Огненная саламандра

Содержание:
I Сказка
II Имя
III Хорхва
IV Мандрагора
V Всеблагая Мать
VI Вода
VII Старые знакомые
VIII Знаки Зодиака
IX Мастер иллюзий
X Молоко небесной кобылицы
XI Дорога – мой дом
XII Молочная неделя
XIII Череп белого бычка
XIV Драгон
XV Мёртвый город
XVI Кино, вино и ядовитый плющ
XVII Женское предназначение
XVIII Только не сегодня
XIX Житие святого Антония
XX Второй полумесяц. Сумеречный король.
XXI Третий полумесяц. Песня степных трав
XXII Четвёртый полумесяц. Игра в камушки.
XXIII Дерево жизни
XXIV Старый муж
XXV Сюжеты о блудном сыне не устаревают
XXVI Корни
XXVII Память и беспамятство
XXVIII Три ипостаси богини
XXIX Хаос
XXX И больше никогда
XXXI Записанная история

I. Сказка
Дилинь-дилинь. Дилинь-дилинь. Дилинь-дилинь. Дилинь-дилинь.
Надоедливый монотонный звук то затухал, то усиливался. Не глядя, я нащупала красную кнопку. Ещё одно повторение могло свести с ума и самого спокойного человека. А к спокойным людям я себя не относила.
Приоткрыв один глаз, я нерадостно посмотрела на экран телефона. Чёртов будильник сработал ровно в семь утра, как я и хотела. Хотела вчера, а сегодня мои желания были совсем другими. О, невыносимый зверь-будильник, дай мне ещё пятнадцать минуточек сна, ну, пожалуйста!
Дилинь-дилинь. Дилинь-дилинь.

7:15. Ладно, я не буду краситься.
7:30. И зарядку делать тоже не буду.
7:45. И бог с ней, с кашей – выпью кефир.
7:50. Без меня всё равно не начнут. Каждый день я прихожу первой и открываю магазин. За год меня ещё ни разу никто не опередил. Скорей всего они опоздают, а вдруг нет?
7:52. Ах, как не хочется-не хочется… Но есть волшебное слово «надо». Встать рывком и расправить плечи. Я таак не успеваю.
Я очень быстро шла к троллейбусу, но он всё равно меня не дождался. Ну, ничего, ещё за троллейбусами я не бегала. Вариант следующий: ловим маршрутку - развернись, душа, гуляем на все сорок рублей! Отлично, прыгаем к водителю в соседи. Маршрутчик, человек неопределённого возраста и национальности, моему соседству отчего-то был не рад, так не будем зазря тревожить людей, которые встают по утрам куда раньше, чем бело-серые воротнички. Музыку в уши на ближайшие полчаса. Элла Фитцджеральд пела о счастливой встрече, ей вторили отдалённые восточные мотивы, доносящиеся из салона. Пахло сигаретным дымом, свежепролитым дождём и железом. Милосердная городская колыбель укачивала, предлагая волшебную микстуру получасового быстрого сна.
А вот и мой пункт назначения – остов недолго стеклянной остановки. Ещё десять минут на пешую прогулку, а у меня в наличии – только четыре. Хорошо, что я, игнорируя все предписания, взяла рабочий телефон с собой, а не оставила в магазине, как было положено. Теперь я могу по пути отзвонить начальнику: мол, не волнуйтесь, рабочий день начался вовремя. Солнышка ещё нет и в помине, а мы уже воллен арбайтен унд арбайтен. Дас ист гут. Только пародия на честный язык великих философов и музыкантов могла передать истинный настрой городского рабочего населения в понедельничное утро.
Начало десятого, и я в одиночестве прохаживаюсь меж стеллажей, зеваю и лениво поправляю книги на полках. Один за одним подтягиваются кассиры, охранник, консультанты. Последней заходит моя коллега, она же подруга. Продавец-консультант Света. Это если верить тому, что написано на её бейджике. Но мы-то знаем, что на самом деле Света является Юлей. Мы сохраняем инкогнито, бережём настоящее имя от сглазу. Вот меня зовут Настей, а по паспорту я – Ира. Да ладно, нам  просто лень делать новые надписи, используем то, что осталось от прежних продавцов, хотя бы имена. Самое удивительное, что никто не замечает несоответствия. Мы обнимаемся в приветствии и идём заваривать утреннюю порцию чая.
Нам нравится разговаривать друг с другом за жизнь, обсуждать книги, фильмы и бытовые хитросплетения. Юле – двадцать восемь лет, три последних года с половиной она делит квартиру с любимым мужчиной и считает, что любовь живёт три года как хомяк.
- А чтобы успеть начать размножаться. А потом проходят эти три года, и всё, при тебе дитё, и никуда не денешься – в шкаф не положишь.
Мне – двадцать два, но, в целом, я согласна. Наверное. Детей, правда, у Юли пока не наблюдается, но сакральное число три остаётся сакральным.
Я уже целый год работаю в книжном магазине, и мне довольно скучно, но иногда колоритные персонажи разнообразят день: то Дуремар заскочит в сапогах до середины бедра, то человек-Рокфор, а то и сама тётушка Непогода пожалует.
Кассир Таня с грацией танцующего вепря подошла к холодильнику взять бутерброд и не по-доброму на нас посмотрела.
- Там уже клиенты пришли, вообще-то.
Мы не стали искушать судьбу и оставили большого босса наедине с желанной ветчиной. Правда моя совесть попискивала, что мы дали свершиться акту каннибализма, но я успокоила её. Мол, нехорошо так думать, и где же твоя толерантность, совесть?
Управляющего магазином сегодня не было, так что мы могли пофилонить. Я достала заначенную книгу, расписывающую прелести БДСМ. Юля лениво перелистывала красочное издание репродукций импрессионистов. Олег пожирал очередное фэнтези. Изба-читальня, словом.
Я читаю с пяти лет, для меня это сродни вредной привычке. С детства я читала всё, что было с буквами. Неуклюжим пингвинёнком пробиралась я в библиотеки, возвращалась с тяжёлым пакетом, полным чудес, раскрывала книгу, и сказка начиналась.
Олег тем временем нашёл среди клиентов единомышленника, похожего на Оззи Осборна в юности. Вместе они увлечённо обсуждали, какую следующую книгу необходимо купить князю тьмы.
Осборн заглядывал на последнюю страницу каждой книги:
- Всё закончилось хорошо, и они вернулись на свою планету. Нет. Все умерли. Не то. Все спасли мир, но всё равно умерли…
Восемь часов мы проводим на ногах. В середине дня обедаем принесённым из дома. Пришли благословенные шесть вечера, и можно заканчивать.
***
Но мы с Юлей идём сегодня не домой, мы идём слушать джаз в «FoxTrot» и пить глинтвейн.
- А последнюю жену он встретил на выходе из метро. Увидел красивую двадцатилетнюю девушку с голубыми глазами и взял в оборот.
- Так он же старый уже был.
- Старый, зато Пикассо. И она, конечно же, варила ему супчики, уберегала от сквозняков и закрывала глаза на бесконечный флирт. Идеальная жена художника.
- Нет, здесь ты не права. Идеальная жена художника – это Гала, а идеальная жена поэта – Лиля Брик.
Маленький, тёмный зал, в котором не переставали курить на протяжении десятилетий. А теперь не курят, но стойкий запах уже не вывести ничем, разве только разрушить здание до основания и построить новое.
Джаз-бэнду сегодня категорически не везло. До сцены добрались только два человека из всего коллектива, но они не сдавались, а где-то в Детройте перепеваемый Стиви Уандер медленно вращался в своём хрустальном гробу. Ох, простите, он же ещё жив. Но это потому, что он не слушал то, что слушали натренированные петербургские любители джаза.
Но мы были увлечены беседой.
- А ещё по интернету ходит такой мем: две тарелки спагетти на столе, вино, и кошка за прибором напротив. Называется «30-летний день рождения успешной женщины».
- Ну, и что в этом плохого? Лучше жить с кошками, чем с кем попало.
- Это же вопрос самодостаточности. Помнишь Стаса? Так он спал со светом и оставлял у себя ночевать кого угодно, лишь бы не быть одному. Плакался мне, что страдает от одиночества. А я сказала, что он понятия не имеет, что такое одиночество.
- Осторожней, не смотри туда.
- А что, там кто-то знакомый?
- Да нет, эта женщина, саблезубый кит, даёт всем понять, что мужчина, который с ней – при ней. Пара неосторожных взглядов – и тебе обглодают лицо.
- Хе-хе, а приличные люди тем временем уже пьют коньяк.
Очередной день растворялся в серой мути непогожей петербургской зимы, и, когда мы выбрались из бара, на небе тускло светила луна, пробиваясь сквозь толстую пелену облаков.
Юлин муж подбросил меня домой на машине. Мы ещё долго прощались с подругой на скользкой лестнице, а он терпеливо её ждал. Наконец, я добралась  до своего прекрасного дивана и, обессиленная, вытянулась на нём по диагонали. Через час старый день умрёт окончательно, а мне ещё нужно было подготовиться к уроку.
Два раза в неделю я занималась с учеником, в основном мы нудно делали вместе его домашнее задание по русскому языку, и я начинала отчаянно зевать, но иногда Кирилл писал маленькие истории про школу, в которой учился, и мы правили эти истории, придумывали новые детали, и получались яркие зарисовки в стиле киножурнала «Фитиль», только детские. Но сегодня мне было жаль тратить последний час уходящего вечера на дела, и я решила, что завтра в перерыве что-нибудь набросаю.
Я никак не могла уснуть. Меня тяготила серая безысходность, которая переходила изо дня в день. И вроде бы всё хорошо, все живы и здоровы, и часто бывают поводы для радости, но всё-таки в целом так скучно. Когда я читала про приключения и сказки в детстве, мне казалось, что в реальном мире тоже есть место волшебству, и совсем скоро, вот ещё немного, я смогу его увидеть и почувствовать. Грандиозным разочарованием пришла мысль, что ничего сказочного в нашей Вселенной нет. И только искажённое состояние может показывать сказки. Но к алкоголю я всегда была равнодушна, а к наркотикам относилась негативно. Мне было слишком страшно терять контроль над собой. И остался только один способ увидеть и даже почувствовать волшебство – сон. Тёмное, тёплое, ласковое подсознание принимало под свои покровы любого. И в этот раз я хочу получить сказку. Да, именно сказку я и хочу. С этой мыслью я, наконец, заснула.
II Имя
Я проснулась оттого, что мне стало холодно и как-то жёстко и неудобно. Открыв глаза, я в совершеннейшем шоке обнаружила, что лежу на весёленькой поляне, залитой солнцем, в своей пижаме с синими и зелёными слониками.
На сон это было не похоже, но как ещё я могла логически объяснить происходящее?
Я попыталась прийти в себя, проснуться на всякий случай ещё раз, но новый мир, раскинувшийся передо мной, не давал и тени сомнения в своей реальности. Пасторальная картинка пахла свежим лесным воздухом, щебетала птицами и колыхалась длинной травой. Ладно, я уцепилась за единственную мысль, показавшуюся мне оправданием. Возможно, это летаргический сон, и я сейчас гуляю по своему подсознанию. А раз так, то вариантов нет, надо обустраиваться, пока я здесь. Вряд ли моё подсознание будет ко мне жестоким, мне даже кошмары не снятся.
Я заметила довольно широкую тропинку и перешла на неё, ступая босыми ногами по мягкой траве. С одной стороны, чудное тактильное ощущение, а с другой – тревога, что же будет дальше, и куда меня эта тропинка выведет.
Пейзаж казался всё таким же идиллическим, когда я увидела хижину. Старенький домик утопал в зелени тени деревьев, крыша большей частью поросла мхом.
Я подошла к двери, постучала, но не услышала ответа. Наверное, это выглядело глупо, но нам со слониками выбирать не приходилось. Тогда я толкнула на себя дверь, она неожиданно легко без скрипа поддалась, и я вошла.
В центре хижины сидела ведьма. О, это несомненно была ведьма, хотя она походила на обычную опрятную старуху, её недобрый цепкий взгляд и застывшая поза напомнили мне жирную паучиху, которая только меня и ждёт. Внутри покоился тяжёлый полумрак. Тёплым, засиженным воздухом было тяжело дышать.
- Добрый день, - только и смогла я придумать.
- Добрый, добрый, заходи уже, не стой столбом и закрой дверь, не нагоняй свет.
Я послушалась. Наверное, нужно было сразу завести разговор и всё узнать.
- А вы..? – начала я брать быка за рога.
- Зубы покажи, - она сразу прервала меня странной фразой.
- Зачем это? – я притворилась неудивлённой, хотя вот такого перехода точно не ожидала.
Старуха заворчала, легко встала, звеня кольцами и ожерельями, и подошла ко мне вплотную. От неё исходил душный сладкий запах, и мне сразу захотелось обратно на свежий воздух. Давление в доме как будто стало сильнее. На улице слышался невнятный шум, нарастающий, как накатывающее море.
Старуха бесцеремонно схватила меня за плечи, но я убрала её руки и отступила на шаг ближе к двери.
- Зачем вам мои зубы?
Шум усиливался. Теперь были слышны крики людей, ржание лошадей и звон металла.
- Подожди-ка здесь, - старуха прошла мимо меня, обдав всё той же густой приторной волной запаха, и вышла наружу.
Я с любопытством осматривалась. Изнутри хижина была похожа на кабинет алхимика-травника. Я подошла к огромному столу, густо заставленному склянками всевозможных размеров, и увидела удивительной красоты ящерку в искусственном крошечном саду.
Ящерка металась на островке и не могла перебраться через водяной барьер.
Не думая, я протянула к ней руку, и она тут же пробежала цепкими коготками по ладони и забралась на предплечье. Вспыхнул жёлтый огонёк, и ящерка исчезла, а моё предплечье окрасилось рисунком, похожим на татуировку хной в виде той самой ящерицы.
Именно в этот момент ведьма вернулась домой. Я резко повернулась на звук хлопнувшей двери и натянула рукав до запястья, скрывая татуировку.
- Что это ты прячешь? – Ведьма подозрительно прищурилась, взглянула на стол и, кажется, всё поняла.
Она как будто стала меньше и, вздохнув, опустилась на стул.
- Ну, ладно, покажи, что там у тебя. Ящерица?
Я заголила рукав с безопасного расстояния.
- Может, вы мне всё-таки объясните...
- Беру тебя в ученицы, чортова девка. Украла мою саламандру, только я отвернулась.
Она наклонилась и швырнула в меня ворохом одежды с полу.
- Переодевайся и благодари Мать, что всё так вышло. Я теперь должна тебе помогать.
Татуировка приятно грела кожу, и я заметила, что рисунок мог меняться, как будто ящерица двигала лапками и хвостом.
- Оставь эту руку голой, чтобы селяне знали, кто ты. Что саламандра – огненное животное, объяснять не надо? Тебя отметила Мать своим дыханием. Так что сфера огня – твоя сила. Огонь не причинит тебе вреда, - ведьма шагнула ко мне с зажжённой свечой. – Смотри.
И действительно, пламя свечи меня не обжигало, только татуировка засветилась.
- А теперь мне нужно твоё имя.
Я открыла было рот, но ведьма властно взмахнула рукой. – Не твоё людское имя, данное родителями, а настоящее. Получить его можно только при боевом крещении. Я не хочу, чтобы ты у меня задерживалась, так что иди-ка на улицу и вернись уже с именем.
Ведьма выхватила мою пижаму из рук и вытолкнула меня из хижины.
А снаружи творился ад.
Горели дома, горел лес. Всадники резали и кололи мирных жителей.
Я обернулась, но хижины за собой не увидела. Я стояла в центре горящей деревни. Мне нужно было спрятаться, найти укрытие, но меня уже заметил один из всадников. Он спрыгнул с лошади, оскалил и без того неприятное лицо и кинулся на меня с поднятой саблей.
Умом я понимала, что бежать было бесполезно, но я всё равно ринулась к ближайшему дому.
С обратной стороны дома пряталась молодая женщина с покрытым копотью лицом.
Увидев меня, она сделала страшные глаза, но злодей заметил и её. В этот момент за нами осыпалась горящая крыша, перекрыв путь отступления.
Время замедлилось. Казалось, что каждый свой шаг он делал минуту, а я лихорадочно высчитывала, как спастись. У меня не было никакого оружия. Я просто смотрела в лицо приближающейся смерти широко открытыми глазами, как будто впала в транс.
Женщина выхватила горящую доску и бросила её в преследователя. Он уклонился и метнул в неё нож. Нож воткнулся ей прямо в грудную клетку, и она упала назад тряпичной куклой.
Это меня отрезвило. Я заметила, что моя татуировка испускает сияние, в мозгу затрепетали слова ведьмы про стихию огня. И я ощутила жгучую ненависть к убийце. Вокруг меня потяжелел воздух, моё тело охватила неведомая сила. Она переполняла меня, ещё немного, и я бы взорвалась от избытка энергии. Но я бросила эту силу в него, и почувствовала, как мне стало легче.
Убийца мгновенно вспыхнул. Пламя охватило его полностью. Он отшвырнул оружие, и, вопя, кинулся на землю, пытаясь сбить пламя, но пламя не угасало. От него отвратительно воняло палёной плотью, он упал на землю, но всё ещё извивался, живя. Наконец, он замолк.
Я подняла саблю с земли и подошла к женщине. Она дышала натужно, с хрипами. Нож воткнулся глубоко, и я не знала, можно ли его вынимать, и как ей помочь. Она перевела на меня безумный взгляд, захрипела, пытаясь что-то сказать, но изо рта только полилась кровь. Спустя ещё два вдоха, она затихла, и её взгляд остановился.
Я всё-таки попыталась достать нож из раны, но у меня не хватило сил его вытащить.
Труп мужчины, пытавшегося меня убить, ещё горел, но меня уже ничего не трогало. Я была странно спокойна. Я шла, волоча саблю по земле, не ощущая гарь. Внезапно я упёрлась прямо в дверь ведьминого домика, открыла дверь и вошла.
В этот раз ведьма сортировала засушенные травы по кучкам. Видно было, что она не ожидала моего скорого возвращения. Может быть, она надеялась, что я, вообще, не вернусь.
Я спросила ровным голосом, отпечатывая каждое слово: - Что это было?
Ведьма скользнула взглядом по сабле, которую я всё ещё держала в правой руке и соизволила ответить.
- Бессарапы опять напали на кинийцов. Пожгли маленько, пограбили и умчались, пока не получили отпор. Они всегда так делают. Что ты видела?
- Меня пытались убить. И я видела огонь, кровь и смерти. Ты отправила меня на смерть.
Ведьма удовлетворённо цокнула языком: - Кровь – это хорошо. Вся магия завязана на крови. И как ты спаслась?
Я смотрела на её бесстрастное морщинистое лицо и знала, знала, что она хотела меня убить. Не сама, но косвенно. И меня снова начала наполнять ненависть, но больше гнев.
- Я сожгла его. Он ещё до сих пор горит, можешь проверить.
- Значит, твоя сила открыта полностью.
- На моих глазах умер человек. Ты же могла ей помочь? Или нет?
Ведьма отвернулась к своим травам.
 – На что мне эти люди? Всё время кто-нибудь умирает. И не пытайся направить на меня свой огонь. Это бесполезно.
- Почему это?
- Мы связаны с тобой обещанием нашего клана. И не можем причинить друг другу вред. Ты должна будешь прожить у меня месяц, чтобы научиться основам ведовства. Так захотела Мать. Мне это совсем не нравится, но месяц придётся потерпеть.
Она сунула мне стебелёк: - На, пожуй, а то глаза стеклянные.
Стебелёк оказался горьким, и я тут же выплюнула его на пол. Я почувствовала страшную усталость и опустилась на стул. Сабля с глухим звоном упала вниз.
Ведьма метнулась к сабле и взяла её на руки нежно, как младенца.
- На три флорина потянет. – Её взгляд был почти влюблённым.
- Что это за Мать? И что я, вообще, здесь делаю? Ты должна мне рассказать.
Мои глаза слипались, но я усилием воли держала голову прямо.
Ведьма ухватила меня за подмышки и уволокла на одеяла в углу.
- Мать – наша богиня. Это всё сущее. И наша покровительница. Мы служим Матери.
Её голос убаюкивал меня, но я всё ещё держалась.
- Что я здесь делаю, что это?
- Это другой мир, сопряжённый с твоим. И какие-то люди из твоего мира, как ты, забредают по ошибке в этот.
Звуки становились всё глуше, и я беспомощно тонула в этой глухоте. Я не могла уже поднять веки и встать с одеял. Я растекалась по земле.
- Имя. Скажи мне твоё имя. Что ты видела? Что отпечаталось в твоей крови? – Глухой шум от озвученных слов ударял в и без того тяжёлую голову.
