Синие импортные мокасины

                Слабое подражание Довлатову.               
                Обувные метаморфозы.
       
        С приличной обувкой в Советское время было неважно. Хорошие мужские штиблеты или доставались по большому блату или покупались  в магазине «Берёзка » за валюту, а ещё реже привозились из-за рубежей нашей Родины.
        Троюродная сестра отца из Керчи  ходила на рыболовецком сейнере, и периодически её судно отгоняли в немецкий город Росток на профилактику. Из каждой такой командировки проездом через Москву она привозила нам с братом немецкие конфеты в красивых металлических коробках, маме – не очень нужные в домашнем хозяйстве крупногабаритные сувениры, типа ключа от города со штопором внутри, а дорогому московскому брату – модные  ботинки производства ГДР. Отец любил строгую классическую обувь без излишеств  и практичных тёмных тонов, и поэтому подаренные яркие туфли с пряжками убирал на антресоли, где я их и обнаружил, когда подрос. У нас с отцом размер ноги совпадал, так что я в старших классах внезапно стал счастливым обладателем сразу трёх пар потрясающих ботинок.
       Проживание в самом центре Пролетарского района вносило свои коррективы в длительность носки любых предметов гардероба, а обуви особенно. Наш квартал находился внутри неправильной окружности, по периметру которой располагались автогигант ЗиЛ, электротехнический завод «Динамо», 1-ый ГПЗ, Московский Шинный Завод и предприятие «Клейтук», запах с которого при попутном ветре давал фору газовой атаке. Каждую весну наши дома красили в какой-нибудь почти яркий цвет, правда, не голубой, розовый или оранжевый – всё-таки не Амстердам, а в светло-палевый или жёлто-зеленоватый. Но уже к осени здания приобретали ровный грязный тёмно-серый оттенок. Что творилось под ногами – лучше не вспоминать! Отец с горечью говорил: «Обитателям Автозаводской экологические катастрофы не страшны!». Поэтому к окончанию первого курса института, говоря словами моего друга юности Кости «Моськи» - «шуз кончился!». Но «человек быстро привыкает к хорошему!».
        Уже обучаясь в ВУЗе, я в трамвае познакомился с симпатичной девчушкой, с удовольствием начавшей откликаться на ласковое прозвище «Мурзик». Наши юношеско-букетные отношения ни во что серьёзное не переросли, но дружба сохранилась. Мама «Мурзика» служила кассиршей в «Доме Обуви» на Ленинском проспекте, поэтому я всегда своевременно узнавал о заграничных новинках, поступивших на и под прилавки столичной  торговли. Благодаря «неслучившейся» тёще, вся мужская часть нашей семьи (брат, отец и я)  носила добротную импортную обувь, купленную с совсем небольшой переплатой.
         Ещё одним источником хороших заграничных ботинок являлись фарцовщики. Мой приятель, центровой «утюг» «Гар» подразделял всю обувь на четыре категории: «бундесовые плейбои», «итальянские вострики», «бритишовые щёчки» и «австрийский инспектор». Самыми востребованными являлись замшевые «плейбои», ныне называемые «Дезерты». Мишка «Нильсон» обычно носил свои до дыр и сам пришивал на них заплатки, пока «Гар» не «наутюживал» новые.
         Продавщицы Универмага, расположенного на первом этаже нашего дома, с которыми я эпизодически  «поддруживал», время от времени «подогревали» меня из Райкомовского пайка. Государство проявляло заботу о  внешнем виде партийных и советских функционеров, начиная, правда, с  известного ранга.  Исходя из территориального принципа,  для них в определённые магазины поступала в лимитируемом количестве качественная одежда и обувь. То, что райкомовцы из своей квоты не выбирали, мои подружки распределяли по своему разумению исходя из сердечных и родственных привязанностей. Так, нам с братом достались немецкий «Саламандер» и финский «Топман», а мне ещё дважды перепадали югославские костюмы.
          Позднее одна из подружек брата, Ленка, после окончания специального торгового училища распределилась в обувную «Берёзку» на Пятницкой. Вот тут-то наступил «праздник души, именины сердца!». Во-первых,  для нас с братом она откладывала и придерживала самую дефицитную обувку, включая супер-востребованный родной западногерманский высокий «Адидас», продававшийся даже в «Берёзке» из-под прилавка, по блату и с серьёзной наценкой в валюте. Во-вторых, Сашка «Афанасий» каждый день по Ленкиной наводке мотался по всей Москве, скупая в обычных магазинах обувь тех артикулов, которые продавались в «валютке».  Ленка реализовывала Сашкины закупки через свой магазин мимо кассы, а прибыль они делили по-честному - пополам.  Цены в «Берёзке», в так называемых «инвалютных рублях», один в один соответствовали стоимости обуви в обычных магазинах, а на «чёрном» рынке за один «чек-сертификат» давали два рубля.  В день «сладкая парочка» заколачивала до сотни, половину из которых просаживала ежевечерне  в ближайшем ресторане сразу после окончания Ленкиной смены.
