Двадцать один с 8 по 11

8. Так погибают замыслы с размахом, вначале обещавшие успех

-    Что-то ты красный, Михаил Анатольевич... не заболел? - спросил  Гельмгольтца преподаватель физики Аркадий Николаевич, - говорят, грипп свирепствует. Все условия: весна, ветер, грязь, авитаминоз...

-    Бесов — сволочь!

-    Что-что?

-    Бесов. Мариновал меня всю прошлую перемену, а в довершении предложил сменить фамилию. Собака! Что-то мне и впрямь жарко. Аркадий Николаевич,  проводи меня до медицинского кабинета, пора измерить температуру.

     Но повышенной температуры подмышкой у  Гельмгольтца не оказалось. Зато в руке замерилось высокое давление. Сестра Эскулапа снабдила  Михаила Анатольевича водой и пилюлей, и под страхом вызова в лицей скорой помощи, отправила домой на подушки.

-    Аркадий, брошу я, пожалуй, классы на Птицыну. Пойду домой. Ты же знаешь, в какую передрягу я попал. И день ото дня все хуже... А как заманчиво начиналась халтурка: знакомства, связи, парламентский буфет. И представляешь, Николаич! гнида Бесов на полном серьезе предлагал мне взять псевдоним! А? Каково?!

-    Да, пренеприятная история. Я... вот, что вспомнил... Я все думал, откуда мне знакома фамилия Сапегин...

-    И-и?!

-    В седьмом классе, у Галины Григорьевны, учится Сапегин И.И.

-    И.И., говоришь?

-    А годом раньше ты влепил ему кол за поведение и оставил после уроков, отмывать парты.

-    Что было потом?

-    Потом скандал докатился до Бесова...
 
-    А… припоминаю… У сопляка отец сказался психопатом. Все про свою родословную рассказывал. Я бы его не задумываясь с лестницы спустил, но Бесов-то у нас дипломат...

-    Михаил Анатолич, психически расстроенный папаша говорил в кабинете Бесова о двоюродном родстве с депутатом госдумы.

-    Ты уверен?

-    Абсолютно! Я специально заглянул в канцелярию...

-    О ёкарный бабай!  Неужели в Москве мало лицеев?! Почему обязательно в нашем должен учиться помет депутата?! Спасибо, что предупредил, Аркадий Николаич! Но вот, Бесов — хитрая тварь, ни слово мне ни сказал!!!

-    Бесов завидует тебе. Он же понимает, что директорское кресло досталось ему не по заслугам, а единственный достойный — это...

-    Я знаю, знаю! Не льсти мне, Аркадий! Значит, подковерная борьба! Значит, Бесов решил стравить меня и Сапегина! Что ж! Я принимаю вызов. Только смотри, рефери, не подставься под горячий кулак!

     И Гельмгольтц решительно зашагал к своему кабинету.

-    Михаил Анатольевич! - остановил его истеричный женский крик, - вы почему еще не дома? Все! Я вызываю скорую...

-    Скорую? - удивилась секретарша Бесова, выныривая из-за поворота, -  если вы заболели, Михаил Анатольевич, то срочно звоните менеджеру проекта и отменяйте завтрашнее занятие с депутатами. Или вы будете заниматься?

-    Из дома позвоню.

-    Нет, звоните из канцелярии.

     И подхватив  Гельмгольтца под локоть, милочка потянула его в канцелярскую будку.

-    Может, вам тоже давление измерить? - спросила медсестра у одинокостоящего Аркадия Николаевича, когда в коридоре затихли шаги и звуки.

-    Нет-нет, благодарю. С давлением у меня все в порядке. Пока... Пока депутаты не решат сдавать физику.


