Возвращение

Она смотрела в окно иллюминатора, по щекам её катились слезы, а в голове назойливо повторялась только одна мысль: давайте скорее взлетим... ну пожалуйста, давайте уже взлетим. Она и сама не знала, что изменится, когда самолёт взлетит. Скорее это было какое-то подсознательное желание хоть что-то изменить, хоть к чему-то двигаться. Просто сидеть и ждать неизвестно чего становилось невыносимо, особенно сознавая, что он не позвонит и не напишет, поскольку за неимением связи мобильник был выключен. Вылет задерживался уже на пол часа, грусть время от времени сменялась состоянием сонливости. "Ах, Луис, Луис... Что же мне теперь делать?.." - она уже и сама не знала, хотелось ли ей именно сейчас услышать его. Выныривая время от времени из состояний дремы, она вновь и вновь ощущала наплывы грусти, каждый раз к горлу подкатывал удушливый ком, в груди все сжималось и тупо ныло, едва высохшие слезы снова выкатывались крупными каплями.

Самолёт взлетел только через сорок минут и как только пробился сквозь пелену облаков, сразу все изменилось. Видимо, подсознательно она ждала именно этого состояния, которое возникало только в воздухе; и когда она с нетерпением и трепетом в сердце спешила на родину к маме, и когда в волнении и ожидании удачи летала на вокальные фестивали и конкурсы, и когда просто возвращалась домой к нелюбимому мужу. Это было состояние некой отрешенности и безучастия, оторванности ото всего и всех. В это время весь её мир ограничивался людьми и событиями на борту самолёта, все, что оставалось внизу под облаками словно переставало существовать и потому беспокоить её. Ей даже казалось, что и она временно переставала иметь значение для всех, кто оставался на земле.

Окончательно сморивший её сон был прерван шуршанием пакетиков с едой, раздаваемой стюардессами. Шумели дети, плакал младенец, кто-то постоянно чихал, и в салоне самолёта было довольно прохладно. Сон окончательно пропал, думать ни о чем не хотелось, да и не получалось. Предстоящий этой же ночью концерт был совершенно не кстати. Она знала, что после бессонной ночи и слез будет трудно вести машину из аэропорта домой; знала, что приедет измученная, тем более что голова уже начинала побаливать. Видеть не хотелось ровным счётом никого. А мысль о том, что придётся отвечать на вопросы о том, как прошла поездка, выжимать из себя улыбку и что-то "восторженно" лепетать о волшебном Париже, была просто невыносима. Когда капитан объявил о начинающейся посадке, на неё вдруг нахлынула волна тревожности. При мысли о том, что придётся включить телефон, ей вдруг снова захотелось плакать. Она уже предчувствовала, что будет желать и бояться его звонка, и даже сообщения...

Сообщений пришло много, от учеников, друзей и подруг, мамы, телефонной компании, - ото всех, кроме него. Ей вдруг страшно захотелось вернутся назад в Париж, броситься в объятия любимой подруги и разрыдаться у неё на груди. В машине она плакала как ребёнок, всхлипывала и хныкала голосом смешарика Нюши. Ей было безгранично жалко себя, свою буйно расцветшую, но так до конца и не востребованную любовь, которая, как ей казалось, от тяжёлых ран уже начала увядать. Снова неизвестно на сколько придёт пустота и апатия, пропадут все стимулы заниматься собой или стремиться к чему-то, засосет рутина, лишь уроки с любимыми учениками будут хоть как-то компенсировать повседневную скуку, а редкие концерты будут напоминать о существования другой жизни, - той в которой душа парит, забывая о любых невзгодах, где волны счастья накатывают одна за другой с такой силой, что уже не можешь принять их всех на себя, и возникает непреодолимое желание поделиться этим безмерным счастьем с любимым человеком или просто знакомым, даже с первым встречным, и хочется кричать во весь голос, что жизнь прекрасна! А ведь совсем недавно все так и было!.. - она разрыдалась с новой силой. Как же жалко, что все это уходит! Ну почему все должно быть так, кому это нужно?!..