В процессе создания Друга, я исколол себе все пальцы швейной иглой, но результатом был до-волен. Друг, был очень вежливый, терпеливый, но не разговорчивый. Я всюду таскал его с собой - в рестораны, в кинотеатры, где мы сидели перед пустым экраном и жрали попкорн, в бассейн, в бары и так далее. Я помнил, что есть на свете мужчины и женщины, и чем они отличаются. Спустя какое-то время, я сшил ещё одну куклу, и назвал её Подруга. От Друга она отличалась. Практически то же самое, толь-ко пришлось пришить к рубашке бюстгальтер, набитый ватой, а к подушечной голове - парик с длинными волосами. Она тоже была не разговорчива со мной.
Однажды, в очередном моём пьяном приступе психоза, эти два глухонемых матраца вывели меня из себя, и я разодрал их в клочья. Мне надоело распинаться перед ними в пустую, самому за них разговаривать -озвучивать их. Мне хотелось, чтобы они проявляли какие-то эмоции, поговорили со мной, в конце концов, что бы они сами передвигались.
«Вы, два никчёмных тюфяка!» – кричал я на них, - «ну, возразите мне, ударьте, обматерите меня! Сделайте хоть что-нибудь»! А они, в ответ, тупо пялились на меня своими пуговичными глазами. Даже не моргали сволочи! Тогда я их и разорвал, как бешеная собака.
В тот день, я сильно напился, и спал на улице. Не знаю почему, но именно на следующее утро, после того, как я порвал своих искусственных друзей, с похмелья мне захотелось взглянуть на себя в зеркало. И, вдруг, я поймал себя на мысли, что я ещё ни разу с тех пор, как всё это началось, с того момента, как я вышел из своей квартиры в то злосчастное утро – я не смотрелся в зеркало, не обращал внимание на своё отражение где-либо. Не понимаю, как такое могло случиться? Ведь отражающих поверхностей на моём пути было предостаточно. Может отражения и не было вовсе?! Может я, как в сказках про вампиров – не отражаюсь в зеркалах?
«Я, наверное, уже сильно оброс», - погладив себя по щеке, стало ясно, что это так.
Спустя некоторое время, я стоял перед зеркалом, в ванной комнате одного из отелей, с бритвенным станком в руке. Увидев своё отражение, я расплакался от счастья. Я живой! Я не вампир!
«Сколько же я тебя не видел», - я прикоснулся рукой к зеркалу, - «ну здравствуй, наконец-то мы увиделись!»
В тот момент, я понял, что это спасение. С зеркалом и поговорить можно, и поругаться, и посмеяться, и выпить. Я радовался тому, что я вижу хоть кого-то живого человека.
- Ну, давай, рассказывай, как у тебя дела, - я начал бриться и разговаривать со своим отражением.
- Давно ты тут? Давно ты тут один?
- Не помню, может месяц, может два, а может, и полгода. Короче говоря, засиделся я тут.
- И что, ни звука? Целых полгода никого?
- Да, чёрт возьми, совсем один. Была правда тут одна парочка, но они даже в туалет не могли самостоятельно сходить, всё за них самому приходилось делать, представляешь?
- Да, не повезло. А кормят здесь как?
- Кормят? Да я сам себя кормлю, - в этот момент, у меня дёрнулась рука, и я чуть-чуть порезался, - вот чёрт! Давно не брился.
- Ага, и я тоже, - мы с моим отражением хором залились грустным хохотом.
Мы смеялись долго. Смеялись сквозь слёзы радости - радости от встречи.
Когда, я добрился, вымыл голову, причесался, то увидел перед собой, в зеркале, немолодого, сильно загоревшего мужчину. На вид ему было лет сорок пять, чуть выше среднего роста, сутулого, с осунувшимися плечами. Невысокий лоб, с тремя глубокими морщинами. Прямые, изрядно отросшие чёрные волосы блестят, отражая искусственный свет ванной комнаты. На висках и на чёлке, проступает, явно заметная седина. Поредевшие, и опалённые солнцем брови, выглядели так, словно их нарисовал карандашом малолетний ребёнок. Прямой, но припухший нос, по бокам которого, к уголкам губ, простирались, две глубокие морщины. Дряблые, обвисшие щёки. Обветренные, узкие губы застыли в печальной, еле уловимой улыбке. На прямых, ровных скулах и полукруглом подбородке, редкие, маленькие красные точки - порезы от бритвы. Под серыми, тусклыми и ввалившимися глазами с тёмными кругами во-круг них, видны пухлые «мешки». Мы – я и моё отражение – оба, какое-то время молчали.
- Как же ты всё это время держался? – тихо спросило отражение.
- Не знаю, - я тяжело вздохнул, - сам удивляюсь. Наверное, жить очень хочу.
- А для чего, для кого?
- А ты знаешь, просто хочу жить…. Хочу доказать, по крайней мере себе, что я сильнее отчаянья, сильнее смерти. Спросишь ради чего? Отвечу. У меня всё ещё остаётся надежда найти людей. Найти, чтобы убедиться, в том, что я не напрасно столько держался. Если я сдамся – я погибну.
- Ты хоть знаешь, где ты сейчас находишься? Что это за город? Какой сейчас год?
- Честно говоря, нет, я не знаю, что это за город. Могу, но пока не хочу вспоминать какой сейчас год, скоро должен наступить миллениум – второе тысячелетие, но я точно знаю, что я жив. И пока я жив, я обязательно кого-нибудь найду.
- А ты настойчив и силён! Хотя это с какой стороны посмотреть... Ты имя своё вспомнил?
Я отрицательно покачал головой. По моей щеке скатилась слеза, и, увидев её, отражение тоже уронило слезинку.
- Какое твоё самое заветное желание, - моё отражение всхлипнуло и, украдкой вытерло слезу.
- Самое заветное? Моё самое заветное желание - это увидеть живого человека, услышать лай собаки или мяуканье котёнка. Да хотя бы услышать жужжание мухи, свист соловья, любую песню, любую музыку. Увидеть и подержать на ладони снежинку, а то эта жара у меня уже в печёнке сидит. Вот моё самое заветное желание, на сегодняшней день - не смотря на всю абсурдность происходящего. А ты о чём меч-таешь?
- А я мечтаю не только увидеть живого человека, а хочу ещё и обнять его крепко-крепко, расцеловать, услышать слова, что он тоже очень рад меня видеть. Услышать от него, что он тоже, очень соскучился по объятиям.
- Тоже не плохо, - усмехнулся я и вытер слёзы, - пойдём, я угощу тебя чем-нибудь.
Я снял со стены зеркало, и направился с ним в ресторан. Ради такого события – радостной встречи себя с самим собой, я раздобыл в недрах отеля смокинг, белую рубашку, галстук-бабочку и туфли. Одежду тщательно выгладил, а туфли начистил до зеркального блеска. На кухне, как и всегда, не известно кем приготовленные были готовые, свежие, горячие блюда. Я выбрал для нас – меня с самим с собой, говяжий бифштекс с соусом из шампиньонов и спаржей, бутылку испанского, красного сухого вина, парочку зеленых яблок и сырную нарезку.
Было девять часов утра, когда я накрыл роскошный стол в ресторане отеля, и установил на стул напротив себя зеркало. Мы ели, пили дорогое вино, курили сигары (их я тоже нашёл в кладовых отеля), беседовали. В том разговоре, мой собеседник дал мне очень полезный совет. Моё отражение порекомендовало, вести дневник, и в конце каждого дня, записывать все события, которые произошли. Потом, если ничего не изменится на следующий день - прочитывать запись. Вдруг, всплывёт какая-то мелочь, какая-то деталь, которая поможет найти ключ к решению, что и почему происходит – то, что происходит, может быть, с помощью этого ключа, действия или бездействия, можно будет вернуть нормальную реальность – в которой есть живые люди и всё остальное. Этот призрачный ключ поможет мне вернуться в обычное, нормальное, естественное течение жизни.
- Не хотел тебя расстраивать, но ни одна ручка, ни один карандаш, и даже кисточка с краской не оставляют следа. Я понял это, когда хотел нарисовать глаза своему Другу. Даже, чёртов мел не пишет на асфальте. Какие уж там записи в тетрадку!
- Печально, - моё отражение вздохнуло и глотнуло вино, - а диктофон, ты пробовал записывать голос на кассету? Или вообще – записывай всё на видеокамеру. Ты же меня видишь, и я тебя!
- Я про это как-то не думал, ведь все видео и звуковые носители пусты.
- А ты попробуй, попробуй прямо сейчас. Я подожду.
- А ведь это может сработать!
Я вышел из отеля, огляделся. Городской пейзаж выглядел как-то иначе. Солнце ласково светило и игра-лось со мной своими зайчиками в окнах домов, витринах и стёклах автомобилей, а не обжигало и не слепило, как это было обычно. Деревья и трава, казались зеленее и свежее, чем прежде. Я чувствовал себя бодро и радостно, можно сказать – воодушевленно. Буквально в двух шагах от себя, я обнаружил торговый центр. Чуть ли не пританцовывая, я направился в этот торговый центр, там, без труда отыскал магазин видео и аудио товаров.
