Утро начинается не с кофе

«Утро начинается не с кофе» – эту фразу я слышу постоянно. Каждый раз пробуждаясь, мне толкует мама, что утро начинается не с кофе. А ведь раньше всё было иначе. Я учился в средней школе, и каждое утро просыпаясь, чувствовал каким сухим становилось моё горло, словно пустыня Сахара в пятидесяти-градусную жару. Мне очень хотелось чего-нибудь выпить, и первое, на что я наступал, это был чай или кофе. Последнее больше требовало спросу, и я всегда рыскал в кухне, чтобы найти свой любимый напиток. Моя мать была против того, чтобы я всегда употреблял кофе, объясняя, что это вредно для организма. Она подкрепляла свои аргументы статьями, найденными в интернете, однако я протестовал.
«Как это кофе вредит? А чай, что-ли, полезен?» - возражал я подобными фразами, которые в какой-то степени выводили мою мать. И каждый раз мне доводилось наблюдать за тем, как вздуваются её вены на лбу или шеи. Тем не менее, суть совсем не в этом. Да, моя мать не любила, когда её сын вредит своему организму, но как бы это смешно не звучало, мне самому доводилось замечать её за употреблением кофе.

Один раз, выходя из своей комнаты и спускаясь по лестнице вниз, к кухне, я украдкой, прислоняясь к стене, точно детектив или вор, наблюдающий за своей жертвой, увидел, как мать в одном нижнем белье покусывала печеньки, выпивала кофе и одновременно читала газету. Мне духу не хватило вылезти, подобно полицейскому, наконец-то дождавшемуся кульминации, и выкрикнуть: «Попалась на грязном пятне!» или что-то вроде того. Но я не смог. Вместо этого я лишь дождался, пока она покинет кухню. И тем не менее, после того, как я узрел её за тем, чему она так противилась, дело изменилось в крутую: она больше ничего не говорила и не протестовала. Видимо, статья-статьей, а прибодриться как-то надо.

После того случая, когда я застукал свою мать в одном нижнем белье, я не переставал об этом думать. И я ненавидел себя за это. Моя голова кружилась, когда я позволял себе вспоминать эту картину. Мне становилось еще хуже, когда фантазии вылезали за грань дозволенного. Но, ведь, я сам виноват! Не нужно было подглядывать. Я мог бы вылезти раньше, и она бы прикрылась, закричала и прогнала вон. По крайней мере этот вариант меня вполне устраивал, но уже ничего нельзя поделать.
Мы с моей матерью жили вдвоем, без отца. Я не помню, когда последний раз его видел, но судя по рассказам моей матери, я знаю, что он был алкоголиком, нахалом и просто никчемным слюнтяем, коим я, как она подметила, совершенно не являюсь.
Моя мать не работала. Последний раз, когда я слышал: «Милый, я на работу, не проспи школу», - было три года назад. Сейчас же она объясняет свою лень или "нежелание идти работать" тем, что ей до сих пор компенсирует моральное жалованье отец, он выплачивает за меня алименты, несмотря на то, что мне уже давно восемнадцать. Опешив от такого заявления, я высказался таким образом:
- Я тоже не хочу работать, но хочу получать деньги от страны.
Однако, услышав это, она лишь посмеялась и тонко намекнула, что если я не пойду работать, то лишит меня достоинства. Какого же достоинства лишит, без понятия, но надеюсь не того самого.

Спустя год я перестал пить кофе. И больше моё утро не начиналось с него. Моё утро начиналось с мастурбации на мать. Вот до чего я опустился, представьте себе? Я не могу такое представить, а более того, мне страшно что будет, если она узнает. Девушки как таковой не имелось – ведь парнем я был простым, весьма закрытым и одиноким. В школе не задалось общение со сверстниками, но зато задолось познакомиться с неким Кровлем. Ботаник, слюнтяй и умник. Я таких мимо прохожу. Не судите, что я дурачок или не хочу получать знания – дело далеко не в этом. Просто я не хочу. Мне не интересна вся эта буржа с уроками и заданиями на дому. Я лучше предпочел бы открыть свою рок-банду в гараже. Но, к сожалению, гаража у нас не было... Так какая к черту рок банда?

Но вот что произошло со мной воскресным днём. В школу было не нужно: на улице зима, школу закрыли на карантин. Да кто вообще по воскресеньем посещает занятие? Но суть в ином. Я мирно спал в своей комнате, никого не трогал. Шторы мои были закрыты полностью – Я, точно дракула, оградил себя от дневного света. И представьте себе! Моя мать, в нижнем белье (снова), заходит в мою комнату, распирает эти треклятые шторы и свет, от которого я так тщетно старался спрятаться, проникает сквозь веки моих глаз. Первое, что я хотел сказать, а точнее прокричать: «Да чтоб тебя, дьявол!». Но вместо этого просто зашипел, чего мать не услышала. Она подошла ближе к моей кровати. Я же молчал, делая вид что сплю. Просто не хотел выполнять её поручения и делать что-то. В воскресенье у меня было особое правило - не трогать меня и не докучать мне. Однако, представьте себе, то ли меня тронула дрожь, то ли ещё что, но я точно почувствовал, как она нежно провела рукой по моей ноге и ласково произнесла:
- Мой милый котёнок...
Простите за нахальность, полученную, видимо, от отца, но какой ещё котёнок? Я не был нежным и милым, как многие, возможно, подумали, но такого в свой адрес я не терплю! Но я всё ещё продолжал делать вид, что сплю и хотел понять, что происходит. Сколько я бы не думал, было понятно одно: моя мать пристаёт ко мне.