- Огонь. Нож её убил, но я не могла его вытащить. Она бы умерла быстрее, но нож продлил её агонию. Не смогла...
- Агония. Ага. Да, пусть Ага. Хорошо, ты будешь зваться так. Запомни! – Волна грохочущего голоса заполнила меня, сбила и оставила без движения.
И я провалилась в небытие, подумав напоследок, в каком же мире судьба мне даст проснуться.
III Хорхва
Я пробудилась от твёрдых коготков бегающей по мне ящерицы. Словно почувствовав, что я очнулась, саламандра снова слилась рисунком с моей кожей. Так она ещё и оживает. Интересно, от чего это зависит.
Пытаясь переварить вчерашний день, я бесцельно осматривала хижину. Про себя отметила, что изнутри домик казался значительно больше, чем снаружи. Стены закрывали массивные стеллажи с полками, на которых было наставлено так много предметов, что, казалось, ещё немного, и стеллажи лопнут и посыпятся бесчисленными баночками, жестяными коробочками, чучелами птиц, фигурками божков и совсем уж неведомыми значками. На полках всё время что-нибудь искрилось и поблёскивало. От пучков трав, развешанных по потолку, пахло пылью и чем-то острым. Пространство перед стеллажами занимали громоздкие сундуки, прикрытые тёмными тканями. Ведьмино место для сна я не увидела, может, она, вообще, не спит. Кстати, где она?
Легка на помине, ведьма вышла из дверного проёма. Сегодня она совсем не походила на благообразную старуху. Без платка она выглядела моложе. Чёрные и белые пряди свободно рассыпались по плечам разными пучками. Бесчисленные цепочки, кольца и браслеты блестели заметно сильнее. По морщинистой физиономии растекалась довольная, хищная улыбка.
- Ага, ты готовишь хорошо? – она чуть ли не приплясывала от возбуждения.
- Не особо, - поморщилась я. – Как, кстати, тебя зовут? Я же не знаю твоего имени.
- Зови меня Госпожа. И иди накрывать на стол.
Она, что, надеялась меня зацепить? Да пусть хоть горшком назовётся. А про себя я уже переименовала её в Паучиху.
- Ладно, Госпожа, только я не вижу стола. И мне бы умыться.
Довольный вид Госпожи слегка увял от явления тихого послушания, но она снова взяла себя в руки.
- Иди за мной и запоминай. Дом изменяет пространство по моему желанию.
Уголки губ брезгливо опустились.
- Просто по желанию. Нужно только подойти к дверному проёму и подумать, куда ты хочешь попасть. Для тебя это может быть кухня, уборная или выход на улицу.
Мы стояли у двери, и картинки разных комнат сменялись, пока она произносила их название.
Она шагнула на кухню и сказала: - Поторопись и не заставляй меня ждать.
- А как называется эта комната?
- Кабинет.
И она исчезла, а в дверном проёме тут же угнездилась чернота.
Дом реагировал на мои команды точно также, так что через несколько минут я оказалась на кухне.
За огромным деревянным столом восседала Паучиха. А рядом с ней стоял, склонившись, сильно обожжённый человек. Его плечо и спина были усеяны волдырями, кое-где пузыри уже полопались, и на их месте застыл жёлтый гной. Но ведьма не разрешила ему даже сесть.
- Помоги, матушка, - бессвязно повторял обожжённый.
- А чем ты мне поможешь? Сколько у тебя есть? – настойчиво выясняла Паучиха.
- Ты же знаешь, на нас напали, пограбили. Сейчас с деньгами туго. Помоги, я отработаю.
- Ладно, - скривилась ведьма, - Полгода будешь на меня работать. Каждое утро.
- Ага, дай-ка мне заживляющую мазь. Там, в ящике.
- А ящик…
- Да что ж ты как сонная муха! Ну, ящик. Обитый красной лентой с бахромой же!
Я чувствовала себя глупо, но никакого ящика не видела. Пустой стол в центре комнаты. Печь. Ещё два узких стола у стены с посудой и вёдрами. Снова дверь. Не было там никакого ящика.
Обожжённый через силу кивнул головой, указав мне на край стола, дальний от него. И теперь я ясно увидела большой ящик с пузырьками, но я могла поклясться, что секунду назад стол был пуст.
Ведьма явно потешалась над нами. Но я-то ладно, а селянин каждую минуту страдал от боли.
- И какая из них заживляющая? – я затерялась в груде больших и маленьких склянок. Вязкие субстанции в них казались живыми.
- Ты же ведьма, должна ведать, - хмыкнула Паучиха.
- Но если я найду, значит, мне он и будет должен, - возразила я.
- Ещё чего! – Паучиха перестала улыбаться. – Я сама делала мазь, ты здесь не при чём. И ты всё равно её не найдёшь. Подвинь-ка сюда ящик.
- А если найду? – Я продолжала вглядываться в склянки. Они как будто мерцали, но с разной силой. – Я же всё-таки твоя ученица.
- Ты всё равно больше месяца здесь не задержишься, - ведьма уже не была так уверена в своём превосходстве.
- Тогда месяц из полугода он работает на меня, а не на тебя.
- Ладно, но у тебя только одна попытка. А если ошибёшься, - осклабилась Паучиха совсем уж гадко, - Я отдам тебя на неделю в услужение Хорхве.
Я не знала, кем был или была Хорхва, но почему-то мне казалось, что лучше и не знать.
- На день.
- На три. И это моё последнее слово.
- Ладно, - вздохнула я.
Игра подходила к кульминации.
Я не смогла поднять ящик, слишком уж тяжёлым он был, так что мне пришлось попросить обожжённого подойти ко мне ближе. Он настороженно смотрел на меня. Тёмные волосы обвисли опалёнными клочками, в глазах полопались сосуды, но он, молча, ждал. С другого бока зияла ещё и широкая ровная рана от меча. Я восхитилась мужеством селянина. Он пострадал ещё больше, чем это казалось на первый взгляд, и я очень хотела не ошибиться и помочь ему.
Одна из баночек замерцала сильнее других. Мазь внутри как будто просилась покрыть освежающим слоем его поражённое плечо. Я взяла продолговатую бутыль с полужидким серым веществом и отвинтила крышку. Пахло необычно, но не резко. Мазь засияла в полную силу, торопясь, выбраться из бутыли.
Я протянула бутыль обожжённому, потому что сама боялась причинить ему ещё большую боль, касаясь открытых ран. Он перевернул ёмкость вверх дном, первая порция субстанции съехала по краям бутыли и с почти неуловимым шлепком упала ему на ладонь. Широкими мазками он осторожно касался своих ран. Кожа за его ладонью становилась ровной и гладкой, как будто ужасных следов и не было. Он израсходовал почти всю бутыль и выпрямился, изумлённо глядя на меня.
Теперь я увидела зрелого мужчину с красивым, худощавым телом.
Я радостно смотрела на чудесно исцелённого, но вдруг меня скрутила жуткая боль. Я вцепилась в край стола - спина и бок заболели невыносимо. Жгучая сильная боль распространилась по всей спине, а колющая сбоку не давала мне нормально дышать. Я вздохнула, пытаясь хотя бы закричать и чуть-чуть облегчить боль, но тут я встретилась глазами с ведьмой. Радостная, она наблюдала за мной и хотела, чтобы я ползала по полу, корчилась, орала и просила её о помощи. Я не могла доставить ей такого удовольствия. Я почувствовала, как боль разрывает мне кожу, просится из меня выйти и, выдохнув, выпустила её, закрыв глаза.
- Ты горишь! – Вскрикнул исцелённый.
И, действительно, я увидела, что меня охватило синее ласковое пламя. Но моё тело не горело на самом деле и не чувствовало боли. Я мысленно попыталась приказать пламени успокоиться, и огонёчки неохотно утихли, и волшебство закончилось.
- Свободен! – Ведьма с грохотом встала.
Исцелённый, не веря своему счастью, пятился к двери.
- Хуворг. Я – Хуворг, - только и успел он прошептать мне вместо благодарности.
- Так всегда бывает при лечебной магии? – Спросила я Паучиху.
Мне уже совсем не было больно, скорее я чувствовала себя усталой.
- А ты как думала, за всё надо платить, - проворчала она.
Ведьма схватила бутылку и проверила количество оставшейся субстанции.
- Надо было брать скребок. Сколько потраченной впустую драгоценной мази! Ты даже не представляешь себе цену некоторых элементов.
От мысли размазывать скребком тонкий слой мази по открытым ранам мне стало почти тошно.
Остаток дня я не разгибала спины. Паучиха заставляла меня отскабливать деревянные полы, носить тяжёлые вёдра с водой, вязать пучки трав, готовить отвары. Сама она разбирала то, что ей приносили селяне в качестве платы за мази и настои. Кто-то отдавал деньгами, но в основном несли те припасы, которые сумели спрятать от набега: тушки птиц, яйца, снедь из погребов. Выяснилось, что сильно пострадал только один край села, поэтому родственники отдавали за лечение пострадавших то, что оставалось у более удачливых. Ведьма самолично сращивала переломы и растирала ожоги. Хуворг был одним из последних, пришедших в то утро, и ему повезло больше остальных. От ведьминого лечения у людей оставались шрамы, мальчик со сломанной рукой вопил так, что его мать побелела как полотно, но молчала, боясь сказать Паучихе лишнего.
К Паучихе вернулось былое хорошее настроение. Странно, но она не выглядела уставшей, скорей наоборот, как будто напилась свежей крови. С упоением она пересчитывала деньги и расправляла отрезы дорогих тканей. Почти вальсируя, она исчезала в дверях, унося по одному предмету и пряча новоприобретённое в недрах дома.
На улице уже стемнело, а ведьма не забывала находить мне новые занятия.
Мы сидели за столом. Я зашивала очередное платье из ярко-голубого шёлка. Паучиха разравнивала песок щёточкой по зеркалу и намурлыкивала песенку. Получившийся узор ей явно нравился.
Она выжидательно посмотрела на дверь.
И точно. Кто-то начал ломиться в хижину, бухнул тяжёлым по наружней стороне двери, но она была заперта на засов.
Голосом слаще гречишного мёда ведьма пропела:
- Агочка, дорогая, иди открой дверь, разве ты не слышишь, у нас гости?
Я дождалась, пока град ударов по двери стих, резко отодвинула засов и быстро отступила в сторону.
Казалось, что в дом вошла сама ночь. Кусок тьмы отделился от беззвёздного неба и скользнул внутрь. Но тёмная фигура шевельнулась, откинула капюшон, и наваждение прошло. Передо мной стоял огромный безобразный огр, закутанный в чёрный плащ. Голова неправильной формы плотно сидела на туловище, минуя шею. Бугристую кожу изрыли всевозможные угри. Маленькие, глубоко посаженные глазки сверкали из-под лохматых бровей. Его внешность была отвратительна, но мне было сложно отвести от него взгляд. Я увидела маленького человечка, приросшего к правой щеке огра. Его ручки и ножки безвольно свисали, как будто он мирно спал.
Я сделала вдох, и только сейчас поняла, что задерживала дыхание. От огра шёл сильный запах чеснока. Одновременно случилось две вещи: человечек ожил и помахал мне ручкой,  голова огра засветилась серым мутным сиянием.
Ведьма фыркнула: - Ну что, Хорхва, хорош плащ?
Хорхва (так вот ты какой) бережно снял плащ и аккуратно его расправил.
- Я в тебе не сомневался, моя прекрасная ведунья, - удивительно приятным баритоном он произнёс. – Маскировка превосходна, и он помещается в скорлупе ореха.
Я увидела длинные жёлтые клыки, показывающиеся, когда Хорхва говорил, но речь его они совершенно не портили.
Человечек потянул Хорхву за щёку, и огр повернул голову в мою сторону. Хотя я была уверена, что он заметил меня сразу.
Хорхва намеренно ощерился и спросил: - Ну как я тебе, бледная девочка?
- Я думаю, что ты очень красив для огра.
Хорхва захохотал и затрясся своим немалым телом. Человечек тянул тщедушные ручки ко мне.
Ночь истончалась, а я всё ещё была на ногах. Теперь я поняла, для кого готовила весь день. Я прислуживала за столом и обнаружила, что Хорхва обладал недюжинным аппетитом. Ведьма, напротив, не ела ничего, только цедила мутный зеленоватый напиток из серебряного кубка. По какой-то причине она не отпускала меня спать, и я прислонилась к стене, сквозь полудрёму слыша их разговор.
Они говорили громко, но слова искажались, сливались, и я не могла ничего разобрать.
Я проснулась от громкого оклика ведьмы.
- Ага, иди постели Хорхве в гостевой и поставь ему чашу молока рядом с ложем.
Я подумала «гостевая» и оказалась в новой комнате.
Она была совсем небольшой, там умещалось только возвышение, устланное шкурами, камин и столик.
Я приготовила постель и начала наливать молоко в чашу из кувшина, когда почувствовала спиной тяжёлый взгляд. Я повернулась и увидела огра.
Он подошёл почти вплотную, человечек на его щеке снова проснулся, теперь я видела его совсем близко и заметила, что у  человечка не было глаз, ушей и носа, только линия рта. Но он потирал кулачками несуществующие глаза.
- Дай ему молока, - скомандовал Хорхва.
Заворожённая, я омочила палец в молоке и поднесла его к голове человечка.
Человечек схватился ручками и ножками за мой палец, ниточка рта углубилась, и он смог проглотить каплю. Хватка усилилась, но всё равно я чувствовала его хрупкость.
Я попыталась осторожно высвободить палец, но человечек не хотел отпускать.
И тут напряжение ослабло, и я поняла, что человечка больше ничего не держало. Он уже не прирастал к щеке огра.
- Положи его в молоко, - хрипло сказал Хорхва.
Я перенесла человечка к чаше и опустила его в молоко. Он отпустил мой палец, блаженно выставил конечности, как морская звезда, и успокоился.
Мне не было страшно, но казалось, что я участвую в чём-то очень интимном.
- Что это? – я не могла сдержать любопытства.
Хорхва отошёл к кровати и начал разоружаться: сначала ятаган, потом большие и маленькие ножи.
- Это мой эпигон. Все огры зачинаются близнецами, и в чреве матери идёт битва за первенство. Тот, кто побеждает, вырастает в младенца, побеждённый так и остаётся его маленьким братом, прикреплённым к телу.
- И он на ночь уходит в молоко, как в материнскую утробу? – удивилась я.
- Да, обычно, уходя в первый раз, он там и остаётся. Убить эпигона у огра, значит, нанести ему страшное оскорбление.
Огр продолжал разоблачаться, но мне хотелось задать последний вопрос.
- А почему твой остаётся на тебе?
Ховрах посмотрел на меня как будто с грустью:
-  К моему пробуждению он вернётся на место.
Я покачала головой. Мне нужно было уходить.
- Скилекта сказала мне, что ты не рабыня, а жаль. У меня давно не было женщины.
Я попятилась к выходу.
- Я же человек, а не огресса.
- Я не прочь полакомиться белым мясом, - Хорхва оскалил зубы и потянул шнурок последнего оставшегося на нём предмета одежды.
Я спиной вошла в проём, даже не выбрав комнаты, и нечаянно пихнула ведьму, стоявшую на пороге кухни. Она посмотрела сквозь меня невидящими глазами и исчезла в дверном проёме.
В моей голове сходились куски головоломки. Ну, конечно. Эта хижина стоит на перекрестье миров. Сюда случайно заходят люди из моего мира. Ведьма их  встречает. Завораживает сознание. Вечером приходит Хорхва, покупает у неё одежду или что там у них ещё может быть с собой. А самое главное, он покупает у неё людей, как белое мясо. Налаженный поток рабов.
Я заметалась по комнате.
А я не вписалась в эту картину. Паучиха связана клятвой клана ведьм и не может меня убить лично. Но Хорхву она наверняка на меня натравит. Только и он не так прост, чтобы им манипулировали.
Предплечье загорелось, саламандра высунула любопытную головку.
Да. Паниковать глупо. Надо понять, как я могу спастись. Насколько я помню, огры не выходят днём на улицу, им не нравится солнечный свет. А уже начало светать. Значит, день у меня есть. Мне нужно придумать, как избавиться от Паучихи. Я ведь тоже не могу причинить ей вреда. Наверное.
Ящерка спрятала голову обратно, но сияние не проходило.
Одно непонятно, почему саламандра перебежала ко мне, а у ведьмы она держалась в заточении?
Больше мысли в голову мне не приходили, натруженная спина ныла, пальцы саднили от заноз. И я решила поспать, сколько получится, чтобы набраться сил.
IV Мандрагора
Мне снился эпигон. Он сидел верхом на морской звезде и плыл на ней в толще воды. Я слышала детский смех. Морская звезда попеременно шевелила лучами, и эпигон звонко смеялся крошечным ротиком от удовольствия. Он направил звезду в стайку разноцветных рыбок и стал гоняться за одной из них.
Проснулась я от каплей дождя, барабанящих по крыше. Значило это одно, что солнца сегодня не будет. И везло мне, как утопленнику.
Тут я заметила на полу рядом с собой чашу с эпигоном. Малыш сидел, и молока оставалось совсем чуть-чуть.
Я подлила ему молока. Пока я ходила за кувшином, он смотрел на меня отсутствующими глазами и снова протянул мне ручки.
Тогда я повторила вечерний ритуал: опустила палец в молоко и дала ему попробовать. Эпигон замурчал от удовольствия, выпил каплю, но он всё равно держал меня настолько крепко, насколько мог. Он погладил ручонками палец и вдруг укусил его острыми прорезавшимися зубками. Я ойкнула. Малыш втянул в себя алую каплю крови, показавшуюся на кончике пальца, и резко отпустил его.
И тут он пронзительно завопил. Я зажала уши от этого неистового вопля.
На крик сбежались Хорхва и Паучиха. Почти одновременно.
Эпигон, почувствовав появление Хорхвы, оборвал вопль и упал в чашу. Послышался звон монеты, ударившейся о глину.
Хорхва уставился на ведьму.
- Так это моё проклятье? Я не могу отпустить эпигона?
Смазанным движением он метнулся к Паучихе. И её голова покатилась по полу. Тело на мгновение застыло и грузно осело вниз. Жирный паук выбрался из одежды и побежал к ближайшему углу, но Хорхва был быстрее. Он наступил на паука, и на его месте осталась кучка пыли. Вместо тела ведьмы на полу лежал неровный ворох одежды. Хорхва, не глядя, вытер кровь одеждой. Он вытащил из чаши монету в форме эпигона с прорезью посередине, отрезал прядь волос с головы ведьмы, скрутил в нить и повязал получившийся медальон на шею.
Моя татуировка горела синим огнём. Я не боялась Хорхвы, я знала, что в случае чего смогу его остановить.
- Только испив огненной крови Матери, эпигон обращается из живой плоти в символ. Мой эпигон не стал пить кровь Скилекты, она говорила, что это из-за наложенного на меня проклятия, но теперь я вижу, что дело не в этом, просто в её крови не было нужной силы.
Хорхва смотрел на меня плотоядно, но не как на женщину, а как на килограммы вкусного мяса и дурманящей крови.
Я выдержала его взгляд.
- Даже думать не смей.
Хорхва подобрался ко мне почти вплотную.
Я вызвала вокруг себя стену огня по контуру. - Этот огонь расплавит твоего эпигона, и ты не попадёшь в свой орочий рай.
Хорхва был осторожен. Он протянул руку к огню, сразу обжёг ладонь и отдёрнул её.
- Если ты не отойдёшь, ты сгоришь, и от твоего тела останется только пепел, - мой голос звенел, вторя натянутым нервам.
- Ты мне помогла, хоть и нечаянно. Но мы, огры, этого не любим. Сейчас я ухожу, но если мы ещё встретимся…
Он попытался бросить в меня нож. Но лезвие ножа мгновенно расплавилось, и на пол упала бесполезная рукоятка.
- Во славу великой Матери, - ругнулся Хорхва.
Он посмотрел на меня с ненавистью, и, молча покинул комнату, прихватив голову ведьмы за волосы.
Умею я заводить друзей, ничего не скажешь.
Я посмотрела в окно и увидела серую тень, скользнувшую в дождь.
Я осталась одна. В моём положении это была победа.
V Всеблагая Мать
После утренних событий я провела в бывшем доме ведьмы ревизию. Первым делом я осмотрела одежду, в которой она была утром. Я заметила, что многочисленные украшения, оставшиеся после неё, гудели, как маленькие трансформаторные будки, если я дотрагивалась до них. Я поняла, что в них была заключена магия, но как её освободить, я пока не знала. И, если Паучиха носила их на себе так много, значит, она действительно была очень слабой и черпала силу только из амулетов.