Отыскав видео камеру, я снял минутное видео – нажал кнопку записи, поставил камеру на полку и встал перед объективом. «Привет! Это я», - я помахал в камеру. Глядя на маленький откидной монитор на видеокамеры меня ждало разочарование – пусто! Чёрный экран – ни изображения, ни звука! Я сильно разочаровался и швырнул камеру в стену. Надежда оставалась на диктофон.
«Получилось!» – радостно кричал я, забегая обратно в ресторан, - «получилось! Вот, послушай:
- Сегодня один из счастливейших дней моей жизни, сейчас я сижу в ресторане и общаюсь с новым другом – с самим собой, с моим зеркальным отражением! Это оно посоветовало мне найти диктофон», - я нажал на кнопку паузы, и посмотрел в зеркало.
- Ну, вот видишь, - отражение тоже засмеялось. Записывай всё, что увидишь, каждую мелочь. Глядишь, когда всё закончится, выпустишь свою книгу. Она точно станет бестселлером!
- Спасибо! Большое тебе спасибо! – мы чокнулись бокалами, - за удачу!
Звон наших бокалов, разрядил тишину ресторана и, вылетев на улицу, превратился в гул автомобиля. Я
замер. Сначала подумал, что мне это послышалось, но на улице действительно ехала машина.
Я вскочил с места, опрокинув бутылку вина и тарелку, секунду стоял и прислушивался. Точно, мне это не почудилось. Я бросился на улицу, и когда выбежал из ресторана, мимо меня, по дороге пронеслась белая машина с тонированными стёклами. Я стал кричать и размахивать руками, но безрезультатно. Тогда, я сел в первую попавшуюся машину. Как на зло, она не заводилась. Я, нервно вращал ключ зажигания, и смотрел на удаляющийся от меня автомобиль. Бросив взгляд на панель приборов, понял, что бензин на нуле. Я стал давить на руль и гудеть. Однако, тот, кто был в машине, меня не услышал и свернул за угол.
«Чёрт возьми, куда же ты»!
Я пересел в другой автомобиль, слава богу, он завёлся с первого оборота. Нажав на педаль газа, я врезался впереди стоящую машину.
«Да что же это такое», - меня трясло от злости, что я никак не могу тронуться с места.
На конец-то я выехал. Моя машина неслась вперёд, через газончики, сбивая ограды и мусорные урны. Я не ехал по проезжей части дороги, я просто направил свой автомобиль по кратчайшему пути туда, где я в последний раз видел тот белый автомобиль.
Сколько прошло времени, как та машина исчезла за поворотом? Минута? Три? Пять? Нет, я её догоню, чего бы мне этого ни стоило! Когда моя машина на полных парах вписалась в поворот, за которым исчез тот автомобиль, я увидел, как он снова свернул, и опять исчез за домами. Я нажал на кнопку гудка, но он был слишком далеко и не обратил на меня внимания. Я взвыл от злости.
«Чёрт, куда же ты так несёшься»!
Одновременно с этими словами, я подумал, что всё-таки я сделал это – продержался до появления жизни, я нашёл её! Я верил в то, что я, всё-таки не один блуждал по городам в поисках людей.
Меня переполняли бурные эмоции. Я, то рыдал, то громко смеялся сквозь слёзы. Вот, гость на автомобиле, снова свернул, но я его уже догонял.
«Я знал, в каком городе остановиться! Знал, где надо быть, и в какое время. Я тебя догоню, и так крепко обниму, сукины ты сын! Я тебя никуда не отпущу!»
От счастья и представления момента встречи, я закрыл глаза, и радостно закричал. Когда снова открыл глаза, то до столкновения оставались считанные метры. На полном ходу, я врезался в легковую маши-ну, которая стояла у светофора. Меня сильно ударило головой об лобовое стекло, но не остановило. Я вывалился из машины, и захромал к той, в которую врезался. Мои слёзы перемешались с кровью, заливавшую всё моё лицо. Открыв двери, я никого не обнаружил. У меня задрожали руки, и я заорал во всё горло. Но, что-то заставило меня замолчать. Я стал оглядываться по сторонам, и увидел то, что хотел.
Метрах в ста от меня, из-за поворота, выехала машина. Но она направилась не ко мне, а в противоположную сторону. Это был автомобиль, за которым я гнался. У светофора стояла машина, одна из тех, которых в этом городе было навалом. Просто, бесхозная легковушка. Я обрадовался, что не убил мою единственную надежду, и в то же время испугался, что она от меня сейчас уедет. Сделав шаг к своей машине, я понял, что ни куда на ней не уеду, тогда я снова посмотрел в сторону своего гостя. Наконец-то, удача улыбнулась мне – он
остановился. Сквозь пелену из крови и слёз в моих глазах, сквозь расстояние, которое нас разделяло, я увидел, что из машины вышли четыре человека. Мужчина, женщина, и двое детей. Я попытался крикнуть им, но вместо этого, из моей глотки вылетел, еле слышный хрип. Семья, оставила свою машину, и вошла в здание. Они вошли в больницу.
«Надо же, и мне туда надо», - засмеялся я.
Шатаясь, и сплёвывая кровь, я направился к больнице. Несколько раз я упал, но, при этом, не сводил взгляд с дверей, в которые вошла семья.
«Я здесь, я иду к вам», - хрипел я, и спотыкаясь продолжал идти.
От места моей аварии до больницы было так близко, и так далеко! Мне казалось, что я топчусь на месте. Вернувшаяся жара, и кровотечение, делали своё дело. У меня кружилась голова, но я шёл, закрывались глаза, но я не останавливался.
Вот она, белая машина спасительница, я наконец-то добрался до неё. Я распластался у неё на капоте, жадно целуя раскалённый металл.
Семья, до сих пор не выходила из больницы, а я не заходил внутрь - боялся разминуться с ними.
«Где вы?» - шептал я дрожащими губами и жал на кнопку сигнала в их машине. Мой шепот был словно молитва! Время тянулось, никто не появлялся. Тогда, я решился поискать их внутри здания, чтобы ускорить момент встречи. Однако, чтобы не разминуться с ними, нужно было подстраховаться. После столько долгого времени одиночества, упустить встречу с этими людьми, для меня - это была бы ката-строфа! Мне нужно было оставить для них какое-то послание, какой-то знак. Они ведь, меня не видели, не знали, что я здесь нахожусь, а я их видел! Так как, пишущих средств у меня не было, (да если бы и были, они бы не помогли), пришлось проявить смекалку. Я сорвал с себя галстук-бабочку, вытер ею своё окровавленное лицо, и намазал кровью на белоснежном капоте машины большущий, красный восклицательный знак. Галстук-бабочку бросил на капот, снял смокинг и положил его на крышу автомобиля. Такой знак – они точно заметят! Шатаясь, я подошёл к дверям больницы: "Только не уезжайте ни куда без меня! Умоляю вас! Я здесь, в этом здании ищу вас».
Как только я вошёл в больницу, меня встретила спасительная прохлада.
«Эй! Где вы? Отзовитесь», - я медленно двигался, придерживаясь рукой за стену, - «Люди, где вы?» Ответа не было. Рядом с гардеробом, я обнаружил кулер. Баллон с водой в кулере был полный. Воспользовавшись моментом, я стал умываться, смывать кровь с лица, и глотать холодную прохладу. Рядом висело зеркало, я взглянул на него.
- Ну, как дела? - спросило моё отражение, - объятий ещё не было?
- Нет, но я уверен, скоро это произойдёт. Это семья, муж с женой и двое детей. Господи, как я соскучился по детям, по их искреннему смеху, и неотразимой логике.
- Смотри, не прозевай их, - отражение улыбнулось с надеждой в глазах, - я ведь тоже хочу их увидеть.
- Я их ни в коем случаи не пропущу!
Я замер, прислушался. Тишина, ни каких шагов, и ни каких слов. Я снова позвал семью. В ответ услышал холодное молчание больничных коридоров и кабинетов. Я поднялся на этаж выше – пусто, ещё выше – опять никого. Прислонившись спиной к прохладной стене, я медленно опустился на пол.
«Как я устал от этой тишины» …
Вдруг, совсем рядом, послышался детский смех, я резко вскочил и побежал в ту сторону от куда он до-носился. В коридоре, за углом никого не было. Я стал открывать каждый кабинет подряд. Не было ни-кого, словно сквозь землю провалились. Но вот снова послышался детский смех, на этот раз с улицы.
Я подбежал к окну, и обомлел. Внизу, около белой машины, стояли те люди, которых я здесь искал. Они собирались уезжать.
«Нет, нет, нет», - я замотал головой, - «не уезжайте без меня! Подождите»!