Я подумал лишь одно: «Что!? Она узнала?». Наверняка она увидела, как я подглядывал за ней. Ведь женщины и на такое способны. И меня воротило.
Я ждал, пока она уйдет. Может на неё хандра нахлынула, думалось мне, но не тут-то было. Мать своей рукой повела вверх, прямо к капкану, но трогать не стала. Её возможно смутило то, что это пробудит её, я не так пойму, она не сможет объяснить. А кому хочется терпеть неудачу и крушение? Но мать была сильной женщиной. Она начала теребить мой член, нежно и осторожно, точно беглец, пытающийся вскрыть замок, да так тихо, что его никто не услышит и даже не почувствует дыхание. Как профессионал. Однако, полагать, что моя мать вор мне не довелось, а вот вскрытие замка - немного глупая интерпретация, вероятно не самая точная.
Моя мать, возможно специально или случайно, всё-таки добралась до конечной, и как бы невзначай быстро и точно, как стрелок, попала в цель.
Я резко проснулся, сам того не хотя, всхлипнул и грозно взглянул на мать, с нижним чертовым бельем.
– Ты что творишь, окаянная!? – закричал я, ударив ей по руке и укрыв себя одеялом. Она же сидела на краю кровати и смотрела на меня непонятным взглядом.
– Что такое, милый? Ты выглядишь неладно сегодня.
«Может быть потому, что кое-кто тянулся к конечной остановке? И этот кое-кто сидит сейчас на краю кровати и является мне матерью?» – подумал я.
– Ну знаешь, почуял неладное. Мне стало чертовски неприятно.
– Не переживай милый, – спокойным и уверенным голосом ответила мать, – всё в порядке.
А затем, приблизившись на небольшое расстояние, и положив свою ладонь на постель, простонала:
- Хочешь полежим вместе? Тогда все твои кошмары уйдут прочь.
"Ага", - подумалось мне, - "а психические недуги кто будет лечить?"
Тем не менее, я ничего не ответил. Я уже сразу понял, чего эта женщина хочет.
«Это что значит? Я потеряю девственность с моей мамой!?»
Меня прорвал ужас, что это может случится. Я не так представлял себе первый раз и уж точно не хотел это с тем, из кого вылез.
Мы молчали. Я посмотрел на неё, потом перевёл свой взгляд на её ладонь. Она уже собиралась осторожно и медленно стягивать одеяло, которым я прикрывался. И я уж точно не хотел давать этому добро.
«Сгинь, нечистая!» шутливо произносил я про себя, но вся серьезность картины просто не могла поддаться объяснению.
– Мать, спросил я нервно, – ты что выпила чересчур много кофе?!
– Ты же знаешь, я против кофе, котёнок, – нежным голосом заявила она.
"Вот уж новости!" – думал я. И чуть было не сказал о подглядываниях, но сумел воздержаться.
Ровно в эту минуту мы услышали звон телефона.
Я вздохнул с облегчением. Сейчас она покинет комнату, я быстро соберусь и выйду на улицу.
Мне нужно было время, чтобы это переосмыслить.

После того, как моя мать, которая намеревалась со мною «переспать» или возможно «изнасиловать» относилась ко мне ещё более странней, и чем дальше эта её странность заходила, тем страшнее было мне. Я остерегался с нею контакта, когда выходил из ванны, также запирал дверь на ключ. Я старался полностью обезопасить себя, ведь я прекрасно знал, что она могла ко мне докопаться, пока я сплю, и проснувшись из-за неясных ощущений в области паха, я уже не смогу отказаться. У меня не останется выбора как удовлетворить её потребность. И всё-таки мне потребовалось кофе. Оно бодрило мой рассудок и я мог лучше размышлять. «Что же происходит?» вот чего я не мог толком объяснить. «Может у неё гормоны заиграли?» – подумал я. Ведь она уже давно с мужчинами не водилась. Хотя, почему я должен это знать и думать об этом? Забыв это, я сразу же спустился на кухню, как вдруг застал свою мать, уже одетую, курящую сигарету и читающую опять эти газеты.
– Что читаешь? – спрашивал я свою мать на ходу, добираясь до чайника.
– Ничего толкового, котёнок, – отвечала она. – О психологии мужчин, – и потом она закивала мне, словно я нахожусь на съемках сериала, и точно, в этот момент она встанет с стула и захочет побаловаться с моим языком.
– И что же вычитала там? – спросил я её, заливая кофе в кружку. Но мне на самом деле не было интересным то, что она читает.
– Ты сегодня собираешься куда? – из любопытства, наверно, спросила она.
– Ну да.
– Ах, жаль, – протяжно заявила она, – а я хотела предложить тебе посмотреть кино.
«Вот уж нет! Знаю я эти "посмотрим кино"» – подумал я.
Сделав себе кофе, я сразу же уселся напротив мамы. И опять я начал смотреть на это кофе. Сделав через долю минуты глоток, я призадумался: А может и стоит?
Но чего-то и не хотелось мне. Я всё думал, чем бы мне заняться на карантин.
Я не знал, чем движет её мысли, но спланировал себе день. Первое, что я должен сделать, это выйти на улицу и найти толстячка, чтобы он сыграл мне барабанные партии. Я всё ещё надеялся, что открою группу. И верил, что все толстячки с бородой или бородкой трещат по дискам. Однако, это лишь предположения, и я намерен был проверить.
«Интересно, а толстячки действительно трещат по барабанным дискам?»
Мою мысль отвлекло ощущение внизу. Я почувствовал, как мамина нога трогает мой пах, но сообразить, чтобы воспротивиться и сказать ей «Эй, хватит!» не смог.
Вместо этого я решил поиграть в комедию. Я быстро и решительно поднялся, направился как бы за сахаром. За моей спиной я слышал возгласы мамы.
– Вот уж мужчины, – говорила она, – такие нерешительные. – И когда им даёшь, они всегда отказываются. А когда сами хотят, – хихикая, отбивала ногами по полу, – Отказываем им мы.
– Правда потешно? – продолжая хихикать, спросила мать.
Я же нерешительно ответил – Вроде того.
Тем не менее, я немного переборщил с сахаром и сделав глоток, осознал, насколько кофе омерзительно. И быстро вылил содержимое кружки в раковину, воображая, будто всё это содержимое – моя жизнь. Я что, настолько безнадежен?
Вернувшись за стол, я долго думал, что мне ей ответить. По крайней мере, так долго продолжаться не могло. И я точно не собирался терпеть такие выходки от собственной матери.
– Я собираюсь сейчас гулять.
– Сейчас? – уткнувшись носом в газету, спросила мать.
– Да, вернусь поздно.
Она помолчала с минуту, сделала глоток кофе из кружки и поставила её на место.
На кружке была изображена картина Мэрлин Монро с её очаровательной улыбкой.
– Хорошо, заявила она, продолжая читать несуразицу в газетах.
– Ты могла бы и не читать то, что тебе не нравится.
– О, – Мне нравится. – Это смешно, отрезала мать.
– Да, а как же.
Выйдя из логова похоти и разврата, мне показалось, что мир действительно хорош. По крайней мере точно вне стен моей квартиры.
Я не собирался об этом рассказывать тому, с кем я общаюсь. Человек этот настолько развратный и похотливый, что наверняка предложит мне соглашаться, ведь мать сама настаивает. Или же попросит дать ему это сделать. До чего это меня рассмешило и одновременно взбесило, что я на ходу начал плясать. Люди, смотрящие на меня, наверно вообразили что я клоун. Хотя я и не исключаю, ведь если бы я смотрел на это всё со стороны, я бы подумал что сошел с ума.

