Глава 16 Убийство без следов

                Глава 16

                Убийство без следов

 Под утро, на рассвете, Ирина окончательно проснулась и поняла, что влюбилась. Она почувствовала это сразу, едва разлепив веки и почему-то немного робея от нового, охватившего все ее существо чувства.
 «Что же будет? Москвич… почти что иностранец теперь, – она скептически улыбнулась. – К тому же, в обществе «доктора кукольных наук», – так со вчерашнего дня дядечка титуловал Свириденко, – он, возможно, просто заскучал среди бесчисленных манускриптов. Только нет! Нельзя так ошибиться… И при чем тут Андрей, если мне самой так сладко и страшно…»

 Ирина подошла к распахнутому настежь окну и присела на подоконник. Предрассветная дрема старого сада слегка приглушила душевное смятение. Ей вспомнились печальные глаза Андрея, и, уж теперь без всякой предвзятости, она подумала, что для такой глубинной печали у него наверняка был повод. Эти странные речи за столом о какой-то опасности. Что такого особенного он мог знать о здешних местах, заехав сюда впервые на несколько часов?

 Почему он увлек ее к озеру без объяснений, настойчиво и, оставшись наедине с ней всего на несколько минут, ничего так и не сказал? Ирина в подробностях припомнила встречу: Андрей словно ожил перед глазами – и правильные черты лица, и стать, и поворот головы – все было наполнено каким-то смыслом, чем-то невысказанным… Но вместе с тем, сила внезапного чувства была так очевидна, так ощутимо и цепко захватила обоих, что противиться было бесполезно. Это все равно, как бы если громадная волна подхватила их и несла теперь к неведомому берегу, где ожидал рай или ад, но только ничего изменить уже было нельзя.

 Что ж из того, что он молчал там, у озера? Что не успел ничего сказать? В один миг они почти прильнули друг к другу, но между ними опустилась невидимая преграда… да, да… Ирина отчетливо вспомнила, как будто упругая прозрачная стена толкнула ее назад, и Андрей тоже отпрянул. И сразу завыла сирена в машине…

 Внизу, под окном, послышался тихий смех. Слезы едва не брызнули из глаз Ирины. Издевательский смех над ее сокровенными мыслями!
 Но смех повторился, и негромкий мужской голос произнес:
 – По вашему приказу я готов штурмовать белый дом хоть сию минуту.
 – В Вашингтоне или в Москве? – нежно уточнил женский.
 – На Черном озере, карамелька моя сладкая.
 – Тогда это не штурм, а маневры. На штурм пойдет мой папочка, если застанет нас в саду.

 Шепот и поцелуи сердили и смешили Ирину нестерпимо, причем сердилась она, естественно, на себя, зажимая рот ладонью, чтобы не выдать себя случайно. Затем к тем двоим присоединилась еще одна парочка, и вскоре голоса затихли. Это были, конечно же, малышки Язина и мальчики из спецназа. «Нормальные человеческие спаривания, не то, что твой романтический бред», – ругала себя Ирина. Но все впустую, потому что сердце – это такая штука, которая не подчиняется разуму и крушит любые ловушки логики.

 В то же самое время трое завзятых рыбаков устроились с удочками в укромном месте у тихого озера. Палевый палантин предутреннего тумана плыл над лоснящейся темной водой, и первые лучи пробужденного солнца уже золотили его края. В ожидании напряженного лова, рыбаки дружно позевывали. Зажравшиеся караси дремали на дне и вовсе не спешили к аппетитной приманке.

 Иван Лукич, воткнув удилище под корягу, пошел осматривать берег с неопределенными намерениями. Он был сосредоточен и сердит на неугомонного Язина, со вчерашнего дня не оставлявшего профессора ни на минуту.

 – Как вы думаете, – торопливо заговорил Василий Саввович, тотчас воспользовавшись отлучкой старого сапера, – волна, которая накрыла нас здесь с головой в прошлый раз, может снова нахлынуть?
 – Откуда мне знать? – пожал плечами профессор. – Никто из местных ничего подобного раньше не видел, спросите хоть Ивана Лукича, он подтвердит. Меня беспокоит другая мысль.

