Глава 2

Началось все… Когда все началось? Когда она началась как женщина? Год был невероятный. Особенно хороша была, конечно, весна. Все одновременно взорвалось цветением, умылось дождями, ослепло от солнца. Тайка помнила, как в читальный зал институтской библиотеки вбежал студент-пакистанец и радостно завопил:

– Люди! Милые! Как же у вас здесь хорошо!

Он, бедняга, измучился, должно быть, за осень и зиму.

В мае Ира, любимая, но заброшенная за время студенчества школьная подруга, предложила съездить на несколько дней в Питер. Тая согласилась с радостью, не подозревая подвоха. Увы, в последний момент выяснилось, что с ними тащится еще и Люська, Ирина соседка и прилипала. Тая терпеть не могла эту рыхлую волоокую дурищу, и ее неприязнь была вполне взаимной. Но отказываться было поздно, к тому же никогда еще не виденный Питер, конечно, в любом случае стоил Люськи.

Денег ни у кого не было, так что поселились в общежитии где-то в Озерках. Кинули вещи в обшарпанной комнатенке и возвращались туда только на три-четыре часа, поспать. Да вот разок еще вымыли головы прямо в раковине местной уборной (душ был сломан, и чинить его, видимо, никто не собирался). Как только Тая намылила волосы, Люся выскользнула в коридор, пошире раскрыв дверь. Такие мелкие смешные подлянки она устраивала постоянно.

Она вообще обращалась с Таей так, словно та – надоедливое животное, и чуть не отпихивала локтями. Висла на Ире, требовала внимания. Первое время они ходили в обнимку и щебетали друг другу на ушко, как шерочка с машерочкой. Таю в разговор не пускали. Ей оставалось плестись рядом с независимым видом или совсем отделиться. Ира разводила руками: «Я не знала, что так получится. Не могу же я разорваться…» Это так напоминало детский сад, что даже не обижало. Кто, в самом деле, станет цепляться за школьную подругу, если есть уже институтские? Тая считала, что не станет никто.

– Так, – сказала она на второй день. – Вы здесь уже в третий раз, а я – в первый. И уехать мне придется на три дня раньше. Какие планы? Что вы мне покажете?

Ира покосилась на Люсю:

– Мы хотели пройтись по клубам. И…

– У тебя есть кроссовки?

– Что?

– Ты же взяла из дома кроссовки?

– Ну, конечно…

– А ты? Люсь, у тебя есть удобная обувь?

– Я не ношу этот трешак, – фыркнула Люся.

– Я оценила твои шпильки, – тайкины губы некрасиво дернулись. – Долго ты на них не протянешь. Потому что я не хочу в клубы. Я поехала с вами, чтобы увидеть город. Времени в обрез. Сейчас я пойду и залезу на Исаакий. Хотите со мной – собирайтесь скорее.

И они залезли в тот день на Исаакий, и прошли по всем дорожкам Летнего сада, корча рожи статуям, и заблудились в центре, нарезая сумасшедшие круги и постоянно возвращаясь почему–то к Аничкову мосту, и отправились в свое общежитие на окраине пешком, потому что метро уже закрылось, а в карманах был голяк. Дошли в два часа ночи, а в пять Тая разбудила Иру и потащила ее смотреть на эти самые озера в Озерках. Люсю честно будили, выслушивая мычание и ругательства. Когда стала отбиваться, отступились. Парк с озерами при утреннем солнце показался прекрасным. Вода, конечно, была ледяной, но девушки все равно купались – долго и с наслаждением. Вернулись к восьми, обсудив планы на все оставшиеся дни.

Люся просыпалась тяжело, без аппетита жевала предложенный завтрак, жаловалась на ноги, действительно жестоко стертые во время вчерашних плутаний. Шпильки, как оказалось, вообще издевательств не выдержали и развалились. Пришлось потратить драгоценное время на хождения по рынку. На опухшие намозоленные ноги налезали только тапочки, их в итоге и купили. Люся так и ходила в этих самых тапочках, дополненных черной мини и белой кружевной блузкой. Не ходила, конечно, а ковыляла, не поспевая за двумя заразами в кроссовках и джинсах. Заразы часто останавливались, поджидая ее. Лицо Иры при этом всегда выражало нетерпение, на лице Таи читалась бесконечная доброта.

– Зачем вы так несетесь? – причитала Люся.

– Не мешало бы тебе поучиться ходить побыстрее, – безжалостно говорила Ира.