Я дошёл до центра города. Проходя мимо ресторана «Утёс» я заметил большой стенд: Длинноногая красавица, с пурпурным цветом волос, держащая в одной руке кофеварку, а в другой поднос, стояла и прямо-таки смотрела тебе прямо в глаза. Фраза, которая огромными печатными буквами красовалась снизу, гласила: «Утро начинается с кофе! В нашем ресторане "Утёс" можно позавтракать и выпить кофе всего за 2.40 бакса и не больше» Такое предложение меня заинтересовало, и представив, что там будет сидеть толстячок с бородой, я отпер дверь и зашел внутрь. Внутри меня ждала следующая картина: небольшое помещение, не совсем старое и не совсем новое. У бара сидели две молодые девчонки, барменша – женщина лет двадцати, разливала алкоголь и гудела по телефону. Телевизор, висевший на вверху, показывал какой-то прошлогодний матч по футболку. В дальнем углу сидела компания, громко разговаривающая об этом матче, и неподалеку от выхода сидел один смуглый толстячок, слушающий музыку в наушниках. Мой взгляд сразу упал на него – Возможно это то, что я искал. В самом же баре играла джазовая музыка пятидесятых-шестидесятых. Этот бар мне сразу приглянулся. И с тех пор я стал его завсегдатаем, а с барменшой мы плотно сдружились, что в будущем начали сплетничать и делиться всякими тайнами из жизни.
Направляясь к толстячку, меня сразу застукала официантка.
– Добро пожаловать в ресторан "Утёс", где вас всегда ждут самые низкие цены и качественные напитки! – словно по шаблону быстро и на одном дыхании промолвила официантка.
Я попытался проигнорировать, пойти дальше, но она со спины мне говорила:
– Всего два бакса, Мистер! Вам понравится..
Что-то она там ещё мямлила, но музыка играла достаточно громко, чтобы не слышать её.
Сев на стул, я находился напротив толстячка.
Он, словно ушедший в транс, слушал свою музыку.
– Сэр, вы не против если я подсяду за этот столик? – спросил я его.
Но толстячок и не слышал меня. Его глаза были закрыты и он погрузился в мир музыки.
Ко мне подошла та же официантка и заулыбалась своими кривыми зубами.
– Вам кока-колу, Мистер?
– Мне виски, – ответил я.
– А вам есть двадцать? – спросила она, подойдя поближе и почти вплотную.
Я отодвинулся, потому что это показалось мне слишком наглым.
– Ага, и дай принеси мне выпить! – уверенно ответил я.
– Покажи своё удостоверение, милый.
– Э-э...
– Ладно, я принесу. Но с тебя номер мобильника.
«А у меня есть мобильник?» – подумал я. Ведь действительно, я почти никогда не пользовался сотовым. Да и не было необходимости.
Однако, я соврал: – Договорились.
Когда же официантка ушла, я попробовал придумать номер, правдоподобный и естественный. Чтобы не вызвать подозрений.
Пока официантка ушла выполнять заказ, я попытался достучаться до толстячка.
Он продолжал слушать музыку и я пошёл на вынужденные меры.
Ударив рукой по стулу, я как бы сделал вид, что откашливаюсь и мне стало плохо. На что толстячок обратил на меня внимание, и спустив на шею наушники, нерешительно спросил:
– С тобой всё в порядке? Ты неладно выглядишь.
– О, спасибо. Со мной действительно всё хорошо, – ответил я, точно я рекламный агент и собираюсь предложить ему что-то. Широко улыбнувшись, я поприветствовал:
– Меня зовут Марк, и я бы хотел предложить вам идею! Выслушаете? – спросил я его улыбаясь.
– Ну да, почему бы нет, – ответил толстячок. Подошла официантка и принесла мне мой алкоголь. Потом повернулась к толстячку и спросила, не желает ли он тоже виски. Толстячок отмахнулся и попросил только колу.
Она не уходила, а мы ждали. Я не сразу сообразил.
– Ай, как же я мог забыть? И соврал ей. Она улыбнулась, прошептала мне на ухо "Мы еще встретимся" и покинула нас.
– Понимаете, я хочу собрать свою группу, и черт побери, я уверен что вы играете на барабанах?
Толстячок засмеялся и поправил свои наушники, висящие на шее.
– О, нет конечно. То есть, да я играю на инструменте, но это скорее труба, чем барабаны.
– Простите? – возмутился я.
– Видите ли, – отвечал толстячок, меня зовут Джим. И я чертовски люблю джаз, и сам собираю свой джаз ансамбль, – заулыбался Джим.
– Дальше, попросил я его.
– И как видите, мне очень сложно собрать свою группу. Я понимаю, вы поёте? Или может сами играете?
«Черт, попал впросак» подумал я про себя. Однако соврал опять.
«Сегодня день насыщенный на лож» но я всегда хотел видеть себя в роли музыканта.
– Надо бы узнать, был ли мой папка музыкантом, и передал ли он мне гены музыканта, – думал я.
– Я пою, Джим. – У меня неплохой голос, слышишь? – Хочешь, я спою сейчас?
И я боялся, что этот Джим, чертовски любящий джаз, захочет протестировать.
– О, извольте... – Мне надо уходить! – Но давайте назначим встречу на послезавтра? – спросил он.
– Ну, давайте. А я отрепетирую что-нибудь, – заявил я обманчиво улыбаясь.
– Вот и славно. Затем мы встали, пожали друг другу руки, Джим оставил мне свой номер на бумажке и ушел прочь.
Я смотрел, пока Джим не покинул ресторан.
«Вот уж! Джим, чертовски любящий джаз. И надо же!» и Джим исчез в проблеске лучей солнца.
Я не сразу сел. Я продолжал стоять и был заворожен музыкой, которая играла в ресторане.
«А ведь и правда, чертовски неплохая музыка.»
Отвлеченный на своих мыслях, ко мне подошла официантка и возмущенно спросила:
– Почему ты не отвечал на звонок?
Я не сразу услышал её. Я вернулся в реальность и посмотрел на неё.
– Чего?
– Ты мне дал не свой номер!?
– А, ну да. Прости. – И я быстро рванул к выходу.
Официантка вздохнула и вскипела: Я чувствовал за спиной холодный и яростный взгляд.
Выйдя из ресторана я перевёл дух.
«Вот уж денёк выдался!» – сказал я вполголоса.
А на улице было уже довольно-таки прохладно, и накинув капюшон, я побрёл дальше.
Джим мне оставил настоящий телефон. Через минуту после того, как я вышел из ресторана "Утёс", я услышал писк в кармане. Достав телефон, я увидел сообщение от знакомого мне теперь номера.
«Это Джим. Я забыл предупредить, что со мной будут гитаристка, вокалистка и ещё менеджер»
– А он времени даром не теряет, – подумал я.
Уже близился вечер, а возвращаться не хотелось. Однако терять мне было нечего, подумал я. Если уж не рок группа, то джаз ансамбль. А чем хуже? Услышав джаз, играющий в ресторане, мне представилось, как мы всем коллективом играем что-то подобное в баре. Живая музыка, – подумал я. То, что необходимо каждому и каждой.
Гуляя, я прошагал до магазинчика, стоящего возле жилого района. В магазин можно было войти и я, не имеющий денег, решил сделать вид, что рассматриваю ассортимент, но на самом деле всего лишь хотел согреться.
За кассой стояла старая пожилая женщина, с длинными и пышными волосами, в футболке с изображением статуи свободы и перчатками.
– Чего тебе, мальчишка!? – Либо покупай, либо проваливай! – грубо сказала она своим ворчливым и старым голосом.
– Ой, простите. Я просто рассматривал алкоголь – Отец просил прикупить, а деньги дать забыл.
– Мне всё равно! А ну прочь, мальчишка, а не то вызову полицию!
И я прошёл вон.
Пройдя несколько кварталов я забрёл в ещё один ресторанчик. Он назывался «Оленьи Рога» рядом с ним я увидел уличного гитариста. Он одновременно играл на своей гитаре и пел какую-то незнакомую мне ранее песню.
– Что вы играете, сэр? – спросил я из любопытства.
– О, я играю кантри, мальчонка! – мелодично отыграл уличный музыкант.
Я впервые услышал кантри музыку. Ранее мне не довелось слушать музыку, поскольку я вообще мало ею интересовался. В школе я слышал хор, классические композиции и ещё всякую чушь, на которую не реагировал. Но сегодняшняя прогулка открыла мне глаза на большинство вещей, и это не могло не радовать.
– Впервые слышу о кантри, – скромно и нерешительно заявил я.
– Приходи сюда каждый вторник, егегей, я играю здесь! – предложил он. А затем протянул мне кассету «Easy Come, Easy Go» Джорджа Стрейта.
– И много же вы зарабатываете? – вновь из любопытства спросил я.
– Немного не мало, но хватает, егегей!
И мне пришла идея. Нужно переговорить с Джимом и взять этого старичка к себе.
– Как вы относитесь к тому, чтобы играть на сцене или в ресторанах?
– Можно! – и уже не обращая внимания на меня, старичок играл какую-то неизвестную кантри музыку, но бодренькую и энергичную.
Войдя в бар «Оленьи Рога» я и подумать не мог, насколько здесь громко играла музыка.