Мне и раньше казалось, что дом был отчасти разумен, а теперь после смерти ведьмы складывалось ощущение, что он напряжённо за мной наблюдал и думал, как на меня реагировать. Я чувствовала лопатками внимание всего дома. Под этим неусыпным надзором я перерыла кучи ведьминого барахла и нашла немало интересных предметов, но, к сожалению, я не знала, как их применить, а моя интуиция молчала.
Я так и не смогла найти комнату Паучихи, хоть и перебрала в голове кучу вариантов.
Итак, мне нужно было выйти к людям и найти кого-нибудь, кто смог бы дать мне разъяснения. К счастью, я знала, кого мне нужно было навестить.
Как можно узнать, где живёт в деревне кузнец? Конечно, по огромной железной вазе с выкованными цветами рядом с домом. Лепестки загибались, а листочки склонялись как будто от ветра. Красиво, но очень расточительно тратить столько железа. Значит, с цивилизацией здесь не так уж и плохо. Однако цветы потемнели и закоптели от недавнего пожара.
Я прошла мимо дома сразу к тому, что осталось от кузни. Хуворг не занимался в этот момент ковкой, а обрубал новые брёвна ровно по размеру взамен сгоревших. Передняя часть дома сильно пострадала, но большую часть брёвен он уже собрал.
Пока Паучиха сокрушалась об израсходованной впустую мази, я услышала, что Хуворг был кузнецом, а кузнецы по слухам всегда имели отношения с нечистой силой. Именно то, что мне сейчас нужно.
Увидев меня, кузнец отложил топор, и обтёр потный лоб рукавом. Он смотрел на меня очень серьёзно, видимо, радость от нежданно хорошего лечения уже прошла, хорошо хоть сам поздоровался и впустил меня под навес.
По мере того, как я рассказывала ему о событиях утра, его лицо прояснялось, и в конце он даже начал широко улыбаться.
- Мне нужно, чтобы кто-нибудь помог мне, рассказал побольше о магии, о том, как всё устроено, понимаешь? – закончила я свой увлекательный рассказ просьбой.
Хуворг на мгновение опять нахмурился, чёрные брови сложились красивым домиком.
- Я уж точно не силён в ведовстве, это женские науки.
Облачко сошло с лица, и он снова открыто улыбнулся.
- Но у нас есть травница, она помогает роды принимать у коров, овец и у женщин наших тоже. От неё будет больше толку.
- Почему же тогда сама ведьма этим не занималась? Она бы явно не упустила возможность заработать.
Хуворг вздохнул:
- Ведьмы несут в себе разные воплощения Матери. И наша Скилекта была не очень доброй. Селяне часто предпочитали лечиться сами, как могли, чем идти к ней. И уж точно ни одна женщина не хотела видеть её во время родов. Даже сама она это понимала и закрывала глаза на работы Каморны.
- А что Каморна? Почему ведьма не взяла её в ученицы, если у неё тоже есть дар врачевания?
- Этого уж я не знаю, - пожал плечами кузнец. – Она, конечно, не может излечить мгновенно, как, например, ты, но своё дело знает, и женщины носили ей тайком разные мелочи в благодарность.
- Каморна погибла, дурень, бессарапы убили её, - к разговору неожиданно присоединился старик. Я только сейчас заметила его в дальнем углу навеса. Он почти слился с тенью, но теперь выдвинулся на свет и зашевелил лохматыми бровями и пышной бородой.
- И ты это видела собственными глазами.
Я вспомнила ту женщину, с ножом в груди. Она пыталась мне что-то сказать, но теперь уже никто не узнает, что именно.
Кажется, моя доля везения заканчивалась. Со смертью Каморны мои шансы что-то узнать таяли, как снег на июльском солнце.
Однако старик ещё не закончил.
- У Каморны осталась дочь, девчонка лет четырнадцати. Тебе нужно поговорить с ней.
Так. Надежда ещё оставалась.
- Как её зовут, и где она живёт?
- Её скорей всего взяла к себе тётка. Я покажу тебе, - решился Хуворг.
Мы отправились в дальний край села, который не успели тронуть бессарапы. Село было довольно большим. Тут и там слышался стук топоров – люди торопились наладить быт. Возле каждого пострадавшего дома работали целые группы мужиков. Они несомненно видели нас, но старались не поднимать голов, как будто были целиком поглощены работой. Сейчас мне это было только на руку – я не хотела привлекать лишнего внимания.
- А почему тебе никто не помогает с ремонтом? – Я удивилась вслух.
- Такое у меня ремесло, что отпугивает соседей, как будто я яшкаюсь со злыми духами. А родственников у меня нет, давно умерли. Вот только дед-мельник и заходит. Он уже древний совсем, его ничего не берёт.
- На самом деле яшкаешься? Как говорится, дыма без огня…
- Да где там. Я б и не прочь завести маленьких помощников-духов, но это только слухи.
- Чего ж ты не женишься? Бобылём-то, наверное, не очень весело, да и ремесло у тебя всё-таки должно быть прибыльным.
Хуворг усмехнулся:
- Ну, как же, замуж за меня пойти не побоится разве что ведьма, а Скилекта была не в моём вкусе.
- А травница не подойдёт?
- Нет, это другое, - кузнец опять замкнулся.
Сестра Каморны жила в просторной хижине, обмазанной глиной с наружной стороны. Возле дома играли дети, но они были явно младше четырнадцати лет.
- Дальше ты их легко найдёшь. Дочку зовут Акрыта, а сестру – Канаванна. О тебе они уже наверняка слышали, - Хуворг почему-то не захотел составить мне компанию. Ну что ж.
- Спасибо, - улыбнулась я.
- Ты заходи, если что-нибудь будет нужно.
- Обязательно зайду.
Канаванна встретила меня довольно тепло. Это была статная красивая женщина, излучающая энергию. Она ожидала шестого ребёнка с недели на неделю, но несмотря на своё положение не сидела на месте и постоянно занималась каким-нибудь делом по хозяйству: шила, перебирала просо, ставила тесто на хлеб. Село действительно полнилось слухами, и она уже знала, кто я. К тому же, только у меня были светло-рыжие волосы. Селяне никогда не видели такого цвета. Она даже подержала мои длинные косы на счастье. Канаванна успела пожаловаться на лентяя-мужа, непослушных детей, всплакнуть о потере сестры, хоть я и не заметила признаков большого горя. Она отправила одного из своих сыновей искать Акрыту.
- Шляется невесть где, а мне потом отвечать. Того и гляди, в подоле принесёт.
А мы пока сидели за столом, я ела толчонку из хлеба с молоком, а Канаванна по моей просьбе рассказывала то, что знала про Богиню.
- Если с самого начала, то не было ничего, потом из ничего появилась Мать. Она раскинула руки в приветствии своему рождению. От правой руки разошлась земля, от левой – воздух. Радуясь первому творению, она начала танцевать. Из пыли, взбиваемой её босыми ногами, вырос Змей. Он обвил её крепко и оросил семенем. Семя упало на землю дождём, и от него пошла вода. Разгневанная мать сняла с себя Змея и швырнула его об землю. Змей задохнулся, и его пропавшее дыхание стало огнём на земле. Части тела Змея окаменели и превратились в горы. Где-то его дыхание выжгло пустыни, а где-то семя пролилось реками и озёрами. Там, где соединялись вода с огнём, зачиналась сама жизнь, но крошечные живые частицы рождались и сразу сваривались в кипятке, не имея силы выбраться наружу. Тогда Мать с любопытством взглянула на них, и в её сердце родилась жалость. Она подставила ладонь, и первые живые существа выползли из кипящей воды на божественную длань. В воде они походили на головастиков, но на руке Богини у них выросли лапки и они разбежались по всей земле. Богиня увидела, как забавно они ползут, и засмеялась. От её смеха земля зазеленела, начали расти деревья и трава. Мать смотрела на землю, и она ей нравилась всё больше. Она ловила ящериц, и у них вырастали разноцветные крылья от её прикосновения. Но не было на земле никого подобного Богине. Она огорчилась и отвернула свой светлый лик от земли и снова начала танцевать в волшебном танце. Она танцевала долго, но ничего не происходило. Тогда она опять взглянула на землю. За время её танца жизнь стала разнообразнее и ярче, земля покрылась сплошь голубым и зелёным, появились животные и птицы, но Богиня всё ещё была одна. Мать зачерпнула одной рукой воды с землёй, поймала ветер и зажгла от своего дыхания огонь, смешала и умылась полученным. После умывания она открыла глаза и увидела мужчину, такого же прекрасного, как и она сама. Богиня возрадовалась, взяла его за руку, увела на ложе из мягкой травы и возлегла с ним.
Там, где они соединились, выросли цветы, а земля стала необыкновенно плодородной.
Мать полюбила первого мужчину, но он был так очарован новым миром, что надолго оставлял её, гоняясь за зверьми на охоте и постигая каждый раз новые совершенные виды убийств. Тогда Мать разгневалась. Раньше, когда её любовь была сильна, она хотела сделать его своим мужем, таким же бессмертным, как она, но огня в смеси было больше, и он сделался кровожадным и неосторожным. Хвастаясь перед ней добычей, он сложил к её ногам туши пойманных животных, но Мать не радовалась такому приношению. Сердитая, она схватила его за рот и в одночасье разодрала на мелкие куски. Когда Мать опомнилась и поняла, что наделала, она оплакала то, что осталось от возлюбленного. Плача, она расцарапала щёки и лоб в кровь. Куски тела первого мужчины оживали от её огненной крови и благословенных слёз и превращались в людей: женщин и мужчин. Богиня посмотрела на них с сожалением и радостью, ведь то были её дети…
Плавная речь Канаванны прервалась от треска двери, хлопнувшей об косяк громко и неожиданно.
И мы увидели Акрыту.
Она дохаживала последнее лето угловатым подростком, и в следующий год её тело обещало обрести завершённые округлости. Пока же короткое домотканное платье открывало исцарапанные, загорелые длинные ноги и острые коленки. Тёмные кудри в беспорядке разметались по плечам. Пухлые губы притягивали взгляд. Она настороженно наблюдала за нами злыми глазами.
Канаванна была красива, но молодостью она уже не могла приблизиться к племяннице. Чего ей стоило взять к себе домой юную женщину, неродную по крови мужу? А мужчины должны были желать Акрыту, раз уж женщины втайне признавали её дикую красоту.
- Где ты шастала опять? С мужиками небось валялась! – Зашлась в крике Канаванна.
Акрыта только фыркнула и взяла со стола себе яблоко. Острые зубы откусывали ровные кусочки.
- Бессовестная! Если б не родня, ноги бы твоей здесь не было! – лицо Канаванны покраснело от натуги, и я решила вмешаться.
- Канаванна, хватит, успокойся.
Но женщина никак не могла остановиться в потоке оскорблений.
Тогда я применила последнее средство. Весь стол вспыхнул ровным огнём, но дерево не горело. Горел сам огонь, чуть в отрыве от поверхности.
Канаванна успела набрать в грудь воздуха для очередного крика, но увидела чудный огонь и закашлялась. Я постучала её по спине и убрала пламя.
Акрыта перестала жевать и, не мигая, уставилась на меня.
- Пойдём, Акрыта, мне надо с тобой поговорить. Ты уже догадалась, кто я?
Акрыта кивнула:
- Земля слухами полнится. Ты – Агония, ученица нашей ведьмы.
- Вот и хорошо. Пойдём, у меня к тебе много вопросов. Канаванна, спасибо за хлеб и за рассказ.
Женщина отмахнулась, изучая нетронутый огнём стол.
***
Я забрала Акрыту к себе в ведьмину хижину. Она была только рада оторваться от тётки. А Канаванна и не думала возражать.
Днями  она рассказывала мне о свойствах разных трав и составах мазей и отваров. Девочка открыла мне то немногое, что знала о Матери и ведьмах. У меня голова шла кругом от потока новой информации. А к нам потянулись первые посетители. Хуворг заходил пару раз, улыбался, спрашивал, не нужна ли помощь. Дед-мельник просил средство от ломоты суставов. Ещё приходили пострадавшие от пожара, которые побоялись обратиться к Скилекте. Канаванна получила фигурку беременной женщины с большим животом и набухшими грудями, обмотанную синей нитью. Она посидела немного, спросила о здоровье и ушла, не перемолвившись и словом с племянницей. С селянами общалась в основном Акрыта. В новой ведьминой одежде она выглядела взрослее, и я слышала, что кое-кто начал называть её матушкой. Даже дом, казалось, благосклонно воспринял её приход. Меня она сначала сторонилась, но, поняв, что я не буду её никак ограничивать, успокоилась. По ночам Акрыта пропадала и возвращалась незадолго до рассвета со вспухшими губами и растрёпанными волосами. Я спросила её один раз, с кем она гуляет, но она отшутилась.
Меня же мучила бессонница. Мне уже надоело безвылазно сидеть в хижине, я хотела пойти дальше и увидеть этот мир. Он был не безопасен, но и я была вооружена огнём. Ещё меня тревожила мысль, как я смогу вернуться обратно, если отойду далеко от этого места. Старый мир поблёк в моей памяти, и я уже чувствовала свою связь с новым, хотя не так много и видела. Но я боялась, что однажды заснув, также неожиданно окажусь дома на старом диване. В попытках успокоиться, я гладила ящерку по жёсткому панцирю, она, кажется, даже увеличилась в размере. Я практиковала своё умение вызывать огонь задуманного цвета и интенсивности. Я могла сжечь что-нибудь небольшое дотла за пару минут, а могла и сотворить маленький огонёк. Иногда я просыпалась, и огонёк всё ещё висел над моей головой.
А летние ночи были невероятно хороши. Тёплый ласковый ветер выманивал меня на улицу. Я сидела на деревянном крыльце дома, возникавшем и исчезающем по моему желанию, и смотрела в тёмное небо, усыпанное звёздами. В этом мире даже звёзды были другими: ярче и больше по размеру. Они соединялись в неведомые мне созвездия, и я не находила привычных медведиц.
Сегодня я снова наслаждалась ночью и думала о том, что за полторы недели Акрыта уже передала мне все знания, которые у неё были. Вот-вот подходило время моего ухода.
Я слышала чей-то приближающийся весёлый разговор и женский смех. И вот показались двое: мужчина и женщина. Это, конечно, была Акрыта, я узнала её ещё по отдалённым ноткам в смехе. Её высокий спутник остановился на полпути к дому, крепко прижал девушку к себе и начал жадно целовать. Я видела только одного такого высокого мужчину на селе. Хуворга.
Он отпустил девушку и встретился взглядом со мной. Я чувствовала себя лишней, присутствуя при личной сцене, но уходить было уже поздно, да и глупо. Акрыта обернулась, пытаясь понять, что увидел Хуворг. Заметив меня, она схватила кузнеца за руку и увела его вбок, свернув с тропинки в глубь чащи.
И тут я поняла окончательно, что время, отведённое на этот кусочек большого мира, закончилось, пора было собирать вещи и уходить.
VI Вода
С лёгким сердцем я оставила село и направилась к городу Дибровка. Хуворг довёз меня на телеге столько, сколько смог, а дальше нужно было добираться пешком. Идти мне предстояло два дня с ночёвкой под открытым небом, но меня это не пугало – я всегда любила походы. Как я поняла, Дибровка должна быть совсем небольшим городом, но для селян, приезжавших туда раз в год на ярмарку, он казался, конечно же, огромным и чужим. Я надеялась, что смогу найти там кого-нибудь из клана, кто смог бы дать мне больше знаний, но, самое главное, - мне хотелось посмотреть на разнообразие этого удивительного волшебного мира.
***
На исходе первого дня я жевала вяленое мясо у костра, зависшего чуть выше уровня земли. Ящерка материализовалась и с интересом исследовала траву вокруг огня, не убегая далеко. За день мне удалось пройти больше половины пути, утром осталось перебраться через реку, а там до города было рукой подать. Я пробовала покормить саламандру мясом, но она в твёрдой пище, видимо, не нуждалась. Вместо этого саламандра нежилась в пламени костра. Я не стала оставлять огонь на ночь, потому что не хотела привлекать внимание случайных путников. Засыпая, я почувствовала, как саламандра вернулась в татуировку.
***
Я довольно быстро нашла реку и начала спускаться вниз по течению в поисках моста. Наконец, обнаружился и мост, но перед ним расположились двое бессарапов, поивших коней. Я надеялась, что смогу добраться до Дибровки, не наткнувшись на бессарапов, тем более после недавнего набега по моим расчётам они не должны были ошиваться рядом с землями кинийцев, но вышло по-другому. Я решила выждать время, чтобы не встречаться с ними.
Прошло полчаса, а кочевники оставались на месте. Они напоили коней, но никуда не спешили, что-то мне подсказывало, что нехитрый рекет был им не чужд. Деньги у меня были, но тратить их на примостовых разбойников совсем не хотелось. Надо было прорываться.
Я заметно нервничала, но постаралась взять себя в руки. В конце концов, их было всего двое.
Один бессарап сидел на мосту и обстругивал ветку. Другой расчёсывал гриву коню и что-то громко рассказывал, заливаясь время от времени хохотом. Они не подавали виду, что заметили меня. Меня уже было очень хорошо видно с моста, но пока реакции не было. Моя татуировка начала светиться голубым ровным свечением. До них оставалось десять метров.
В один момент бессарап уронил ветку и швырнул в меня кинжал. Я не успела ни увернуться, ни тем более отбить удар. Лезвие пронзило мне правое плечо резкой болью. Меня охватила ярость. Тут же оба бессарапа вспыхнули огромными кострами, отвечая на мою злость. Они кричали, как звери, вопили и раздирали на себе одежду. Я усилила жар пламени, и они упали бездыханными на землю, огонь безжалостно съедал плоть.
Что-то очень острое неожиданно вонзилось мне в спину. Я обернулась и увидела бессарапов на конях. Их было слишком много. Я бросилась к мосту. Глубоко застрявшая в районе правой лопатки стрела, кажется, повредила лёгкое. Я дышала с пугающим свистом и бежала с трудом. Но всё было зря. На середине моста я увидела, что с другого берега появилась ещё одна группа бессарапов. Мимо меня летели стрелы, ещё одна задела правую ногу. Я бросилась в воду, но я уже проиграла и знала это. Я не умела плавать. Для меня это был конец.
Сразу камнем бултыхнулась в реку. Вода скрадывала все шумы, и последнее, что я увидела – было мутное солнце сквозь толщу воды. Кровь билась в виски. Закончился кислород, я сделала вдох, и вода хлынула внутрь. Темнота.
VII Старые знакомые
Сильные руки великанов укачивали меня. Волны бережно несли по водной глади. Голова кружилась, но мне было покойно и тепло. С усилием я подняла тяжёлые веки. Передо мной расплывался серый мир и комната. Моя комната. Я резко села и начала тереть виски руками. Я посмотрела на ладони и медленно пошевелила пальцами. Я уцепилась сознанием за свои же ладони, как за кусочек существующей реальности. Я чувствовала себя, как будто отходящей от тяжёлого наркоза. Только вид своего же тела мог помочь мне быстрее вернуться к жизни. На неслушающихся ногах я поплелась к большому зеркалу и схватилась за него обеими руками, лишь бы не упасть.
На меня смотрела моя копия с всклокоченными волосами. Кожа побледнела настолько, что на лице выступили веснушки, которые обычно вылезали только под сильным солнцем. Зрачки были расширены и застыли, как будто под действием наркотика. Я вглядывалась в своё отражение, и ко мне возвращалось ощущение реальности.
Около пяти утра. И на улице ещё темно. Я слышала редкие проезжающие машины и смотрела на тонкий слой снега, покрывающий двор.
Я уже могла уверенно стоять, но подколенки подрагивали от перенесённого напряжения. Я залила кипятком цикорий и цедила горький напиток, смотря в окно.
Я была в другом мире, я пережила смерть. И я вернулась. Я прижалась лбом к холодному стеклу. Следующая ночь принесёт с собой ответ на вопрос: вернусь ли я обратно или останусь в привычной жизни.
Я могла счесть всё ярким, красочным сном, но на мне оставалась одежда, которую я взяла себе из запасов ведьмы: просторное хлопковое платье тёмно-зелёного цвета. Оно даже было разодрано в тех местах, куда попали стрелы. На теле же не осталось ни следов от ран, ни татуировки, и я была совершенно сухой, как будто и не тонула. Я аккуратно сложила одежду и убрала её на дальнюю полку. Так начинался новый день.