        Ввиду тяжёлой обувной ситуации большинство моих приятелей, по мере возможностей, норовило свести знакомство с работницами прилавка. Особо преуспел Вовка «Афанасий», задружившийся сразу с двумя продавщицами одного магазина, трудившимися в разные смены. Универмаг его пассий располагался на Новослободской, но ради обладания хорошей обувью и «двадцать вёрст – не крюк!».  Однажды поздней осенью вечером позвонил Вовка: «Завтра у «моих» в отделе выбрасывают ГДР-овские мокасины! Утром едем!». Я взял день отгула и с самого утра,  ещё до открытия магазина, мы с братом в компании «Афанасия» стояли у заветного входа. Нас окружала немалая толпа желающих. «Видать, Вов, не ты один прознал про дефицит!», - с некоторой подначкой констатировал Борька. «Там не только моя «пеструшка» работает!», - огрызнулся Вовка. «И все очень любвеобильные, судя по количеству присутствующих!», - не унимался брат.
        В первой половине дня вожделенные ботинки в продажу не поступили. «Афанасий» несколько раз подбегал к «своей» продавщице, но она всё время сладострастно шептала «чуть попозже!».  Погода конца ноября нас не баловала, промозглая сырость с периодическим снежком радости не доставляла. Дважды сгоняли в ближайший магазин за «белой» и «грелись» тут же, у магазина, опасаясь даже ненадолго покинуть пост. Только после обеденного перерыва в половине четвёртого началось: вся толпа плотно закупорила магазинное пространство, к прилавку подобраться возможным не представлялось. Продавщицы сразу озвучили тревожное сообщение: «Товара мало, на всех не хватит!». Чеки из кассы передавали над головами в обмен на обувные коробки из-за прилавка. Про примерку никто даже не заикался.
         В продажу поступили три разновидности мужских мокасин производства обувной промышленности дружеской ГДР: синие на шнуровке с белой подошвой и белой отстрочкой, светло-коричневые с белой подошвой на шнуровке с отстрочкой в тон и светло-коричневые с отстрочкой в тон, но без шнуровки. Борька купил все три своего 41-го размера, я только две пары – синие и светло-коричневые, третьей модели моего  43-го уже не осталось, а «Афанасий» - восемь пар, 42-го и 43-го размеров – он собирался «наварить наижутчайше» на этой обуви. При стоимости пары в 42 рубля, Вовка уже договорился по 65.
        Приехав, наконец,  к  дому, мы зашли в наш винный и купили «кегельную» бутылочку – спрыснуть обновку. Достав  мокасины из коробок, брат перемерил свои три пары, а я две своих. Сидели как влитые. Особенно меня порадовали синие ботиночки – с джинсами смотрелись исключительно! Я еще вволю походил в них по комнате и не снимал, пока мы с братом обмывали покупку, причём с каждой рюмкой они нравились мне всё больше. Учитывая, что погода за окнами к ношению такой обуви не располагала, я с сожалением сложил их в коробки и убрал до весны.
       С первым же потеплением, как только распогодилось, я с радостным вожделением достал синие мокасины и собрался пойти в них на службу. Но, надев, почувствовал резкий дискомфорт – они мне жутко жали.  Достал вторые, светло-коричневые – полный порядок. Сравнил коробки – одинаковые, на каждой – размер 43. Внимательно рассмотрев мокасины, на внутренней поверхности язычка у синих я обнаружил отштампованное тавро с цифрой 41. Решив, что при примерке дома, мы с братом перепутали ботинки и коробки, я кинулся к нему. Борька  уже давно обнашивал свои синие мокасины, даже успел в них в Питер съездить. Никакой ошибки – у него обувь именно 41-го размера. «Скорее всего, тебе ещё в магазине положили ботинки 41-го размера в коробку 43-го!», - предположил Борька.  «Но я же их дома мерил – отлично сидели!», - недоумевал я. В конце концов зам.начальника моего отдела Иван Александрович с огромным удовольствием выкупил у меня замечательные синие мокасины по твёрдой государственной цене, очень меня благодарил и ещё долго не мог нарадоваться приобретению.
         Сменился строй. Прошла целая эпоха.
         Не так давно мой бывший одноклассник оповестил меня, что у него на седьмом десятке лет нога выросла на два размера – с 41-го до 43-го. И попросил пристроить 7 пар практически неношеной обуви, не выкидывать же!  Я позвонил своему старинному другу Петровичу, до сих пор сохранившему всё тот же 41-й размер. Петрович несказанно обрадовался: для современного пенсионера покупка полудюжины пар фирменной обуви (Clarks, Rieker, Ecco и т.п.) просто неподъёмна. Выкатив пол-литра спирта, Петрович вместе со мной сначала плотно отпраздновал обновки, а затем произвёл замер ботинок. Вся обувь подошла исключительно: «Как к себе домой! Да это же просто мой гардеробчик!».
          Утренний звонок Петровича на следующий день меня несколько удивил: «Ты всё помнишь?»  «Конечно! А что случилось?»  «Представляешь: четверо ботинок – в самый девке аккурат!  А в три пары нога совершенно не влезает!». Предположение об отёке конечностей Петрович отмёл напрочь.
          Возможно, у крепкого алкоголя присутствует неизвестная науке и широкой общественности загадочная способность временно уменьшать размер ноги, иначе, чем объяснить такие схожие случаи у совершенно различных людей, разнесённые во времени и пространстве?!