Доживём до понедельника или Евангелие от Кина

С тех пор как в кинозалах погасили свет и появилось чудо - поезд Париж-Лос-Анджелес, много родилось сценариев и режиссеров в сериалах умерло.

И, казалось, это мелькание кадров со скоростью семнадцать мгновений в секунду будет еще миллион лет до следующей эры, как бы ему не мешали сапожники-антихристы.

И когда в 70-е годы голос с экрана возвестил, что кина больше не будет, еще долго раздавался смех в зале - когда? В шесть часов вечера после войны? И на сколько? Девять дней одного года? И где? На Горьковской киностудии? После сепаратных переговоров в Швейцарии? Не может быть!

Но смех поубавился после 31-го июня, от которого одна музыка осталась. И совсем исчез, когда оказалось - не на девять дней и не восемь с половиной, а от заката до рассвета, все двенадцать месяцев. И где-где? Везде. На Волге-Волге, степях Украины и даже земле Санникова.

А кто спрашивал : что - и из-за границы не привезут? Даже под маской Фантомаса? Засекреченного блондина? - На него смотрели, как на переодетого Питкина из больницы.
Значит и там оно шербурскими зонтиками накрылось.

Сколько же надо нам : никогда, говорить, никогда. На Анчарова день за днем молиться и биться головой ,чтобы не стать  аватаром. Сколько ещё нам носить вериги боевиков, сериалов, изгонять из телевизоров джеки чанов, поклоняясь мощам Госфильмофонда, чтобы дождаться второго пришествия Кина.

А оно, в отличие от других искусств, всегда приходит внезапно - пять минут, пять минут и здравствуйте - я ваша тетя, место встречи изменить нельзя.

И начинает всех наполнять пятью вечерами, тремя тополями, карнавальными ночами. Да так, что до сих пор все этим питаются. А сколько продюсеров оно накормило - три толстяка бы позавидовали. А сколько вылечило от депрессии - доктору Хаусу и не снилось.

Нет, бывает, среди одних кино ведет воспитательную работу и они растут над собой, а другие, наоборот, снимают с себя одежду и начинают работать в поте лица, но не плодиться  (настоящих актеров всё меньше), а делать из себя кумиров, переползая через границу добра и зла, не без помощи зеленого змия, и создавая за полученные тридцать миллионов себе райские условия.

А если вспомнить всё - вначале была просто пленка. И пленка была, по проверенным данным, у оператора. Но чтобы она проявилась, нужны были светила и не одно, съемочная площадка. Но когда на ней стала прорастать зелень известного рода, появились продюсеры и прочие гады с кинг-конгами, годзиллами.

Они стали со всех вынимать душу и вкладывать туда средства, предлагая остальным, глядя на это, откушать поп-корн.

Сначала кино было наполовину политкорректное - черно-белое. Но когда появилась женщина и не одна, то есть говорящее кино, страсти накалились добела, то есть, цветов радуги и оно стало цветным.

Далее всё, как предсказали волхвы - братья Люмьер, правда, с одним отличием - звезды появились потом.

Оно въехало на бульвар Капуцинов, Мосфильм, спустилось в коляске на одесскую киностудию, оттуда на ПМЖ, где и погибло на голливудской Голгофе, но не кресте. Его, наоборот, стали снимать, снимать и в окружении моря людей оно утонуло в мыльных операх.

Не спасся, кроме тех, кто не тонет, никто. Даже человек-амфибия, хоть и прикинулся чужим. Но ему сказали : плыви отсюда чупакабра, пока Титаник не переехал. Сейчас по воде ходят не те, у кого двенадцать рассерженных апостолов, а у кого одиннадцать Оскаров.

Вот такая докудрама получается.

Так что, верьте во второе пришествие Кина - когда наступает сентябрь и дождь смывает все следы, и каждый вечер ровно в одиннадцать. Но когда скажут : всё - приходите завтра, смотрите, чтобы это не оказался очередной - Розыгрыш.