Он катился равномерно и прямолинейно. Я была необычайно тиха, пережёвывая воспоминания и раскладывая их по полочкам. После работы и репетиторства я вернулась домой, поужинала. В скорейшем ожидании ночи мне было тяжело найти себе место, я уже успела два раза помыть полы, принять душ и заплести волосы тремя разными способами. Я зашила дыры на платье, развернула его на диване, и теперь мне оставалось только раскладывать пасьянс «Паук», убивая время. Наконец, стрелки часов замерли на половине двенадцатого, и в одежде другого мира я легла на диван в ожидании, сложив руки на груди. Я пыталась думать о другом мире и переходах, но в голову лезли только непрошеные сравнения с умершими воинами, покоящимися в лодке по старо-скандинавской традиции. Я пыталась заснуть несколько часов, но у меня никак не получалось.
Проснулась я от будильника. Я не смогла вернуться в мой дивный мир ни в тот раз, ни следующей ночью.
Прошло три дня. У меня был выходной, и я курила на кухне, разглядывая далёкие фигурки людей с высоты двенадцатого этажа. Я позволяла себе одну-две сигаретки раз в месяц, каждое восьмое число. Моя мать сгорела от рака лёгких в сорок лет. Она дымила как паровоз, только этим выдавая свои волнения. Мама была главным инженером на заводе и тратила на работе невероятное количество нервных клеток. А дома её старательно доводил отец своими изменами. Периодически он пропадал на несколько дней и возвращался довольным, как сытый кот. Он лежал на диване и мечтательно смотрел в потолок с раскрытой книгой на животе. Натыкаясь на меня дома, он гладил меня по голове и называл голубушкой. Будучи совсем маленькой я радовалась этим приливам нежности, в иное время он меня не замечал. Когда я стала старше и поняла, куда он пропадал, я возненавидела его. Однажды он снова попытался назвать меня голубушкой, а я начала кричать и разбила его любимую чашку.
На шум вышла мама с неизменной сигаретой в руке.
- Дорогая, не будь такой несдержанной, - только и сказала она.
Тогда мне было четырнадцать. А через пять лет, восьмого февраля её не стало.
Рак развивался очень быстро. Ей диагностировали уже третью степень поражения. Маме оставалось жить две с половиной недели. Она ужасно мучилась, страшно кашляя и выплёвывая остатки лёгких. Я была дома, когда мне позвонили из больницы и сообщили о её смерти. Моей единственною мыслью было: «Наконец-то, отмучилась».
Через месяц после похорон отец привёл домой очередную пассию. Я хранила ледяное спокойствие. Молча, я собрала вещи и ушла жить к подруге. Потом я сменила сим-карту, нашла работу и сняла комнату. Я не сказала отцу ни единого слова и забыла о его существовании.
С одной стороны, сигареты забрали у меня мать, единственного человека, которому я была не безразлична. А с другой – они роднили меня с ней, с её вредной привычкой.
Я затушила сигарету и вымыла пепельницу. Мне нужно было купить подарок на день рождения заведующего магазином. Повязав длинный шарф поверх зимнего пальто, я вышла в серый, мутный день.
Я шла вдоль дороги к остановке, когда ехавшая за мной машина посигналила. Не оборачиваясь, я продолжала идти, назойливый серебристый геленваген поравнялся со мной.
- Ирка! Ирка, привет! – меня окликнул весёлый женский голос.
Да это же Таша. Мы не виделись сто лет, а на самом деле два месяца.
Я забралась в машину. Таша и Лера, которую я тоже знала, ехали кататься, когда увидели меня. После взаимных объятий и поцелуев Таша решила меня подвезти.
За нами уже собиралась пробка, и недовольные водители давали об этом знать резким бибиканьем.
- Да что ты мне сигналишь, урод. – Таша поправила прядь безупречно уложенных волнистых белых волос. – Ну что, девочки, едем за покупками.
С Ташей мы познакомились пару лет назад в школе моделей. Девочка-промоутер вручила мне визитку модельного агентства на городском пляже, и любопытства ради я пришла на первое занятие. Целый час мы изучали разные типы проходов по подиуму. А на перерыве мы с Ташей вышли на улицу, посмотрели на измученный вид друг друга и разразились громким смехом. Мы закрепили знакомство обедом в МакДоналдсе, а потом ходили вместе в ночные клубы. Таша была невероятно красива, высокая в 182 см, она превосходила меня на три сантиметра и на несколько социальных уровней. Натуральная блондинка с чертами лица куклы Барби и яркими голубыми глазами, тем не менее, она не могла похвастаться удачной личной жизнью. Дочь олигарха и любовница олигарха, Таша оставалась без любимого мужчины на время всех праздников и выходных. Пару раз в год он брал её с собой в командировки, а в остальное время ей приходилось довольствоваться будними вечерами.
Девчонки ушли на шоппинг, а я купила набор японских ножей для начальника. Мы встретились в кафе на первом этаже торгового центра и устроились пить кофе.
- Какой опасный мужчина ваш шеф. Не боишься, что он эти ножи будет использовать как метательные? – Таша заценила мой подарок.
- Да ему что ни подари, он будет недоволен. Так как у тебя дела? Столько не виделись.
- Думаю, не открыть ли мне салон красоты. Название уже есть. «Натали». С бизнес-планом сложнее. Лерку вот вывезла проветриться, а то она с ума уже сошла со своей подготовкой к свадьбе.
Я развернулась к Лере. Такие серенькие подружки всегда выходят замуж раньше.
- О, я не знала. Поздравляю.
- Спасибо, - Лера заулыбалась мелкими зубками.
- А мне пришла пятьсот семнадцатая открытка. Наконец-то, из Лондона. Я – гуру посткроссинга, - я сообщила свои новости.
- С Биг Беном? – Таша зажгла сигарету.
- Бери выше, с Вестминстерским аббатством.
- Была я там. Меня не впечатлило, - Лера попыталась надуть тонкие губы.
- Да тебя ничего, кроме шоппинга не впечатляет, - засмеялась Таша. Я расслышала в смехе истерические нотки.
- Ну, почему же, ещё я люблю мохито, инстаграм и Олежика.
- Бабушку и котят, - Таша подняла бокал с шампанским.
- А вот и Олежка мне звонит, мой хороший, - Лера взяла трубку и встала из-за столика.
Я нагнулась к Таше.
- Таш, ты чего бухаешь-то средь бела дня? Ты ведь за рулём. И что с тобой, вообще, происходит? Что-то случилось?
- У него жена родила. Третьего. А он говорил, что с ней не спал. Не иначе как святым духом. И мальчика. Понимаешь, сына, как он всегда хотел.
- Таш, ну, ты же знала, что он женат. Что ты хочешь…
- Я хочу? Сына от него хочу. А он не даётся. Только в резине. И всё сам проверяет. А я одна, каждое воскресенье одна, из кожи вон лезу, думаю, что приготовить, чем его развлечь, а он с ними.
- Так, девочки, Олежа, приедет через двадцать минут за нами. Только, Ир, не обижайся, ты сама как-нибудь доберёшься, а то он тебя не очень любит. Давай я тебе дам денег на такси.
- Не, я не обижаюсь. - Я проигнорировала толстый намёк на моё сравнительное нищебродство. - Только я его не помню. Мы что, знакомы?
Таша пьяно смеялась:
- Ну, как же, помнишь, нас довозили до дома братья Васлаевы после клуба? Ты там ещё бутылку шампанского в салоне неудачно открыла, а потом не дала Олеже в возмещение ущерба. Он тебя иначе как «рыжей динамщицей» не зовёт.
Память показывала мне только смутный силуэт кудрявого молодого мужчины с пузиком и пухлыми щеками.
- Ах, этот Олежа. Всё понятно. Хорошо, давайте попросим счёт, мне как раз пора на уроки.
Я оставила полупьяную Ташу на попечение Леры. Мне было грустно, когда я уходила, но холодный воздух ободрил меня свежестью.
Мои ученики очень обрадовались, увидев меня с ножами. Я разрешала деткам их потрогать, если хорошо отзанимаемся. Мотивация сработала на все сто процентов. Так что домой я вернулась усталая, но довольная.
VIII Знаки Зодиака
На выходе из лифта меня настигла смска. Знакомец интересовался, не хочу ли я с пользой провести время. Я с сомнением посмотрела на часы. У меня было четыре часа времени в распоряжении и новые чёрные чулки. Вопрос решился сам собой. 
Когда я приехала, он смотрел футбольный матч. Я забралась в кресло и стала изучать его лицо, начиная думать, что, чёрт возьми, я здесь забыла.
Мы встречались до этого два раза, а теперь я впервые видела его, не находясь под алкоголем. Он был самовлюблён и глуп, просто попался в нужный момент. Полгода назад я кое-кому назло переспала вот с этим экземпляром. Я надеялась утопить в сексе душевную боль, но легче мне стало ненамного. А теперь я смотрела на него и испытывала лёгкое отвращение.
- Да ты в чулочках. У тебя такие красивые ножки, - он говорил, не отрываясь от экрана и одновременно лапая меня за голень.
- Я, вообще-то, не футбол приехала сюда смотреть.
- Я не ожидал, что ты так рано приедешь. Давай досмотрим ещё полчаса. Хочешь пива?
Пива мне не хотелось. Хотелось только уйти.
- Знаешь, я, наверное, пойду.
Он, наконец-то, оторвал свой взгляд от телевизора и уставился на меня.
- Да куда ты пойдёшь? Поздно уже.
Я вскочила на ноги. Идя за пальто, бросила ему на ходу:
- Пока. Не провожай.
Он засуетился:
- Так я хотя бы такси вызову. Подожди немного. Там же темно и может быть опасно.
- Я – взрослая девочка, не боюсь.
Он помог мне надеть пальто, вызвал лифт и растерянно топтался у двери.
В ожидании лифта я смотрела ровно четыре секунды на неудачливого героя водевиля: накаченного, со смазливой мордашкой, и мне нестерпимо хотелось помыть руки от гадливости. Я была счастлива, осознавая, что была здесь в последний раз.
- Не скучай.
Когда я вышла из подъезда, я увидела молодого парня, который явно собирался куда-то ехать.
- До Текстильщиков не подбросите за двести рублей?
- Девушка, я в другую сторону еду.
Окей. Я набирала на телефоне номер службы такси и озиралась по сторонам. Двор и вправду был неуютным. Стоило мне договориться с диспетчером, как водитель сменил гнев на милость.
- Садитесь, давайте я вас довезу.
- Отлично.
Мы ехали и говорили о знаках зодиака. В частности о том, какими бездуховными бывают Близнецы. Парень довёз меня до дома и даже не взял денег.
***
На следующий день я рассказывала Юле про мой неудачный секс-вояж.
- Да, я помню его. Он – то ещё существо.
- Не представляешь, насколько. Последний раз мы трахались под музыку из плей-листа девушки, по которой он сохнет. И ещё он мне говорил, что летом наденет коротенькие шортики, чтобы все видели его красивые накаченные ножки.
- Омайгадбл. Нарциссизм в действии. Зачем ты, вообще, к нему поехала?
- У него было два плюса: толстый член и своя квартира. Но хватило меня как-то ненадолго. Иногда лучше пить, чем не пить.
- Да уж. Кстати о Близнецах, был у меня один знакомец…
И мы углубились в хитросплетения отношений.
***
Вечером я взялась за то, что давно откладывала. Я попыталась найти информацию о мире, в который меня занесло несколько дней назад.
Я прочитала в Интернете всё, хоть немного указывающее на главную богиню в мифологиях. Я вбивала «клан ведьм» в поисковик, но меня выбрасывало на ссылки о компьютерных играх. Час поисков и ни одной подсказки.
 Я кляла себя за то, что заигралась во всемогущество и пошла к мосту с сияющей татуировкой. Конечно, они поняли, что я – тоже из ведьм, и сразу отреагировали. Чего бы мне стоило просто закутать руку в накидку и отдать им небольшую таксу за проход. Какая глупая смерть.
Я не поняла всей серьёзности происходящего. Мне казалось, что я сама рисовала тот мир, и он ещё был липок от свежей краски. Мне вскружила голову полученная сила. Как же я была не сдержана.
А если б только я умела плавать, у меня был бы небольшой шанс спастись. Но я панически боялась глубокой воды. В детстве папаша проявил как-то необыкновенную душевную щедрость и потащил меня в бассейн. И вроде бы даже начал учить держаться на воде, но отвлёкся, и  меня вытащил какой-то мужчина, когда я, заигравшись, топором ушла на дно. А если бы не он, отец бы и не заметил.
Я взяла с полки светло-серый неровный камень, который привезла с Байкала. Я ощупывала его привычные неровности и чувствовала, как он быстро согревался в руках.
Как же мне вернуться назад? Я вспомнила книгу о Джоне Картере. Я читала её миллион лет назад и удивлялась, как он легко путешествовал на Марс, стоило только смотреть на звезду и сильно туда хотеть. Но я не могла подгадать свой ритуал перехода в другой мир.
Этой ночью я спала без сновидений.
IX Мастер иллюзий
- Ир, а зачем ты здесь работаешь?
- Что, прости? – вопрос Светы выбил меня из колеи. Я так увлеклась, сортируя свежепоступившие книги, что и не заметила, как она подошла.
- Я спросила, зачем ты работаешь в этом убогом месте. Зарплата здесь копеечная, а начальство лютое. Вы всё время на ногах, а выгоды никакой.
Вопрос был обоснован. Но уж от кого-кого, а от нашей охранницы я не ожидала его услышать.
Я посмотрела на миниатюрную молодую женщину с короткой стрижкой в форме. Это я знала, что ей двадцать четыре, а она так выглядела уже в восемнадцать, и ещё сохранит застывшую внешность лет до тридцати пяти.
- Свет, я могу спросить то же самое и у тебя.
Света сейчас очень сильно походила на стойкого оловянного солдатика выправкой.
- Мне жить негде, ты же знаешь. Поэтому я каждые сутки работаю. Но я первая спросила, у тебя, наверное, и высшее образование есть.
Честному ответу полагается другой честный ответ.
- Мне всё это нравится, - я театрально повела рукой, показывая магазин. – Вот эти полки, вот эти книги. Меня это успокаивает. Я чувствую себя здесь как в убежище. Каждая книга говорит голосом определённого человека. И только я решаю, с кем они уйдут.
Может, с этой дамой, - я показала на неопрятного вида тётку.
- И тогда они будут лежать с заломленными страницами среди пирожков, а потом их листы потихонечку начнут отрывать и заворачивать в них вяленую рыбу.
- А если к нему? – Света наугад ткнула пальцем в молодого человека в стильных очках.
- В этом случае им недолго мучиться – полежат в его сумке с полгода, пару раз выходя подышать воздухом метро, а потом найдут себе надёжное пристанище в советской мебельной стенке.
- Но самое важное, это то, что я могу устроить встречу нужной книги с нужным человеком. Почувствуй себя Купидоном, - я улыбнулась.
Света нахмурила брови:
- Всё равно не понимаю. Ты же живёшь одна на съёмном. Никто тебе не помогает. На двух работах работаешь. Не проще ли сидеть в тёплом офисе бумажки перебирать?
- Каждому своё, - я бы не смогла объяснить.
***
Я несла накладные к кассе, проходя по лабиринту из стеллажей, как вдруг меня утянули в сторону за локоток.
- Тс-с. Подожди. Смотри, что происходит, - Юля, раскрасневшаяся от предвкушения интриги, кивнула мне в сторону владений Олега.
А там происходила сцена по обычному сценарию. Олег пытался склеить очередную покупательницу. Он смотрел на неё пристально, время от времени, роняя ужасно умные на его взгляд изречения, не забывая почёсывать щетину. Девушке было явно неловко. Она уже не знала, куда себя деть от его внимания. А Олег наступал. Он протягивал ей полураскрытую книгу, стараясь коснуться руки девушки.
- Ну, чистый Байрон, нет, Демон со сверкающим взглядом, - восторгалась Юля.
- Сейчас скажет: девяносто пять процентов женщин не способны оценить эту книгу, но вы точно не из их числа, - зевнула я.
- Ага, точно по расписанию, - ухмыльнулась Юля, - И?
Дальше сценарий развивался по двум направлениям: либо девушка решительно отвергала его «помощь» и уходила, либо с удивлением продолжала слушать Олега, а язык у него был подвешен хорошо.
- Уходит, - удовлетворённо отметила Юля.
- А чего ты? – Удивилась я. - Сюжет не нов. Отчего такой интерес?
- Мы с ним поспорили на шампанское. Я поставила на то, что неудач за неделю у него будет больше чем знакомств. Хотя оставленный номер телефона, строго говоря, ещё ничего не значит. Итак, 5 : 2 в мою пользу. Я знаю, кто сегодня проставляется.
***
Мы с Юлей, уже в верхней одежде, собирались уходить, когда мимо нас прошмыгнул Олег, стараясь остаться незамеченным. Но у него это не получилось.
- Олег, а ты помнишь наш уговор? – нежно проворковала Юля.
- Да помню-помню, - раздражённо ответил Олег, наматывая шарф на шею.
- Сеньор сердится? – не удержалась я.
- Да что с вас, с баб взять.
- А мы разве не входим в те незамутнённые пять процентов? – притворно изумилась Юля.
Пробормотав что-то нечленораздельное, Олег унёсся.
Я проводила взглядом его долговязую фигуру, встретилась с Юлей глазами, и мы расхохотались.
***
- Слушай, а вот казалось бы…
- Подержи, пожалуйста, - Юля пыталась закурить, закрывая сигарету ладонями от ветра. - Спасибо. Казалось бы что?
- Ну, вот Олег сегодня, конечно, проспорил. Но. Две девушки-то оставили ему свои контакты. И, если верить поручику Ржевскому, из десяти – девять вызовов на дуэль, но один-то раз выстреливает. А у него такой видок, как будто секса ни в этом, ни в прошлом году не было.
Подвела я, наконец, свою стройную теорию.
Юля быстро взглянула на экран телефона.
 - Он меня как-то звал в кино, на ретроспективу Феллини.
- А ты?
- Ну, во-первых, я замужем. А во-вторых, у Олега одна проблема – мы любим тех, кто нас не любит, не любим тех – кто в нас влюблён. Я поэтому с ним и поспорила, хотела носом в это ткнуть, может, поймёт чего.
- Ох, а меня же он звал в парк покормить уточек, как только я работать устроилась. Я и забыла уже, - припомнила я.
- А ты чего не пошла? – отзеркалила Юля.
- Я. Парк. Олег. Утки. Не вынесла бы я такой накал романтики, - я покачала головой.
- Воот. – Юля стряхнула пепел. – Да только не поймёт он ничего, для него собственная восхитительность – спасительная иллюзия. Как только он начнёт прозревать, весь стройный мир порушится.
- Ну да, - согласилась я. – Либо мужчина прогибает про себя мир, что редкость, либо наоборот. И он уходит в запой, компьютерные игры или куда там ещё.
- Моя иллюзия -  моё спасение. - Торжественно провозгласила Юля и ловко метнула окурок в урну. – Идём.
***
Я шла по нелюбимому месту в городе – площади Восстания. Я люблю аэропорты, а вокзалы на дух не переношу. Грязь, металлодетекторы, фальшивые эмоции. Разные сорта мошенников, только и держи себя в руках, не поддавайся на провокации.
Группа людей с приклеенными улыбками загораживала добрую часть прохода. Женщины в платочках и длинных юбках и мужчины в плохо сидящих пальто раздавали листовки и диски.
Один из них попытался дёрнуть меня за руку: - Девушка, вы не хотите поговорить о боге?
- Бог умер в прошлом веке, - процедила я сквозь зубы и, ускользнув от надоедливого сектанта, свернула к метро.
Конечно, умер. А где ему жить? Уж точно не в позолоченных домах с куполами. Только и надежды, что на Всеблагую Мать.
***
Дома меня ждал сюрприз. Обычно я редко пересекалась со своими соседями по съёмной квартире, но иногда на кого-нибудь из них находил приступ разговорчивости. Сегодня был именно такой день.
Уже в дверях меня настигли жалобы и плохо скрываемая озлобленность на родителей моей соседки. Потом я слушала поток выпускаемого подсознательного на тему «прекрасности» её нынешнего мужчины. «И нормальный он парень, ну и что, что наркоман». Исполняя участь земли, в которую шепчет секреты брадобрей, к девяти часам вечера я уже знала всё об ослиных ушах. К счастью, словоохотливость была нечастым гостем в нашем доме. И я уже была готова посвятить остаток вечера просторам Интернета, как вдруг в дверь начали настойчиво звонить.
А нас решил посетить сосед из квартиры напротив – рыжий Сашка, лет двадцати пяти. Пару месяцев назад я имела неосторожность обратиться к соседям с вопросом об удивительно большой цифре за коммунальные услуги. Истины я так и не выяснила, зато Сашка проведал о нас, в частности обо мне. Стандартно раз в неделю он заходил к нам домой, изобретая новые предлоги.
- Привет, Ирин, - нерешительно начал он.
- Привет. Соль у нас закончилась, и спички тоже. И, вообще, взрослых дома нет, - скороговоркой я постаралась сразу снять все предлоги, скрестив руки на груди.