 – Не хотите поделиться? Если это, разумеется, касается научных идей. Про личное спрашивать я не смею.
 – Как бы это сказать… – откликнулся вяло профессор, вглядываясь в проступающий из тумана силуэт необитаемого острова, – это скорее даже не мысль, а предчувствие, и больше этического, чем научного свойства.

 – Ради Бога, не интригуйте меня так сильно, вы же знаете мою слабость. Потом, наука больше, чем что-либо другое, соотносится с этическими и нравственными категориями мыслей. Вспомните нашего Славика Лагунова, как извратили комитетчики его страстные юношеские идеи.

 – Да, Славик был моим любимцем, однако кто-то сумел столкнуть его с прямой дорожки. Молодежь из энергии секса черпает энергию жизни, но у Славика появилась совсем другая, маниакальная идея стать как бы генератором санс-энергий и распределять их на всех страждущих. Моя вина в том, что я не смог сразу предвидеть несчастья.

 И как? Он же держал все в секрете, потом уехал в Таганрог. Именно оттуда повеял смрадный запах «капусты». Помните, как от нее несло в складах центральной базы «Овощеторга», куда нас еще совсем недавно отправляли на переборку овощей? Да. Молодежный сленг очень точно именует валюту.

 Так вот, вокруг Славика, а точнее, феномена парапсихологии, завертелись устроители массовых зрелищ. Вы знаете эту практику: концертные залы, толпы страждущих и все такое… Он не сумел правильно рассчитать зеркальный эффект. Беда случилась очень быстро. Избыточная санса, привлеченная во время очередного сеанса, замкнула свою траекторию и погубила его.

 – Он был замечательно талантлив, а причинил вам столько неприятностей и хлопот. Я слышал, что Сергей Юрьевич навестил его, когда был в столице.
 – Да, но то, что я узнал, еще больше расстроило меня. Мальчик совершенно безнадежен по врачебному приговору. Даже не представляю его в таком состоянии.

 – Оставим это, Аркадий Львович, я не хотел вас огорчить. Так что же обеспокоило вас сейчас? Вы смотрели на остров…
 – Жаль, что нам не удалось съездить туда вместе. Вы бы, не сомневаюсь, разделили мое беспокойство. Проклятая статуя урода находится там не случайно. Если бы только памятником культуры друидов, каких-нибудь вымерших тамплиеров или, что не исключено, сектантов нового оккультного толка она оставалась, так нет же! Этот идол, как отметина Люцифера, вечно торчит на…

 – Клюет! – воскликнул Язин, ухватившись за свое удилище. – И у вас клюет! Погоди ж ты…
 – Подсекай, подсекай! – профессор разом вошел в азарт, и мрачные мысли вылетели у него из головы.

 Превосходный золотистый карась в радуге алмазных брызг, выхваченный из таинственных глубин Черного озера, уже трепетал на леске, искрясь в первых солнечных лучах, когда к приятелям бегом приблизился Иван Лукич. От быстроты движений он задыхался и нелепо размахивал руками.

 – Там… там…
 Сердце перепуганного старика выскакивало из груди, он схватился за ворот рубахи и беспомощно осел на траву.

 – Иван Лукич, Ваня! – закричал Аркадий Львович, отбросил удочку и ринулся к соседу.
 Синюшность губ, рвущиеся из груди хрипы и расширенные зрачки говорили о том, что приступ сердечной недостаточности не шуточный. Нужно было принимать срочные меры, но кроме прохладной озерной воды под руками ничего не было. Ею, конечно же, и воспользовались.

 – Бегите в дом, принесите капель сердечных или Лелины пилюли, она знает, что может понадобиться. Да скорее, скорее же, – торопил профессор Язина.
 Тот споткнулся о булыжник, до крови расшиб ногу и захромал к даче.

 – Там… – простонал Иван Лукич и замотал головой, сглатывая слюну, – там сержант, который нас с острова… – он снова стал задыхаться.

 Аркадий Львович сменил компресс и принялся энергично растирать ребро ладони и внутреннюю пушечку между мизинцем и безымянным пальцем на левой руке своего друга. По корейской методе утверждалось, что именно на этих местах находятся активные центры возбуждения сердечной мышцы. Но восточная терапия не срабатывала, очевидно, потому что ладонь старика покрывали сплошные мозоли и доступ к центрам был защищен, как нежная пульпа эмалью здорового зуба. Профессор, однако, не сдавался и практиковал очень старательно.

