Старая песня - о главном

Старый я и вся моя жизнь – в прошлом. Сон становится всё короче, а ночи – длиннее. Сны из прошлого и действительность, в которой я сейчас живу, разделяют годы и десятилетия.

Сентябрь 1945 года. Пятый месяц мирной жизни. Мурманская область, город Мончегорск. . Мне ещё не исполнилось 7 лет. Моя мама совсем недавно привезла меня с Урала из города Сысерть, куда в июле 41-го года был эвакуирован наш костно-туберкулёзный санаторий «Имандра» на Кольском полуострове. Наш санитарный поезд бомбили немецкие самолёты, были жертвы среди больных детей и мед. персонала. А вскоре и мою маму вместе с оборудованием завода «Североникель» эвакуировали в Верхний Уфалей Челябинской области. В этой военной суматохе мама меня потеряла и нашла только через три года, в 1944-м году. В санатории я пролежал в общей сложности 4 с половиной года в гипсе и на момент выписки ходить не мог, мама меня уже почти семилетнего, на руках в невероятно тяжёлых условиях послевоенного «переселения народов» привезла в Мончегорск : если вы помните, в августе 45-го года началась война с Японией и надо было огромные массы живой силы и военной техники переправить с запада на восток. А с востока из эвакуации, встречным потоком, возвращались сотни тысяч и миллионы советских граждан в родные , в большинстве разрушенные, сёла и города.

Сентябрь 1945 года запомнился. Вернулся с войны мой папа. Павел Петрович, сын атамана уральского казачьего посёлка, отправленного в 1929-м году за это на поселение в Мурманскую область., где и встретился с моей будущей мамой Еленой Леонидовной, дочерью питерского лавочника также отправленной с родителями на Кольский полуостров. Там, в заполярной тундре, они строили города Кировск и Мончегорск.

Не знаю уж, разрешили моим родителям или они просто воспользовались послевоенной неразберихой, но как только отец вернулся, стали собираться и вскоре выехали на Урал. Как ехали – отдельная песня. В общем – приехали. На старом вокзале, где сейчас Магнитогорск – товарная, нас встречала папина младшая сестра тётя Шура, колхозница из колхоза «Путь в коммуну», бывший казачий посёлок Смеловский. На лошади с санями. Шёл октябрь, погода стояла неустойчивая, то снежок вроде присыплет, то вдруг потеплеет. В общем от станции до Смеловска мы добирались с раннего утра до позднего вечера, где-то часов 14-15. Экипаж наш выглядел если сказать жалко, это уже будет ему комплимент. Россинант дон Кихота в сравнении с этой дряхлой и беззубой клячей выглядел бы призовым скакуном. Мерин этот не падал только потому, что ему мешали оглобли, они его как-то всё же поддерживали от позора с обеих сторон. Еле переставляя разбитые некованые копыта, меринок при каждом шаге опускал голову всё ниже и ниже, вероятно с мыслью – не пора ли прилечь? И тогда отец, мы как раз если можно так сказать, проезжали посёлок Супряк, выдернул из чьей-то крыши пук соломы и пошёл впереди лошади. Увидев какую-никакую еду, мерин немного оживился и зашагал чуть бодрее. Родители и тётушка всю дорогу шли пешком, в санях были только я и наши кое-какие пожитки в чемодане и узле. Упряжь тоже была под стать коню: какие-то ветхие тесёмочки, верёвочки, тряпочки, если бы мерин был чуть пошустрее, вся эта сбруя наверно просто рассыпалась бы. Поздно вечером мы, наконец, были на месте. В Смеловске, колхозе «Путь в коммуну», в 20-ти километрах от Магнитогорска, не было света, радио, дошкольных учреждений Была школа, если не ошибаюсь – семилетка, Деревянный клуб, переделанный кое-как из церкви, в котором наезжавшая временами кинопередвижка показывала фильмы, а так как света в деревне не было, мы, пацаны, по очереди на улице «крутили динамо» и за это, передав рукоятку, бесплатно могли смотреть до конца то, что в это время показывали, а потом после кино собирались вместе и рассказывали кто что видел, складывалась полная картина просмотренного фильма. Коробок с кинолентой обычно было с десяток и больше, проектор один и кино крутили по частям, продолжался показ часа 3 и больше, поэтому все пацаны успевали по очереди что-то посмотреть.
Вскоре мы перебрались в Магнитогорск. Отец нашёл работу, а я в сентябре 1947-го года пошёл в первый класс. Учился хорошо, время было трудное, в феврале этого же года родился мой брат Саша. У отца было несколько тяжёлых ранений. Меня с братом оставить было просто не с кем, и мама на работу так и не устроилась. В 49-м году родился брат Миша и поскольку мама мечтала о дочери, то в 54-м году родила Витю, моего младшего брата.

5-го марта 53-го года, в день смерти Сталина, так совпало, меня принимали в комсомол в школе, так совпало. А в день похорон, 8-го или 9-го марта, не помню уже, решение школьной комс. организации утверждали в райкоме, так было принято. Первый секретарь райкома жал мне руку и со слезой в голосе приговаривал: « Чувствуешь, в какой день и в какое время ты вступаешь в наши ряды? Будь достоин высокого звания. Комсомол, партия, мы верим тебе». Не знаю, насколько я оправдал такую высокую честь, но так уж вышло, что где бы я не учился или работал, но всегда почему-то получалось как у того еврея, который, придя домой, сказал: «Фая, золотко, я сегодня-таки вступил в партию». На что она ответила: «Изя, ты и теперь скажешь, что я не права, когда говорю, что ты вечно вступишь в какое-нибудь дерьмо?». В 7-м классе, как только я стал комсомольцем, меня тут же избрали комсоргом. После окончания 7 классов я перешёл в 8-й класс средней школы и меня выбрали опять комсоргом. В 1969-м году, уже на Сахалине я вполне сознательно вступил в партию. Я был не Изя, а жена – не Фая, поэтому она мне на это ничего не сказала, хотя, может, и подумала, кто знает.

Много лет прошло, много воды утекло, как говорится – иных уж нет, а те – далече. То, что я вижу за окном сегодня и то, что было за ним 70 лет назад, 70 лет – Боже мой, небо и земля. Гляжу я на железные, металлочерепичные крыши домов, а вижу на них послевоенную гнилую солому. Вспоминаю того несчастного тылового мерина и вижу, как на открытии храма святых врачевателей и бессребреников Космы и Дамиана в Анненском собрался вокруг него целый рой закордонных «меринов», ауди, БМВ, пежо, рено и ещё чёрт-те каких иностранных мастей, а потом поглядел на собравшийся народ, прикинул и получилось, что…Нет, ребята, при всём сегодняшнем достатке, живём мы всё ещё не так чтобы очень. , потому что у церкви машин оказалось всё-таки меньше, чем людей. Но я всё же верю, что не я, конечно, куда уж мне, а люди, народ в нашей многострадальной, но такой родной России, если сильно захочет, то, пусть не скоро, своим упорным трудом добьётся того, что в храмовый праздник у церкви соберётся пусть не больше, то хотя бы ровно столько же транспорта и людей. И какой-нибудь малыш спросит:

-Мама, а что обозначает слово бессребреник? – И она ответит:
-Не знаю, малыш, это старое слово. Наверно это какое-то очень высокое почётное звание.