- Да я не за этим, - смутился Сашка.
- Неужели? – Я удивлённо подняла бровь. Кажется, пришло время решительных наступлений.
- Да. У меня ключ есть от лестницы. Ты не хочешь подняться на крышу? Вина там попить, посидеть.
Романтика суровых пацанчиков спальных районов Питера.
Но предложение мне нравилось, правда компания предлагалась не та.
- Ну, хорошо, когда мне будет скучно и грустно, в трудную минуту я вспомню о крыше. Спасибо за предложение, я обязательно зайду как-нибудь.
- Ты ж не зайдёшь, - не поверил Сашка.
- А ты ведь не хочешь, чтобы мне стало скучно и грустно?
- Ну, ладно, пока. В общем, заходи, если что. – Сашка поскучнел и как-то увял на глазах.
- Пока.
Я ведь оставила ему иллюзорную возможность. Хотя, может, и зря. Милосердней было бы добить из жалости.
X Молоко небесной кобылицы
Чудеса случаются. Как это мерзко звучит.
Но чудеса действительно случаются. Именно тогда, когда оставляешь последнюю надежду, и жизнь делает новый, непредсказуемый виток. А иначе было бы невероятно скучно жить.
Итак, я снова в зелёном мокром платье. На мне нет ран, но татуировка нестерпимым зудом напоминает о себе. И ящерица уставилась на меня чёрными глазками. А, значит, я снова оказалась в том жестоком и прекрасном мире, куда так стремилась попасть.
Я лежу на берегу реки у злополучного моста. Совсем уже стемнело. Моё тело слегка ломит, но это всё пустяки. Я проверила свою способность вызывать огонь, и весёлое жёлтое пламя радостно заплясало в приветствии. Можно жить, можно продолжать.
 Осторожно ступая босыми ногами по мокрому песку, я углублялась в сторону редкого леса. Я увидела пламя костра где-то недалеко и решила идти прямо на него. С небольшими потерями добравшись до узкой полоски леса, я пыталась рассмотреть сквозь ветви сидевшие у костра фигуры. Но было темно и пока ещё слишком далеко, чтобы угадать людей в тёмных силуэтах. В любом случае, мне нужно было идти к ним. Далеко в мокрой одежде, без вещей и еды одна бы я не ушла. Я кралась, стараясь издавать как можно меньше шума, и морщась. Упавшие ветки уже содрали кожу на ногах местами, но сейчас было не до ссадин.
Я уже различала шесть человеческих фигур у костра и привязанных коней, когда меня обнаружили.
- Ийяс? Вонга! Кто это? – меня окликнул со спины женский голос.
 Не оглядываясь, я пригнулась и вовремя. Над моей головой просвистел брошенный нож. И кто-то кинулся на меня. Мы упали на землю, я оказалась внизу, а надо мной – стройная девушка. Она держала меня за запястья. Наши взгляды встретились, и в этот момент саламандра полностью ожила в свечении и пробежала мне на грудь. Девушка увидела её.
- Беги к костру и проси гостеприимства у Ивлы. Живо.
Хватка ослабла, и бессарапка скатилась с меня.
У костра уже услышали шум от нашей борьбы, но пока ещё не поняли, в чём дело. Большая часть бессарапов встала, двое пока сидели, прислушиваясь.
Я почти упала к самому пламени костра.
- Госте… приимства у Ивлы, - и жадно хватанула воздух, пытаясь охватить всех взлядом, и на всякий случай вызвала синий огонь по контуру тела для защиты.
- Я прошу гостеприимства у Ивлы, - прозвучало чуть увереннее во второй раз.
Бессарапы, уже потянувшиеся к оружию, остановились. Пятеро из них смотрели на сидевшего передо мной. Только костёр отделял его от меня. Это был довольно молодой кочевник с красивым, но хищным лицом. Он сидел в светлом халате, скрестив ноги, и положив правую ладонь на рукоять сабли за поясом.
- Ты ведь не сможешь нарушить наш главный закон, Ивлек, - моя спасительница встала за моей спиной, как будто защищая.
- Откуда она только узнала нужные слова, Ивлекша? – Ивлек хмыкнул презрительно.
- Убери свой огонь, игница. Ты у нас в гостях. Наше небо – твоё небо, - он договорил ритуальную фразу и презрительно сплюнул.
Ивлекша кивнула.
Так я нашла приют там, где меньше всего этого ожидала.
***
Мы ехали уже третьи сутки. От непривычной нагрузки у меня болело всё тело, особенно спина. Я сидела за Ивлекшей на спине каурой поджарой лошадки. Сначала мне было жутковато, но я довольно быстро привыкла к высоте и движению и скоро приноровилась дремать на ходу. Потому что всё время привалов мы с Ивлекшей проводили за разговорами. Как выяснилось, Ивлекша – это не столько имя, сколько статус. Ивла – наместница Всеблагой Матери, нечто вроде верховной жрицы для бессарапов. Она заправляет всеми делами внутри бекшьми, решает важные вопросы в мирное время. Она же назначает главного воина – Ивлека на время походов или военных действий. У Ивлы также есть помощница – Ивлекша, которая со временем займёт её место. Бессарапы – дети Небесной Кобылицы и степного волка-оборотня, который обернулся призрачным жеребцом, чтобы сойтись с Кобылицей. Молоко её разлилось по степи разными потоками. Каждый из этих потоков и называется бекшьми. Бессарапы одного бекшьми – это люди одного рода и племени. Они не могут причинять друг другу вред, но нередко происходят местные войны и резня между бессарапами разных бекшьми. Однако, если любой чужой человек приходил к огню и просил соблюдения законов гостеприимства, его не могли тронуть до тех пор, пока он не покидал этот бекшьми.
Я могла не бояться ни кинжала, ни удара, ни яда от бессарапов, ни какого-либо проявления насилия или даже намеренного неуважения, пока оставалась их гостьей.
Ивлекша признала во мне ведунью и оказала неоценимую помощь. Я чувствовала себя перед ней в долгу.
Это был последний отряд, возвращающийся в главный стан бессарапов. Близился священный праздник Небесной Кобылицы. В течение недели все бессарапы одного бекшьми собирались в стане на празднование. Тот набег на кинийцев, невольным свидетелем которого я стала, был последней попыткой получить добычу в старом году. Молочная неделя – время, когда духи выходят ночами в мир живых. И от них можно откупиться, если совесть бессарапа чем-то отягощена. Поэтому все бессарапы срочно обзаводились каким-нибудь добром к молочной неделе, на всякий случай.
Я с любопытством наблюдала за остальными участниками отряда. Они напоминали мне монголов: такие же узкие глаза и широкие скулы. Бессарапы носили серые войлочные халаты, штаны и сапоги. У двух мужчин из отряда: Ивлека и ещё одного, была кольчуга под халатами, почему-то её нельзя было надевать поверх одежды. У Ивлекши был такой же наряд, как и у других бессарапов: кафтан, кожаные штаны с сапогами, халат и остроконечный, куполообразный шлем, как у наших богатырей. Я заметила  сабли, ятаганы, метательные ножи, луки со стрелами в качестве оружия. У Ивлекши было только два ножа и сабля. На шее она носила деревянные обереги с вырезанными символами. Я пригляделась и опознала на одном из них волка.
- Саламандру сейчас можно редко у кого-то увидеть. Что ты умеешь делать с огнём? – Ивлекша внимательно смотрела на меня тёмно-карими глазами.
- Да много чего, - я пожала плечами.
- Сотвори огонёк.
Сказано-сделано. Жёлтый огонёк повис перед нами на уровне глаз.
Ивлекша наморщила лоб:
- Хорошо, теперь сделай большое пламя.
Огонёк приник к земле и разросся костром высотой в метр.
- Очень хорошо. Сможешь зажечь вон то дерево?
Дерево загорелось. Мужчины замолчали и начали мысленно замерять расстояние до него.
- Так. А погасить?
- Отлично. А что ты ещё можешь делать?
- Ну, я пробовала лечить ожоги, но тогда у меня были мази. Я в этом не очень-то понимаю.
Ивлекша достала нож и в одночасье сделала себе глубокий надрез вдоль предплечья. Углубление тут же наполнилось алой кровью.
- Ты что? Я же говорю, у меня нет волшебной мази! – запаниковала я.
- Лечи, - она поднесла мне окровавленную руку плавным движением почти к лицу.
Я сосредоточилась и попыталась вызвать тот голубой огонёк, которым однажды вытянула у себя усталость.
Саламандра соскочила к Ивлекше на руку. Хвост ящерицы полыхал знакомым голубым цветом. И огонь быстро пробежал по линии надреза. Рана на глазах затянулась и исчезла без следа.
Саламандра вернулась на место, я задумчиво почесала ей панцирь, и она успокоилась рисунком.
Было непривычно тихо. Я обернулась и увидела молчащих, застывших бессарапов.
Ивлекша улыбалась.
- Да, Агония, мы не зря с тобой встретились. Скоро у тебя будет возможность вернуть мне долг.
Я и на самом деле чувствовала себя обязанной.
- Я сделаю всё, что в моих силах, - я кивнула. – Если это не будет против моей совести.
- Не будет, - уверенно сказала Ивлекша. – Точно не будет.
XI Дорога – мой дом
На исходе пятых суток мы, наконец-то, добрались до стана Ивлы. Было уже темно, но я видела много раскинутых шатров и костры. В молочную неделю бессарапы не спали ночами. Много необычного могло произойти за это время. Как только мы спешились, Ивлекша бросила поводья одному из сопровождающих.
- Мы должны пойти к Ивле. Сразу же.
Я заметила, что она не очень-то утруждала себя заботой о своей лошади. Это было странно для кочевницы. Но я только кивнула.
- Я пойду с вами, - я во второй раз за всё время услышала голос Ивлека.
- Нет, ты нам не нужен, - Ивлекша даже не смотрела на него, собирая сумку.
- Я должен рассказать о результатах похода. – Ивлек не сдавался.
Я смотрела на то, как они ссорились, как слишком близко стояли друг к другу, складывалось ощущение, что их связывало что-то ещё, о чём я пока не знала.
Остальные бессарапы не обращали на них внимания. Они, молча, рассёдлывали лошадей и собирались ставить свои шатры.
- Никто из вас сейчас никуда не пойдёт, - к нам подошла невысокая женщина лет сорока с фарфоровым лицом.
- Мама, - Ивлекша поцеловала ей руку.
- Мама, - Ивлек встал перед ней на одно колено. Женщина рассеянно потрепала его по волосам.
Ах, вот оно что. Родственные связи проясняли дело с одной стороны. А с другой – ещё больше запутывали.
- Меня зовут Куждра. Ивла хочет тебя видеть, игница.
То, что бессарапы называли ведьм игницами, я уже знала. Мне было непонятно другое.
- Как вы узнали, что я здесь?
- Наша Ивла обладает даром прозревать будущее.
- Но ведь это я её привезла. Так нечестно, мама, - Ивлекша как будто превратилась в маленькую надутую девочку. Я только сейчас заметила, что она была совсем юной, лет шестнадцать.
- Не беспокойся, дочь, Ивла уже всё знает. Твоё достижение не останется незамеченным.
Намеренное упоминание Куджрой родственных связей заставило Ивлекшу молчать.
- А ты, Ивлек, зайдёшь в большой шатёр завтра в полдень.
Ивлек склонил голову, соглашаясь.
Мы пробирались узкими коридорами между шатров, и я изумилась их огромному количеству.
Куджра заметила моё удивление.
- В молочную неделю каждый должен проводить ночи в одиночестве, поэтому шатров так много.
Я обрадовалась, что Куджра ответила на мою безмолвную реакцию.
- Скажите, а как так получилось, что и Ивлек, и Ивлекша – ваши дети. Как я понимаю, такое бывает редко.
Выражение лица Куджры не менялось, что бы я ни спрашивала.
- У них разные отцы. Но богиня действительно дважды благословила меня.
Она опять легко считала удивление с моего лица.
- Разве там, откуда ты родом, такого не бывает?
Я усмехнулась: - Да у нас чего только не бывает.
Мы оказались у большого пустого круга, где темнела вытоптанная земля.
К кругу примыкал большой белый шатёр.
- Тебе нужно зайти внутрь. Ивла ждёт тебя.
- А вы со мной не пойдёте? – Почему-то спросила я.
- Нет, вы будете говорить без меня.
Еле слышный шорох, и Куджра пропала.
Я осталась одна в темноте. Шатёр призывно белел даже сквозь темноту.
На центральной части верха я увидела странный знак, похожий на мишень: три круга разных размеров, заключённых друг в друга.
Мне было как-то не по себе, и я оттягивала момент, когда нужно было заходить, но потом я решила, что стоять и ждать будет ещё более нелепо.
Я отворила полог, вошла и неожиданно сразу наткнулась на своё отражение в зеркале в полный рост. Серый бессарапский халат мне даже шёл. За тёмно-синий широкий пояс закреплялись ножны с кинжалом, тоже одолженные у Ивлекши. Жёсткий пояс заставлял держать осанку, и я казалась ещё выше, чем обычно. Мои длинные медного цвета волосы были заплетены в тугие косы. Я выглядела как-то даже экзотично, но всё же устало после долгой верховой езды.
- Удивление, потом примирение. И никакого страха, - я услышала низкий тягучий голос джазовых певиц и повернула голову на звук.
Было темно, и только едва различимый силуэт.
- Зажги огонь. - Посоветовал голос.
И вправду. Маленькие огоньки разлетелись строго по периметру.
Ивла была совсем невысокой и походила на женскую копию китайского болванчика.
- Я очень рада тебя видеть, игница. Моё небо – твоё небо. Садись. - Она указала приглашающим жестом вниз. Там были постелены ковры, шкуры и разбросаны подушки.
- А я очень рада с вами познакомиться, Ивла. Меня зовут Агония.
- Какое интересное имя. – Ивла разливала травяной чай. – Мне говорили, что у наших соседей кинийцов загадочной смертью погибла ведунья. Кажется, её звали Стилекта. Тоже ещё одно интересное имя.
Я решила сменить тему.
- А это правда, что вы способны видеть будущее?
- Будущее видит тот, кто знает законы, по которым устроен мир. Пей.
Я понюхала содержимое деревянной чашки. Пахло мёдом и полевыми цветами.
- Пей, не бойся, он придаст тебе силы. Нам ещё предстоит долгий разговор.
Мы и вправду говорили почти до рассвета. Когда небо начало светлеть на востоке, моя шея и плечи задеревенели, а мочевой пузырь взвыл с просьбой об освобождении.
Чай действительно взбодрил меня, если бы не он, я бы уснула под тягучие рассказы Ивлы.
Она говорила о том, как прекрасна бескрайняя степь, простирающаяся под ногами коня бессарапа. О том, что только в дороге, несясь на быстроногом коне, человек живёт. Она презрительно отзывалась о ленивых кинийцах, которые и ездить верхом толком не умеют, они привязаны к одному крошечному кусочку земли. Как домашние куры рождаются на месте, несут яйца и там же умирают, никогда ни о чём не задумываясь, и не зная истинного счастья.
Она говорила о молочной неделе – времени очищения. Когда главы бекшьми, претендующие на первенство потока среди прочих, съезжаются вместе на «укрощение быка». Тот из героев, кто сможет укротить быка, приносит победу своему бекшьми.
Она говорила и о том, что у каждой игницы есть свой дар. Она умела видеть будущее, прозревать несколько возможных вариантов развития событий. И в одном из них она увидела меня.
- А что у тебя с ногами, птичка моя?
Ивла как будто извлекла меня из гипноза таким неожиданно личным вопросом.
Я смущённо натянула подол платья на свои исцарапанные босые ноги. Ивлекша предлагала мне свои сапоги, но у нас был разный размер.
- Что ж ты сама себя не полечишь? От этого ведь сильно не устанешь, а чувствовать себя будешь заметно лучше.
И, действительно, мне почему-то не приходила эта мысль в голову раньше.
Я позволила своему напряжению выйти маленькими источниками боли. Появились знакомые голубые огонёчки.
- Чем меньше будет пламя, тем меньше энергии ты потратишь, - заметила Ивла.
Едва заметное пламя залечило многочисленные ранки. Если не знать об источнике исцеления, казалось, что новая кожа сама выросла на истерзанных в кровь ногах. Это зрелище даже завораживало.
- Вот и умница, - тепло улыбнулась Ивла.
Ткань шатра заволновалась.
- Куджра проводит тебя к твоему шатру. Отдыхай и набирайся сил, пока идёт день. Мы сейчас все переходим на ночной режим жизни. И да, скажи ей, что тебе нужны сапоги.
Я с благодарностью распрощалась с Ивлой, а за шатром меня уже ждала Куджра.
XII Молочная неделя
Красивая молодая женщина с длинными каштановыми волосами сидела у туалетного столика и перебирала украшения. Из глубины шкатулки она выудила длинное ожерелье с нитью нанизанных изумрудов. Она покачивала цепочку увесистых камней на вытянутых пальцах и задумчиво смотрела на переливающиеся камни.
Определившись, она улыбнулась и захлопнула шкатулку. И глаза её вспыхнули яркой зеленью.
Я так устала, что проспала почти сутки. Мне стало это понятно, когда я заметила смелые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь прорехи белой ткани шатра.
Было очень тихо. Только ветер гулял по степи со свистом.
Сильный порыв распахнул полог, и я увидела Ивлека. Он выглядел таким же, как обычно: не очень высоким, вровень со мной, вместе с тем он был похож на непоколебимый утёс своей невозмутимостью.
Ивлек сел рядом со мной. Он неотрывно смотрел мне в глаза, как будто гипнотизируя. Затем протянул руку, не дав мне сказать и слова, его ладонь замерла у моего лица, но он не дотрагивался до него. Мне не понравились эти поползновения. Я хотела убрать его руку, но в момент, когда кусочек моей голой кожи соприкоснулся с его кожей, всё сбилось на один удар сердца.
Ивлек кинулся на меня и накрыл своим телом. Он жадно поцеловал меня, а я почувствовала, как по мне прошла волна истомы. Он начал стягивать с меня платье, не отрываясь от губ. Неожиданно для себя я ответила на поцелуй и почти отдалась уносящему потоку, но какая-то мысль крутилась на поверхности этой горной реки и не давала мне покоя. Секунду назад расслабленная я изогнулась и вырвалась из его рук. Точно. Это была не реакция моего тела на ласки Ивлека. Просто какое-то помутнение.
Я пригладила спутанные волосы. Ивлек никогда не привлекал меня как возможный любовник. И запах его мне не нравился. Именно этот чуждый запах чужого тела отрезвил меня.
Ивлек, всё также не говоря ни слова, подобрался как кот в начале прыжка, готовясь сделать вторую попытку. Но меня уже нельзя было застать врасплох.
- Стоп. – Я подняла руку в знак протеста, и меня окружила стена огня.
- С чего это такие приливы нежности, Ивлек? Не замечала за тобой особых чувств ко мне.
Ивлек застыл. Его голос был хриплым, а глаза замутнены как будто страстью.
- Я пришёл к тебе. Я хочу тебя взять.
Я не верила в его желание, хотя мгновение назад чуть не поддалась ему.
- А я не хочу. Даже не пытайся подойти ко мне ещё раз. Я не шучу.
В серьёзность моих намерений к нему подлетел огненный шар и закружился медленно вокруг головы.
Но Ивлека было непросто сбить с толку.
- Мой шатёр недалеко от твоего. Укрыт белой верблюжьей шерстью. Заходи вечером, если тебя смущает солнце.
И он вышел, как будто не обращая внимания на сопровождающий его шар.
Я опустила руку, и пламя опало.
В ту же минуту в шатёр ворвалась Ивлекша.
- Что с тобой? Что здесь?
Она быстро окинула взглядом шатёр изнутри и тут же вынырнула обратно на улицу, не дождавшись ответа.
Я слышала, как она на повышенных тонах говорила с кем-то. Её собеседником был, судя по всему, Ивлек. Он кратко ответил что-то. И она опять продолжила свою раздраженно-возбужденную речь.
Я выступила наружу и подставила лицо жаркому солнцу. Брат с сестрой тут же перестали спорить, увидев меня. Ивлекша подошла ко мне, ещё не остывшая от разговоров. Зрачки её были расширены, а тонкие ноздри раздувались от сдерживаемого гнева. В руках она держала ворох одежды.
- Пойдём, тебе нужно выкупаться и поесть. Молочную неделю нужно начинать чистой.
Оказалось, что на самом деле я проспала всего несколько часов. После полоскания в холодной речке я опасливо смотрела на то, что мне положили в глиняную чашку. Даже не пытающийся замаскироваться жир весело размазался по стенкам. Но пахло неплохо, определённо мясом. Мой желудок нескромно напомнил о том, сколько приёмов пищи он мог бы пропустить. И я с большим аппетитом поглотила всё содержимое чашки.