***
     Михаил Анатольевич присел к канцелярскому столу и, сняв трубку, начал набирать телефонный номер менеджера. Последний вдул в ухо  Гельмгольтца служебный Сапегина, предупредив, что трубку возьмет секретарша, и пожелал удачи. Про Лошарёва регулировщик не сказал ни слова, из чего Гельмгольтц заключил, что у Лошарёва репетитором по-прежнему является Анатолич, и мысленно проклял Бесова.

     Трубку, как и предсказывал менеджер, подняла секретарша Сапегина:

-    Как прикажите доложить? По какому вопросу?

     Гельмгольтц представился и изложил причину своего звонка.

-    Анатолий Олегович в данный момент общается по другому телефону. Будете ждать?

     Гельмгольтц наконец-то почувствовавший, как он хочет поскорее оказаться дома, кивнул секретарше и тут же получил по уху переключателем. В трубке заиграла музыка. Это была старая заезженная песня «АББЫ», в переводе на русский звучащая, как победитель возьмет все. Прошло полторы минуты.    Михаилу Анатольевичу показалось, что, не доиграв третий куплет, телефонный оркестр начал мелодию заново.  Гельмгольтц поставил локти на стол и стал придерживать голову. «Повесить трубку или не повесить? А вдруг Сапегин ответит в ту секунду, когда я положу свою на аппарат?» И  Гельмгольтц в третий раз прослушал урезанный вариант «Победитель возьмет все». «Дойти бы до туалета» -  вздохнул заложник трубки. И выдохнул. Туалет у Гельмгольтца пока еще крепко ассоциировался с Лошарёвым.

     На панели телефона беззвучно нарастали секунды, показывая, что восемь минут жизни Михаил Анатольевич потратил на прослушивание «Победитель возьмет все». «Ну, хватит!» -  Гельмгольтц резко нажал на рычаг, потом также резко на кнопку «Redial». На том конце провода образовалась секретарша.

-    Слушаю. Как прикажите доложить? По какому вопросу?  Анатолий Олегович на совещании у вице-спикера. Будете ждать?

     Не успел Гельмгольтц мотнуть головой, как телефонный оркестр заиграл с того же такта, на котором Гельмгольтц нахально его прервал.

     Гельмгольтц повесил трубку и направился в мужскую комнату на третьем этаже лицея, напевая под нос «Победитель возьмет все». Потом он забрал свои шапку, пальто и портфель из опустевшего душного кабинета русского языка и литературы, закрыл кабинет на ключ и, выводя рулады на слова известной шведской песни, пошкандырябал вниз по лестнице к вожделенному выходу.

-    Вы позвонили Сапегину? - окликнула его секретарша Бесова.

-    Послушайте! Это ваша прямая обязанность обзванивать депутатов! Я вас предупредил, что занятий не будет из-за моего плохого самочувствия? Теперь ваша очередь предупреждать остальных!

-    Ничего подобного! Я не проходила инструктаж по этикету, и звонить не обязана! Идите в канцелярию и пока не дозвонитесь, домой не уходите.

     Возразить на такую наглость было не чем. Гельмгольтц поплелся к   телефону. Он точно не помнил, имеет ли он право передать барышне на сапегинском конце провода государственно важную информацию об отмене занятий. Но услышав «Победитель возьмет все» уже не сомневался в том, что люто ненавидит Сапегина.

-    Добрый день, Михаил Анатольевич, - на тридцать восьмой секунде мягкий баритон заглушил оркестр, - извините, что заставил вас ждать, - государственные дела. Но теперь я целиком к вашим услугам.

-    Спешу вам сообщить, Анатолий Олигархович...

-    Олегович...

-    Конечно, конечно, Олегович... Занятий завтра не будет по причине моего физического недомогания, гипертония, понимаешь ли.

-    Да, Михаил Анатольевич, секретарь передала мне информацию об отмене занятий. Выздоравливайте. Кстати, могу порекомендовать вам отличного кардиолога.

-    Спасибо! Спасибо, я сам.
 
-    Вы что-то еще хотели сказать?

-    Нет! Это все.

-    Что ж, тогда до понедельника.