Я хотел открыть окно, но не получилось. Тем временем, семья уже садилась в машину.
«Нет!» – разбить окно у меня тоже не получалось.
Когда все, кроме мужчины, сели в машину, он снял с крыши автомобиля мой смокинг, мельком взглянул на капот своей машины, затем посмотрел наверх, и что-то стал искать глазами.
«Слава богу», - выдохнул я, и забарабанил кулаками по стеклу, - «Эй, я здесь, наверху! Подождите меня!»
На секунду наши взгляды встретились. Дальше, всё было как в фильмах с замедленной съёмкой.
Мужчина увидел меня. Я расплылся в улыбке, поняв, что он заметил меня. Он, закинул смокинг себе на плечо, достал из кармана своих брюк сигарету, и прикурил её. Затем, поднял руку вверх и помахал мне, я ответил ему тем же. Мужчина, улыбнулся, и начал что-то говорить своей семье. Не выходя из машины, его жена и дети, выглянули из окон, и тоже помахали мне. Все они улыбались, а девочка, даже размахивала маленьким флажком, с изображением смеющегося смайлика. Затем, женщина и дети «нырну-ли» обратно в машину, но мужчина всё ещё стоял на улице. Я не сдержался, и зарыдал от счастья. Мужчина указал пальцем на капот своей машины, потом на меня, мол - «это твоя работа?» Я закивал, и показал жестами, что сейчас спущусь. Мужчина, снова поднял руку вверх, ладонь была в кулаке.
Медленное кино продолжалось.
Мужчина посмотрел куда-то в сторону, отшвырнул окурок, и снова взглянул на меня. Широко улыбнувшись, он выпрямил средний палец из кулака…. Этот жест, словно острая, опасная бритва, срезал улыбку с моего лица. Мужчина, швырнул мой смокинг на асфальт, пожал плечами, и, сплюнув в мою сторону, сел в машину. Я стоял в немом ужасе. Мои глаза стали вдвое больше, а ладони прижались к оконному стеклу. Прислонившись лбом к стеклу, я смотрел, как они уезжают – медленно и зловещи. Смотрел, и ничего не мог поделать, я прирос к полу. Я был в шоке, весь, без остатка.
Не знаю, сколько я простоял у того окна. Час, может быть два. Я стоял, и чувствовал, как старею, ощущал, как отчаянье и страх делят меня между собой.
Очнулся я, когда брёл по дороге, среди пустых машин, домов и безлюдных скверов. Куда я шёл, мне было не известно. В моей голове, гулял ветер. Остановившись, я оглянулся назад. Потом, посмотрел по сторонам, и решил, что я сегодня буду делать.
Целый день, я рыскал по городу, в поисках крупных автомобилей. Методично, выстраивал весь транс-порт цепочкой, друг за другом по дорогам, позаботившись о том, чтобы в каждой машине был полный бак
горючего. Мне удалось разыскать подметально-уборочный автомобиль. На очередной бензозаправке, слил из его цистерны всю воду и закачал в неё бензин. Я открыл поливочный кран, и медленно стал вы-езжать из города. За моим автомобилем, по асфальту тянулся шлейф из бензина. Проезжая мимо вереницы машин, которые я выстроил «паровозиком», я поливал их бензином.
Вечером, на выезде из города, на холме, я выбрал место, от куда на этот город открывался великолепный вид. Я уселся на дорогу, распечатал бутылку водки, и, прикурив сигарету, прислонил пламя зажигалки к реке бензина. Пламя, быстро понеслось в город. Я сидел, пил, и смотрел, как огонь пожирал машины, дома – город, в
котором я был пятнадцать минут счастлив, и где я утонул в колодце отчаянья. Изредка, в моей голове проскальзывала страшная мысль, о том, что в этом городе горит та семья, которая жестоко бросила меня. Мне было радостно от того, что я всё-таки увидел людей, и в то же время, меня терзала ярость и не-понимание почему они так со мной поступили. Поэтому я решил уничтожить этот город. Спалить его дотла.
Что было потом? Потом, началось то же самое, что и было до этого – я, словно под гипнозом, снова занялся поисками людей. По ночам, я долго не мог заснуть, а иногда, вообще не спал сутки на пролёт.
Помню, один раз, в одном из пустынных городов, я зашёл на бензозаправочную станцию, расплескал по дороге бензин в виде рисунка. Когда я бросил зажжённую спичку, топливо вспыхнуло, и горящая, нарисованная бензином, улыбающаяся рожица, посмотрела на меня. Она была похожа на тот смайлик, который красовался на флажке в руках у девочки из белого автомобиля. Почему-то бензозаправка не взорвалась. Я, сидел рядом с горящей рожей, грел свой взгляд, а когда бензин выгорел – я рухнул на асфальт и мгновенно заснул.
Шло время, но мои поиски людей оставались безрезультатны. По какой-то непонятной причине, я дер-жался, и не накладывал на себя руки. Иногда, я по долгу разговаривал со своим отражением…. Временами, меня тошнило от этого собеседника, и я дробил зеркала на мелкие кусочки. Однако, спустя какое-то время, снова возвращался к нашему общению, с помощью новых зеркал, и, как мне и советовало моё отражение, я не упускал ни одной детали, и все свои похождения записывал на диктофон. Записывал и слушал, но я никак не мог распознать во всех моих наблюдениях тот спасительный «ключ», который мог бы всё исправить. У меня уже, накопилась целая большая спортивная сумка с этими кассетами, и я, повсюду таскал её с собой. Мы были с ней в лесах, полях, пустынях, деревнях и сёлах, но в конечном итоге, всё равно возвращались в города. Я назвал эту сумку «ноша воспоминаний», а диктофон, называл – «обречённый писатель». Ещё одним моим спутником, который следовал со мной повсюду, были электронные наручные часы. Кроме часов и минут, на их циферблате высвечивались год, число и день не-дели.
Единственным моим желанием, было встретить живого человека. Если мне и снились сны, что было очень редко, то единственным их персонажем, была улыбающаяся рожица. Её беззвучный смех сводил меня с ума. Помню, совсем не давно, я проснулся ночью, оттого что замёрз. Оглядевшись по сторонам, понял, что нахожусь в автомобиле. Задние сиденье было завалено аудиокассетами и пустыми бутылка-ми из-под спиртного, а на соседнем переднем – лежал диктофон. На улице была ночь, но мутная, из-за того, что стёкла в машине запотели. Машинально, я начал протирать окно, но вдруг остановился. Я нарисовал пальцем на стекле
её - смеющуюся бестию. Потом приблизился лицом к ней, почти вплотную, и задал ей один вопрос:
«До каких пор, ты меня будешь преследовать?»
Она молчала, и, улыбаясь, смотрела на меня. У этой стервы горели глаза. Сама она была холоднее льда, но глаза у неё горели. Я стал всматриваться в них. На секунду отпрянул от стекла, затем снова приблизился, и стал смотреть, уже сквозь мой рисунок.
Моё сердце, замерло, когда я увидел в доме напротив окно. Это в нём, единственном из множества окон,
горел свет, а не глаза у рожицы. Я без замедления стёр свой рисунок, и осознал, что мне не причудилось – на самом верхнем этаже, в окне горел свет. И, в эту ночь, случилось ещё одно чудо – дождь! Сначала, сверкнула ослепительная молния, следом за ней, оглушительный гром, а потом ливень! Сума-сшедший ливень, лил с небес, которые раньше только и могли, что жарить меня солнцем.
Я вышел под эту воду, и поднял к её истоку свои руки. Дождь был тёплый, как парное молоко, и я жад-но глотал его капли. И всё это время не спускал глаз с того самого окна. Не знаю, чему я больше радовался, дождю, или свету в этом ливне. Я не спешил бежать к этому свету – боялся повторения прошлой встречи с людьми. Боялся спугнуть мою удачу. Но, потом, жажда общения, взяла верх. Я, со всех ног, бросился к свету.
Квартира, в которой должны были быть люди, оказалась на самом верхнем этаже. Входная дверь была не
заперта. Я, осторожно приоткрыл её, и, прислушиваясь к тишине, вошёл внутрь квартиры. Обойдя все пять комнат, я никого не нашёл. Стоя в гостиной, я осматривал обстановку. Плотные атласные шторы, цвета алого коралла, раздвинуты, сквозь тонкий, почти воздушный тюль виден серебряный ливень. Двухметровая драцена маргината в напольной кадке стоит с одной стороны окна, и такой же высокий фикус – с другой. Стены, оклеенные обоями персикового цвета, с изображением золотистых райских птиц, сидящих на ветвях с цветами. Вдоль одной стены расставлены два кожаных кресла медного цвета с высокой спинкой, между ними стоит двуярусный журнальный столик, из дорогого, красного дерева со стеклянной столешницей. Около противоположной стены, на деревянной тумбе, со стеклянными дверцами, за которыми видны видеокассеты, стоит большой телевизор с видеомагнитофоном. На паркетном полу расстелен ковер с длинным белым ворсом. На телевизоре, я обнаружил маленький жёлтенький ли-сточек – стикер. Он был прилеплен к экрану. Это была записка, судя по всему, она адресовалась мне.