Мы с Джимом договорились встретиться в баре «Утёс» ещё вчера, но придя туда, Джима там не оказалось. Я зашёл в бар, это было как раз вечером, и оглядев помещение, сиденья, нигде не оказалось моего толстячка. Были молодые девки, подростки, распивающие алкоголь, играла всё та же музыка, но человека, с которым мы обязались поговорить о джазе, не оказалось. Расстроившись тем, что встреча провалилась, я ещё находясь возле двери пошарил в карманах. Нащупав кошелек, я достал его и заглянул внутрь. Отлично, там ещё остались деньги. Немного не мало, но на выпивку хватит. И следуя к свободному столику, вдруг неоткуда пред глазами появилась та официантка, и впервые представилась: — Привет! — завопила она радостным и счастливым голосом, — А я знала, что ты придёшь!. — Отлично, думал я, только этого мне не хватало. И поправив шапку, я пошёл все-таки к столику, попросив её отойти. Она же поплелась за мной.
— Меня зовут Синди, кстати! — говорила она всё с той же интонацией в голосе за спиной.
— Блеск! — нервно сказал я, — А теперь ты можешь оставить меня в покое? — попросил я Синди, усаживаясь на стул.
— Ты пришел сюда за мной, красавчик? — искренне улыбнувшись, спросила она.
— Вот уж чего! — отрезал я. — А теперь будь так добра, принеси мне вино — попросил я официантку.
— Сейчас, красавчик, — и подпевая композиции, Синди пошла выполнять мой заказ.
«Сегодня в баре оказалось гуще, чем в прошлый визит» — подумал я.
Играла довольно позитивная песня, о взаимной любви, и низкий женский голос рассказывал о встрече с юношей, в которого главная героиня песни влюбилась. К сожалению, юноша был грубым и наглым и отказывался от любви, но рано или поздно она всё равно возьмет своё. «Надеюсь со мной и Синди такого не произойдет. Да и вообще, мне плевать на эту девчонку» — подумал я.
Погрузившись в воспоминания, я не мог понять, почему при каждой попытке что-нибудь достичь, со мной происходила какая-то фигня!
Вспомнив, как мы с одноклассниками хотели заняться группой, и у одного даже был гараж у дома отчима, с которым они с матерью не жили, мы все радостно поплелись туда, и хоть у нас кроме гитары ничего не было, мы сумели разрулить барабаны у местного продавца инструментов, записав это несомненно на счет отчима. Последний об этом узнал, как мы всё проиграли. В том плане, что идея сама рухнула. Дело в том, что организатор, Ким, азиат американского происхождения, встречался с девчонкой Люси. Та была нервная, тусклая и не в себе. Она каждый раз портила нам репетиции, чуть ли не врываясь в гараж и крича «Ким, ты что творишь?! Мы договаривались прогуляться!» И как бы это не выглядело смешно, всё-таки мои надежды вскипали, точно это вода в чайнике. Был ещё такой момент, когда мы хотели открыть школьный журнал, поскольку кроме «Ист Ньюс», никакого не было, и им управляли мелкие евреи и вели там эфир о еврейских проблемах, сами не смысля об этом и даже о школьных событиях не говорили, мы решили что это никчемнейшие конкуренты, которых нам подсунула школа. К нашему огорчению, а точнее к моему, всё провалилось. Какой-то дурак, забежав в наш кабинет, пока Дональд спал, врубил какое-то порево на всю громкость. И так все закрылось.
Я и до сих пор не понимаю, что делаю не так. Или, быть может, всё это происходит по моей вине? Может быть, думал я, если бы я не был с ними всё это время, им бы удалось стать звездами или хотя бы значимыми лицами в нашей деревушке.
Вернувшись в реальность, я застал огромные буфера, красовавшиеся из-под белой рубашки, и они были почти что впритык ко мне.
— Что за чертовщина?! — чуть ли не закричал я, но уняв пыл во время, всего-лишь отодвинулся от стола.
— Ты какого хера вытворяешь?! — спросил я Синди, находясь ещё в недоумении.
— Держи своё вино, красавчик, — и подмигнув, Синди положила бутылку и бокал на стол.
— Я заказывал вроде только бутылку… — Но дело совсем не в этом, черт побери, — нервно завопил я, будто у меня нервный тик.
«Эта девка играет со мной игры» — предположил я.
— Тебе что, не нравятся мои груди, ковбой? — спросила я, поправив их обеими руками.
— Да хватит уже! Тебе что неясно?!
Но она ничего не ответила. Только поправив грудь, она продолжала смотреть на меня. В её взгляде можно было увидеть что-то действительно заигрывающее, манящее.
— С тебя три бакса, улыбаясь ответила Синди.
— Ну, а может быть два? — включив красноречие, спросил я.
— Нет уж, милый, — хохоча, ответила Синди, — с тебя та сумма, которую я назвала!
— Ты не думала, что ты сдираешь с меня такую сумму? — спросил я.
— Вот уж нет! Это было в меню, хитрый.
— Но я заказывал только бокал с вином, а не целую бутылку! — уже подвинув стул поближе к столу, с непониманием спросил я.
— А это мой план охмурить тебя, как ты опьянеешь, — ответила она хохоча ещё сильнее.
— Вот ты какая, значит? Хитрая лиса, готовая на всё ради поимки жертвы? — сдерживая хохот, спросил я. Но на самом деле мне не было до смеха, ведь эта тигрица планировала заманить меня, чего уж я не должен был допустить.
А тем временем музыка играла громче. Гитары, быстрые барабаны, энергичный и живой вокал поющего — Это место мне нравилось всё больше, правда за исключением этой странной и до боли навязчивой девушки.
— Ну, вроде того, — сказала она, — ударила меня по плечу и прикусив губу, поплелась прочь.
— Эй, кричал я ей вдогонку, — что это значит?!
А она только повернулась, послала мне воздушный поцелуй и исчезла из виду.
Переводя дух, я только сейчас посмотрел на бутылку с вином.
На бутылке с вином было изображение пары, любующийся на закат, а вино называлось «Gloria». Что же, попробуем, сказал я себе и раскупорив бутылку, отпил протяжный глоток не наливая в бокал.
Время подходило к вечеру, а мой новый дружище Джим так и не пытался связаться со мной. Вино было уже выпито, у меня осталось малость, а что делать было неясно. Будучи пьяным, домой возвращаться была неохота. Однако, бар не закрывался, а само веселье только начиналось. Бар работал круглосуточно и люди не покидали его, будто жили здесь. Двери то открывались, то закрывались. На двери висел маленький колокол, который издавал звук, когда двери открывались и закрывались. Так я мог слышать, когда кто-то входит или выходит. С тех пор, как я откупорил бутылку, я надеялся, что все-таки Джим заявится со своими товарищами, о которых говорил. Но ни он, ни они так и не пришли. Однако, я ведь и не знал как выглядят его товарищи, так что и знать не мог будут ли они здесь или нет. Выпив полностью бутылку Глории, я решил не терять времени даром и направился к барменше. Синди нигде не было, и я подумал, что её заменяют. Однако, зная её уже немного, я мог бы догадаться что она захочет со мной попрощаться. И она могла следить за процессом опьянения. Однако, мне на это было совершенно наплевать. И поднявшись со стула, я побрел к стойке. Не сказать, что я был настолько пьян, что даже не ощущал гравитации, или не мог даже сосредоточиться на чем-то, но идти пока что был в силах, слегка пошатываясь. Подойдя к стойке, я наблюдал за тем, как барменша разливает напитки и перемешивает их.
— Чего уставился, малыш? — спросила меня барменша, не отрываясь от своего дела.
— Эм, — с паузой начал я, — я решил посмотреть, чем вы тут занимаетесь. — Вообще, — добавил я с улыбкой, — я давно наблюдаю за вами.
Расхохотавшись, барменша спросила: — А тебе не надо домой? — О, нет конечно. Я вообще то уже достаточно взрослый, чтобы не появляться дома и вовсе.
— Как скажешь, милый, — ответила она, продолжая хохотать.
— А вы не видели Синди? — спросил я из любопытства.
— Да, она уже давно закончила смену, — ответила барменша, и немного погодя, словно что-то пытается вспомнить, добавила, — Она хотела тебе передать вот эту записку. И положив напитки на стол, вытащила из кармана маленькую бумагу.
Взяв её, я сразу же посмотрел на неё. Оказалось, что эта наглая лиса оставила мне свой номер. Смяв записку, я было положил её себе в карман, но та выскочила из моих пальцев и приземлилась, точно сбившийся самолёт, на пол.
«Чёрт…» – икнув, подумал я про себя.
Немного опустив, я протянул руки к записке, и наконец-то положил её в карман.
Забыв уже о номере и прочем, я спросил барменшу.
– А... – я почувствовал, как мой живот вздулся, я хотел выпустить отрыжку, да такую, что это бы сошлось за атомную бомбу, но благо сдержался, – и добавил, – А как вас зовут?
Барменша только улыбнулась, потом смешала какой-то напиток в зеленой стеклянной бутылки с, вроде бы, сидром.
А затем, чуть погодя, сказала:
– А что? И потом, спросила ещё, уже с ухмылкой, – Хочешь пригласить на свидание?
– Ещё чего, – отрезал я, поерзав на сиденье, этого ещё не хватало!
Барменша расхохоталась, и уже сев на свой стул, спросила:
– Я что, не достаточно привлекательна? – спросила она, положив обе руки на подбородок.
– Нет, вы что? Я совсем не это имел ввиду, – нерешительно ответил я, – просто вы же взрослее меня, верно?
– Люблю я смотреть на мужчин, когда они растеряются и не знают что сказать, – и она добавила, – и потом долго думают, что сказать, и чтобы это не испортило его в глазах дамы, с которой они разговаривают, – и спросила, – Ещё выпить хочешь?
– Не отказался бы, – и улыбнувшись, представился: – Меня Марк зовут.
Барменша улыбнулась и протянула мне руку. – А меня Кэйт.
Мы пожали друг другу руки и на том закрепилась наша дружба.
Уже и не помню, когда мы закончили общаться, но отлично помню как она всем говорила, что бар закрывается до вечера. Уж точно этого я и не мог предвидеть. Закрывается? Как? Он же круглосуточно работает!
«Бар закрывается, ребята. Берите своё пиво и проваливайте!» – точь-в-точь она и сказала, весело и немного устало.
Я проводил её взглядом и даже ударился об колокол головой. Вот почему, впрочем, она и болела у меня до самого пробуждения.
Но лишь один вопрос меня мучил: Как я добрался до дому?