     И короткие гудки известили Гельмгольтц об окончании аудиенции. 

     «Какой же я кретин, - думал  Гельмгольтц, бредя по улице Островитянова в сторону дома, - надо было соглашаться на кардиолога. Хороший кардиолог никогда не помещает. Хороший кардиолог — десять лишних лет жизни. Я — типичный русский лузер. О-хо-хо... Пора подключать к делу Раису Анатольевну». 


***
-    Рая!

     Нет ответа.

-    Рая, ты дома?!

     Нет ответа.

-    Рая, я умираю, у меня 180 на 100.

-    От такого давления не умирают, Масик! Коньячку хочешь?

-    Какой к черту коньяк! Я не обедал. Звонил целый час этому жуку Сапегину!

-    Тсс! -  Раиса Анатольевна сверкнула глазами и, показывая всем своим видом торжественность момента, удалилась на кухню.

     Нацепив тапочки, Гельмгольтц потрусил за ней. «Нет, я — не русский лузер... Что это я от коньяка-то отказался?! Я — китайский болван!»

     За кухонным столом на почетном месте, на века закрепленным за хозяином дома, сидел господин Лошарёв.

-    О, Михаил Анатольевич! Учитель! -  Лошарёв успел не просто приложиться к обозначенному мисс  Гельмгольтц коньяку, а вылакать приличную часть живительной жидкости.

-    Господин Ложкарёв? Не ожидал...

-    Лошарёв,  Михаил Анатольевич. Моя фамилия — Лошарёв. От слова «лошара», - и блестящий массивный подбородок народного избранника затрясся, выпуская из недр свистящий хохоток. 

-    Вы один? Без охраны? – озираясь, спросил  Гельмгольтц.

-    Один! Садитесь!  Раиса Анатольевна, куда мы посадим  Михаила Анатольевича?

     Раиса Анатольевна нырнула на балкон и поставила перед  Гельмгольтцем раскладной пластиковый стул.

-    Пожалуйста,  Михаил Анатольевич, пожалуйста, располагайтесь. Я решил загладить свою вину перед  Раисой Анатольевной за вчерашний поздний визит. И... притащил икорки, севрюжки, краба дальневосточного, коньяку французского... Может, надо было, конечно, водки к севрюжки? Но... я вот взял, и приволок коньяку! Зато любезная госпожа Гельмгольтц  предложила, как в прощенное воскресенье, закусить мои проказы  блинами. Чуяте, какой божественный запах доносится со сковородки?

     Гельмгольтц уже ухватил все запахи и в предвкушении заерзал на стуле. Пусть он лузер, пусть он гость в собственном доме, но сойди планета с орбиты, от краба с икрой и блинами он не откажется!

-    Вы планируете заниматься сегодня? - все-таки спросил он депутата.

-    Смотря чем?

-    Русским языком, Николай Васильевич.

-    Боже упаси! Не планировал, не планирую и не буду планировать на сегодня. Я же уже объяснил причину своего появления. Давайте просто посидим, выпьем, поговорим по-человечески.  Раиса Анатольевна, положите  Михаилу Анатольевичу на блин  краба. И севрюжки. И... где ваша рюмка, учитель? Ну, подымем стаканы, содвинем их разом...

     Гость крякнул. Михаил Анатольевич полуприкрыл глаза. Коньяк был превосходный. Он был несравненно лучше, чем тот, который по неосторожности Бесова  Гельмгольтц испробовал в прошлогоднюю осень. Живительная влага поскакала по клеткам  Гельмгольтца, поскакала, отодвигая далеко-далеко все суетные ощущения, поскакала и вызывала в многоклеточном организме катарсис.

-    Не коньяк, а феерический оргазм, - брякнула на ухо брату мадемуазель Гельмгольтц.