«ОСТАВАЙСЯ ЗДЕСЬ, СКОЛЬКО БЫ ВРЕМЕНИ НЕ ПРОШЛО» - было написано аккуратным почерком, а под этим текстом, были чьи-то инициалы - «В. А. Д.». Я отлепил записку, и оглянулся. Никого. Странно, но до сего времени, я ещё не встречал ручку, которая бы писала. Может быть, записку оставил человек, который в курсе, что за чертовщина тут твориться. Я приклеил стикер обратно, сел в кресло, напротив телевизора, и стал ждать. Рассвело, но никто до сих пор не появился. Я продолжал ждать, слушая, как за окном постепенно затихал дождь. Сколько времени я ждал? Это до сих пор происходит. Я жду чего-то, или кого-то.
Дождь перестал идти, и по-прежнему, я был в этой квартире один. Несколько дней, я не выходил из этой квартиры. На кухне, холодильник был полон разной вкуснятины, даже бутылочка водочки нашлась, так что я не голодал. Я побывал в каждой комнате, изучил всю квартиру – от угла до угла, ни чего необычного, или странного, кроме стикера на экране телевизора, я не обнаружил. Моему терпению пришёл конец.
В порыве отчаянья, я решил пойти в церковь. Хотел спросить у НЕГО, что происходит, и кода это за-кончится. Но, зайдя в храм, я не увидел ни одного образа, ни одной иконки – только пустые рамки. Постояв некоторое время в молчании, я поднял голову вверх и закричал:
- Я хочу увидеть лицо! Покажи мне живого человека! Подари мне маленького котёнка или щенка! Ты слышишь меня?! Или ты тоже сгинул, вместе со всеми!
- Вместе со всеми, - повторило моё эхо.
- Ну и пошёл ты!
- Пошёл ты, - вторило эхо.
Постояв еще некоторое время с поднятой головой, я понял, что ответа буду ждать очень долго, если вообще когда-нибудь его дождусь.
«Ладно, с меня хватит», - не понятно кому сказал я, и вышел из храма, - «теперь мне одна дорога – на кладбище!»
Чёрт, как же я сразу не догадался, там же должны быть портреты - пусть покойников, но портреты должны быть! Должны были быть, но их не было. На кладбище стояли безликие кресты и безымянные монументы.
Я боролся с отчаяньем из последних сил. В моей голове созрел новый план. Я, вернулся к своему пикапу. В своём оружейном арсенале, который я возил с собой, нашёлся и бинокль, я повесил его на шею, загрузил в свой рюкзак несколько бутылок вина и виски, прихватил пистолет, несколько коробок с па-тронами на всякий случай, и вернулся в ту квартиру, где нашёл записку. Стоя у окна, я целыми днями, высматривал через бинокль признаки жизни в этом городе. Ведь кто-то написал эту чёртову записку! Спустя два дня, я решил, что пора покончить с этим, раз и навсегда. Я окончательно сдался, и решил сделать это вечером.
Опустошив целую бутылку вина, я сел в кресло, прямо напротив телевизора. Приставил пистолет к подбородку, и ещё раз взглянул на желтый листочек, прилепленный к экрану телевизора.
«ОСТАВАЙСЯ ЗДЕСЬ, СКОЛЬКО БЫ ВРЕМЕНИ НЕ ПРОШЛО. В. А. Д.».
- Ну, уж нет, с меня хватит ваших извращений, - я снял пистолет с предохранителя, - полагаю, вы своего добились, ублюдки хреновы!
- Что ты делаешь?! А как же я? – моё отражение в телевизоре, жалобно смотрело на меня, оно не хотело покидать эту жизнь.
- Тебя, никто не спрашивает, чего ты хочешь! Меня всё это, очень-очень сильно утомило. Прощай!
Человек, нажал на курок. Перед его глазами, пронеслась вся его жизнь, начиная с момента, как он проснулся утром в тот день, когда ЭТО началось, и до последнего его слова – «прощай».
Пустые вокзалы, рестораны и кинотеатры. Журналы и газеты без единой фотографии, расстрелянный из танка город и пустые клетки в зоопарках. Бокал вина, который держит его зеркальное отражение. Муж-чина, с поднятой рукой, который сначала машет, а потом, посылает его куда подальше. Девочка, размахивающая флажком, на котором нарисована ухмыляющаяся рожица. Горящий и взрывающийся город. Большая, горящая
рожа – копия той, что была на флажке у девчонки, «обречённый писатель» и «ноша воспоминаний». Бинокль, вино, отражение в телевизоре, и записка со словами: «ОСТАВАЙСЯ ЗДЕСЬ, СКОЛЬКО БЫ ВРЕМЕНИ НЕ ПРОШЛО. В. А. Д.». Всё это, с неимоверной скоростью пронеслось перед глазами этого человека, прежде чем, его мозги разлетелись по всей комнате.
Лето, семь часов утра, жара, бинокль на подоконнике. Комната, обставленная дорогой мебелью, телевизор, на экране которого прилеплен маленький жёлтый листочек. Человек с поникшей головой, сидящий в кожаном кресле, у его ног, на ковре, лежит пистолет, забрызганный кровью. У человека, дёрнулся мизинец, затем безымянный палец на правой руке. Под опущенными веками, вращаются глаза. Мужчина, начинает кашлять, и вместе с этим, открывает глаза.
«Какой же кошмар мне приснился», - он прокашлялся и огляделся по сторонам. Минутное молчание, затем этот человек, начинает истошно орать во всё горло:
«Не - е – ее – еее - еет»!!!
Он вскочил с места и схватился за голову, его сердце бешено колотится, и хочет выпрыгнуть из груди.
«Нет! Этого не может быть!» – он ощупывает дрожащими руками лицо и голову. Бежит в ванную комнату к зеркалу. На его лице, запёкшаяся кровь. Он начинает смывать её водой, и никак не может найти дырку от пули. Вместо неё, на подбородке, он замечает маленькую царапину.
- Что это ещё за сюрпризы! А?! Я у тебя спрашиваю! - человек орёт на своё отражение.
- Да я сам в шоке! Я думал, мы больше не увидимся, а тут на тебе, - взволнованно моргало отражение.
Человек, тяжело простонал, и начал колотить кулаками по зеркалу. Затем, спустя несколько минут, бе-жит в комнату и поднимает с пола пистолет.
«Только не говорите, что патроны холостые! Я не переживу этого!»
Он приставил пистолет к ладони, и нажал на курок. Выстрел, брызги крови заляпали ему лицо. Крик от боли, и снова стон.
«Реальная дыра! У меня в ладони, реальная дыра! Чёрт побери, так почему же её нет в моей башке?! Вы меня так просто не возьмёте!»
Человек, отшвырнул пистолет, побежал к раскрытому окну, и, не останавливаясь, нырнул в него. Преж-де, чем он упал на асфальт и переломал себе все кости, ему пришлось пролететь вниз тридцать шесть этажей. Через секунду, рядом с ним, на асфальт брякнулся бинокль.
Вечером того же дня, человек сидел на тротуаре, и смотрел вверх, на окно, из которого он выпрыгнул...
«Потом, я пытался отравиться, сгореть, утопиться, но каждый раз, просыпался живым на том месте, где совершал самоубийство. Печально, но я так и не смог покончить с собой и, со всем, что происходило вокруг. Ни появилось ни одного человека или хотя бы таракана. Тишина, одиночество, духота и тоска, вот всё что меня окружало. Правда, одно изменение, я всё-таки обнаружил. Мои волосы, сгоревшие, при очередной попытки самоубийства, больше не отрастали – моя голова напоминала нелепо подстриженную и опалённую лужайку. Пришлось это исправлять. Я сбрил все остатки растительности у себя на голове, теперь я стерильно лысый. К стати, это оказалось очень удобно, учитывая постоянную жару и духоту.
Мне, ничего не оставалось, как, вооружившись диктофоном и новым биноклем, лазать по крышам, и высматривать жизнь сверху. В конце концов, я снова вернулся в эту квартиру, где нашёл записку. Теперь вот, сижу, и опять общаюсь с «обречённым писателем». По моим подсчётам, сегодня, исполняется ровно год, как началась вся эта канитель. Может, что-то и произойдёт сегодня – годовщина всё-таки».
За окном ночь, душная и как обычно дьявольски тихая. Не гудят машины, не слышится вой милицейских сирен и лая собак. Ни одного прохожего и ни одной бродячей кошки. Ночь, плавно, сквозь бинокль, стоящий на подоконнике, вливается в раскрытое настежь окно на самом верхнем этаже, самого высоко-го здания в этом городе, и плывёт в тёмную комнату, где находится человек. Он сидит в шикарном кожаном кресле и смотрит на тлеющую сигарету, которая аккуратно лежит на краю пепельницы.