Почувствовав, как кто-то щекочет мои ноги, я вскочил немедля и завопил, будто на меня нападает хищник, который вот-вот сожрёт. Я так и подумал. Испугавшись, я начал осматривать место, где нахожусь. И увидел, как моя мать улыбается мне, сидя там же как и в прошлый раз, на краю постели. Она смотрела на меня и любезно подала завтрак.
– Кто у вчера пришёл пьяненький? – сказала мне мать, положив поддон с едой на постель. На поддоне было горячее кофе, салат цезарь и блины.
– Спасибо мам, – затем я откашлялся и спросил, – Что!?
– Ой, не скромничай, – сказала мама, – ты пришёл довольно пьяным. – А затем она добавила, прикусив губу, – и чуть ли не приставал ко мне.
В это время, когда она сказала «Чуть ли не приставал» я подавился салатом и еле откашлялся.
– Чего!? – Я старался как можно чаще абстрагироваться от беседы на эту тему, но мать, по видимому, застала меня врасплох. У меня лились слезы из глаз, оттого что я сильно подавился едой, и отхлебнув кофе, спросил, медленно и осторожно:
– Мам, ты в норме?, – В смысле, поправил я себя, – тебе показалось что я пристаю к тебе?
– Что-то вроде того, – и забрав у меня кружку, тоже сделала пару глотков.
– Вот уж чего не ожидал! – Ты блефуешь, мам, – нерешительно ответил я.
– Ой, да быть не может, – захохотала она, – в отличие от тебя я была трезвой.
«Ну да, конечно!» – подумал я.
– Однако, ты заявляешь то, что в корне отличается от правды, – сказал я, отхлебнув ещё.
– Ой, какие мы умные, – сказала она, – а потом с минуты помолчав, добавила, – Тебя кстати искал Артур.
– Ой, тот самый, с которым мы часто дрались? – спросил я, откусывая ломтик хлеба.
– Он самый. А теперь, милый, иди умойся, а то ты пахнешь нехорошо, – и закрыв нос пальцами, смеясь побрела прочь, закрыв дверь.
Вот уж утро, подумал я. И начинается оно далеко не с кофе, отфинтил я эту мысль. И затем обратил внимание, что нахожусь совсем голый в кровати.
«Да чтоб тебя! Она что, это сделала!?» – в страхе предположил я, но потом быстро уничтожил эти предположения. К черту, – пусть это лишь домыслы, но подправлены лишь фантазией и бурным воображением.