     Гельмгольтц встрепенулся и вернулся из нирваны. Как! Рая пьет коньяк?! Как! Лошарёв цитирует Пушкина? Уж не в коме ли он? Не мчит ли его, бездыханного, скорая помощь, любезно вызванная лицейской медсестрой?

9. Жизнь налаживается

-    Вы удивлены, Михаил Анатольевич, что я процитировал поэта? Вы думали я просто Лошарёв. Ан, нет, я просто Николай Васильевич. Был эпизод в моей жизни: полтора года отучился на филологическом в Томске. Сейчас каждая забегаловка — университет, а рань-ше-то! раньше это звучало гордо - государственный университет. Я, признаюсь, рвался в Москву в МГУ поступать, да мамка денег не дала на дорогу.

-    Дела... А почему бросили?

-    Выгнали. Пил много, буянил, призывал к топору. Кому это понравилось бы в 73-м? 

-    Так вы и сейчас призываете?

-    Не-е, сейчас только пью и немного буяню.

     И Гельмгольтц растаял.

     Выпили.

-    Миш, я все забыл! Открыл Розенталя, ба! не помню, что такое придаточное предложение! Потом подумал, нахрена я буду, как зубрило, сидеть за учебником, надо найти того, кто быстренько встряхнет мои мозги и вытащит в оперативку все правила из хранилища. Вот так ты мне и подвернулся, товарищ Гельмгольтц, - и Лошарёв подмигнул Раисе Анатольевне.

-    Я готов! Я готов хоть сейчас все встряхнуть и все разложить!

-    Тпру, лошадка! Ну его к Аллаху, с понедельника начнем. Ты мне лучше вот, что скажи: ты рыбак?

-    Ну-у, - и  Гельмгольтц вспомнил, как он учился обращаться со спиннингом в переделкинском ручье и как безобразно потешались над ним мальчишки, - нет, не рыбак.

-    Жаль! А к охоте как относишься. Не на женщин, конечно,  а на птицу или зверя. Ты — охотник?

-    Нет.

-    А в походы ходил по молодости, песни у костра, байдарки...

-    Нет.

-    Хорошо. А на горных лыжах катаешься?

-    Нет.

-    В теннис играешь?

     Гельмгольтц покачал головой в плоскости, параллельной полу.

-    Так, а по грибы, по ягоды?

-    Так ведь некуда... В Подмосковье лесов не осталось.

-    Это ты про какое Подмосковье?

-    Про ближнее, Баковка, Переделкино...

-    А... понятно. И к теплому морю почтенные Гельмгольтцы не выезжают? Нет? А что так? Есть прекрасные курорты Прованса, а в Монте-Карло можно и погреть и подкинуть кости... Стало быть, вы — урбанист, Михаил Анатольевич. Машину водите?

     Гельмгольтц отрицательно мотнул головой.

-    Ну, хоть в баню-то, с друзьями или хотя бы с веничком, ходите?! Ясно! - Лошарёв внимательно посмотрел на  Гельмгольтца и положил свой массивный подбородок на сцепленные пальцы рук, - все понятно. Были на выставке Коровина, прочитали биографию Пастернака. И каждый божий день учите детей русскому языку...

-    По субботам не учу.

-    Ах, да-да, да. Как же вы живете,  Михаил Анатольевич? -   И Гельмгольтц удивился, что Лошарёв опять перешел на «вы», и удивился простому всеобъемлющему вопросу, который  двадцать лет не решался себе задать.

     «Как же я живу?» - подумал  Михаил Анатольевич. К счастью затрезвонил мобильник гостя.

-    Так, через десять минут меня заберут мои вассалы.  Раиса Анатольевна блины остались? Давайте. Черт, а коньячок кончился. Тогда вот что, варите мне кофе. И еще, скиньте-ка мне ваш телефончик. Будем вместе спасать Михаила Анатольевича от хандры и уныния.

