Глава 12

По надзорному представлению прокуратуры возбудили производство. Решение об этом вынесла судья Московского областного суда Патова Т.Н.

От участия в судебном заседании я отказался. Мне было не с кем оставить в бараке своего кота, да и нервы следовало поберечь: под лай собак этапы оборачивались нервотрепкой.

Больно нужно суду любоваться на меня. Я все на бумаге изложу, пусть взвешивают на своих весах, а если нет, то и мое присутствие мне не поможет, — надуют прямо на глазах. Я уже с этим сталкивался.

Смею думать, что судье не обязательно знать назубок Уголовный кодекс. Важно иметь живой ум и какую-никакую совесть, а в свод законов всегда можно заглянуть.

За одно и то же деяние можно осудить и оправдать, и поступить при этом по закону, а вот поступить по совести в обоих случаях нельзя.

Господа присяжные заседатели! Дамы и Господа!

Пора, пора вас посвятить в материалы дела. Вам нужно, наконец, составить свое мнение. Поэтому прошу вас набраться терпения, а ума вам не занимать.

Все люди – разные. Один, скажем, книгочей, а другой в заслугу себе ставит, что он не читает книг и говорит об этом как о подвиге.

Жалоба в президиум Мособлсуда не выходила у меня короткой. Я писал как на духу и как в чернильницу макал перо прямо в свою душу.

В Президиум Московского

 областного суда.

Надзорное представление заместителя прокурора Московской области Шишириной Т.В. было бы, возможно, справедливым при моей причастности к убийству, но я, слава Богу, никого не убивал, а дело против меня сфабриковали.

Уголовное дело против меня построили на фальсификации доказательств и на лжесвидетельских показаниях хронических алкоголиков, которые оговорили меня, чтобы самим уйти от ответственности за убийство своего собутыльника.

Позвольте изложить основные факты.

Первый приговор в отношении меня был вынесен 1 ноября 2007 года и отменен кассационным определением Московского областного суда 15 января 2008 года.

Отмена приговора, надо отдать должное профессионализму судей Зимина В.П. и Снегиревой Е.В., мотивировалась следующими соображениями.

Первое. Это вопрос о месте причинения потерпевшему Греку Р.В. ножевого ранения. (Условимся пока рассматривать версию следствия о моей причастности к убийству потерпевшего Греку.)

В кассационном определении Московского областного суда от 15 января 2008 года отмечено, привожу дословно: «если вторжение в квартиру Смирнова В.О. имело место, то у суда не было основания отрицать за подсудимым право на оборону».

Почему судебная коллегия Мособлсуда пришла к такому выводу?

Да потому что это прямо следовало из материалов дела.

Во-первых, свидетель защиты Мария Жарова показывала, что слышала шум в моей квартире.

Во-вторых, свидетель Жаров Александр показывал, что при встрече с ним, я говорил ему, что на меня напали.

В-третьих, сам я с первого дня следствия утверждал, что на меня напали.

В-четвертых, в моей квартире была обнаружена кровьIIIгруппы, которая, согласно экспертизе, могла принадлежать потерпевшему Греку Р.В.

Сам потерпевший находился в состоянии тяжелого алкогольного опьянения, что следовало из экспертизы, являлся лицом с асоциальным поведением, и трижды содержался в Московской областной психиатрической больнице № 5, откуда характеризовался таким образом:

«В состоянии алкогольного опьянения становится злобным, агрессивным, устраивает драки, постоянно конфликтует с матерью, нигде не работает, часто алкоголизируется… В отделении был груб, раздражителен, лжив, вспыльчив».

Справка из психиатрической больницы имеется в деле.

Исходя из всех этих очевидных и простых вещей, судебная коллегия пришла к логическому выводу.