Я всегда ловил себя на том, что собирался бросить пить кофе. И хотел, чтобы моё утро начиналось не с кофе, а допустим с вина. Никогда и подумать не мог, что так пристрастился к алкоголю. Но ведь, всем известно (или не всем), что выпивать алкоголь надо не с утра, а ближе ко дню, чтобы не терять времени даром. Я до сих пор лежал в кровати, поддон я поставил на шкаф, стоящий близко к тахте, потом поднял с пола свои брюки и начал шарить по карманам: Ага, значит, скомканная бумага есть, кошелек, правда пустой, имеется.
«Она всё-таки оставила свой номер» – Всё-таки, надо будет позвонить ей, подумал я. Но прежде чем это сделать, я открыл первую дверцу шкафа, достал оттуда губную гармошку и поиграл.

«Моя душа, как бездонная яма, в ней почти не осталось любви. Моё сердце, что скованно цепями, не поддается теплу. Я устал терпеть, устал сражаться. Так что мне делать, если не сдаться?»
Мне всегда нравилось играть на гармошке, в принципе, мне не стоило врать Джиму, что я пою, а сказать, что имею опыт игры с гармошкой. Но я забылся, и врать стало труднее. Я всё боялся, что они словят меня на вранье, и мне тогда не миновать беды. Однако, сыграв свои любимые композиции, я вернул инструмент на место и принялся одеваться.
Снизу доносился женский голос, такой очаровательный и ласковый, что мне не хотелось даже закрывать уши. Я вникал в это пение, что казалось мне любимым, я оторвался от земли и качал головой, плавно и спокойно, в такт этим словам.
Я машинально достал гармошку и принялся играть. У меня не хватало слуху, чтобы подобрать нужную мелодию, но в нашем беспристрастном дуэте это получилось забавно.
Я спустился вниз на кухню и застал свою мать поющую.
— Никогда не слышал, чтоб ты так замечательно пела, — заявил своей матери, направляясь к кофеварке.
— Знаю, милый, ведь времени совсем нет, а ты играл.. — здесь она сделала небольшую паузу, выдохнула воздух из легких и продолжила, — на своей губной гармошке и так потрясающе, что я не устояла.
— Забавно. — ответил я.
Она бдительно рассмотрела, что я там делаю, и вполголоса спросила:
— Ты же собирался бросить.
— А? — автоматически, словно робот, спросил я. — А, ты про кофе, — продолжил я, посмотрев на чашку. — Это последний.
— Нет-нет-нет, — быстро тараторила она, — затем поднялась, направляясь ко мне и выхватила кофеварку из рук. — Сначала позавтракай.
— Но ведь я уже кушал, маман, — сказал я.
— И что? Ты должен расти, быть красивым и в форме, — поучительно сказала та.
— Ах, вот что. — Впрочем, — спокойно сказал я, — откажусь.
— Вот как? — улыбчиво утвердила мать, — Ты смеешь перечить любимой маме?
— Не то чтобы перечить, — сказал я, — но отказ есть отказ, и рассмотрению не подлежит. — А затем сразу же расхохотался.
«Как давно я не смеялся. Чувствую себя прекрасно» — подумал я.
Мне показалось, что сегодняшнее утро довольно хорошее, и то, что со мной и моей матерью происходило, возможно побочный эффект алкоголя. И мне вовсе не хотелось отказываться от подобной мысли. А что, подумал я, если всё это — моя бурная фантазия? «Может мне это сделать с Синди? И все проблемы смоются прочь?» – предположил я. Но эта идея мне показалась чересчур тошной, что я сразу же отказался от неё.
– Слушай, Марк, – обратилась ко мне мать, – Может сходим в открытый кинотеатр?
– Не знаю. Сегодня есть дело, – сказал я. – Быть может завтра.
– Но сегодня будет идти твой любимый фильм, – очаровательно ответила та, «Звёздный Крэйсер Галактик» – сказала мать, доставая из духовки курочку.
– Ну если так, то можем и сходить, – согласился я.