     Расстались. Последние десять минут гость шутил и каламбурил, Гельмгольтцы смеялись и только у двери при целовании гостем ручки   Раисы Анатольевны Михаила Анатольевича опять накрыл вселенский вопрос: «Как же вы живете, Михаил Анатольевич?» И то ли в отместку за корректно поставленный вопрос, а, скорее всего, в отместку,  Гельмгольтц изрек:

-    Жду вас во вторник, Николай Васильевич! В понедельник у меня Сапегин...

-    Кто-кто? Хлыщ Сапегин? Баловень дуры-судьбы? Большой дядя с маленькой штучкой?

-    Вы знакомы? - поинтересовалась фрекен Гельмгольтц.

-    Конечно, нет! - фыркнул Лошарёв, - не удерживайте меня, Раиса Анатольевна, и не провожайте. А ты, Михаил Анатольевич, будь с ним поосторожней.



10. События разворачиваются

     Михаил Анатольевич, окрыленный внезапной дружбой с небожителем, возомнил себя минимум Сенекой, и потому решил принципиально не снабжать Сапегина тетрадью и ручкой. Накануне понедельника он пару раз отрепетировал перед зеркалом, как направит Олигарховича к учебнику Розенталя, если тот попросит конспект гельмгольтцевых лекции. Возвращаясь нога за ногу из школы,  Гельмгольтц сделал крюк и купил в супермаркете баночку холодного пива. Он не смог припомнить, когда последний раз покупал пиво в банке, и низкоградусное буржуйское изобретение грело его воспрянувшую душу, утверждая, что отныне жизнь потечет по-другому. Конечно, он не стал распивать банку на улице, такой дерзости он еще себе не позволил, да и мартовская погода не располагала к прислонению губ к металлическому краю. Покачивая портфелем и прижимая к сердцу банку,  Гельмгольтц вошел в подъезд, нажал на пятый этаж в лифте, и, приблизившись к двери, замерил, что та приоткрыта. Просочившись в холл,  Гельмгольтц увидел в глубине кабинета-библиотеки высокую задумчивую фигуру Сапегина, пристально изучающую полку с книгами из серии «Жизнь замечательных людей».

-    Где тебя носит?! - очковая змея по кличке  Раиса Анатольевна приветствовала  Гельмгольтц гремучим шепотом, - почему не отвечаешь на звонки?! Анатолий Олегович ждет тебя уже десять минут. Что это?

-    Поставь в холодильник. Я выпью за ужином, - и спросил, чтобы гость слышал, - У нас сегодня на ужин рулька?

     Змея смерила Гельмгольтца взглядом из-под очков.

-    Здравствуйте,  Анатолий Олегович. Я задержался, заходил в туристическое агентство. Хочу махнуть на майские праздники в Баварию... Правда, пока не решил, совершить круиз по Дунаю или взять на прокат авто...

-    Здравствуйте,  Михаил Анатольевич. Стала известна дата проведения экзамена — 29 апреля. Пожалуйста, не бронируйте авиабилеты раньше этой даты. Так, сегодня я бы послушал про причастные и деепричастные обороты, а также про написание частицы «не» с причастиями и наречиями.

-    Сколько минут вы готовы потратить на изучение русского языка? - язвительно вопросил  Гельмгольтц.

     Сапегин посмотрел на свой роллекс.

-    Тридцать минут. Давайте сверим часы. На моих — без четверти четыре.
А на моих, - и Гельмгольтц посмотрел на настенные над дверью. Он задыхался от прилившей к голове крови.

-    Хи-хи-хи, - засмеялись роящиеся прозрачнокрылые женщины, выпорхнувшие из подмышки Сапегина.

-    Если не возражаете,  Михаил Анатольевич, - продолжил ученик, обустраиваясь, - я запишу вашу лекцию на диктофон.

     Через полчаса радушная  Раиса Анатольевна упрашивала Сапегина остаться обедать:

-    Дорогой Анатолий Олигархович...

-    Олегович.

-    Дорогой Анатолий... Анатолий Олегович. Окажите нам любезность, отобедайте с нами.