- Ну, что, уловил какие-нибудь новые детали? – спросил он сам у себя.
- Нет, кроме одной – сегодня ровно год, как всё это началось, - человек взглянул на электронный календарь часов у себя на запястье, - может быть, на самом деле, что-то произойдёт. Хотя, я даже, уже не знаю, что и думать.
Как только, человек закончил фразу, телевизор, перед которым он сидел, включился и зашипел белым шумом.
Человек, от неожиданности вздрогнул, и отпрянул назад.
«Господи, неужели всё кончилось», - его губы, задёргались в неуверенной улыбке, - «как же я соскучился по этому звуку».
Человек взял в руки пульт дистанционного управления, и сделал звук громче. Затем стал нажимать кнопки, переключая каналы. На одном из них, человек наткнулся, на начло какого-то фильма. Листочек, прилепленный на экране, мешал смотреть, и мужчина резко сдёрнул его.
«Ура», - выдохнул он, и впился взглядом в экран телевизора.
Начался фильм.
«Кинокомпания В. А. Д. представляет», - мужской голос озвучивал крупные белые титры на чёрном фоне, - «фильм, режиссёра Кирилла Крабова «БЕЗЫМЯННАЯ БУКВА». Сценарий Кирилла Крабова, в главной роли Кирилл Крабов».
Сцена первая.
Зал суда, все места для публики заняты людьми. Судья, обращается к адвокату:
- Слово предоставляется защите.
- Ваша честь, защита вызывает первого свидетеля.
В зал проходит молодая женщина: она одета в бордовый брючный костюм, из-под пиджака виднеется белая рубашка, туфли на высоком каблуке звонко цокают. Она встаёт за кафедру, напротив судьи.
- Будьте добры, представьтесь.
- Пожарова Евгения Юрьевна.
- Давно вы знаете моего подзащитного?
- Лет десять, точно. Мы вместе учились в институте.
Камера плавно наезжает на фас девушки. Короткое рыжее коре, прямые брови, карие глаза, узкие алые губы и острый подбородок. Милая тридцатилетняя девушка.
- Где вы находились ночью, двадцать четвёртого июня, сего года, в период времени с двадцати одного двадцати, до двадцати трёх тридцати?
- Я была у себя дома.
- Вы были одни?
- Нет, я была в компании с мужчиной.
- Он присутствует в зале суда?
- Да.
- Вы можете указать на него?
- Конечно, вон он сидит, - девушка указала рукой куда-то в сторону.
- Вы можете сказать, чем вы занимались?
- У нас был романтический ужин при свечах, затем, мы перешли в спальню.
- Вы можете подтвердить, что этот человек, находился с Вами весь этот отрезок времени, и никуда не отлучался.
- Естественно, всё это время, даже дольше, он был со мной.
- Спасибо, больше у меня вопросов к свидетелю нет.
Судья прокашлялся, и обратился к другому человеку:
- У обвинения есть какие-нибудь вопросы?
- Да, Ваша Честь. Я хотел поинтересоваться у свидетеля. Вы знали, что этот человек женат, и у него есть сын школьного возраста?
- Нет, это, я только что узнала от Вас, - девушка растерянно заморгала, и посмотрела на человека, на которого ранее указала.
- А вы знали, каким видом деятельности занимается этот человек? Кем он работает?
- Он мне говорил, что работает в компьютерной фирме – программистом.
Человек в кресле, перед телевизором, упивался каждым человеческим словом, каждым лицом, каждым
взглядом.
- Знаете ли Вы, что произошло двадцать четвёртого июня, в нашем городе? – прокурор продолжал опрос Евгении Пожаровой.
- Я узнала это из новостей, на следующий день.
- Вы знали, что этот человек, о котором мы сейчас говорим, был знаком с погибшими?
- Нет, мне он ни чего подобного не рассказывал.
- Спасибо, больше у меня нет вопросов. Можете быть свободны.
Девушка удалилась из зала. Потом выходило много людей, и все что-то говорили, отвечали на вопросы
«защиты» и «обвинения». Затем, очередь дошла до обвиняемого – того, кто был в главной роли этого фильма – Кирилла Крабова. Кирилл сидел на скамейке огороженной стальной клеткой.
Человек перед телевизором, был сильно удивлён, когда увидел в лице Влада Крабова своё зеркальное отражение. Когда Кирилла показали крупным планом, он повернул голову, и подмигнул. Кому? Чело-веку, смотрящему этот фильм.
- Ваше полное имя, фамилия, отчество, - обратился к обвиняемому прокурор.
- Крабов Кирилл Дмитриевич.
- Сегодня, мы много про Вас узнали, Кирилл Дмитриевич, например, что Вы женаты, у Вас есть ребёнок, но, тем не менее, у Вас есть любовница, которая про это ничего не знала.
- По-моему, это не ваше дело, есть у меня любовница, или нет, - Кирилл, по-хозяйски развалился на скамейке.
- А Вам не кажется, что измена, и её скрытие от Вашей жены – это уже преступление, не только перед Вашей женой, но и перед Богом?
- Вы, ещё скажите, что я об этом должен на каждом углу кричать. Многие преуспевающие мужчины, в наше время имеют любовницу, а порой и не одну. Давайте всех тогда за это в тюрьмы посажаем.
- Ещё одна любопытная деталь – у Вас, по крайней мере, два источника дохода, один из которых, вы скрывали даже от своей жены и детей, - прокурор, пристально посмотрел на Кирилла.
- Довожу до Вашего сведения, что, во-первых, оба моих источника дохода вполне законны, а во-вторых, один из источников, очень секретный, важный и очень рискованный. Как Вы сами понимаете, я не могу про него говорить даже с женой.
- Понятно. Мы уже здесь слышали, что вы работаете в «Комитете по защите свидетелей», и у вас безупречная репутация. Однако, Вас обвиняют не в супружеской измене, не в скрытии Вашего источника дохода, не во лжи, которую Вы успешно распространяли среди людей. Вас обвиняют в преднамеренном пособничестве людям и обстоятельствам, которые способствовали ужасному и жесточайшему убийству.
Кирилл слушал обвинения в свою сторону и ухмылялся. Время от времени, он поглядывал на человека по другую сторону экрана, смотрящего этот фильм, и слегка покачивал головой. Обвинения, тем временем продолжали сыпаться на Крабова.
- Вы, выбрали миссию помогать людям, спасать им жизнь, укрывать их от не минуемой смерти. Но в место этого, Вы, нарушив все клятвы и обещания, привели к невинным людям смерть. Привели её по-дружески, за ручку. Вы, обрекли молодую семью на верную погибель.
- А это ещё надо доказать!
- Чем мы сейчас, здесь и занимаемся.
Человек перед телевизором, начал нервничать, и всё чаще вытирать вспотевшие ладони об свои колени.
Действие в фильме поменялось.
Теперь, вместо зала суда, на экране появилась безлюдная автомобильная парковка перед каким-то
административным зданием. Ночь. Тишина. Свет горит всего в нескольких окнах здания. Изредка слышится глухой шум проезжающих вдалеке одиноких автомобилей. Уличные фонари освещают те не многие машины, которые стоят на парковке, но не все. Деревья с густой листвой, укрывают своей лип-кой тенью весь периметр стоянки. В самом дальнем и тёмном углу стоянки, куда не попадает свет фонарей, мужчина подходит к машине и достаёт из кармана ключи. Вот из здания выходит ещё один чело-век, с дипломатом в руке, за ним хлопнула дверь, что привлекло внимание человека в тёмном углу пар-ковки. Мужчина уже открыл свою машину, но оглянулся, и стал разглядывать того, кто вышел из здания. Человек с дипломатом спускается по ступенькам и, не спеша направляется на парковку. Дальше, события развивались стремительно.
Как только человек с дипломатом оказывается в лучах света уличного фонаря, дверь черного джипа
припаркованного рядом с фонарём распахнулась. Из джипа выскакивает мужчина и вытягивает руку в сторону человека с дипломатом. Три глухих щелчка разрядили тишину на парковке. Человек с дипломатом рухнул на асфальт. Мужчина в тёмном углу парковки, который всё это время наблюдал за чело-веком с дипломатом, вздрогнул и испуганно вскрикнув, переключает свой взгляд на убийцу. Затем, понимая, что человек из джипа услышал его крик и, уже протянул руку с пистолетом в его сторону, запрыгивает в свой автомобиль. Машина завелась с полуоборота. В лобовом стекле возникло маленькое отверстие и что-то просвистело рядом с ухом. Автомобиль с простреленным лобовым стеклом резко рванул с места свистя протекторами. Возникло ещё одно отверстие, только теперь в заднем стекле автомобиля. Убийца человека с дипломатом, садится в свой черный джип и следует за случайным свидетелем. Погоня. Каким-то чудом, свидетелю удаётся оторваться от преследования и спастись.