Это один ключевой момент кассационного определения. Другой ключевой момент, по которому приговор был отменен, состоял в следующем. Я снова должен процитировать определение коллегии Мособлсуда. «Для разрешения данного дела также имеет важное значение вопрос о том, в какой последовательности были причинены смертельное ножевое ранение Греку и легкий вред здоровья потерпевшего Зуйкова». И далее: «Потерпевший Зуйков в принятых судом показаниях, утверждает, что Смирнов к ним в квартиру ворвался уже с окровавленным ножом и со следами от вытирания ножа на своих брюках». Конец цитаты.

Вопрос этот, на самом деле, имел важное значение. И Зуйков действительно давал такие показания.«Я увидел на джинсах в области бедра на правой ноге след крови, как будто Смирнов об джинсы лезвие ножа вытер».Зуйков давал такие показания, как на следствии, так и в суде.

Что касается меня, то я с первого дня следствия утверждал, что испачкал брюки кровью, когда оказывал помощь потерпевшему и укладывал его на диване. Я пояснил следователю, что кровь на одежде и на ноже принадлежит разным людям, что одежда испачкана кровью человека, которому я оказывал помощь, когда укладывал его на диване в кв. 61 после того, как по просьбе жильцов этой квартиры, вызвал скорую помощь.

И вот судебная коллегия Мособлсуда обоснованно решила, что этот спор имеет важное значение и потребовала его разрешить.

И это другой ключевой момент, по которому приговор был отменен.

Теперь я должен отклониться от дальнейшего повествования, и рассказать читателям, присяжным заседателям, какую версию случившегося выдвинули следствие и суд. За следствие в Сергиевом Посаде отвечал заместитель прокурора города В.В. Хатунцев, и думаю, что это он приложил руку ко всему. По сценарию, придуманному следствием, дело обстояло так.

Пьяницы тихо-мирно распивали у себя в притоне самогонку, вдруг кто-то постучал в квартиру. Собутыльник Греку Р.В. пошел открывать дверь и через несколько минут сосед, то есть я (Смирнов В.О.) затащил к ним в квартиру уже мертвого Греку, бросил на пол, стал пинать его ногами, а потом подошел к Зуйкову и ударил его железным прутом по голове.

Вот такие показания дали алкоголики. А уж сами додумались или Хатунцев В.В. надоумил — не берусь судить.

При этом показания свидетелей, были одинаковыми, словно их писали под копирку, и это, несмотря на то, что сами они на момент событий находились в состоянии тяжелого алкогольного опьянения.

Рассмотрим скрупулезно эту версию. Исследуем в начале показания бригады «Скорой помощи». И врач Кожинов, и медсестра Важенкова, которые по вызову первыми приехали на место происшествия, раньше работников милиции, показывали, что молодые люди объяснили им, что нашли потерпевшего Греку Р.В. на лестнице и занесли в квартиру (том дела 1, лист дела 92-95).

А вот показания врача Кожинова в суде: «Они говорили, что он (Греку) пил вместе с ними, потом вышел, долго не возвращался, они пошли его искать и нашли на лестнице, откуда принесли с ножевым ранением домой».

(Добавлю от себя, что, может быть, и сами ранили, причем в квартире, а лестницу придумали для отвода глаз).

Далее врачу в суде задают вопрос: «Кто говорил?» Врач отвечает: «Двое мужчин в возрасте 30-35 лет, они были высокого роста».

(Мне на момент событий было 52 года, а рост у меня 167 см — высоким никак не назовешь)

Таким образом, работникам скорой помощи участники пьянки рассказывали, что сами занесли в квартиру потерпевшего, а в прокуратуре поменяли показания и стали утверждать, что это сделал я.

(Уместно вспомнить, господа присяжные заседатели, ответ Вениамина Селифанова, который утверждал на голубом глазу, что моя вина доказана показаниями свидетелей Кожинова и Важенковой, хотя наоборот, их показания, доказывали мою невиновность и уличали алкоголиков во лжи.

Пожалуйста, господа присяжные заседатели, перечитайте письмо Вениамина Селифанова, и вы согласитесь, что таким ответам, как краплёным картам, грош цена.)