– Для меня это лишнее. Никогда не мечтала уметь бегать, как не мечтала уметь летать.

– А как здорово было бы сейчас полететь! – ворковала Тая, поднимая к небу ангельски чистые глаза.

Они обошли весь Питер, съездили в Павловск, Царское село и Петергоф, посетили по личной Ириной просьбе могилу Башлачева. Тая сама подсадила Иру на Сашбаша, чему была не рада: подруга уже третий год бредила его песнями, отмечала даты рождения и смерти и мечтала как-нибудь в феврале покончить с собой.

Ира и Тая без умолку болтали, делясь впечатлениями, Люся безмолвно и упорно тащилась следом. Тая ее опекала: подносила кофе, подсаживала на забор, если требовалось этот забор перелезть (и частенько снимала с забора), искала, где можно отлить (у Люси внезапно открылся цистит), предупреждала любое желание, кроме желания ее, Таю, убить. Иру же соседка откровенно бесила. При любой заминке или задержке, в которой виновата была Люся, непроизнесенные резкости и колкости отчетливо читались на Ирином лице. Ее можно было понять. Путешествовать и приключаться она любила и сейчас хлебала впечатления полной ложкой, а кислая Люся заставляла проносить ложку мимо рта.

На пятый день они проводили Таю на поезд, шестой проспали почти целиком, а седьмой и восьмой просидели в баре. Люся ворчала и жаловалась, Ира неловко оправдывалась. Тая же, отсмеявшись, выкинула обеих из головы, как только улеглась спать на полку. Питер потом долго-долго не отпускал, впечатления укладывались в памяти неделями, но в итоге вспоминала она не сам Питер, а питерскую весну. Теплые дни, пахнущие свежей листвой, и ночи, еще не белые, но уже томительно-прозрачные.

***
От пробежек под весенним солнцем волосы у Тайки выгорели до полной белизны, стали жесткими, как солома. Бальзам не помог, пришлось остричься. Результат впечатлил. Копна торчащих во все стороны волос, светлая шея при загорелом лице – Тайка решила, что смотрится это настолько нелепо, что может растрогать. Так и отправилась на любимую работу в издательство, где клепали иллюстрированные журналы. Верстальщик – один из немногих мужчин в коллективе – взглянул на нее и втянул воздух сквозь зубы. Вот с ним необходимо было поговорить. Улучив минутку, она встала за его креслом, облокотилась о спинку. Он что-то мурлыкал себе под нос, сосредоточенно взирая на монитор.

– О, да ты поешь?

– Я пою, – согласился он. – Я певчий. Певчий дятел.

– Слушай, Ром, ты правда хочешь увольняться?

– Была идея, – он даже не отвел глаза от монитора, продолжал тюкать по клавишам.

– Давай тогда обменяемся телефонами? Мне не хотелось бы упускать тебя из виду… Такого друга у меня еще не было.

– Конечно. Пиши, – он назвал цифры, по-прежнему не оборачиваясь. – Я, может, еще не скоро уволюсь.

Никакого влечения она к нему не испытывала. Ее совсем не привлекал Ромка – щупленький, некрасивый. Вечно он носил полосатые толстовки, и короткие волосы его вечно стояли дыбом. Сухая грубая кожа на руках и шее постоянно шелушилась. Раньше он работал на стройке: набирать в издательство работников без опыта – заморочка начальства. За пару дней освоил верстку, очень быстро стал общим любимцем и нежился под женской опекой, только что глаз не щурил. Про свою прежнюю работу высказался коротко: «На стройке ад» и никогда о ней не рассказывал. Да его и не спрашивали. Впитывал, как губка, все, что считал полезным, хвостиком увивался за приходящими художниками, которые кидали ему крохи информации о работе с визуальными редакторами. Пользуясь обеденными перерывами, читал, читал, читал… Толкиена и Ле Гуин (это ему притащили девчонки), Уайлдера (посоветовало начальство), Кинга и Кастанеду (по рекомендации секретарши), справочники по биологии и медицине, пылящиеся в издательстве, искусствоведческие и исторические труды – все подряд, высасывая нужное со страшной скоростью и удивляя при обсуждении тем, что прочитанное понял адекватно, все смыслы поймал и усвоил и имеет ко всему множество замечаний – всегда острых, неожиданных и верных. Подвижная обезьянья физиономия никогда не оставалась спокойной: мог довести коллектив до колик, рассказывая какую-нибудь историю «в лицах». Казалось, всех героев Шрека отрисовывали с него. По крайней мере он способен был показать каждого с фотографической точностью. А гибкостью его необыкновенной воспользовались, когда потребовалось публиковать статью о йоге для домохозяек. На Ромке проверяли все позы. Если в какую-то он скрутиться не мог, позу из статьи вычеркивали. Но таких оказалось мало…