Новая сцена.
Какое-то полутёмное помещение. За столом, обтянутым зелёным сукном, над которым невысоко висит лампа с бархатным абажуром, сидят троя мужчин. Их лиц не видно, только руки, лежащие на столе. Слышится их негромкий разговор.
- Ну, так что? Согласен?
- Нет, мне кажется это невозможно.
- Да брось, ты же знаешь, не возможного не существует, всё зависит только от желания. К тому же, неужели ты не хочешь хорошенько заработать и помочь своим старым друзьям? Как обычно.
Один из мужчин прикурил сигарету, и протянул ещё одну, тому, кому только - что задал вопрос о дружбе.
- Риск. Риск очень уж велик, - мужчина взял сигарету, и постучал фильтром по столу.
- Мы это понимаем, и поэтому, твоя награда утраивается, - один из собеседников положил на стол бумажку с написанными на ней цифрами.
- Даже так! – мужчина взял со стола листочек с цифрами.
- Конечно, а как же. Мы же люди сообразительные, тем более не первый год знакомы. Ну, так что? Та-кой
расклад тебя устраивает? Ты нам помогаешь, мы тебе помогаем.
Человек с сигаретой в руках, снова постучал фильтром по зелёному сукну. Перевернул сигарету, постучал по столу другим её концом, потом опять перевернул.
- Честно говоря, я всегда знал, что вы порядочные люди, и знаете цену вещам. Я позвоню, и сообщу вам, где его можно будет найти.
- Только не тяни. Ему очень скоро надо будет давать свидетельские показания в суде, а это крайне не-желательно для нас. Он не должен дожить до суда. Деньги, будут ждать тебя там же, где и всегда.
- Очень приятно с вами работать, - человек с не зажжённой сигаретой встал, убрал бумажку с цифрами к себе в карман, и, пожав руки своим собеседникам, удалился из помещения.
- Какая же всё-таки продажная скотина, - глядя ему в след, тихо проговорил один из мужчин за столом.
- К тому же, ещё и обнаглевшая скотина, - согласился второй, - по-моему, он начал жадничать.
- Чёрт побери, да, он наглый и жадный, однако по-другому нам эту проблему не решить. Очень уж удачно так совпало, что именно эта скотина оказалась тем, кто нам нужен. Придётся немного потер-петь. Уверен, скоро придёт и его время платить по счетам.
Смена декораций. На экране телевизора новая сцена.
Мужчина, стоит на улице, около телефонного аппарата, спиной к зрителям, и, постоянно оглядываясь,
негромко говорит в телефонную трубку.
- И так, слушай меня внимательно. Ты выезжаешь сегодня, в двадцать один ноль - ноль, записывай адрес…. Записал? Повтори. Правильно. Поднимаешься на четвёртый этаж, там будет железная дверь зелёного цвета. Позвонишь три раза. Три коротких звонка. Понятно?
- Да, а как же я доберусь до этой двери? Вдруг меня по дороге грохнут? – человек на другом конце про-вода, явно нервничал.
- Не беспокойся, тебя будет сопровождать наш сотрудник и машина с прикрытием. Там, куда ты едешь, тоже наши люди. Не волнуйся, это лучшие наши сотрудники.
- Спасибо, братишка, ты всегда меня выручал.
- Да не стоит, главное, чтобы с тобой, и твоей семьёй ничего не случилось.
- Да, кстати, я их беру с собой.
- Да? И детей тоже? – человек, около уличного телефона, на некоторое время замолчал. Прикусил губу, потом подумал, вытащил из кармана бумажку, и, взглянув на неё, продолжил, - ну, что ж, это тебе решать. Наверное, так будет лучше.
- Ну, хорошо братишка, увидимся сегодня вечером?
- Да, я заеду, - человек на улице, повесил трубку, и быстрым шагом куда-то направился.
Спустя несколько минут, он уже стоял около другого телефон автомата, и набирал номер.
- Алло, это я. Записывайте адрес, - он продолжал постоянно оглядываться.
- Когда он там появится?
- Около половины десятого вечера.
- Он будет один?
- …..
- Алло, я спрашиваю, он один будет или с семьёй?
- Да, он поедет один, семья будет в другом месте. Одна машина сопровождения, в ней трое сотрудников, и в квартире ещё двое.
- Ну, что ж, приятно с тобой работать Кирилл, до встречи.
Кирилл, повесил трубку, снова взглянул на бумажку, которую он вытащил из кармана, затем смял и вы-бросил её в урну. Надел солнечные очки и пошёл прочь от телефона автомата, рассуждая на ходу.
«Что ж, такие деньги! Таких денег я даже во сне не видел. Такие деньги, дорогой брат, обязывают меня
закрыть глаза на какую-то там мораль. Надо было тогда просто уехать пораньше, а не разглядывать то-го парня на парковке. Тогда сейчас всё было бы по-другому. Ты бы продолжал нянчится с своими детишками и хвалить свою жену за ужин, а я… Я, я бы никогда не владел бы таким богатством! Прости, но мне моя жизнь дороже. Нельзя всё отменять вот так – внезапно! Сделка есть сделка. Дети? Что дети? Они просто оказались в ненужном месте, в ненужное время. Зато они не будут горевать по своему па-почке. Можно сказать, я их избавил от этих страданий. А как же ты Кирилл? Ты сможешь потом спать спокойно? Уволюсь, уеду куда-нибудь подальше, напьюсь, просплюсь и всё это забуду. Начну другую – новую, эксклюзивную жизнь. Большие деньги – большая жизнь! А ка же твоя семья Кирилл? Твой сын? Ну, ему не обязательно знать, чем его отец занимается. Скажу, что деньги в лотерею выиграл, короче, придумаю что-нибудь. У меня безупречная репутация, и к тому же, я уже не новичок в подобных делах», - он вздохнул, - «что ж, пора обеспечивать себе алиби».
В тот вечер, в городе случилось страшное, жестокое убийство семи человек - отца, матери, и двух их детей, а также трёх сотрудников специальной службы. Машины, в которых они подъехали к конспиративному
дому, расстреляли из автоматов, и в завершении, взорвали их гранатой. Никто не остался в живых.
Когда к Кириллу пришли домой, он сидел в кресле и чистил апельсин. Услышав про гибель брата, его жены и своих племянников, Кирилл выронил из рук апельсин, и стал изображать горе от непоправимой потери своих родственников. Кирилла задержали по чудовищному подозрению в соучастие этого убийства. Ответом на обвинения в его адрес, Кирилл изобразил сильное возмущение и негодование.
Так, или иначе, но сейчас Кирилл сидел в зале суда, и по-прежнему не беспокоился о своей участи. Он знал - его вытащат отсюда. Не адвокат, так те, для кого он работал на стороне, тем более, что эти люди, присутствовали в зале суда, они слились с аудиторией, наблюдавшей этот процесс. Кирилл видел их выражения лиц, и понимал, что волноваться не о чем.
Так и случилось, Кирилла Крабова оправдали по всем пунктам обвинения, и освободили прямо из зала суда. Такое иногда случается. Вечером того же дня, он сидел в одном из дорогих ресторанов, в компании из двух человек – все были одеты в дорогие, чёрные костюмы. Компания укрылась от посторонних глаз в маленькой комнатке, в которой вместо дверей был занавес. Играла тихая, медленная музыка, а люди пили дорогой виски со льдом.
- Ну, что, Кирилл, что ты нам можешь сказать?
- Чёрт побери, спасибо! Что я могу ещё сказать? Огромное вам спасибо, вы меня вытащили!
- А на счёт денег? Доволен?
- Конечно! Конечно доволен, а что, что-то не так?
- Да многое, что не так. На пример, мы считаем, что этой суммы для тебя маловато.
- Не понимаю.
- Мы же тебе только за твоего братца заплатили, а его жена и дети, остались, не оплачены.
Пожилой, седовласый мужчина, который сидел напротив Кирилла, достал из-под стола бумажный па-кет, и положил его перед собой. Кирилл глотнул виски, и вопросительно посмотрел на своих собеседников.
- Ты, тварь, ты нам не сказал, что он будет со своей семьёй!
- Я не знал.
- Что?! – пожилой человек нахмурился, и стукнул кулаком по столу, - какого хрена, ты мне тут залива-ешь! Ты всё прекрасно знал, а мои мальчики не знали!
- Клянусь вам, я понятия не имел, что он всю свою семейку с собой возьмёт.
- Семейку?! Там же дети были! Ты, сука! Ты же детей приговорил! Мы детей не трогаем, ты, и это пре-красно знал, и поэтому нам, про них ничего не сказал. Решил от всех одним махом избавиться?! Ну, так вот, -
мужчина, вынул из бумажного пакета, который он достал из-под стола, пистолет с глушителем, - знай, что я вытащил тебя лишь для того, чтобы собственноручно пристрелить!
Кирилл, отставив бокал, прижался спиной к спинке дивана. На его лице запрыгала глупая ухмылка.