-    Благодарю вас, Раиса Анатольевна, милая... Но... государственные дела не терпят промедления.

-    Он боится, что мы его отравим, - пробубнил  Михаил Анатольевич, когда за Сапегиним затворилась дверь, - и правильно делает, что боится.

-    Масик! Ты хорошо готовишь своих подопечных к экзамену?

-    Что-то ты какая-то злая сегодня?!

-    Потому что ты оборзел, Масик! Потому что ты! Ты! До экзамена остался месяц, а ты еще не выяснил ни жизненно важных политических вопросов, ни содержимого билетов! О чем ты думаешь?!

-    Кстати, я подумал, не сдать ли мне на права?! Ну и хрен, что седьмой десяток, помирать что ли? Можно купить небольшую машину,  например, красную со львом на капоте... Опять-таки с Лошарёвым посоветоваться...

-    Масик! У тебя до сих пор коньячные пары не выветрились? Вот билеты, изучи их вдумчиво.

-    Откуда? Откуда дровишки?

-    Масик! Они — кто? Таджики и узбеки, получающие гражданство! Ты почему так легкомысленно относишься к подготовке своих учеников? Я прочитала вопросы, и тебе советую. Есть каверзные. Вполне возможно, что этим экзаменом кое-кто кое-кому хочет разрушить карьеру... А если неугодный из твоих?! Ты не думал, что и наша жизнь может полететь в тартарары?!

-    Ой, не утрируй!  Но за билеты, спасибо! Устрою в четверг Сапегину коллоквиум...

-    Михаил Анатольевич, стервец, -    Гельмгольтц и не помнил, чтобы родная сестра его так называла, - прекрати баран на ворота пялиться! Разуй глаза, мы попали в серьезную передрягу! Сходи к Бесову и узнай,  запланировано ли в небесной канцелярии, чтобы твои подопечные сдали этот чертов экзамен? И в зависимости от вводной, действуй! Ты меня понимаешь?!

-    Рая, я тебя понял, наверное... Но почему бы тебе самой этот вопрос не провентилировать. Раз уж ты сподобилась и достала билеты. Кстати, как тебе удалось их раздобыть? Ну, не хочешь говорить, не говори. Ох, пойду-ка я прилягу, вздремну на билетах...

     И Гельмгольтц устремился к дивану. Проходя мимо финской горки,  он задел рукой не задвинутый ящик, чертыхнулся и зацепился взглядом за  бархатную коробочку в глубине ящика. Что-то раньше он ее не видел. Потеряв голову от любопытства,  Гельмгольтц извлек бархатный куб из ящика и вскрыл двумя пальцами правой руки.  Гельмгольтц не знал, как точно называется вещица, покоящаяся внутри коробочки. Он смутно помнил, что носят ее на обнаженной, разумеется в допустимых обществом пределах, части женского бюста. Но кровь великого народа второй раз за день самопроизвольно прилила к его голове. Вещицу украшали бриллианты. И судя по их чистоте и размеру — якутские.


11. Ум и сила

     И все-таки билеты сморили  Михаила Анатольевича. И он задремал на диване, а когда проснулся, никакой рульки ему уже не хотелось, потому что в соседней комнате похрапывала фроляйн  Гельмгольтц. А какая ж рулька без Раисы Анатольевны? К финской горке  Гельмгольтц также не смог пробраться по причине темноты и чуткого сна ближайшей родственницы. Ему пришлось смириться и принять горизонтальное положение под одеялом.

     Все утро сильно изменившаяся Раиса Анатольевна не спускала глаз с Гельмгольтца. Поэтому приблизиться к творению финской деревообрабатывающей промышленности у учителя словесности не было никакой возможности.

-    Сходи к Бесову, Масик! - напутственно рычала  Раиса Анатольевна, - и любой ценой выясни, не угрожает ли твоим ученикам запланированный провал на экзамене.