 Иван Лукич неожиданно вырвал руку, откинул в сторону компресс и приподнялся на локтях со словами:
 – Там, за бугром в лощинке, труп нашего сержанта… уже дубеть начал, с вечера, значит, укокошили…

 Теперь за сердце схватился профессор. Смутно соображая, он задал единственный вопрос:
 – В котором часу?
 – Почем я знаю, Львович? Я же у тебя с Петровной чаевал до полуночи. А по темноте мы с ней давненько у озера не разгуливаем, не те наши годы. Это у дочек Язина нужно поспрошать, они с его дружками до зари амуры вышивали.

 Постепенно ужас случившегося проникал в сознание профессора.
 – Нужно сообщить, вызвать скорую помощь…
 – Ему сам Господь уже не поможет, царство небесное, – перекрестился Иван Лукич, – а ребятки, видать, вот-вот сюда явятся, вместе с Митькой, он за них ответственность несет перед Гаврилой Петровичем, уже ищут, поди… у них подъем в шесть.

 – Где ж они ищут? – упавшим голосом спросил профессор. – Позвонить бы… Ох! – он стукнул себя по лбу, вспомнив про вчерашний подарок Свириденко. – Телефон! Теперь же у нас есть телефон. Пойдемте сейчас же. Или нет, не нужно, у вас плохо с сердцем, оставайтесь здесь, все равно сюда возвращаться, – с этими словами он махнул рукой и скрылся за тальником.

 Иван Лукич тяжко вздохнул и потер наболевшую грудь ладонью. Гришку было жаль до ужаса. Вчера за столом он выпил рюмку, другую, но для такого парня – это ж слезы. Одна бутылка на всю компанию! Настроение, правда, у него было пасмурное. Видать, глаз положил на Ирку, а та как с луны свалилась – на одного москвича и пялилась. У них, городских, свои фокусы. Только чего Гришке было так убиваться, если девки со всей округи под ним пищали? Вот беда-то…

 А по дороге со стороны деревни уже мчался газон инспектора рыбнадзора Дмитрия Ильича. «Ну, сейчас начнется», – подумал Иван Лукич и попытался встать, но колющая боль слева заставила его остаться на месте.

 Переполох, поднятый в доме прямо с порога словами и видом босого Язина с окровавленной ступней, не потревожил только безмятежный сон его девочек, разоспавшихся поутру «от свежего воздуха и множества впечатлений», – как заметила вскользь Леонида Архиповна.

 Она отыскала нужные лекарства и отправила к озеру расторопную Ирину, а сама занялась ногой Василия Саввовича. Обработав довольно внушительную ссадину, она, на случай скрытого растяжения связок, наложила тугую «восьмерку» на подъем поврежденной ноги и удовлетворенно позволила:

 – Скачите теперь сколько угодно, только в тапочках. Здесь не Золотые Пески, незачем было туфли разувать в такую рань, тем более на берегу, где сыро и полно острых камней.
 – Но Леонида Архиповна, он же упал без сознания, – возразил Язин, – я только хотел зачерпнуть воды, а затем помчался сюда.
 – Вы – мужчины – редкие паникеры. Иван Лукич тоже, вероятно, споткнулся. И что это вы разбегались спозаранку?

 Невразумительные доводы старшего научного сотрудника утонули в нервных гудках сирены
 и скрипе тормозов у крыльца.
 Из запыленного газика инспектора рыбнадзора выскочили мальчики из спецназа и сам Дмитрий Ильич,
 настроенный очень решительно.

 – Здрасьте, уважаемая, извините пожалуйста, но в вашем доме загостился сержант Греков, – обратился он к Леониде Архиповне без лишних предисловий, – я со всей душой отозвался вчера, когда опер получил грозовое предупреждение, но на сутки парня никто не отпускал.

 Леонида Архиповна покраснела до корней волос.
 – По-вашему, – оскорбилась она, – моя племянница, или кто-нибудь из гостей держат
 молодого человека у себя под кроватью?
 – Не знаю, не знаю, – бесцеремонно продолжал инспектор, – но потрудитесь обойти все комнаты
 и разыскать его до того, как я сам этим займусь. Можно напиться? Кухня у вас, кажется, здесь, –
 и он прошел в раскрытую дверь за спиной хозяйки.