- Ребята, вы чего? Я сделал самую грязную и трудную работу, и вас это ещё и не устраивает?
- Устраивает?! Да меня, чёрт побери, не устраивает то, что я детей.… Да что тебе объяснять, ты же самый настоящий иуда!
Кирилл, стал мотать головой, и вжиматься в спинку дивана.
- Ты не можешь меня убить!
- Ещё как могу, - седовлас, снял пистолет с предохранителя, - более того, это теперь мой долг!
Кирилл, вскочил с места, и хотел бежать, но глухой выстрел, остановил его. Он рухнул обратно на диван.
«Гореть тебе в аду, сукин сын», - седовлас, не пожалел ещё одной пули для иуды.
После второго выстрела, человек с пистолетом, вместе со своим подручным удалился из этой комнатки. Как только они вышли, музыка перестала играть. Прошло несколько секунд. Кирилл, открыл глаза, и стал жадно глотать воздух, как будто, он чуть не захлебнулся в глубоком океане. Придя не много в себя, он залпом осушил бокал с виски.
Вдруг, стены маленькой комнатушки, в которой находился Кирилл, стали разъезжаться в стороны, а потолок
устремился вверх. Стол, бокалы со льдом, бутылка дорого виски, мягкий диван и две пистолетные гильзы на полу - растворились в воздухе. Спустя несколько секунд, уютная и тёплая комнатка, превратилась в холодный, гигантский ангар, с жестяными стенами без окон и без дверей. От куда-то сверху, будто снегопад, плавно и бесшумно падают крупные и лохматые хлопья серого, серебристого пепла. Теперь, Кирилл уже сидел в металлической клетке, в такой же клетке, в какой он находился на недавнем судеб-ном процессе в свою честь. Только теперь он сидел не на скамейке, он сидел на узком, но высоком, деревянном и трухлявом пне, торчащим из холодного бетонного пола. По полу, короткими перебежками передвигались чёрные, блестящие скорпионы. Скорпионов было много. Толстые прутья клетки были обвиты колючей проволокой. Дорогой черный костюм Кирилла тоже растворился, из одежды на нём остались только грязные трусы «боксеры», бывшие когда-то белыми. Вокруг клетки, в которой сидел Кирилл, и всё дно ангара заполняли тысячи людей, мужчин и женщин в грязной и изодранной одежде. Ангар освещали сотни факелов на стенах. Многотысячная толпа что-то кричала Кириллу, грозила кулаками, а кто-то свистел или истерично смеялся. Гул, издаваемый этими людьми, напоминал гул гигантского улья. Толпа окружала клетку со всех сторон, но между прутьями и этой беснующейся сворой лю-дей, была свободная зона на расстоянии вытянутой руки. Толпа не могла преодолеть этот невидимый барьер, хотя очень хотела, люди тянули в сторону Кирилла свои костлявые руки, истерично смеясь и нецензурно ругаясь. Высоко, под куполом ангара, широко расправив крылья, медленно кружили стервятники. В воздухе пахло скисшим бельём и жжёными перьями. Раздался звонкий удар судейского молотка, и вся ревущая толпа моментально стихла, уселась на пол и синхронно подняла головы вверх. Повинуясь синдрому толпы, Кирилл, тоже повернул голову, туда куда все посмотрели.
В самом центре ангара, стоял высокий, массивный пьедестал из черного мрамора, украшенный золотыми узорами геометрически правильной формы – ромбы, переплетающиеся зигзаги и звёзды. На вершине этого пьедестала, находилась фигура в человеческом обличии – это был Судья. Он восседал на золотом троне, украшенном чёрными узорами геометрически правильной формы. Судья выглядел как мужчина, средних лет, одетый в атласную мантию ярко лилового цвета с чёрным воротничком и, с судейским молоточком в руке. Лицо у Судьи, будто было сложено из листа белой гладкой бумаги, как оригами. Все черты лица ровные, острые, нет ни единой морщинки. На голове у него не было ни волос, ни средневекового парика с завитушками, никакого головного убора, голова его была полностью обнаженная – лысая, как белое куриное яйцо. Улыбка Судьи обнажала редкие, но мощные, как у пираньи острые, серебренные зубы. Абсолютно чёрные глаза без зрачков, блестели словно бусины, отражая свет горящих факелов.
«Наконец-то! Наконец-то ты снами», - судья указал молоточком на Кирилла, - «как долго мы этого ждали!»
Голос Судьи звучал громко, с шипящими металлическими нотками, словно он говорил через мегафон. Человеческий улей снова загудел, но по приказу Судьи, опять воцарилась мёртвая тишина. Слышно было только, как потрескивают горящие факелы на стенах ангара. Кирилл, ошарашенно озирался по сторонам, и ему было чертовски страшно.
- Я буду краток, хотя мне бы очень хотелось поболтать с тобой, - Судья плавно опустился со своего пьедестала. Сквозь сыплющиеся хлопья пепла, ступая прямо по головам многотысячной людской толпы, он направился к клетке, в которой сидел Кирилл.
- Что это? Где я? – Кирилл в ужасе оглядывался по сторонам.
- Ты грешник, и ты там, где должны быть все грешники, - Судья, медленно покачиваясь шагал, приближаясь к Кириллу, - ты страшно согрешил, и тебе не уйти от возмездия!
- Это бред, - Кирилл, спрыгнул со своего места, и вцепился руками в прутья клетки, - это бред!
Шипы колючей проволоки, которой были обвиты прутья клетки, впились в ладони Кирилла, но он был на столько напуган, что не обращал внимание на боль и, жгучий жар крови, которая потекла по его рукам. Парочку скорпионов, он раздавил босыми ногами, когда спрыгнул с пня, но несколько паукообразных ужалили Кирилла, однако он и на это не обратил особого внимания. Судья тем временем продолжал:
«Ты, Кирилл Крабов, обвиняешься в супружеской измене! Это не смертный грех, однако это чистой воды предательство! Это довесок к твоим преступлениям - твой бонус, так сказать. Могу сразу тебя утешить, таких здесь много», - Судья остановился, и оглядел тех, по головам которых он шёл, - «ты, обвиняешься во лжи, какая только есть, какую можно только вообразить», - Судья снова стал приближаться к клетке, - «лжецов, здесь тоже - не один, но ты их всех переплюнул! Ты, обвиняешься в беспрецедентной кровожадной алчности!»
«Заткнись сейчас же!», - Кирилл, с яростью тряс прутья клетки.
Многотысячный человеческий улей, хором зашипел на Кирилла, обнажив серые гнилые клыки, и протянула руки, в надежде достать и задушить его, а Судья залился звонким хохотом:
«Не могу! Да и не хочу! Теперь, ты сам засунешь свой язык, себе в задницу, и будешь молчать, как мертвец! Соблюдай элементарные правила поведения в зале суда, невежа!» – Судья погрозил Кириллу пальцем, - «И так, ты много в чём обвиняешься, список длинный, но я его сокращу».
Кирилл, стал отчаянно грызть прутья, в надежде выбраться из клетки раньше, чем судья дойдёт до него. Шипы колючей проволоки резали его дёсны и язык. Тем временем, ярко-лиловое правосудие приближалось, и продолжало изрекать обвинения.
«Самое страшное преступление, совершённое тобой - это равнодушие! Равнодушие, за которое ты взял деньги! Бесчеловечное равнодушие, приведшее к смерти честных и невинных людей - смерти детей!» – Судья, словно фокусник взмахнул свободной рукой, и в его пальцах оказался белоснежно-белый шелковый платок. Судья дыхнул на свой молоточек, и протёр его платком.
По многотысячной толпе оскалившихся грешников, пробежал гул одобрительного согласия. Новоиспечённый грешник, вздрогнул, и отскочил от решетки. За считанные секунды, Судья оказался прямо перед клеткой, в которой сидел Кирилл Крабов. Судья вошел в клетку сквозь прутья, просочился словно песок сквозь пальцы.
Снова гробовая тишина, только слышно, как бешено дышит обвиняемый и сплёвывает кровь на пол.
«Тебе, сукин ты сын, присваивается статус «БЕЗЫМЯННАЯ БУКВА»» - ты знаешь, что это означает Кирилл?» – Судья расплылся в широкой дьявольской улыбке.
Обвиняемый, только испуганно смотрел на лиловую мантию, и лихорадочно дрожал от холода и страха. Судья, надменным взглядом окинул всех присутствующих по кругу, и остановив свой взор на Кирилле, громко начал объяснять приговор:
«Это означает, что у тебя больше нет имени и даты рождения! Это означает, что у тебя больше нет собственных воспоминаний! Это значит, что ты никого не знаешь, и тебя – никто не знает! Ты – никому не нужен! Это означает, что отбывать свой приговор ты будешь, находясь здесь - В АДу! Быть тебе здесь, столько, сколько бы времени не прошло! Ад, будет идентичный твоей душе, а именно – бесчеловечный! Пустой! Безликий! И, последнее, ты приговариваешься к вечному повторению после жизненно-го цикла, с периодичностью в один год!»