-    Не понимаю, решительно не понимаю, мне-то какая разница?

-    Если завалить хотят Лошарёва, то и черт с ним, а если Сапегина, то надо выяснить с какой стороны...

-    Что, «с какой стороны»?

-    Коммунякам или Жирику Толеньку не отдадим, а вот если Едросы, то тут уж лучше не встревать, своя шкура дорога, да и рога нынче не дешевы.

-    Черт, Рая! Мне бы даже в голову не пришло такое. Насмотрелась детективов...

-    Масик! Обещай мне, что вытрясешь из Бесова...

-    Ну, хорошо, хорошо. Возьму Леонидыча за грудки. Буду пытать его безжалостно. А если партизан отмалчиваться станет, выброшу его в окно. Договорились? 

«Дан приказ: ему - на запад,
Ей - в другую сторону...»

     Был вторник. Первую половину дня БесИЛ проводил в управлении на планерке. После полудня  Гельмгольтц окопался возле директорского кабинета и принялся настраиваться на боевой лад: «А еще тебе желаю, дорогой товарищ мой, чтоб со скорою победой возвратился ты домой».

    В половине второго послышалась твердая поступь приближающегося Бесова.

-   Игорь Леонидович!

-   Черт!  Михаил Анатольевич!

-   Послушайте, вам наверняка на 23 февраля новый коньяк презентовали?

-   Это не означает, что я вас им угощу. Постойте-постойте, вы куда?

    Но  Гельмгольтц уже прошмыгнул в кабинет и занял оборону в гостевом кресле.

-   Игорь Леонидович, вы случайно не знаете, какую фракцию в парламенте представляет мой лучший ученик Анатолий Сапегин?

-   Михаил Анатольевич, я не приглашал вас в свой кабинет...

-   Прекрасно! Превосходно! Пока это ваш кабинет, но что будет в мае?

-   В мае?

-   Да, опосля  экзамена?! Вы не задумывались на этот счет?

    Шея Бесова вздулась.

-   Гельмгольтц! Надеюсь вы не взяли пример с Сергея Александровича распивать напитки на рабочем месте?

-   Я беру пример только с вас. Исключительно с вас,  Игорь Леонидович. И распиваю горячительные напитки исключительно в кабинете директора.

    Бесов оседлал директорское кожаное кресло.

-   Излагайте яснее, Михаил Анатольевич, что меня ждет в мае?

-   Я не гадалка...

-   Вы же тридцать секунд назад  пытались мне угрожать?

-   Я вам, боже упаси!

-   Хорошо! Оставим дипломатию. Выкладывайте, что вам известно.

-   Мне ничего не известно. Я пришел спросить, что известно вам!

-   О чем?! - заревел директор.

-   О Сапегине?

-   Ах, о Сапегине... Вы же его недолюбливаете, Михаил Анатольевич.

-   С чего вы взяли?

-   Земля слухами полнится...

-   Слухами? А я-то подумал, он очередную жалобу настрочил.

-   Нет-с, пока. Но вы бы не экономили на ручках и тетрадях, а то отольются вам эти тетради во что-нибудь свинцовое...

    У Гельмгольтц отпала челюсть.

-   Вы запугиваете меня, Игорь Леонидович?

-   Учусь у вас, Михаил Анатольевич.

    Помолчали.

-   Я задал простой вопрос, - нервно начал  Гельмгольтц, - к какой политической партии принадлежит Сапегин?

-   Вам это зачем? Как это повлияет на подготовку к экзамену?

-   Ваша матушка, кажется, не иудейских кровей,  Игорь Леонидович, так отчего же вы отвечаете вопросом на вопрос?

-   У вас учусь, Михаил Анатольевич. Вы ведь мне тоже не ответили, чего я должен опасаться в мае опосля экзамена.

-   Хорошо. Открою тайну, это связанные вопросы, я бы даже сказал, взаимоподчиненные.