 Вскинув брови и полыхая, как мак, Леонида Архиповна отступила в глубину комнаты, лихорадочно пытаясь сообразить, где же мог затаиться этот негодный посягатель на честное имя порядочных девушек. Но и без того непоследовательный ход ее мыслей был прерван еще более тревожной сиреной и звуками подкатившей к крыльцу легковушки. На веранде появился председатель колхоза Рябченко, участковый милиционер лейтенант Жирков и… профессор Грязнов.

 – Кадик, тебя арестовали! – ахнула Леонида Архиповна.

 Профессор отрицательно качнул растрепанной шевелюрой и тоже молча прошел на кухню. Ровным счетом ничего не понимая в происходящем, Леонида Архиповна поджала губы и стала благоразумно дожидаться развязки событий.
 Аркадий Львович вынес из кухни кувшин, две кружки и разлил в них воду. Приехавшие с ним в один глоток осушили кружки до дна, а потом председатель прошел в комнату, сел за стол и обхватил голову руками.

 – Мокрое у нас, – сказал он громко, не поднимая головы. – Надо ехать на место, составлять протокол осмотра. Звони, Львович, в район, вызывай бригаду. А вы, хлопцы, посидите в участке, – обратился он к солдатам, – для вас же лучше. Хрен его знает, кто вашего дружка укокошил, так что отправляйтесь под замок, мне тогда будет спокойнее.

 – Чего? – парни подобрались, как молодые тигры перед прыжком. – Что ты сказал?
 – Гришку, сказал, вашего убили, – гаркнул вдруг председатель, – вы люди казенные, команду уважать должны. Марш под замок, или мне за вас в тюрьму садиться?
 – Ты не наш командир, – зло процедил сквозь зубы тот, что шутил на острове, – нам на твои команды –
 тьфу и растереть.

 Оба парня, побелев и сжав кулаки, отступили к стене.
 – Спокойно, спокойно, хлопцы, – тихим голосом остановил их Дмитрий Ильич, – вам туда по закону нельзя, потому что вы, как я думаю, последними его живым видели. Отправляйтесь-ка пешака сами в участок и дождитесь Колю, извиняюсь, лейтенанта Жиркова. Он вас допросит по форме и показания запишет. Мокруха – это не прыщ на заднице, понимать должны и вести себя соответственно. Вместе с вами и я, после, на доклад к Гавриле Петровичу отправлюсь… Ох, парни, парни…

 Он сжал кулаки, лицо его искривила судорожная гримаса, и сквозь стиснутые зубы вырвался глухой,
 по-звериному протяжный стон…

 Искреннее горе взрослого мужика, отца троих ребятишек и вчерашнего морского десантника ВМС разрядило общее оцепенение, простые человеческие чувства выхлестнулись наружу. Запричитала по-бабьи Леонида Архиповна, расположился у стола с блокнотом милиционер Коля, профессор стал тыкать пальцем в кнопочки телефона, а председатель колхоза, пересказывал то, что узнал от Аркадия Львовича, инспектору и спецназовцам. Только дочки Язина досматривали сладкие сны, да Аграфена Петровна завелась с пирогами у себя «на ферме». Они еще ни о чем не догадывались.

 Найденный на берегу труп сержанта Грекова ко времени, когда собрались все должностные лица, заметно переменился. Уже даже с приличного расстояния не оставалось сомнений в том, что на берегу лежит человек неживой. Поза его была несколько странной для погибшего насильственной смертью. Он лежал навзничь, отбросив левую руку в сторону, а правой ухватился за ворот летней армейской рубашки. Буроватые пятна тления проступили на небритых щеках, а пухлые губы вздулись и почернели. Широко раскрытые потускневшие голубые глаза не выражали особенных эмоций. Не меньше удивило приехавших и то, что при первом беглом осмотре тела никаких признаков насилия обнаружить не удалось. Каким образом наступила внезапная смерть, оставалось загадкой. Теперь ее разгадывать предстояло экспертам и криминалистам.