Многотысячная толпа, оживленно загудела, но судья жестом руки, снова заставил их замолчать. Он за-махнулся своим молоточком на Кирилла, вплотную приблизил к нему своё лицо и, обжигая глаза обвиняемого зловонным дыханием, прошипел: «Наслаждайся поездкой сукин сын!»
Деревянный молоточек в руках Судьи, задымился, заискрился и, превратился в огромный, раскалённый, металлический молот. Закончив свою речь, судья, со всего размаха ударил молотом по лбу Кирилла, высекая из его головы яркий фейерверк искр. Взрывной волной от удара, Судью выбросило сквозь прутья обратно к толпе. После этого, вся многотысячная свора торжественно взревела, поднялась с пола и водрузила Судью на руки. Лёжа на спине, Судья распростёр руки в стороны и заливисто захохотал. Безымянная буква, хотела заткнуть уши, чтобы не слышать этот сатанинский раж, но схватилась за дымящуюся голову. Лоб был раскален добела, на нём горело и искрилось клеймо «БЕЗЫМЯННОЙ БУК-ВЫ». Конец фильма. Экран потух - телевизор выключился.
Человек, который сидел перед телевизором, и смотрел это кино, машинально схватился за свой лоб и побежал в коридор к зеркалу. В отражении, во всё полотно зеркала, не было видно человека, только раскалённое, искрящиеся клеймо – космическая шестерёнка. Зубчатое колесо, с недостающими зубья-ми, которые должны были осуществлять зацепление с зубьями другого зубчатого колеса или нескольких. Сломанная деталь вселенского равновесия бытия. И ещё, эта шестерёнка, очень напоминала смай-лик с дьявольской ухмылкой. Оно выглядело особенно зловещи, на фоне бесконечной, чёрной и глубо-кой пустоты всеобъемлющей вечности зеркала, в котором отражалось. Человек перед зеркалом, истошно заорал и рухнул навзничь. Крик длился долго и безнадёжно обреченно.
- Ну, хватит паясничать, - голос раздался рядом с криком Безымянной буквы, - а ты, всё-таки надеялся на happy end? Такая фантастика, может случиться только, если ВЕСЬ механизм работает исправно, когда в нём нет сломанных деталей.
- Что? - человек приподнялся с пола, и увидел перед собой Судью, из того фильма с толпой грешников.
Судья стоял в дверном проёме, по-хозяйски облокотившись плечом на стену. Только теперь Судья был одет в багровую футболку, короткую черную кожаную куртку с блестящей застёжкой-молнией, потёртые джинсы и белые кроссовки с красными шнурками и подошвой. Из-под козырька алой бейсболки с рисунком улыбающегося смайлика, на Безымянную букву смотрели абсолютно черные блестящие глаза Судьи.
- Ты ждал, что, что-нибудь произойдёт? Вот это и случилось, - Судья говорил тихо, с еле уловимыми металлическими нотками в голосе.
- Я что, действительно в аду?!
- Рай не для тебя, это уж точно.
У человека с клеймом на лбу, на глазах навернулись слёзы. Он сел на пол, и обнял колени. Судья, при-сел перед ним на корточки, и провёл пальцем по клейму.
- Ювелирная работа, - усмехнулся он, - за целый год даже не остыла.
- А мой брат с женой и детьми? Это их я видел здесь?
- Я ждал этого вопроса, и отвечаю – да, это были они.
- Они, что, тоже грешники?
Судья рассмеялся, и тоже сел на пол.
- Нет, они тебе даже в подмётки не годятся.
- Как же они тогда здесь оказались?
- А это моя небольшая шалость. Я решил тебя подразнить немного, к тому же, они тоже были не против того, чтобы посмотреть, как ты тут «живёшь». Они были здесь проездом. На экскурсии, так сказать. Сейчас они в совершенно другом, более благоприятном месте.
Человек с клеймом на лбу, всхлипнул и тихо завыл. Судья, снял с себя куртку, и укрыл им плечи
Безымянной буквы.
- На вот, помёрзни немного, а то я гляжу, у тебя тут как у меня на кухне – пекло да духота. Не волнуйся,
завтра ты проснёшься, и меня уже не будет здесь. Никого не будет, кроме тебя, разумеется. При жизни, ты так пренебрежительно распоряжался чужими жизнями, что теперь, когда ты здесь, тебе нужно очень сильно
потрудиться, чтобы отыскать хотя бы одну.
- Я больше этого не вынесу, - простонала Безымянная буква, глядя на Судью, как затравленный котёнок.
- Ещё как вынесешь, - Судья встал, забрал свою куртку, и перекинул её через своё плечо, - все несут то, что должны. Ни при жизни, так после смерти. Хотел сказать - впредь благоразумнее будешь, да запамятовал, тебе этого уже не исправить. Ни-ког-да! У каждой грешной души свой - эксклюзивный ад. Я постарался, и вот специально для тебя, такой шедевр создал. Ты, сам подсказал мне этот рецепт – слой самовлюблённости, сверху – слой равнодушия к чужой жизни, ну, и вишенка сверху – упругая и сочная алчность. Вкусный торт получился! Вселенское одиночество и нескончаемая тоска – вот твой десерт после смерти. Наслаждайся!
Судья засмеялся, и направился к выходу из квартиры. Перед дверью, он остановился, взялся за дверную ручку, хотел открыть дверь, но, вдруг остановился.
- Я всё пытаюсь понять, почему, - Судья обернулся через плечо в сторону Безымянной буквы, - почему? Почему ты стал иудой? Это же твой родной брат. А дети? Почему ты их приговорил к смерти? У тебя же у самого есть сын. Неужели, вы – люди, всё-таки, как-то можете оценивать Жизнь в денежном эквиваленте? Даже для меня это – загадка. Душа не материальна, она – не стоит денег, но у неё есть своя цена, она стоит – всего того, что ты имеешь, и как ты к этому относишься - это вся твоя суть. Душа – это суть твоего существования. Ты – продал свою суть за деньги, и вот твоя цена за это – материальное, но безжизненное и бездушное существование.
- Умоляю, дайте мне второй шанс! – Безымянная буква встала на колени, и умоляюще протянула руки в сторону Судьи, - я всё понял, и….
- И больше так не будешь? – смех судьи стал ещё звонче и веселее, - поздно, голубчик мой, поздно. Одно
могу сказать - завтра у тебя тяжёлый, но любопытный день! Выспись, как следует, ха-ха-ха, если сможешь. До встре-е-е-е-чи-и-и-и!
Судья растворился, исчез так же незаметно, как и появился, а Безымянная буква, продолжала стоять на коленях, обречённо выть, стонать в полумраке, и кусать собственные локти.
Эта ночь закончится для Безымянной буквы плавно, но изнуряюще, словно ноющие спазмы кишечника при гастрите. Лёжа в коридоре, ощущая адскую, пульсирующую боль в мышцах и в сознании, Безымянная буква будет корчится в судорогах. Сжимая кулаки, стиснув зубы, она всё-таки осознает, какой страшный грех совершила – предательство за деньги, что может быть страшнее и отвратительней для человеческой души!
На следующее утро, один человек, проснётся у себя дома. Выходя из квартиры, он забудет ключи от офиса. Выйдя на улицу, он не увидит дворников на тротуарах, бродячих собак и бомжей около мусорных контейнеров. Спустя какое-то время, он уже будет мчаться на пустынный вокзал, затем, будет громить пустые машины и магазины. Он будет рыскать по всем закоулкам и подворотням в поисках людей. Не обнаружив никого, он решит отправится в соседний город. В том городе, этот человек, тоже никого не найдёт, и в других городах, и всюду, где он будет появляться, не будет ни каких признаков жизни. Ни где не будет ни каких картин, фотографий или книг с описанием и иллюстрациями людей, или животных, птиц, насекомых. Этот человек даже сам не сможет нарисовать ни чего одушевлённого, по тому что карандаши, фломастеры, ручки и даже мел – ничего не будет писать. Зато, он сможет есть что за-хочет, пить сколько угодно, обладать любыми материальными богатствами, но он не сможет ни с кем поделиться этим. Его будет окружать только одиночество, страх, отчаянье, жара и жажда общения с кем ни будь живым. Не будет у него и воспоминаний о своём прошлом, и имя своё он узнает, лишь спустя год, посмотрев фильм «Безымянная буква». А на следующее утро всё начнется заново, и так будет продолжаться, СКОЛЬКО БЫ ВРЕМЕНИ НЕ ПРОШЛО – вечно, он будет оставаться здесь – в своём личном, эксклюзивном аду.
К О Н Е Ц
Безымянная буква
© Copyright: Павел Иванов-Мангуст, 2016
Свидетельство о публикации №216102801487
Свидетельство о публикации №216102801487
Рецензии