Позвольте привести еще красноречивые детали, которые свидетельствуют о безмерной лжи. Я понимал, что свидетели обвинения имеют возможность сговариваться и можно их поймать на мелочах. Поэтому задал несколько вопросов Поляковой, пока Зуйков, по моей просьбе, был удален из зала суда. И тут выяснилось, что на все вопросы они дают разные ответы, хотя, повторяю, следствию давали показания, как под копирку. Так, на вопрос, куда я положил потерпевшего, которого, по их словам, затащил в квартиру, Полякова ответила, что бросил в прихожей, а Зуйков потом сказал, что в комнате, возле дивана.

На вопрос, как лежал потерпевший, Полякова ответила, на животе, а Зуйков потом сказал, что на спине.

И наконец, на вопрос, как я затаскивал потерпевшего, Полякова ответила, что за руку, а Зуйков потом сказал, что тащил за шиворот. И получилось, что на все вопросы они дали разные ответы. Все это занесено в протокол суда. И последний штрих к этому вопросу. Он требует логического осмысления.

Общеизвестно, что преступления стараются совершить без свидетелей. Мне, значит, в этом плане крупно повезло, потому что из материалов дела следует, что никто не видел конфликта между мной и потерпевшим Греку. Даже шум борьбы никто не слышал, а дом у нас панельный и на лестнице слышны даже шаги. Значит, по логике вещей, мне повезло, я должен поблагодарить судьбу, свидетелей убийства нет, и скрыться с места преступления. Но вместо этого я почему-то, как дурак, затаскиваю труп в квартиру, охота была мне возиться, причем в квартиру, где сидят и пьют приятели убитого. Зачем? Чтобы они набросились на меня или чтобы появились свидетели убийства, если их не было и нет? Возможно ли такое? Я думаю, что это абсолютный бред. Так даже полный идиот не поступил бы.

О патологической лживости главного свидетеля обвинения Зуйкова А.В. говорит, помимо прочего, и следующий факт. На протяжении всего следствия и суда Зуйков выдавал себя за рабочего человека, станочника, и в качестве места работы указывал предприятие ЗОМЗ. Однако справка из отдела кадров ОАО ЗОМЗ (она по ходатайству защиты приобщена к делу) констатировала, что Зуйков на данном предприятии не работал. Суду это было известно, но, составляя свой бессмертный приговор, суд каждый раз указывал, что у суда «нет оснований не доверять показаниям Зуйкова».

Да, на первый взгляд, все было против меня: и одежда у меня в крови, и дома у меня изъяли нож в крови, и свидетели валят на меня, а мои растерянные бормотания не могут убедить. Я это понимал. Но я надеялся, что разберутся. Я даже адвокатов в первые недели следствия не нанимал, считал, что моими адвокатами будут экспертизы. Но, оказывается, образцы исследования можно подменить и помешать этому никто не может.

Я прошу президиум Московского областного суда обратить внимание на время проведения первоочередных экспертиз. Например, экспертизы крови на лезвии ножа и экспертизы крови из моей квартиры. Они проведены почему-то спустя полтора месяца после происшествия и после изъятия образцов крови и ножа.

Не странно ли? Арестовали писателя, автора двух книг, он положительно характеризуется и божится, что не убивал. Вот бы сразу и назначить экспертизу, чтобы все поставить на места. Но почему-то медлят, не спешат. Так не бывает, и я убежден, что экспертизы были вовремя назначены, но результаты экспертиз ошеломили прокуроров. Выходило по всему, что я не виноват, а уже несколько недель сижу в тюрьме, и по убийству отчитались, что оно раскрыто. Как же быть? Признаться, что совершена ошибка и в тюрьме оказался невиновный человек? Для этого надо иметь мужество и совесть. А если их в помине нет, то можно подделать доказательства и ни за что не отвечать? Возможности для этого имеются, есть кровь убитого, она хранится в сухом виде. Кровь можно представить, как изъятую в моей квартире, можно нанести на лезвие ножа и назначить снова экспертизы…