Мне всегда было сложно общаться с ботаниками. У меня был такой друг, который учился в классе на порядок выше, всегда умничал и очень хотел заняться любовью. Он знал всё, как мне говорил, называл себя глубокомыслящим, но был бестактен по отношению к девушкам, не умел себя с ними правильно вести и даже толком не знал, как себя к ним предположить. На тот момент ему было только шестнадцать, и мальчуган уже ругался. Но только вне стен своего дома – Он ещё тогда рассказывал, как за любую брань его родителями били.
– Представь себе, – начинал он свой рассказ, шепелявя, – возвращаешься со школы ты домой, застаешь пьяного отца, поднимающего блузку своей жены, а там черные обтягивающие чулки, одетые ею же, называет её паршивой дрянью и поворачивает головой к стене. – Дальше он продолжал, хохоча, – А ты и не знаешь что делать. Кричишь "Сука, сволочь" и далее по списку матерных слов, потом говоришь "Отпусти мою мать, ты дрочун!" а он отправляет её к себе в комнату, приглашает меня к себе пальцами и бьёт. Да так, что все кости трясутся.
– А дальше что? – спрашивал я без интереса.
– А дальше он бьёт этого парня, используя хлыст. Мальчонок запоминает эту картину на всю жизнь.
– Как его бил отец?
– Нет, черные обтягивающие чулки на маме.
– Ты извращенец, Майк, – и я плюю в сторону его ботинок, затем исчезаю в густой толпе школьников и учителей.
Майк был таким. Он всегда рассказывал мне о своей мамочке, хлюпал носом при виде девчонок и спрашивал, как с ними ладить.
– А мне откуда знать? – и потом грубо добавил: – Я что похож на идола девчонок?
Майк, осознав, что это не так, уходил прочь и не появлялся на глазах, пока все проблемы покинули его бедную и тупую голову.
Сейчас мне восемнадцать. И мне стоило бы выбрать, чем заниматься дальше, но я совру, если скажу что всегда хотел быть музыкантом. После того, как я прослушал кантри музыку, то понял что моё место среди этих самых музыкальных торчков.
Но Джим не звонил мне. И однажды посетив ресторан "Оленьи Рога" я застукал пьяную Синди с Джимом.
Я направился быстрыми шагами к столу, где они сидели и целовались. Сильно стукнув по столу, они как бы в нерешительно растерялись и только потом перевели взгляд на меня.
– О, Марк, – оба сказали они, – а ты что здесь забыл?
– Джим! – злобно сказал я, надув вены на лбу, – Я ждал тебя всю ночь. А вместо этого тебя не застал.
Джим, толстячок, любящий джаз, почесал свою лысую голову и через минуту попросил Синди пойти заказать им по алкоголю.
– Будешь пить, Марк? – спросил он меня, платком стирая пот со лба.
– Да к чёрту твоя выпивка!
– Ах, да... – не торопясь отвечал Джим, – я так и не встретился с ними.
– Прекрасно!
– И к слову, играть я тоже не умею.
– Славно! – От таких признаний я ещё сильнее стукнул рукой по деревянному столу. Рука затрещала от боли, но виду я не подал. (Но болела она потрясающе)
– Успокойся, Марк! Давай, давай всё обсудим?
– А что нам обсуждать, Джим? Мы потеряли целую неделю, и у нас даже нет людей, – грубил я Джиму, – и мы даже не знаем что делать дальше. Из-за твоей тупости и лжи мы потеряли много времени. – Где нам теперь найти людей? – спрашивал я его, положив одну руку ему на плечо. – И самое главное, смысл тогда от тебя?
Джим посмотрел на мою руку, потом опять вытирал свой лоб от пота и поразмыслив, словно у него родилась идея, выговорил:
– У моего брата есть подпольный бар «Ганс Разбойник» и ему всегда необходимы джазовые исполнители, не важно кто – один исполнитель или группа. Затем он остановился, чтобы перевести дух.
– Продолжай, попросил я его, и уселся за стул. Я вспомнил, что простоял возле Джима целую минуту.
– Так вот. И ему необходимы люди, которые готовы за рекламу играть. Джаз, блюз, соул... Кантри или даже поп-музыку.
– Так и чего ты не позвонил ему? – любезно спросил я.
– Мы с ним не хорошо ладим, – ответил Джим. – Но ты попробуй его переубедить, вдруг он будет рад видеть нас с тобой. – И кроме того, – добавил Джим, – это отличный шанс заручиться его помощью и прославиться.
– Поделом. – Джим продиктовал номер брата, потом вернулась Синди с двумя бокалами рома. Марк выхватил из рук Синди один из бокалов и залпом опрокинул его.
– Спасибо, Джим, – сказал Марк, вытерев рот и положив бокал на место. – А теперь мне надо идти, – и натянув шапку на голову, двинулся прочь.
– Как он смеет так с тобой поступать, милый? – слышалось за его спиной.
– Хватит, хватит! Всё хорошо.. Деловой разговор, цыпочка..
И Марк вышел из "Оленьи Рога". У входа он закурил сигарету, которую стащил у матери и выпускал клубки дыма.
«Чёрт, забыл узнать имя брата» – вспомнил Марк, но возвращаться в бар не решился.

Борис оказался человеком приятным, высоким и разбирающимся в бизнесе. Его сеть ресторанов «Фортуна» привлекала людей средних слоев, проституток, бездомных, иногда даже бандитов. Несмотря на это, я всё ещё надеялся что я смогу впечатлить его и он даст мне возможность сыграть, как одному, так и с группой, если такова сформируется. Играя на одной лишь гармошке, я боялся, что Борису эта затея покажется немного скользкой: Ведь, по сути, чем может впечатлить толпу пацан играющий на гармошке? Борис был эмигрантом, приехав сюда из России, он сразу просёк тему и открыл первый бар «На Берегу», который в первые же дни был забитый людьми не богатыми, но приходящие чтобы слить деньги на дешевую выпивку. Осознав, что это действительно неплохой бизнес, он открывает более дорогой ресторан «Фортуна» где цены на алкоголь, сигареты и прочее, поднимается на несколько раз выше. Борис нуждался в музыканте или группе, и я хотел его впечатлить. Мне нужна была поддержка, и как я думал, Борис окажется той самой поддержкой.
Оказавшись на входе «Фортуна» меня встретил плакат, на котором была изображена машина, мчащаяся на рассвете, и лозунг «Твои мечты исполнятся вмиг» не мог не привлекать. Войдя наконец в бар, я впал в некую дрожь: Очень много людей, толпящихся на сцене, сидящие за столиками, три официантка в старомодных одеждах, разносящих на подносе напитки, лысый бармен, полирующий бокал, мужчины и женщины в официальных костюмах. Мне казалось, что это место не могло быть сбродом для низших слоев, но в тоже время я почувствовал себя взрослым. Оглянув их, затем всего себя – Я только сейчас понял, насколько был безвкусно одет. «Мне здесь нечего делать!» – слышал я в своей голове слова, толкующие мне незамедлительно свалить, но я должен был связаться с Борисом и понадеявшись, что он здесь окажется, я побрёл к бармену.
– Чего тебе, мальчонка? – спросил меня бармен, полируя бокал за бокалом.
– Я ищу некого Бориса, управляющего баром.– ответил я.
– Он занят, и не будет разговаривать с таким малым, – грубо и хохоча сказал бармен.
– Я здесь, чтобы выступать на сцене, играть живую музыку!, – решительно сказал я. –
Бармен мне объяснил, где искать Бориса.
– Спасибо, – сказал я бармену, улыбнувшись и уходя.
– Adios amigo, вслед крикнул мне бармен.
Поднимаясь на второй этаж бара, на ходу меня встречал высокий, худощавый мужчина, одетый в пиджак, брюки и туфли. Он на ходу поприветствовал меня.
– Bienvenido Amigo! – сказал он, затем обнял меня и держал руки на плечах, улыбаясь и обнажая свои белые зубы.
– Это ты, Марк? – спрашивал он, затем обнял снова и повёл в свой офис.
– Да, – говорил я ему на ходу. – Я узнал о вас через Джима, вашего брата! – сказал я.
Борис начал смеяться так, словно он смотрел комедию, где фигурировали клоуны, переодетые во врачей, и словно бы они проводят серьезную операцию, а затем снимают маску с больного и тычут ему в лицо баллончиком.
– Он не мой брат, – сказал Борис. – В смысле, – добавил он, – мы братья по работе, но только не как родные.
– Вот оно как, – сказал я. Затем мы вошли в офис, Борис показал мне взглядом на диван, а сам уселся на кресло напротив.
Борис закурил сигару и пустил колечки дыма по офису, приоткрыв окно.
– Итак, начал он, – Ты уже знаешь, что я заинтересован в живой музыке, – и он обратил на меня внимание, стал более серьезным и внимательным, – Что ты хочешь мне предложить?
– Я умею играть на гармошке, – сказал я. – Но хотел бы с группой, что-ли, – а потом добавил, – Так было бы легче, плюс больше можно сыграть.
– Хорошо, что нибудь можно придумать, – сказал он, – а затем спросил, – Сигару?
– Пожалуй, да.
Борис протянул мне портсигар, я открыл его и достал неизвестные мне сигары.
– Кубинские, – сказал Борис, – выпуская ещё одно колечко.
– У тебя есть люди на примере? – спросил меня Борис.
– Да, уличный музыкант, – сказал я. – Он часто ошивается возле бара «Оленьи Рога»
– Уличного музыканта? – рассмеялся Борис, – ты серьезно?, и добавил, – Ты хочешь, чтобы грязный проходимец у нас играл? – и засмеялся.
– Он конечно уличный музыкант, но когда я его встретил, одет он был неплохой, и замечу, что даже лучше некоторых здесь, – сказал я, сглотнув слюну.
– Хорошо, мальчишка, – спокойно сказал Борис, туша бычок о пепельницу, – приведи мне его и мы посмотрим.
– А что с Джимом? – спросил я. – Он то будет играть с нами? – волнующе подумал я.
– Будет, но сперва надо выяснить с ним некоторые детали, – сказал Борис.
«Какие же?» – подумал я, но встревать в это не стал. «Хватит с меня на сегодня» – сказал я себе и вышел из кабинета.
Выйдя из бара «Фортуна», я сразу же направился в «Утёс» чтобы завершить этот день, пропустив по паре бокалов виски.