Сполоснув жирные руки душистой розоватой водой, мы с Ивлекшей и ещё двумя неспящими девушками устроились плести косы и рассказывать сказки.
Мокрые от купания волосы уже высохли на солнце, и я поддалась расчёсыванию костяным гребнем. Медный цвет моих длинных волос переливался под солнцем, а я, прикрыв глаза, слушала красивую печальную песню молодой бессарапки о герое Тыглеке, поклявшемся побороть ветер.
Песня оборвалась, и недопетое лопнувшей струной повисло в воздухе.
Я привычно окружила нас огнём, прежде чем смогла подумать. Но моя тревога была ложной в этот раз.
Мимо нас проходили тяжело нагруженные бессарапы в поисках места для шатров. Вряд ли они собирались причинить нам какой-то вред, но пламя заставило их остановиться.
Я погасила огни и смущённо опустила глаза. Но я почувствовала на себе чей-то неотводимый взгляд и посмотрела в сторону мужчин. И тут я поняла, что была здесь уже не единственной небессарапкой.
Среди кочевников стоял довольно высокий молодой человек в привычном бессарапском халате. Но волосы его были не черны, а цвета полуденного солнца. А лицо не маскировали ни усы, ни борода, как у других кочевников. И он смотрел прямо на меня, не отводя глаз от моих сияющих на солнце волос.
Немного помешкав, бессарапы продолжили свой путь. И он ушёл вместе с ними, до последнего не отводя от меня взгляд.
А я, не скрывая интереса, спросила Ивлекшу:
- Кто это был, тот со светлыми волосами?
- Драгон.
К интересу добавилось удивление.
- Как? Неужели настоящий дракон, но как его зовут?
- Да, это дракон. Только зовут его Драгон.
Девушка, которая расчёсывала мои волосы, набросила на них платок, и начала быстро заплетать мне косу под платком.
- Тебе лучше убрать волосы. Их нельзя оставлять распущенными и непокрытыми под чужими взглядами.
 - Почему?
- Так твою силу могут украсть.
Я усмехнулась про себя. Я ведь не Самсон.
Меня больше занимал Драгон. Мне редко нравились мужчины, тем более чтобы так, с одного взгляда. Но в нём определённо что-то было.
Ивлекша как будто прочла мои мысли.
- Тебе следует избегать Драгона, особенно если столкнёшься с ним одна.
Я вопросительно подняла брови:
- А как же закон гостеприимства? – И тут же вспомнила её брата.
- Прямо он ничего тебе сделать не сможет. Но он – подневольный зверь Ивлека Серого из другого бекшьми.
- Так. Давай по порядку. Я слишком многого не знаю, но я запоминаю всё, что ты мне рассказываешь. Что значит «подневольный зверь»?
- В Сером бекшьми нет Ивлы. После того как она погибла в одной… Не важно, словом, после того, как это случилось, их Ивлекша не вошла в полную силу и пока так и осталась Ивлекшой. Но их Ивлек очень силён. Силён настолько, что обладает волшебным талантом – он может управлять драконами.
- И Драгон – его слуга-игрушка?
- Не совсем так. У бессарапов не бывает ни рабов, ни слуг. Мы слишком любим свободу, чтобы забирать её у других. И Драгон с ним по доброй воле. Но драконы редко принимают своё второе, человеческое обличье, чтобы жить среди людей. Что-то тут нечисто. Но что именно, я не знаю.
- Ладно. Свободу вы не забираете, зато забираете жизнь. Например, нападая на несчастных кинийцов.
Ивлекша удивлённо посмотрела на меня.
- В походы на соседей мы отправляем молодых и горячих воинов. Чтобы они набрались опыта и удовлетворили кровожадность. Сейчас это бывает не так часто, скорей для порядка.
 Я постаралась разобраться в этих хитросплетениях.
- Хорошо. Тогда почему мы остерегаемся людей из серого бекшьми?
Ивлекша сделала знак удалиться другим девушкам и подождала, пока мы не остались одни.
Она села прямо, скрестив ноги по-турецки. В задумчивости Ивлекша сняла кольцо, надела его на другой палец, померила, покрутила и опять вернула на прежнее место.
Она посмотрела на меня тёмными глазами, стараясь прочитать мои мысли на лице. Кажется, увиденное её успокоило, и она продолжила объяснения.
- В первую ночь молочной недели один бекшьми получает череп белого бычка – символ неприкосновенности. И весь год ни один бессарап из других бекшьми не может тронуть семью победившего бекшьми. А, если кто нарушит этот обычай, лишится благословения Небесной Кобылицы, и его затопчут дикие кони.
Она подняла руку, не давая мне задать вопрос.
- Для того чтобы получить череп белого бычка, его воплощение надо убить.
Глаза её сверкнули.
- Белый бык возродится этой ночью из черепа. И победивший его Ивлек сбережёт свою семью на год.
Семь и ещё семь раз кряду наш зелёный бекшьми мог жить счастливо. Но в этот раз у нас новый Ивлек. И мы не знаем, сможем ли сохранить благосклонность богов и на этот раз.
- А старый Ивлек умер?
- Нет. – Лицо Ивлекши сделалось безучастным. В этот момент она напомнила мне Куджру. – Теперь он Ивлек Серый. Мой отец. И ты будешь нам вскоре очень нужна. А сейчас мы пойдём спать и готовиться к вечеру. Нас ждёт длинная ночь.
Я молчала. У меня закончились вопросы, и, кажется, я начала понимать, для чего могла им понадобиться.
XIII Череп белого бычка
Мы сидели в большом белом стане, ожидая выхода Ивлы.
Ивлекша, Ивлек, пара немолодых женщин и пять воинов.
До полуночи оставалось около получаса.
В полночь должна была начаться официальная церемония открытия молочной недели и приветствия глав всех бекшьми. Через два часа оживал белый бык, и представители трёх бекшьми попытаются его убить ещё раз.
Куджра выглянула из-за тяжёлой завеси, отделяющей нас от внутреннего пространства шатра.
- Агония, Ивла хочет видеть тебя. Заходи.
Я поднялась с подушек и послушно ступила внутрь. Моё сердцебиение участилось, а чакра за солнечным сплетением сжалась, предчувствуя что-то нехорошее.
Птица. Большая сказочная птица в волшебном оперении лежала на полу. И она была ранена.
- Мне нужна твоя помощь, - я услышала знакомый голос женщин с южных плантаций и моргнула. И едва не сделала шаг назад. То, что показалось мне сначала птицей, было телом Ивлы в диковинном костюме райской птицы. Но кровь мне не примерещилась. Ивла истекала кровью.
Я поспешно опустилась перед ней на колени.
- Что случилось?
- На неё напали. – Куджра оказалась рядом со мной. – Ты можешь ей помочь?
- Да, конечно. – Я постаралась собраться с мыслями и вообразить поток целебного огня, проходящий по рваной ране на груди Ивлы.
- Подожди! – Кудра потянула меня за рукав. – Эта рана нанесена волшебным огненным существом. Когда ты будешь её залечивать, огня не должно быть видно, иначе ты только её увеличишь.
Огненным существом. Не про Драгона ли она говорила? – Промелькнуло у меня в голове. Но в следующую же секунду я полностью сосредоточилась на Ивле.
Она лежала, запрокинув голову. Когда мои глаза встретились с её, она попыталась улыбнуться, но я заметила, что даже это небольшое усилие причиняло ей боль.
Я опустила свою ладонь куполом над раной Ивлы, как будто защищая её и почувствовала, как сила живительной волной хлынула из меня к Ивле.
- Медленнее! И убери руки, ты же убьёшь её так! – вскрикнула Куджра и оттащила меня от Ивлы.
Я всё равно ощущала, как моя энергия залечивает рану, хотя со стороны казалось, что я к этому не причастна. Наконец, на месте раны осталась гладкая, нетронутая кожа, а я почувствовала, как метафизическая нить, связывающая нас, оборвалась. Но было ещё кое-что. За секунды процесса лечения я как будто прочитала часть мыслей Ивлы, парящих на поверхности её сознания. Она вовсе не умирала. И её не ранил Драгон. Это сделала Куждра. Специально. И я прочитала фальшивое беспокойство Куджры. Что-то эта парочка замыслила. Осталось понять, что именно.
Шелестя бесчисленными слоями своей одежды, Ивла поднялась, как поднимается феникс из пепла. Её глаза были подведены хной, и она очень сильно напоминала мне теперь участницу бразильского карнавала, только полностью одетую.
- Итак, что это было? – Я смотрела Ивле прямо в глаза, игнорируя Куджру. – Вы это специально замыслили. Зачем?
Ивла приятно улыбнулась.
- Нам остаётся совсем немного до полуночи, - совсем не к месту напомнила Куджра.
- Да, да, - отмахнулась от неё Ивла. – Мне нужно кое-что сказать Агонии наедине.
Куджра поклонилась и исчезла.
Ивла отвернулась от меня к низкому столику и спросила, стоя ко мне спиной: - Ивлекша тебе уже говорила про ночь быка, верно?
- Да. Но причём здесь я?
Она снова повернулась ко мне, держа примитивное ожерелье, состоящее из кожаного шнурка и кулона, в руках.
- Тебе совсем не нравится наш Ивлек?
- Так это ваша работа, - догадалась я. – Зачем вы хотели свести меня с ним?
- Значит, не нравится, - притворно вздохнула Ивла. – Но, может быть, так даже лучше. Надень, - она протянула мне ожерелье.
- Зачем? – я разглядела на кулоне тот же знак, что и на её шатре – три круга.
- Он сбережёт тебя этой ночью от всех бессарапов. Наш мир состоит из трёх кругов. Самый большой – это земля, поменьше – вода, самый маленький – мир мёртвых. Ты наш гость во всех мирах.
Я взяла кулон и надела его. Знак был сделан из дерева, тёплого на ощупь.
- У нас с тобой на самом деле не так много времени, - продолжала Ивла.
Она плавными движениями ходила полукругом, как будто примеряя на себе новое одеяние, до конца усаживая его в танце.
- Гипноз здесь не пройдёт. – Я была слишком зла на неё, чувствуя себя марионеткой.
- Не сердись, милая, - Ивла взмахнула юбкой и остановилась. – Всё просто. Нам нужно, чтобы именно наш Ивлек победил белого быка. И ты нам в этом поможешь. Вот и всё.
- Чем это я смогу помочь? – удивилась я. – Вы же не хотите, чтобы я пошла на быка вместо Ивлека? Да и оружием я не очень-то владею.
Ивла плавно повела длинным рукавом.
- Три Ивлека из разных бекшьми нападают на быка. Один Ивлек от главного бекшьми – от нас. Два выбираются по жеребьёвке, но их могут заменить добровольцы от других бекшьми, если те откажутся. Добровольно или силой. Один из них точно будет, как ты понимаешь, Ивлек Серый. Во время битвы с быком никаких правил нет. В конце остаётся только один Ивлек, изгнавший дух быка на этот раз.
- А два других Ивлека?
- Они уходят вместе с быком. – Ивла обвела ногтём внутренний круг на моём кулоне. – В мир духов.
- И?
- И все мы знаем, что наш Ивлек молод. Из него получится хороший воин. Но позже. Ноша, которую на него возлагает схватка с быком, могла бы быть непосильно тяжёлой для мальчика. И тут появляешься ты. Женщина – воплощение духа огненной саламандры, которая может лечить на расстоянии. Тебе нужно незаметно залечивать раны Ивлека или быка, когда Ивлек Серый начнёт откровенно побеждать.
Я прошлась пальцами по кожаному шнурку и погладила дерево кулона.
- А вам не кажется, что это не слишком честно?
- Думаешь, будет честно, когда нас всех вырежет серый бекшьми? – вскинулась Ивла. – Так ты поможешь нам?
- Если вы такие слабые, вас и так вырежут. Не в этот раз, так в следующий. – Я тянула время.
- Ты в долгу перед Ивлекшей. – Ивла стала похожа на хищную птицу.
- Я помню. Я закрою раны Ивлека Зелёного или быка трижды, но не больше. Если он не сумеет победить за эти три раза, он не победит. – Я спокойно выдержала взгляд Ивлы.
- Хорошо. – Ивла как будто разгладила взъерошенные перья. – А теперь идём. Держись меня рядом на церемонии.
Мы вышли к свите Ивлы. Это были всё те же люди, но появился ещё один молодой бессарап, который что-то возбуждённо рассказывал. Увидев Ивлу, он пал перед ней на колени.
- Матушка, я был там. Я их видел. Я такое видел – он колдун!
- Ивлек Серый? – Ивла лениво повела бровью.
- Да, да! – бессарап закивал головой. – Они с драконом были в его шатре. И дракон обернулся в себя настоящего, а Ивлек забрал у него огонь. Весь огонь. Тогда дракон упал на землю человеком. А Ивлек как будто съел его огонь!
- Он тебя видел? – спросила Ивла.
- Нет. Но мы не победим. Нас всех порежут, что же нам теперь делать?!
У бессарапа началась форменная истерика. Он схватил Ивлу за подол платья и продолжал кричать что-то, уже совсем бессвязное. Ивла кивнула Ивлеку.
Ивлек подошёл к ним, достал ятаган. И также невозмутимо снёс им юноше голову, слегка забрызгав правительницу кровью.
Ивла вытерла щёку рукавом и обвела всех взглядом. Никто не шелохнулся.
- Время встречать наших гостей. – И она перешагнула бездыханное, ещё теплое тело.
***
На церемонии приветствия главы всех присутствующих бекшьми сидели на постеленном ковре вокруг низенького длинного стола. Приближённые стояли вокруг них. Остальные бессарапы пока занимались своими делами в лагере и держались в отдалении. Я насчитала двенадцать Ивл и одного Ивлека, несомненно Серого. Это был мужчина лет тридцати пяти, не выделявшийся ничем среди других бессарапов.
- Почему их так мало?  - я обернулась к Ивлекше.
- Не все приезжают сюда, только те, кто на что-то претендуют. Но на деле опасность для нас представляет только Ивлек Серый, да разве что Ивла Белая. – Пояснила она.
Я покосилась на Ивлу Белую. Она походила на полную луну округлостью своего красивого молодого лица.
А тем временем наша Ивла начала разливать чай и передавать чашки по кругу.
- Она должна первой отпить чая, показывая, что он не отравлен.
- Очень предусмотрительно, - похвалила я.
 - Тебе необязательно присутствовать здесь. – Ивлекша расслышала саркастические нотки в моём голосе. – Если тебе не нравится зрелище, можешь вернуться сюда же к началу битвы.
Мне действительно хотелось прогулять голову по воздуху. Меня уже тяготило скопление большого количества народу.
- А как я узнаю, что мне пора возвращаться?
- Круги на твоём обереге засветятся.
- Ясно. Спасибо.
- Не благодари, - Ивлекша посмотрела на меня как-то странно.
Я последний раз взглянула на происходящее на ковре. Ивла Зелёная начала говорить, что для бессарапов настало тяжёлое время. Что многие оставляют благословенную степь и оседают на земле, как презренные кинийцы.
Здесь мне сейчас точно нечего было делать.
***
Я обходила людей, сидящих у костров, шатры. Было темно, и никто не обращал на меня внимания.
Наконец, шатры закончились, и я вышла на открытое пространство. Я шла просто вперёд, пока не перестала чувствовать дымный запах горящих дров и слышать гомон от людей и лошадей. Я продолжала неспешно идти, как вдруг почти наткнулась на человека. Мой огонёк ненавязчиво осветил его лицо, и я узнала Драгона.
- Принцесса, - он полусклонился в насмешливом реверансе.
- Это что, стёб такой? – Не удержалась я.
- Ну, приходилось и так подрабатывать, - он почесал переносицу.
Я решила проверить мою утреннюю догадку.
- А где ты родился, Драгон, в заснеженном Новосибирске?
- Ну, почти, Алтайский край, город Заринск. А ты?
Он не удивился так хорошо знакомым мне топонимам. Он – свой!
- А я из Питера. – Я улыбнулась. – Ну, здравствуй, родная потерянная душа.
И я протянула ему руку для рукопожатия.
Но Драгон её поцеловал, и я почувствовала себя неудобно.
- А как ты узнал, что я из нашего мира?
- Я просто сразу это понял, когда увидел тебя. Ты ведь здесь недавно?
- Недели две. А ты? Ты и вправду оборачиваешься драконом?
- Самым настоящим, - усмехнулся Драгон. – Твой кулон светится.
- Черт. Мне надо возвращаться. Сейчас же будет оживать белый бык.
- Я провожу тебя. – Драгон взял меня за локоть. – Хочешь посмотреть на бой?
- Ну, я здесь навроде почётного гостя, - я аккуратно выбирала слова. – А ты?
- А я подручный зверёк Ивлека Серого.
Я подняла на него глаза, но не смогла рассмотреть выражение лица в темноте.
- Он держит тебя чем-то? Бессарапы не должны так поступать.
- Скажем так, я очень надеюсь, что его сегодня убьют. Но не очень-то в это верю. – Кажется, я услышала горечь в его голосе.
- А мне кажется, это очень вероятно. Идём скорей.
Его рука сжала мой локоть, но не до боли, просто очень плотно.
***
Декорации полностью сменились. В середине большого круга бились не на жизнь, а на смерть трое людей и один огромный бык с белой шерстью.
Я увидела Ивлу, сидевшую на возвышении и напряжённо наблюдающую за схваткой.
- Извини. Мне нужно идти, - только и успела я сказать Драгону и бросилась к зелёному бекшьми.
- Где ты была столько времени? – зашипела на меня Ивлекша.
- Тихо, - осадила её Ивла, даже не оглядываясь на нас.
А на импровизированной сцене разыгрывалась трагедия.
Ивлек Серый увернулся от разъярённого быка, и тот всадил один рог полностью в незнакомого мне человека. Мужчину подбросило в воздухе, и он упал на землю и уже не смог подняться.
В это время Ивлек Серый сделал глубокий продольный разрез по правому бока быка.
Раздался женский вопль. Это Ивла Белая вскочила со своего места и бросилась прочь от круга.
- Неуместная слабостью - Я услышала Ивлу. – А теперь их осталось двое.
Бык кинулся на Ивлека Зелёного. Тот уворачивался, как мог, а Ивлек Серый наносил неглубокие порезы, раздражая быка ещё больше. Наконец, зверь развернулся к нему.
- Лечи быка. - Я услышала от Ивлы. – Только не закрывай раны до конца.
И она показала нашему Ивлеку жестом «мол, обходи сбоку».
Тот уже тяжело дышал, но последовал совету.
Подлеченный мною бык с новыми силами атаковал Ивлека Серого, но тот ловко уходил от него и, внезапно, молниеносным движением, воткнул в загривок длинный кинжал. Бык взревел и резко свернул направо, он кружил, заходясь от боли.
Ивлек Серый обрушил град ударов саблей на Ивлека Зелёного. Наш Ивлек держался, но отступал под такой атакой.
- Быка. Быстро! – прошептала Ивла.
Новая плоть вытолкнула кинжал из быка. Он замер, как будто не веря своему ощущению и понёсся прямо на Ивлека Серого, который стоял к нему спиной.
Я пошатнулась и ухватилась за спинку сидения Ивлы. Второе исцеление забрало у меня немало энергии.
Каким-то шестым чувством Ивлек Серый понял, в какую сторону ему нужно было отпрыгнуть. В последнее мгновение он натолкнул Ивлека Зелёного на быка. Бык мотнул головой, и Ивлек Зелёный отлетел в сторону.
- Ивлека! – Я услышала третье указание от Ивлы.
Ивлек Серый просто держал голову быка за рога в клещах. Обычный человек не смог бы такого сделать. Не Драгон ли одолжил ему свою силу?
Ивлек Зелёный поднялся с земли крепче и свежее, чем был. А я сползла вниз и держалась за подлокотник.
Ивлек Зелёный нащупал кинжал, который выпал из залеченной раны быка и метнул его в спину Ивлека Серого. Попал. Тот замер, как будто не веря, обернулся, всё ещё сдерживая быка. Ивлек Зелёный побежал на него с поднятым ятаганом со страшным криком.
Разноцветные мушки летали у меня перед глазами, и я зажмурилась, стараясь не упасть в обморок.
- Ивлека ещё раз. Бык сейчас сдохнет. – Меня трясла за руку Ивла.
Я посмотрела на арену. Бык лежал, дёргаясь в предсмертной агонии.
Ивлек Зелёный зажимал распоротую бедренную артерию. К нему неспешно шёл Ивлек Серый.
- Три раза уже было, - я просипела сухим горлом.