Так и поступили. Они теперь готовы были мои действия расценивать как оборону, но я свою причастность к смерти потерпевшего не признавал, выглядел неблагодарным в их глазах, и поплатился. Дали 8 лет. А после отмены приговора снова прибегли к подтасовке, чтобы меня не выпускать, поскольку в кассационном определении Мособлсуда было сказано, что за мной нельзя отрицать права на оборону. Кровь потерпевшего Греку Р.В., которая якобы была обнаружена в моей квартире, теперь стала им мешать, и Зуйкова принудили дать показания, что он якобы заходил в мою квартиру и смывал кровь с лица. После этого назначили новые экспертизы и кровьIIIгруппы стала кровьюIгруппы. Снова провели подмену, только раньше орудовали скрытно, под покровом тайны следствия, а теперь фокус проделали открыто, на глазах.

Такая же картина с ножом. Нож почему-то больше месяца не отправляли на экспертизу. Потом дело передают другому следователю: Лавровой И.В. Она проводит осмотр вещественных доказательств, (получается, что больше месяца осмотр не проводили) в том числе ножа, и составляет описание: «На лезвии ножа имеются пятна в виде мазков бурого цвета». И сразу возникает вопрос: а кто нанес мазки? Мой адвокат, который 30 лет проработал криминалистом, возмущенно говорил, что горячая кровь не может оставаться в виде мазков, она должна распределиться по лезвию ножа равномерной пленкой, но этим никого не пристыдил.

Нож отправляют на экспертизу. Эксперт Кочеткова Е.М. дает заключение (№ 1156), согласно которому, кровь на лезвии ножа принадлежит потерпевшему Греку Р.В., Но (!) при этом сама кровь с лезвия ножа полностью исчезла, нож становится стерильно чистым. Возможно ли такое, если при изъятии ножа лезвие было испачкано с двух сторон?

(Господа присяжные заседатели, далее я подробно излагал президиуму Мособлсуда, как после отмены первого приговора была назначена экспертиза по механизму образования пятна крови на моих брюках, которая подтвердила мои показания, что брюки испачканы от дивана и какие выводы сделал суд. Надо ли повторяться? Я ведь уже писал про изворотливость судьи Сысоевой. Писал также о том, как кровьIIIгруппы превратилась чудным образом в кровьIгруппы, и только различия в описании объектов исследования были немыми свидетелями подмены образцов. В письме на имя Генерального прокурора, оно в книге представлено, это тоже всё изложено. Надо ли повторяться?

Дамы и господа! Господа присяжные заседатели, я не буду больше испытывать ваше терпение, но для полноты картины набросаю еще несколько штрихов.)

Свидетель обвинения Люба Томаровская, хозяйка притона однажды все-таки явилась в суд. Она долго смотрела на меня и потом сказала: «Смирнов не виноват. Он не убивал».

Тут как фурия вскочила с места государственный обвинитель, помощник прокурора Л.В. Баранова.

«Она пьяная и не может давать показания!»

«Я с похмелья, это правда, но сегодня не пила» — твердо настояла Томаровская. Судья Сысоева вроде снизошла: «Давайте ее послушаем».

«Нет!» — сказала, как отрезала Баранова-«Я возражаю».

И суд сник.

Судья сказала: «Я вам выпишу повестку на следующее заседание».

Томаровская больше не пришла и никаких мер по ее доставке суд не принимал.

Следующий мазок к портрету правосудия.

Цитирую приговор суда: «Показания врача Кожинова, пояснившего, что присутствующие в квартире лица объяснили, что внесли Греку с лестничной площадки между этажами, являются неубедительными, так как очевидцы происшествия дали подробные показания по делу и их показания подтверждаются другими исследованными в судебном заседании доказательствами, обнаружением крови на лестничной площадке первого этажа около 61 квартиры, заключениями экспертизы».Конец цитаты.

Дайте дух перевести… Во-первых, какой смысл врачу Кожинову что-то выдумывать и врать! Во-вторых, очевидцы происшествия дают путаные показания. В-третьих, они неоднократно уличались во лжи и непонятно, почему суду кажутся неубедительными показания врача, трезвого, порядочного человека и почему суд убеждают показания хронических алкоголиков и лжецов?