С Ромкой было очень интересно общаться, но как мужчина он ее не интересовал. Кто интересовал, так это рыжий экономист – вальяжный, взрослый, образованный, носящий английские костюмы и кашемировое пальто. «У тебя глаза делаются дурные, когда он входит», – заметила как-то Ольга, вторая верстальщица. Он, конечно, видел, что с Тайкой творится, и осторожно покровительствовал. Вел умные беседы, советовал хорошие книги, концерты и выставки. Ни разу не дал понять, что разгадал ее чувства. Чудо такта. Сам в это время ходил в женихах, и до свадьбы оставались уже недели. Тая, конечно, никогда ему ни о чем даже не намекала – незачем. Она понимала, что ее неловкое обожание и так всем вокруг заметно. Однажды главред выскочил из кабинета и во всеуслышание зачитал: «Объяснительная. На работу опоздала, потому что всю ночь снились маргаритки». Фыркнул и добавил:

– Тайчик в брачный период – это что-то.

И все, в общем, поулыбались и согласились, и даже она согласилась: да, у нее брачный период. Только у жениха другая невеста.

От Ромки на сегодня ей не нужно было ничего, кроме телефона. С верстальщиками издательства можно было работать, только сидя у них на головах. Но не с Ромкой. Он предпочитал возиться в одиночку и не терпел чужого вмешательства. И никогда не соглашался выходить во внеурочное время. Тая даже не стала приставать к нему с этим. Сунула бумажку с номером в карман и подошла к Ольге. Приложение к журналу должны были отдать в типографию еще вчера, но без нее работа, конечно, застопорилась. Приложение нужно только Тайке и главреду, а Тайка по северным столицам шляется. А главред… Не дело главреда заставлять работать верстальщиков, на то редакторы есть.

Ольга сосредоточенно правила картинки в фотошопе и ничего вокруг не видела и не слышала.

– Оля, – начала Тая медовым голосом, вынимая из уха подруги наушник. – Ты работаешь завтра и послезавтра.

Ольга уставилась на нее, моргая:

– После какого завтра?

– Знаю, что сегодня пятница. Но ведь ни одна жопа не соизволила пальцем шевельнуть ради приложения. Я выйду с тобой: вдвоем справимся за день. С меня сок и водка: будем верстать под «кровавую Мэри».

Ольга посидела, подумала.

– Черт с тобой, золотая рыба, – улыбнулась она. – А потом пойдем в ботсад? Там, говорят, тюльпанов насажали – красотища! Посмотрим, пока не отцвели?

– Если успеем – конечно. И я еще к Инке на день рождения должна попасть, но это к пяти. Успеем?

– Попробуем. Придется встать пораньше. А меня Инка не пригласила… Как тебе удалось? Ты, как у нас появилась, как будто щупальца раскинула во все стороны. Со всеми ладишь, все про всех знаешь.

– Не все. Я не знаю, например, почему задержали приложения. Инке дам по башке за задержку.

– Прямо на празднике? Да на Инку свалились два дополнительных номера, она вообще сидела тут до восьми каждый день. А приложения твои терпят. Они вообще будут до конца следующей недели у Борсерга лежать.

– Борсерг брызгал слюной… Ладно, Инке ничего не скажу.

Потом Тайка побежала в институт, прихватив с собой кипу распечаток: тексты будущих статей можно почитать по дороге, в метро, и между лекциями… И на лекциях… На последней она просто легла на скамейку и слушала, уставившись в потолок и ничего не записывая. Преподаватель по-доброму улыбнулся:

– Вечерники – народ рабочий. Разве я стану тревожить сон рабочего человека?

С его стороны это было, конечно, очень хорошо, но выспаться все равно не удалось, и домой она добиралась на автопилоте.