Подходя к бару «Утёс», я подумал, что надо поговорить об этом с Кэйт, и может быть она даст мне пару советов и наставлений.
В баре к большому удивлению, почти никого не оказалось. Обои были ободраны, людей осталось совсем мало. Двое подростков сидели в дальнем углу, какой-то бродяга сидел на стуле у барной стойки и держал в руке бокал, музыка продолжала играть и словно никогда не останавливалась. Кэйт полировала бокал и выглядела неладно.
Подойдя к бару, я спросил: – У вас вроде как, заметил я, – достаточно полный бар. – Что случилось? – осмотрев ещё раз помещение, спросил я.
– Всё не очень хорошо, – сказала она. – Вчера заходили кое-какие люди, требовавшие заплатить за аренду, – рассказывала она, – а у меня еле хватает оплатить.
– Но ведь сюда приходят много людей, бар работает круглосуточно, – подумал я, – Как может не хватать?
Кэйт посмотрела на меня, поставила бокал на стол и сказала:
– Это всё равно не покрывает мои расходы, сказала она и добавила, – Аренда помещения обходится вдвое дороже.
– Может, – подумал я, – Мне тебе помочь?
Кэйт расхохоталась и погладила мою голову, растрепав волосы.
– Спасибо, но вряд ли у тебя найдется такая сумма. Ты ведь ещё не работаешь даже, – сказала она.
– Но тем не менее, улыбнулся я, – я наладил контакт с кое-кем и возможно буду играть в баре.
– О, – удивилась она, – живая музыка?
– Ага, подметил я и кивнул.
– Но ведь живым музыкантам не много платят, – исходя из опыта. – А ты вдобавок ещё и без опыта. – Что ты умеешь, спросила она.
– На губной гармошке.
Кэйт захохотала ещё сильнее.
– Ладно, ладно, – сказала она. – Может быть, и ты вправду способен мне помочь.
– Значит, ты поддерживаешь меня? – спросил я её.
– Разумеется, поддерживаю, – сказала Кэйт.
– Подпольный бар? – спросила она.
– Агась, – он самый, – Фортуной называется.
Кэйт на минуту замолчала, подняв указательный палец вверх, словно думает над очень важным и глобальным вопросом.
– Им же заправляет тот русский, верно? Как там его..
– Борис, – сказал я. – Ай, – и добавил, – я совсем забыл! – Налей мне вино, сухое.
Кэйт достала бутылку, размешала с водой и налила в бокал.
Я выпил залпом и прибодрился.
– Вот так лучше, спасибо Кэйт.
– Борис? Он занимается не чистыми делами, сказала она.
– А кто сейчас без греха? – спросил я.
– Я имею ввиду, возможно он состоит в какой-нибудь группировки.
– Тем не менее, заверил я её, мне на это все равно. – Мне важнее, сказал я, – стать музыкантом.
– И помочь мне с треклятой арендой, – рассмеялась она.
– И это тоже, – подмигнул я ей и заказал ещё.

«Ложь, сказанная сто раз, становится правдой» – эти слова не покидали моё сознание. Возвратившись с бара, я быстро поднялся к себе и закрылся от внешнего мира. Раньше мне не приходилось врать, но сейчас я пошёл на чрезмерные цели, подумал я. Только ради чего? Чтобы стать успешным и доказать себе, что я способен свернуть горы? Я понимал, что подкидываю сучки в костер, поскольку если мою лож разоблачат, то проблем не миновать. И я прекрасно понимал, что связавшись с Борисом, заднюю давать поздно – он в любом случае сможет меня найти, если я сейчас не позвоню и не скажу, что отказываюсь. Пока ещё есть возможность, подумал я, потому что потом уже не выйдет. – Подпишу контракт, думал я, и точно не выйду сухим из воды.
Я смотрел на телефон и всё думал, стоит ли позвонить. Я то брал его в свои руки, пристально взглядывая в мерцающий свет, то клал его на место и углублялся опять в раздумья.
Со всем этим я забыл про мать, которая приставала ко мне. Возможно, думал я, её привлечь? Я слышал её пение и оно было действительно прелестным. Но мысль, что моя мать может попасть не туда, казалось ужасающей. Не хочу потом ощущать её укоризненный взгляд на себе, подумал я. «А если они её того?» – предположил я, и тогда мне стало ещё хуже. Я достал из кармана брюк пачку сигарет, подошел к окну и слегка приоткрыл его. Выпуская дым, я смотрел на течение, что происходило в городе, а яркие светофоры и свет исходящий из комнат, баров, магазинов и машин – и мне было приятно. Чувство, заполонившее меня внутри, оказалось сильнее непонятных мысль – И я уже не думал ни о чем.

На утро моя голова сильно трещала, и мне особенно не хотелось никуда идти, а лежать в постели и абстрагироваться на миг от внешней среды. Однако, моя мать так не считала, и поднявшись ко мне, раскрыла шторы и свет ударил мне по глазам, прожигая глазные яблоки.
– Дьявол! – завопил я, пряча своё лицо под пледом.
– Вставай, милый, – говорила мама, – нам надо идти в магазин.
– Чего? – спросил я, – Ты же всегда ходишь она.
«Хочешь затащить меня в преисподнюю» – подумал я.
– А теперь хочу с тобой, – и это не обсуждается, – кивнула она и покинула комнату.
– И не медли! – услышал я крики за дверью.
Вот черт, подумал я. Ведь я совсем не хотел никуда идти, а особенно по магазинам.
«Хорошо, что мы живем на первом этаже» – и отблагодарив за это инородные силы, я оделся потеплее и открыв окно, проверил есть ли где сугробы. Увидев только большой контейнер с мусором, я не решился прыгать. Повернувшись назад, я всё ещё подумал. – А может магазин? – Но эта идея сразу же рассеялась. Я прыгнул и ударившись коленом о контейнер, повалился на кучу снега.
– ****ь! – закричал я, – больно...