- Ещё один раз, пожалуйста, - Куджра дёргала меня за другую руку. Её невозмутимое прежде лицо выражало скорбь и страх, слёзы стекали с подбородка.
Но я увидела в толпе бессарапов Драгона. Он встретился со мной глазами и еле заметно кивнул. И я отдала остатки силы Ивлеку Зелёному и упала без сознания.
XIV Драгон
Запах жареного мяса. Определённо. Сначала замаринованного в собственному соку, а потом хорошо так прожаренного до хрустящей корочки. Рот наполнился слюной, я сглотнула и подняла голову.
Вот я. А вот Драгон. И он действительно жарит мясо на открытом огне. Привязаны две лошади, и вокруг никого. Такая навязчивая романтика привела меня в чувство окончательно.
- А где все? – Я осторожно ощупывала голову. Вроде бы всё на месте, только страшно хотелось есть.
Драгон повернулся ко мне.
- Они ушли. Ночь белого быка закончилась.
- А молочная неделя же ещё продолжается?
- Это уже неважно. Самое главное произошло. После победы Ивлека Зелёного все бессарапы снялись с места и разъехались. – Он прищурился.
- Это ведь ты как-то помогла ему победить Ивлека Серого?
Я недоуменно посмотрела на него.
- Ну да, теперь ты свободен. И он не был честен в бою: он ведь забрал часть твоей силы, чтобы победить.
Драгон снял пруты с нанизанным мясом и положил их на чашку остывать. Потом он подошёл ко мне и присел на корточках рядом.
- Ага, тебя обманули. Ивлек Серый не мог меня подчинить. Во-первых, он – бессарап, а бессарапы ненавидят рабство в любой форме, а, во-вторых, у него не было никакого магического дара, чтобы это сделать.
 Я рассеянно собрала волосы в пучок, подальше от лица.
- Но почему тогда ты был с ним? Ты же сам говорил про подручного зверя.
- Я когда-то был неосторожен в словах, и сам дал обещание прослужить ему год. А потом я привязался к нему, и, оказалось, что человеческая форма – не так уж плохо. Вчера мы с ним просто поссорились.
Я потирала подбородок.
- То есть из-за меня пострадал невинный человек и твой друг?
- Он знал, на что идёт. И не был он таким уж невинным. Так что не бери в голову. А у драконов не бывает друзей. Мы очень независимы.
Драгон широко улыбнулся мне, показывая ровные, очень красивые зубы.
- Теперь нам пора подкрепиться.
Я не до конца поверила его словам. Но всё же я испытывала чувство вины. Казалось, что я была какой-то пешкой, которую разыграли в непонятной мне игре с неизвестными исходными данными, и это вызывало злость. К тому же, несмотря ни на что, меня притягивал Драгон.
- Я еду в Мёртвый город, ты можешь составить мне компанию, если хочешь, - объяснил он.
- А что там, в этом городе? – Осторожно поинтересовалась я.
- О. - И он снова улыбнулся, кажется, смерть Ивлека Серого не очень его расстраивала. – В этом городе есть всё. Каждый находит там временное пристанище и занятие. Он шумит и бурлит. Он кипуч и болтлив. Иногда кажется, что Мёртвый город – это просто призрак, который предлагает иллюзии на любой вкус, но, если ты покоришь его, то сможешь взять реальные сокровища.
- А почему название такое нежизнерадостное?
- Да какая разница? Названия редко отражают суть. Так ты едешь?
Вариантов было немного, и я согласилась.
***
К исходу второго дня мы сидели у костра, устроившись на ночёвку. Всё это время саламандра не проявляла активности, и вот сейчас решила ожить. Я поглаживала её голову в жёсткой шкурке, слегка высунувшуюся из выреза одежды. Драгон тут же проявил любопытство.
- Что там у тебя?
- Это моя татуировка. Иногда она оживает.
- Покажи. - Загорелся любопытством Драгон. – Как-никак моя дальняя родственница.
Он протянул руку, и ящерица выпрыгнула ему на ладонь. Она пробежала, цепляясь, как крыса, коготками, до шеи и заметалась, перебегая с одного плеча Драгона до другого. Его это только забавляло. Наконец, наигравшись, он осторожно взял её и поднёс к моей груди обратно.
Я смотрела ему в глаза, и он спокойно выдерживал взгляд. Ящерица уже вернулась на своё место и успокоилась рисунком, но он не убирал руку. Прочитав в моих глазах согласие, он расшнуровал вырез полностью, спустил платье до пояса и зачерпнул мои груди ладонями, как чашами. Я подалась к нему навстречу.
То утро мы встречали вместе, без одежды и без сожалений. В приступах посткоитальной нежности я льнула к нему, как загулявшая кошка. Он отогревал меня своим телом от утреннего холода.
Шесть звёздных ночей, наполненных ветром, и то вспыхивающей, то удовлетворённой страстью, останутся в моей памяти надолго.
 XV Мёртвый город
На закате мы добрались до Мёртвого города.
Казалось, тот город вырос из горы домиками, домами, лачугами, дворцами, храмами, разрушенными остовами и свежими постройками. Вырос и уставился миллионами глаз-окошек, и пораскрывал жадные рты дверными проёмами.
Город поймала петлёй широкая река. Четыре моста были под охраной четырёх сторожевых башен.
Драгон уверенно направил коня к западному мосту. Я ехала за ним. Он перемигнулся со стражниками, что-то пошутил, подбросил им пару монет, и вот мы уже пересекаем реку. Я вцепилась в луку седла, вспоминая, чем закончился мой переход по мосту в прошлый раз, но в этот раз судьба была ко мне более благосклонна.
Мы продвигались по узким улочкам, ведя коней за узду. Уже стемнело, но горожан это ничуть не беспокоило. Торговля на улицах продолжалась при свете факелов. Жизнь действительно била ключом. В самых разных своих проявлениях. Я видела не только людей всевозможных рас, но и удивительных существ. Из них я распознала огромных, безобразных огров (Хорхва, я помню о тебе), деловитых гномов, пугающе безносых брауни. Как назывались прочие существа, я даже не представляла. Лица, физиономии и морды смешивались в цветную кашу. Казалось, что мы шли по кругу. И вот, наконец, оказались у постоялого двора.
Мы зашли внутрь многоэтажного деревянного строения. К моему удивлению, там было не очень много посетителей.
- Ну что, ужинаем? – Драгон приобнял меня за талию.
- Я не хочу. А где-нибудь здесь можно помыться?
- Сейчас устроим. – Драгон подмигнул мне и пошёл на переговоры с хозяином постоялого двора, издалека похожего на почтенного гремлина.
Через полчаса я с удовольствием принимала горячую ванну. Нам отвели комнату на одном из верхних этажей муравейника. Драгон пока оставался внизу, а я наслаждалась почти забытым ощущением полной чистоты. Я насухо вытерлась и теперь сушила свои длинные волосы новым и очень удобным для меня способом. Огонь горел по контуру всей длины в паре сантиметров от них. Но даже, если бы он пришёлся на сами волосы, ничего опасного бы не случилось, потому что это был мой природный огонь.
Дверь открылась, и в комнату ввалился Драгон. Он был весел и слегка пьян. Глаза его вспыхнули знакомым мне светом, когда он увидел меня с пылающими волосами, и он полез было ко мне.
- Подожди-подожди. - Я отмахнулась. – Вода ещё не остыла, ты как раз сможешь принять ванну.
- Драконы не любят мыться, - захохотал Драгон, но согласился позвать мальчика вылить грязную воду и приготовить новую ванну. Он опять ушёл вниз и вернулся, когда вода остыла полностью, а я задремала.
Сквозь дремоту я чувствовала его руки на себе и сильный винный запах.
- Либо мыться, либо спать, - рявкнула я на него, приоткрыв один глаз.
- А ты сделаешь ещё раз огненные волосы уже в процессе?
- Сделаешь. Какая экзотика – спать в кровати, а не в поле.
***
В самый интересный момент, когда я была наверху, и дело близилось к кульминации, кто-то начал ломиться в дверь.
Мы остановились и обменялись удивлёнными взглядами.
- Драгон, открывай или мы выломаем дверь!
- Это Джукос – хозяин постоялого двора. - Объяснил мне Драгон. – Что ему надо? – И тут мысль узнавания пронеслась у него в голове. – Вот черт, как я мог забыть, одевайся быстро.
Я успела натянуть платье на голое тело, пока Драгон медленно шёл к двери и открывал засов.
А за дверью стояла целая компания, состоящая из гремлина, двух обычных людей и неприятного великана с синей кожей. Они сразу же ввалились в комнату, и я почувствовала себя очень неуютно.
- Разве ты не знаешь правил, Драгон? – Печально спросил гремлин. По нему было заметно, что он совсем не хотел здесь оказаться.
- Меня давно не было в городе, а она здесь и вовсе впервые. – Я с отдалённым беспокойством рассматривала оправдывающегося Драгона, похожего на нерадивого ученика.
- Плати штраф, - скрипнул сухим голосом великан.
Драгон вернулся к своей одежде, раскиданной у кровати, достал монеты, отсчитал три серебряных и, молча, вложил их в ладонь великану.
Тот кивнул и перевёл взгляд на меня: - А ты идёшь с нами.
Я прервала своё молчание и начала возмущаться: - Никуда я с вами не пойду. Драгон, что это происходит?
Драгон посмотрел на меня. Взгляд его был недвижим, а лицо ничего не выражало: - Ага, тебе нужно идти.
Люди достали нечто вроде наручников с длинной цепью.
- Я и с места не двинусь. Ты же знаешь, что они не могут причинить нам вред. За что ты заплатил штраф, Драго?
- Наш город называется Ир-Цинны. Город тёмной стороны луны. Все, кто приезжают сюда, должны отдать дань уважения нашей тёмной богине и провести первую ночь не так как вы, - начал вежливо объяснять мне Джукос.
- Мы не должны были сейчас спать вместе, - вмешался Драгон. Он уже не смотрел на меня.
- Так мы и не спали.
- Хватит говорить. Идём. – Синий великан направился ко мне с цепью. Я посмотрела на него совсем не по-доброму.
- Нет! Не пытайся помешать ему, - вскрикнул Драгон. – Иди с ним, сейчас они тебе ничего не сделают, а вечером я приду к тебе. Я обязательно что-нибудь придумаю.
Я дала застегнуть на руках кандалы. Великан потянул меня за цепь, принуждая встать.
- Я очень в тебя верю, Драго, - оглянулась я на своего возлюбленного.
Он мне не ответил.
- Уважаемый, что вы тянете меня, как пёсика за поводок? Я и сама могу идти. – Пыталась я выместить своё раздражение на великане, но он на меня, вообще, не реагировал.
***
После променада по улочкам города Ир-Цинны в составе нашей живописной компании из великана, ведущего меня за цепь наручников, в сопровождении двух невнятных личностей, меня затолкали в тёмное помещение, и закрыли за мной дверь. Я тут же присела на пол рядом с дверью, стараясь не шевелиться и дать глазам привыкнуть к темноте.
- Эй. Ты кто? Как тебя зовут? – Я расслышала тихий женский голос.
- Я – Агония. А ты? – Я зажгла маленький огонёчек и увидела смутный силуэт на кровати.
- Какое странное имя. Меня зовут Ирдинджа. Мне осталось ещё пять дней в эркиссе.
Я подошла к девушке и присела к ней на кровать послушать неторопливый рассказ про эркиссу и подлунную жизнь Мёртвого города.
Этот город был под защитой одного из тёмных воплощений Всеблагой матери – Ир-Цинны. Джинны (те самые великаны с синей кожей) следили за исполнением заветов Ир-Цинны в городе. И одним из них было – провести в первую ночь после приезда в Мёртвый город ритуал очищения: этой ночью нельзя было курить, воровать и заниматься сексом. Тех, кто нарушал ритуал, мгновенно находили джинны и заставляли платить штраф. Мужчины отделывались пожертвованными монетами, а женщинам приходилось отрабатывать повинность. Целый лунный месяц жить в эркиссе и исполнять роль священных проституток каждую ночь. На время месячных девушки освобождались от обязанностей, как Эрдинжа сейчас. В городе было несколько эркисс. Кто-то специально нарушал завет Ир-Цинны, чтобы заработать денег или видел в этом своё призвание.
С рассветом в эркиссу вернулись ещё три девушки. Поначалу они с любопытством смотрели на меня, но потом легли спать. А я ждала Драгона. Его не было почти весь день. И вот уже другой джинн повёл меня на моё «рабочее место». Им была маленькая клетушка с крошечным окном и кроватью, занимающей почти всё пространство. Джинн снял с меня цепь и остался снаружи. Я сидела на кровати и уже начала нервничать, но тут, наконец-то, ко мне вошёл Драгон.
- А ты ведь неплохо меня подставил, Драг, - я  не удержалась от укора, хотя и понимала, что это было напрасно.
- Я выкупил тебя на всю ночь у джинна, - Драгон даже не пытался оправдаться. Он стоял надо мной, не решаясь сесть рядом.
- И у тебя хватит денег на целый месяц? Или у тебя есть другой план спасения? – С иронией поинтересовалась я.
- Нет, таких денег у меня нет.
- И что мы будем делать, друг по несчастью? Я не собираюсь ни с кем спать за деньги.
Драгон присел на корточки. Теперь наши головы оказались на одном уровне, и он прикрыл мои руки ладонями.
- Послушай, я постараюсь найти всех своих знакомых, чтобы они формально приходили к тебе по ночам, а потом с ними рассчитаюсь.
- Почему бы нам просто не уехать отсюда? Ты же знаешь, мы сможем вырваться, и даже дюжина джиннов нас не удержат.
- Ты не понимаешь, - Драгон провёл рукой по волосам. – Если мы уедем, вот так с боем, нарушая все возможные обычаи, мы никогда не сможем вернуться.
- Ну и что? Твой Мёртвый город – это не пуп Вселенной. Мы можем поехать в любое другое место.
- Я не могу. – Драгон умоляюще смотрел на меня влажным собачьим взглядом. – Я попал в этот мир случайно девять лет назад. Моя жизнь до него была пустой: только тяжёлый рок, фантастика и компьютерные игры спасали меня. Я был никем. И однажды, играя в одну фэнтезийную бродилку, я и сам не заметил, как оказался здесь. Здесь я сильный, я – настоящий Драгон, ты даже не видела, что я могу. Я прожил в Мёртвом городе первые пять лет, я не могу его оставить.
Я вырвала у него свои руки.
– Зато ты можешь немного пожертвовать мной ради своего призрачного города.
- Ладно. – Драгон встал и отошёл к противоположной стороне. – Есть ещё один способ, но тебе он не понравится.
- Вряд ли мне уже не понравится что-то больше, чем происходящее, - мрачно сказала я. – Выкладывай.
- Тебе нужно будет умереть.
- Что? – Чуть не поперхнулась я.
- Женщина – странное создание, которое каждый месяц переживает маленькую смерть и продолжает жить. Если ты погибнешь в этом мире, то сможешь сюда вернуться, а я уже нет. Мне придётся остаться в том убогом мире на Земле.
Я смотрела на Драгона, не веря своим глазам. И с этим человеком я спала.
- Знаешь, друг, ты очень мне помог. Даже не знаю, что бы я без тебя делала.
Драгон хотел что-то ответить, но в эту минуту у нас появились гости: два джинна.
- Нет, этот не пойдёт, они знают друг друга, - сказал мой старый знакомый охраннику.
- Вам-то какая разница? – Осведомилась я.
- Ты выходишь, - меня опять не удостоили ответом. Вместо этого джинн угрожающе ткнул пальцем в сторону Драгона.
- А тот, белёсый, заходит, - он повернулся в сторону другого джинна.
Я посмотрела на Драгона, надеясь про себя, что он сейчас одумается и сделает всё правильно. Но он просто покачал головой и вышел. Я видела, как ему вернули деньги. Джинны отправились следом за ним, а в комнате появился новый персонаж.
Он и вправду был каким-то белёсым. Как будто всю жизнь прожил в болоте, а теперь скопил денег и решил купить немного продажной любви.
Я смотрела прямо в его жабьи глазки.
Он улыбнулся и достал нож с широким лезвием и начал им поигрывать.
- Ты ведь не будешь против, если будет немного крови и порезов? Я хорошо заплатил.
И голос у него гадкий, и сам он мерзкий. Я вспомнила, как девушки из эркиссы говорили о каком-то Золотом Усе. Ус обожал холодное оружие, и было в нём что-то маниакальное. Он щедро платил, но ему нравилось причинять боль. Джинны умели лечить и затягивали все физические раны тем же утром, но кто восстановит жертвам их пораненную психику?
- Так это ты Золотой Ус? – Лениво осведомилась я.
- Так девочки меня прозвали, - ещё гаже осклабился он.
Он медленно приближался ко мне. Я прикрыла глаза на мгновение и собрала всю свою злость, приправленную отвращением и страхом, и кинула этот ком в него. Но ничего не произошло.
Золотой Ус был очень рад увидеть на моём лице смятение. Я лихорадочно пыталась вызвать огонь, но безуспешно. Татуировка оставалась рисунком. Я почувствовала себя беспомощной перед надвигающейся опасностью.
Я вскочила и метнулась за кровать, но Ус тут же настиг меня.
Он отработанным движением заломал мне кисти за спину одной рукой, а второй держал нож. Нож прочертил первую алую линию по моему плечу, и мне стало по-настоящему страшно. Я пыталась вырваться, но он был сильней меня. Ус плавно провёл по другому плечу ещё одну линию и соединил их широким надрезом на груди.
Он сам оттолкнул меня на кровать, желая продолжить игру.
Я кричала, отбиваясь, я звала Драгона, но никто не откликался.
Ус продолжал исполнять роль кошки. Он вдавил меня в кровать телом и всё тем же ножом разрезал лиф платья.
Я изловчилась и вытащила правую руку из захвата. Я нажала на лезвие ножа, чтобы лезвие вновь соприкоснулось с кожей, и показалась кровь. Зрачки Уса расширились, и он выпустил мою вторую руку. Я перехватила его кулак с ножом, остановила лезвие ровно напротив моего сердца. Я слышала, как его сердце застучало быстрее. Он с вожделением смотрел на нож, протыкающий кожу. Уже появилась маленькая ранка, и кровь заструилась тоненькой струйкой. Сердце Уса забилось сильнее. Я что есть силы нажала руками на его кулак.
Я чувствовала, как он пробил мою грудную клетку, многократно усилив удар. Я слышала, как он издал всхлип от удовольствия. Мне почудился женский смех в отдалении, и я провалилась в благословенную тьму.
XVI Кино, вино и ядовитый плющ
Я снова пришла в себя дома, на старом диване. Я просто лежала и смотрела в потолок, держа руку на сердце, успокаивая его своим прикосновением.
Я чувствовала себя в эпицентре вихря. Комната вокруг ходила ходуном, а я лежала неподвижно. Я была героиней фильма Джармуша, наблюдающей за вращением старой пластинки.
Протянув правую руку, я нащупала телефон.
- Алло, - сонный голос где-то на другом краю города.
- Юль, привет, меня завтра не будет.
- А что случилось?
- Мне плохо. Не знаю. Скажи там что-нибудь. Например, что я умерла.
- Ладно, скажу. Тебе помощь нужна?
- Нет, спасибо, я тебе потом позвоню.
***
Почему  у всех дверных звонков такой противный звук? Тифозная противноголосая птичка проверещала три раза, а мне всё не открывали.
Я сползла по стеночке и присела в углу на корты.
Наконец, дверь открылась, и в проём высунулся голый по пояс, всклокоченный Сашка. Они что, все сговорились спать в два утра?
- Привеет, - я помахала ему ручкой из своего уютного угла.
- Ты что тут делаешь? – Он удивился, но помог мне встать. Балл за учтивость.
- Твоё предложение про вино на крыше ещё в силе?
- Прямо сейчас?
- А чего тянуть-то, дама может и передумать.
- Саш, кто там? – В наш диалог ввязался третий сонный женский голос.
- Мам, это ко мне. Иди спи.
- О, так ты с родителями живёшь? Какое уж тут кино…
Сашка смотрел на меня, боясь спугнуть.
- Подожди меня полминуты. Я сейчас оденусь.
***
Я нащупала позвоночником спинку лавочки и растеклась по ней, втыкая в тёмное беззвёздное небо. Холодный ветер на меня хорошо действовал.
Сашка сел рядом, но я не поворачивала к нему головы.
- Ну что, идём за вином? – Только и поинтересовалась я тихо.
- Да поздно уже. Нам не продадут. Но ключ от крыши у меня есть.
Я повернулась к Сашке. Так легко читались эмоции по его лицу.
- А это вы, молодой человек, плохо знаете жизнь. Строгость наших законов компенсируется необязательностью их исполнения.