***
В субботу утром перетряхнула гардероб, пытаясь сообразить, что бы надеть. Вечером предстояло ехать к Инне, а домой заскакивать не получалось. Недавно она дала себе слово выглядеть на вечеринках женственно. Ну, типа, пора ловить жениха. Но вечеринок – настоящих, с мальчиками, как-то не подворачивалось. Инна же, дама замужняя и великодушная, взялась добыть Тае кавалера и даже носила на работу фотографии своих друзей: вот мол, выбирай. Инна обещала, что сегодня у нее соберется много незанятых мужчин, знакомых еще по студенческой общаге. Везет этим иногородним: тусуются всем общежитием, заводят связи. А приличной жительнице столицы и мужиков-то не попадается: факультет сплошь бабский, на работе одни бабы. Хоть в метро знакомься.

Порывшись в шмотках, пригорюнилась. Колготки сплошь рваные, все туфли без каблуков. Что же касается юбки… Юбка была, купленная по приколу на рынке. Черная, до середины бедра, из дешевой материи. Ее Тая в конце концов и надела. А сверху – где наша не пропадала – натянула мохнатую обтягивающую кофточку, открывающую плечи. Кофточка была ярко-оранжевая, с люрексом.

В зеркале отразилось что-то очень странное, но переигрывать образ было уже некогда. Тая сгребла в сумку тушь и бесцветную помаду, решив, что краситься будет уже на месте. А то заберут. Прямо в метро. Менты.

Доехала до работы к десяти. С Ольгой встретилась у метро. Они помахали перед носом у охранника пропусками, вломились в пустую редакцию, выставили на полный звук Мервент. Тая достала двухлитровый пакет сока и бутылку водки. Через полчаса они вырывали друг у друга мышку и шипели.

– У меня здесь хвост!

– Сколько?

– Шесть строк.

– Шесть? Убирать шесть строк? Бедный автор! Сделай картинку поменьше.

– Нет.

– Вот эту.

– Эту нельзя, будет некрасиво.

– Далась тебе эта эстетика!

– При чем здесь?.. Меня техред убьет!

– А меня автор! Погоди… Здесь убери слово. Здесь замени. Соедини абзац. Еще вот этот… Сколько строк осталось?

– Три.

– Сейчас, погоди… Давай назад… еще… О! Вот это убирай нафиг!

– Встало! Как надо. Так, следующая статья. Здесь дыра. Нужно дописать.

– Что? Дописать? Автор меня точно убьет.

– А предыдущий?

– И предыдущий убьет, но у этого будет больше оснований.

– Тогда давай подписи под картинками. Вот здесь и здесь.

– Под этой? Издеваешься? Что под ней можно написать?

– Не знаю. Это ты у нас редактор.

– Э–э… Ладно, пиши, – Тая выпалила две фразы. Ольга воззрилась на нее. Сглотнула. Легла головой на клавиатуру и некоторое время содрогалась от смеха. Отсмеявшись, пригрозила:

– Я ведь так и напишу.

– Пиши. А ко второй… – Тая несколько раз крутанулась в кресле, сморщилась, почесала в затылке. – О! Вот!

Экспромт, выданный на гора, вышел настолько нелепым, что обе долго смотрели друг на друга, совершенно одинаково раскрыв рты. Потом, Ольга, тряхнув головой, забила текст под картинку.

– Ладно, дальше… Здесь вообще нет верстки, только текст.

– Как нет? Чем же вы занимались без меня?

– Как обычно. Зашивались. Да я просто не знаю, что сюда ставить.

– Ладно, – Тая разлила по стаканам оставшийся сок и сверху пустила по ножу водку. Пропорция получилась где-то один к одному. – Открывай архив иллюстраций. Ща наставим…

– Все, – наконец сказала Ольга. – Управились за три часа. Сейчас еще раз посмотрю…

– Не надо! Даже не пересматривай. В понедельник на вычитку. Каждый день бы так – на кураже.

– Каждый день с таким куражом я сопьюсь, – сказала Ольга, косясь на пустую бутылку.

Ботанический сад был недалеко. Они заглянули в каждый тюльпан, напоминавший сейчас чашу, доверху налитую светом, полюбовались на цветущую айву, заблудились среди кустов сирени, совершенно одурев от запаха. Потом полезли в чащу искать лунник и даже нашли его, чему не обрадовались: аромат бледных цветов показался обеим отвратительным.

В общем, к Инке Тая явилась поздно. Белые волосы торчали во все стороны, из запутавшихся в них веточек и сухих листочков можно было сотворить приличную поделку на детский конкурс. Туфли облеплены жидкой грязью, колготки порваны на обеих ногах от колена до паха.

– У тебя же найдутся для меня колготки? – спросила она именинницу вместо приветствия. Инна кивнула и отправилась к шкафу, даже не удивившись: похоже, ей было не до Тайки.