 Составление протоколов и опрос свидетелей растянулись на два дня, что совсем измучило Леониду Архиповну и профессора. Каждый из опрошенных пересказывал им после в подробностях беседу с откомандированным из района следователем.

 А тот, в промежутках между поглощением лошадиных порций сытной и разнообразной домашней стряпни Аграфены Петровны, дотошно выспрашивал и записывал все мелочи, вроде того, чем угощали за обедом на даче Грязнова и кто сколько чего съел. Следователь попытался даже изъять прибор и тарелку покойного на экспертизу, но посуду, естественно, вымыли накануне, и определить из какой именно тарелки ел сержант не удалось, несмотря на самые добросовестные старания хозяйки оказать посильную помощь следствию. Остаткам же пищи воздала должное соседская хрюшка, самочувствие ее, кстати, было отличным.
 
 Иван Лукич с помощью Ирины добрался домой, но после дачи показаний, снятых особо тщательно и даже с некоторым пристрастием (допрашиваемый был первым, увидевшим труп, и единственным, чьи следы удалось обнаружить около погибшего), слег окончательно. Пришлось вызвать скорую из райцентра и отправить его в больницу.

 Непростая ситуация сложилась и у спецназовцев. Не удовлетворившись их заверениями в богатырском сне и совершенном неведении по части того, где мог находиться их товарищ с вечера или, по крайней мере, куда направлялся, следователь оставил свидетелей в участке «до выяснения обстоятельств» на три дня. Тем самым он превысил свои полномочия, поскольку по уставу полагалось отправить парней в военную комендатуру или в собственную часть.

 Связавшись по рации с инспектором рыбнадзора, полковник Гаврилин поднял свой штабной вертолет и прибыл на место происшествия с охранным взводом. Появление вооруженных до зубов снецназовцев в деревне произвело сильное впечатление на всех, кроме следователя по особо важным делам. Яростный монолог и крутая лексика командира известной далеко за пределами региона «спецухи» тоже не вразумила упрямца, и лишь после соответствующих гарантий помощника областного военного прокурора, подкрепленных коротким факсом, он согласился вернуть «гаврилинских птенцов» в часть.

 На другой день после несчастья, случившегося так неожиданно, поздно вечером раздался телефонный звонок. Этот первый звонок по сотовому телефону сначала перепугал Аграфену Петровну, а потом уже старуха разобрала что к чему и позвала профессора. Оказалось, что звонил Андрей Михайлович, просил пригласить Ирину.

 После вежливого приветствия он сказал:
 – Сочувствую вашим переживаниям. Сергею Юрьевичу тоже прислали повестку в прокуратуру, – голос Андрея звучал негромко и с мягкими интонациями, – но важно не это. Есть обстоятельства и даже версия, достаточно серьезные для того, чтобы не оставить их без внимания. Ирина, я по-настоящему встревожен…
 – он сделал паузу, и когда продолжил, девушка вздрогнула, – прошу вас ни на шаг не отлучаться из дачи без крайней надобности, а еще лучше – возвратиться в город прямо сейчас.

 – Но почему?! Что угрожает нам здесь, в такой глуши?
 Несчастный случай – совсем не повод для бегства отсюда.

 – Простите меня, – прервал ее решительно Андрей, – я не могу ничего объяснять по телефону. Вам придется послушаться моих советов или нет – это уж ваше дело – и поверить мне на слово. Я располагаю информацией, которая вряд ли поможет следствию, однако, наверняка окажется полезной для вашей семьи. Вы согласились на следующей неделе принять участие в программе Сергея Юрьевича и будете находиться здесь. Тогда и карты в руки. Но прошу вас, ради Бога, если не хотите новых проблем, не покидайте дачи до отъезда. Забудьте про остров. И берегите Аркадия Львовича. Вероятно, он раньше меня докопается до всего…

 Разговор прервался. Ирина, путаясь и очень неточно, передала близким суть сказанного и поднялась к себе.

 Еще одна бессонная ночь погасила огни в доме профессора, и только золотистый язычок пламени в лампадке, зажженной Аграфеной Петровной перед иконой Пресвятой Богородицы, отражался в начищенном окладе и рассыпался едва заметными искорками в углу…

********************
Продолжение следует