В-четвертых, не ясно, какие другие доказательства, исследованные в судебном заседании, подтверждают показания лжецов? В-пятых, кровь, которая якобы обнаружена возле 61 квартиры, сама по себе никак не может свидетельствовать о том, что именно я затаскивал потерпевшего в квартиру. (Да и с кровью этой не все ладно).

Наконец, какие заключения и какие экспертизы доказывают, что именно я затаскивал потерпевшего в квартиру, на что бойко ссылается суд?

Полное отсутствие малейшей логики и набор трескучих фраз.

И опять же, как не разразиться нервным смехом. Суд показания врача признал неубедительными, потому что они подтверждали мою правоту, а заместитель прокурора области невозмутимо уверял, что показания врача мою вину доказывают… Помните письмо Вениамина Селифанова? И государство платит им немалую зарплату за белиберду.

Господа присяжные заседатели! Дамы и господа!

Подхожу к финалу.

На десерт я приготовил уникальный документ. Он называется — кассационное представление. Представление было подано на приговор суда помощником прокурора Л.В. Барановой.

…Считаю, что приговор суда является незаконным в связи с существенными нарушениями уголовно-процессуального закона.

В соответствии со ст. 307 УПК РФ описательно-мотивированная часть обвинительного приговора должна содержать, в том числе, доказательства, на которых основаны выводы суда в отношении подсудимого и мотивы, по которым суд отверг другие доказательства.

По настоящему уголовному делу осужденный Смирнов, излагая свою версию событий, неоднократно заявлял, что ножевое ранение он нанес, обороняясь от нападавшего. Установив место совершения убийства Греку Р.В. — лестничная площадка — суд не оценил в приговоре заявление Смирнова В.О. о нападении на него со стороны потерпевшего.

Кроме того, не дана оценка судом и заявлениям Смирнова В.О. о том, что ножевое ранение причинено им не Греку, а другому лицу. Такие заявления Смирнов делал и в ходе предварительного следствия, и в судебном заседании, поясняя, что на него напал не Греку Р.В., а какой-то другой человек, который впоследствии прошел под окнами квартиры.

Не полное отражение доводов стороны защиты, отсутствие в приговоре мотивов, по которым суд не принял эти доводы, существенно снижает возможность участников уголовного судопроизводства со стороны защиты осуществлять свои процессуальные права.

На основании изложенного считаю, что приговор незаконен и подлежит отмене.

Руководствуясь ст. 379, 381, 386 УПК РФ прошу:

Приговор Сергиево-Посадского городского суда от 28.12.2008 года по уголовному делу по обвинению Смирнова В.О. отменить, уголовное дело направить на новое судебное разбирательство.

Государственный обвинитель, старший помощник

Сергиево— Посадского городского прокурора,

юрист 2 класса

Л.В. Баранова.

Убойность документа состояла в том, что в судебных заседаниях Л.В. Баранова делала все для того, чтобы помешать объективному судебному разбирательству и не дать защите осуществлять свои процессуальные права.

Она выступала против вызова в суд эксперта, проводившего биологическую экспертизу, против запроса характеристики на Греку из психиатрической больницы; против допроса свидетеля Томаровской, которая заявила в суде о моей невиновности… Наконец, в прениях Баранова запросила для меня 13 лет лишения свободы! И вот не проходит две недели, она пишет представление и просит приговор, как незаконный, отменить.

Более удивительной была только позиция Московского областного суда. Судьи Маренкова В.П., Колесников А.З. и Тихонов В.Н. при рассмотрении кассационной жалобы закрыли глаза даже на то, что их коллеги один раз отменяли приговор, а нарушения не только не были устранены, но усугубились новыми.

В конце жалобы я не просил, а заклинал президиум Мособлсуда принять справедливое решение, за которое потом не пришлось бы никогда краснеть.