Я показала ему местную рюмочную, где можно было взять алкоголь на вынос. Репертуар там был так себе, так что пришлось обойтись вермутом, скорее всего палёным. Но некоторых вещей лучше и не знать.
А потом была крыша.
Предусмотрительный Сашка захватил мне плед. Я сидела на парапете, вытянув ноги. Ветер поднимался порывами и бил мне в лицо, приводя волосы в ещё больший беспорядок. Когда он затихал, становилось тепло и спокойно. И мы могли слышать шаги редких прохожих и шум машин. Мы пили и разговаривали. Меня неуловимо тянуло смотреть вниз. Тогда я замолкала и представляла, что будет, если мне нечаянно упасть. Ладошки тут же становились влажными, а Сашка напрягался, как будто понимая, о чём я думала моментами.
Но в целом мне было чертовски хорошо. Ну, почти.
Вермут заканчивался, и я начинала мёрзнуть.
Я встала и нетвёрдой походкой поплелась к Сашке.
- Погрей меня.
Он посадил меня к себе на колени и обнял.
Я чувствовала, что он хочет меня поцеловать, но это было бы уже лишним, и я старательно отводила от него лицо. Он, кажется, понял мои манёвры и просто уткнулся мне в затылок.
Первый трамвай прошумел по улице вместо первого петуха.
- Мне через два часа ехать на работу.
- Да, я понимаю, - я слезла с нагретого места, и ветер пробрал меня до дрожи. - Пойдём вниз.
А над городом уже всходило солнце. Редкий гость в наших северных широтах.
***
Я старательно красила ногти на ногах. Тягучий, тёмно-вишневый лак аккуратно ложился на заданную форму. Оставалось два нераскрашенных пальца, когда в дверь позвонили. Конечно, я не пошла открывать.
- Ир, к тебе! – прокричал сосед Серёга. Параллельно со звуком дверь толкнули, и вошла Юля с пакетом апельсинов в руках.
- О, привет. Так неожиданно.
- Да уж неожиданно, - Юля положила пакет мне на стол, и два апельсина, пользуясь моментом, решили сбежать, но не докатились до края стола. - Я смотрю, ты болеешь.
- Ерунда. Да ну его нафиг, этот магазин.
- Ир, что-то случилось? – Юля выглядела озабоченной, её высокий лоб прорезали две морщинки.
- Давай я сделаю чаю. Хочешь? – И я побежала на кухню босиком, не дожидаясь ответа.
Когда я вернулась с двумя чашками чая в руках, я увидела, как Юля живописно пьёт коньяк из фляжки.
- Красиво, конечно, но, может, ты снимешь пальто?
Юля взмахнула подолом:
- Во мне погибла великая драматическая актриса.
И она эффектно скинула пальто на локти, как дорогое манто.
Я разбавляла чай коньяком.
- Сначала они пили кофе с коньяком, а потом коньяк с кофе.
Юля обняла меня.
- Чего ты грустишь, моя прелесть?
- Да как-то знаешь. «Из крайности до крайности тебе одно и то же, намазываешь одиночество слоями на кусок». - Я взяла паузу и продолжила. - А тебе никогда не хотелось жить в каком-нибудь другом мире? Не таком сером, не таком обыденном?
- Всё со временем приедается. Но мне бы хотелось быть поэтессой, декаденткой. Мрачно бродить по дому в творческих муках с нечёсанной головой. Художественно красить глаза и привычно курить мундштук. - Юля прикрыла глаза от удовольствия. – И умереть, случайно отравившись синильной кислотой, которая всегда стояла для антуража на обеденном столе.
- Томно. Томно, - веселилась я.
- А какой тебе нужен другой мир?
- Ну, я не знаю. Прекрасный и жестокий. Там, где я могла бы быть собой без ограничений. Может, ведьмой.
Юля засмеялась: - Да все женщины – ведьмы. А что тебе мешает быть свободной здесь?
Я замешкалась с ответом: - Здесь хорошо, но как будто не хватает большого куска мозаики. Понимаешь?
- Понимаю. Едем гулять в центр!
***
Мы сидели на спинке лавочки на стрелке Васильевского острова.
- Эти колонны когда-нибудь, вообще, зажигают?
К нам подплывали весёлые ребята с целью знакомства.
- Девушки, а мы – флористы.
Мы переглянулись. Я сказала тихо: - Вот поэтому и не зажигают.
- Но вы же здесь не просто так сидите, - допытывался самый разговорчивый.
Я медитировала на шпиль Петропавловской крепости.
- Идём-идём. Мы-то думали, вы – цветы жизни. А вы – ядовитый плющ, - весёлые ребята уплывали красиво.
- Есть в этом городе что-то особенное, ни с чем не сравнимое, - Юля выдохнула дым.
- И нигде не будешь чувствовать себя, как дома, и не найдёшь себе покоя, если Питер отметил тебя.
- Ну что, Ядовитый Плющ, ты сегодня почтишь нас своим присутствием? – Юля кокетливо прищурила глаза.
- Неа. Я ещё поумираю. А завтра так и быть, приду.
- Приходи-приходи. Будет весело. Это я тебе обещаю, - многозначительно кивнула Юля.
- Когда ты так говоришь, мне всё время хочется соглашаться, - улыбнулась я.
***
На рассвете я ехала домой на такси. Я смотрела на город, который только-только потирал глаза, просыпаясь. Пока ещё холодное, солнце начинало заливать пустые улицы светом. Страдальческие шансонные песни из радиоприёмника контрастировали с затейливым узорами барокко на дворцах.
А я молчала. Мне было так легко, как бывает только в рассветные часы.
XVII Женское предназначение
С трудом разлепив глаза в двенадцать, ровно в два часа пополудни я уже стояла в очереди в регистратуру местной поликлиники. Волна активности тусовщиц-бабулек давно схлынула, остались только такие же ленивые, как я. Парень, стоявший за мной, звонил по двум телефонам, нервничал почём зря. Разве поликлиники для этого? Он пролез вперёд меня к окошечку, громко поругался с тамошней тётенькой и в сердцах выбежал вон.
- Нет, ну, ты посмотри! Торопится он. Все ждут, не торопятся, а он торопится, хамит! – Вещала разгорячённая тётенька.
- И не говорите, - участливо поддакнула я. – Невозможно работать.
- А вы зря пришли. У вас участковый с утра принимал, - старалась быть недоступной тётенька. – Приходите завтра к восьми.
- А вдруг завтра не наступит? – Удивилась я.
***
Я потыркалась по дверям и нашла одинокого врача. Она заполняла какие-то бумаги. Через пятнадцать минут интенсивной психологической помощи доктору я получила свой больничный. Настроение только улучшалось.
В подъезде меня поджидал закономерный сюрприз.
Сашка курил на лестничной площадке сотоварищи. Он увидел меня.
- Привет, а ты чего не на работе?
- Болею я, - я просипела, показывая на горло.
- А что с тобой, ангина? – Он пошёл меня провожать до двери.
- Да не, свинка. Страшно заразно. И очень опасно для мальчиков.
- Ну да, - Сашкино ясное лицо помрачнело. – А я хотел тебя в гости позвать. С друзьями познакомить.
- Не не не. Потом как-нибудь. – Я изобразила кашель.
- Ты выздоравливай, - крикнул Сашка на прощание.
***
На следующий день я пришла красивая на работу. И первым делом завернула к управляющему.
Постучала и сразу вошла, не дожидаясь ответа.
Антон Александрович томно курил мундштук в форточку, закинув ноги на подоконник.
Увидев меня, он чертыхнулся и быстро принял позу поприличней.
- Ну, куда, куда? Я ж не разрешал входить.
Я лучезарно улыбнулась.
- Доброе утро, Антон Александрович. Мне только подписать, - и торжественно положила перед ним лист бумаги.
- Заявление? Да я тебя не отпущу, кто ж без тебя работать будет? – Антон Александрович был мной недоволен.
- Вы, например. А вот больничный, кстати.
Управляющий изучил внимательно обе бумажки.
- Да не буду я подписывать. Нам сначала человека надо найти.
Я улыбалась, как степфордская жена, только что приготовившая лимонный пирог с корочкой.
- Не подпишите, так я сейчас уйду.
Утро Антона Александровича было безнадёжно испорчено.
Он хмуро подписал и отвернулся от меня к окну.
А я пошла делиться позитивом дальше.
- О, Олежек, привет. А шампанское ты уже принёс?
Олег ушёл от ответа.
- Да ладно, мне самой скоро проставляться. Я увольняюсь.
Олег оживился.
- Это хорошо. Это правильно. А ты ведь не знаешь, мы вчера забухали в аптеке. Там один друг работает. А потом пришли другие друзья, и все вместе утром кушали ммдмс. А потом они пошли пить водку в метро, и на них наехали какие-то гопники, и Миша сказал, что они не правы, и вот теперь мне не на что ехать домой. Можешь мне одолжить десять рублей, пожалуйста?
- Нот тудей, Олег, нот тудей.
***
В центральном зале магазина сегодня проводилось мероприятие. То самое, которое обещало быть весёлым.
- Евгений Олешко. «Настоящая женщина. Личностный рост в отношениях. Найди своё предназначение». – Вслух прочитала я.
Юля светилась от предвкушения.
- Ну как? Правда вкусно звучит?
- Вкусно и до невозможности пошло, - притворно вздохнула я. – Но ты знала, чем меня соблазнить. Люблю секты.
Мы регистрировали приходящих женщин. Они собирались стайками, группками, а в основном прибывали по двое. Стеснительно хихикали, осматривали потолок и доставали из сумок ежедневники.
Гладенький розовощёкий Евгений сверкал обручальным кольцом и вещал дотоле скрытые истины.
- Ты конспектируй-конспектируй. – Юля подсунула мне листок бумаги. – Настоящая женщина должна работать не более четырёх часов в день.
- Не, ну, это как-то много, - не согласилась я.
- Настоящая женщина никогда не спорит с мужчиной.
- Ага, и он с ней тоже.
- Настоящая женщина носит только юбки для удержания женской энергии.
- Помедленнее. Я не успеваю писать. Юбки, беременная, босиком и на кухне.
- Предназначение женщины – работать над отношениями.
- Интересно, - вслух задумалась я, - а бывает дауншифтинг в личностном росте у женщин?
- О, мясо пошло. Вопросы из зала.
Женщина лет сорока подняла руку.
- Скажите, Евгений, а что делать, если мужчина слушает свою мать, а не меня?
- Это не относится к нашей сегодняшней теме. – Евгений сложил ручки домиком. – Но в жизни мужчины должна быть одна главная женщина – его жена.
- Как грубо, Евгений, - фыркнула Юля. – Как толсто.
***
Я шла домой пешком. Проходила по набережной.
Зашла в пустынный двор дацана. Я обошла его по внутреннему периметру, запустила вращать все барабаны по очереди, погладила головы китайских драконов и подумала о своём заветном.
Пробираясь к дому, я решила срезать дорогу дворами.
Мой любимый двор притягивал своим спокойствием, и я присела на лавочку, стараясь продлить ощущение умиротворения.
Из людей вокруг никого не было, только пожилой мужчина выгуливал забавного скотч-терьера, похожего на лохматого чёртика.
- Простите. Я вам не помешаю? – Вежливо осведомился мужчина.
- Нет, что вы, присаживайтесь. А можно я поглажу вашу собаку?
- Погладьте, - кивнул он.
Пёс вьюном завертелся у меня под ногами, выпрашивая ласку.
- Я бы тоже хотела завести собаку, - вздохнула я. - Но у меня для неё недостаточно места.
- Значит, ещё не время. До всего нужно дозреть. – Многозначительно кивнул мужчина.
- Человек – странное существо, - продолжал он. – Сам себе создаёт неудобства. Вот вы купались когда-нибудь в проруби?
Я покачала головой.
- А мы с сыном каждый год ходим купаться. И зачем человеку это нужно – лезть в холодную воду зимой, когда можно в тёплом доме посидеть, - непонятно. А искупаешься, кровь разгонишь, и веселей жить становится.
- Я поняла, - улыбнулась я. – Я обязательно попробую в следующем году.
Мужчина уходил с довольной собакой к дальнему дому. По пути он достал целлофановый мешочек, убрал за ней продукт жизнедеятельности и выбросил в мусорный бак.
Я прониклась к нему уважением. Как часто мне встречаются достойные мужчины в возрасте за шестьдесят.
XVIII Только не сегодня
Мама гладит меня по волосам, плетёт мне косу. Я совсем маленькая, и косичка у меня ещё короткая.
Сорока-белобока
Кашку варила,
Детей манила,
Этому дала.
Мама загибает мне пальчики.
Тому дала.
И этому дала.
И вот этому дала.
А тому не дала.
Мне смешно, но жалко самый толстый пальчик, которому не досталось каши.
Я спрыгиваю с маминых рук. Я хочу ей показать огромный котёл наваренной каши. Вооот такой!
Я оборачиваюсь. Но мама – уже не мама. Вместо неё на меня злобно смотрит огромная белая обезьяна и щерится, обнажая острые клыки.
И я бегу.
Я бегу, пока хватает дыхания, а сердце не начинает бешено колотиться. Обезьяна настигает. Хватает меня за плечи мягкими лапами. И я замерзаю.
Я почувствовала спиной сырое, холодное и шероховатое.
Фак май брейн! Неужели опять?
Я не хочу открывать глаза, хотя мне уже всё понятно. Я слышу тихое:
- Ага… Сюда. Скорей сюда!
Ирдинджа хватает меня за руку и уводит на запутанные улицы Мёртвого города.
Мы поднимаемся по лестнице к тяжёлой двери.
- Дядя, это я. Впусти нас.
Нам открывает плешивый старичок с жибленькой бородёнкой.
Темно. Пахнет засушенными травами. Мы садимся за деревянный стол и молчим.
Первой не выдерживает Ирдинджа.
- Дядя, это Агония. Я тебе про неё говорила.
Дядя смотрит мне в лицо, прищурившись.
- Так это из-за тебя устроили такой переполох?
- Какой переполох?
- После того как Золотой Ус гм… попытался тебя убить.
Я кивнула:
- Убил. Чего уж там. Какие счёты между постельными друзьями.
- Да… - Ирдинджа помедлила. – Так вот, после этого, Агор – главный джинн - страшно рассердился и задушил его. Никто не смог тебя найти.
- Моё тело?
- И все решили, что это богиня проверяла, как исполняют её заветы. Всех девушек из эркиссы отпустили. Джинны решают, как им быть.
И Ирдинджа вопросительно посмотрела на меня.
- Милая, у меня нет ответов ни на твои вопросы, ни на свои.
Дед разочарованно цокнул языком:
- То есть это просто глупое совпадение. А что было на самом деле? И ты не умеешь зажигать огонь?
- Это благословение Матери. Агония, покажи, как показывала мне, - Ирдинджа вмешалась в разговор.
Мне очень хотелось попробовать, но было страшно, что не получится.
Значит, будем бороться со своими страхами.
Красивое багряное зарево повисло над окном. Саламандра сбежала с моего плеча на стол. Её хвостик украшала огненная кисточка. Она застыла, повернув головку в мою сторону. Ящерица скользнула к толстой, заплывшей свече и уронила подсвечник. Стол загорелся, саламандра прыгнула в огонь и исчезла.
Мы оторопели. Старик первый пришёл в чувство.
- Туши огонь, туши его!
Я не могла потушить этот огонь, ведь не я его разожгла. Но оказалось, старик имел в виду другое. Он бросил на стол тяжёлое одеяло, и мы плотно прижали его концы, перекрыв кислород.
На самом деле стол не очень пострадал.
- Дядя, а дай мне подсвечник, - протянула руку Ирдинджа. – Ты ведь тоже увидел?
Она всмотрелась в него и вложила ещё тёплую керамическую форму мне в руку. Это была фигурка с рисунком улыбающейся женщины с длинными волосами. На её плече сидела саламандра, очень похожая на мою.
Я повертела подсвечник.
- Что, ящерицы на нём раньше не было?
- Да. – Согласилась Ирдинджа. – И раньше Мать не улыбалась.
Зарево ещё висело над окном. И я смогла его потушить. Погас огонёк, ещё один. Моя сила всё равно осталась при мне. Где ж ты была, когда я боролась без защиты с Усом?
- Тебе надо пойти к Агору. – Старик сморгнул, когда потух последний огонёк.
- Зачем? Я не хочу опять в эркиссу.
Ирдинджа подняла на меня серьёзные глаза.
- Не будет больше никаких эркисс. И завтра все джинны убьют себя за ненадобностью. Агор считает, что он не справился со своей работой и разгневал богиню. Тебе надо переубедить его.
- Прямо джинн-самурай, - пробормотала я про себя. – И что я ему скажу?
- Мы скажем, что богиня наоборот благословила нас. И луна повернулась к нам другой стороной. И ты покажешь ему свой огонь.
- Мне как-то Агор не очень нравился, если это тот джинн, о котором я думаю. И не хочу тебя разочаровывать, дорогая, но, как показала практика, огонь может и пропасть.
- Девочка, джинны – очень древний народ. Настолько древний, что никто не знает, за что их наказала богиня, истребив большую часть и поместив оставшихся в наш город. Они верно служили ей и нам всем. – Начал разливаться соловьём старик.
- Ну да, охраняя публичные дома. За что ты попала в эркиссу, Ирдинджа? Ты мне не говорила, а ты ведь местная, как я вижу, и точно знала правила.
Ирдинджа опустила глаза.
- Ей пришлось украсть, - ответил за неё дед. – Специально, чтобы нам было, что есть, когда мы переехали сюда.
- Агор пожалел меня и разрешил приходить в эркиссу по две ночи в месяц. Я выбирала те, что совпадали с моим женским циклом, и просто спала там.
- Что-то мне никто не предоставлял право выбора.
- В эркиссах работают только те, кто на самом деле хотят этого. Драгон мог тебя откупить.
- Но он говорил мне…
- Он просто не стал этого делать, дочка.
Мой взгляд был тяжёл.
- И все подумали, что на самом деле я хочу работать в эркиссе?
Ирдинджа взяла меня за руку.
- На самом деле я слышала, что Драгон и Агор говорили о выкупе, но Драгон предложил такую смехотворную сумму, что оскорбил Агора.
- И поэтому он отправил ко мне Золотого Уса. И где он сейчас?
Ирдинджа поняла, что я не про джинна спрашиваю.
- Не знаю. Может, в «Русалке».
Я припомнила деревянную большегрудую женщину-рыбу на двери таверны, где мы нарушили один маленький запрет.
- Хорошо. Значит, мы идём к Агору. А потом я навещу одного своего знакомого в одной известной таверне.
- Нам нужно идти на рассвете.
- Да, девочки. А сейчас надо немного поспать. Утро будет тяжёлым.
И меня уложили на кровать, вкусно пахнущую свежим сеном. Только я так и не смогла сомкнуть глаз до первых лучей солнца.
XIX Житие святого Антония
Дед тоже не спал. Когда засветлел восточный край неба, он вышел на балкон. Я отправилась следом за ним. Старик совсем не удивился, увидев меня. Он предложил мне позавтракать, но я отказалась.
- Что-то мне не спится и не естся совсем. А как тебя зовут, дядя?
Старик приосанился:
- Антоний.
- Серьёзно? Святой Антоний?
- Да, так матушка пожелала, в честь отца.
Я не сдержала смешок:
- Так ты Антоний Антониевич. Чудеса. А чего ж ты, Антоний, племянницу не уберёг?
Антоний задумчиво почесал бороду.
- Я ведь в некотором роде колдун. Заговариваю людям зубы. Только это не всегда хорошо получается.
Я заинтересовалась:
- Так ты зубы лечишь?
- Ну, я выдёргиваю и новые выращиваю. Только иногда они приживаются, а иногда съедают соседние.
- А из чего ты их выращиваешь? – Дед Антоний начинал мне нравиться.
- Из рыбы малужи. Если она полуживая, то хорошо врастает. Зуб как новенький. А если чуть больше, чем полуживая, то начинает другие зубы есть.
- О, и часто такое случается?
Старик шмыгнул:
- Редко да метко. Голова нашей Дибровки пришёл за новым зубом, а ему всю челюсть разъело. Да и помер, подавившись обломком зуба. Пришлось нам с племянницей срочно бежать.
Тут уж я перестала сдерживать смех:
- Вот ты даёшь, дед – и смех, и грех. А как это Агор Ирдинджу пожалел? Сдаётся мне, что не обошлось без твоего участия.
Дед вытер нос рукавом:
- Да нет, я ему предлагал денег, ну, потом как заработаю. Так он не взял, пожалел сироту.
- Что ж он меня так не пожалел?
- А ты спроси у него. – Антоний посмотрел на меня неожиданно проницательным взглядом. – Может, ты просто не всё знаешь. Ну, пойдём. Пора племянницу будить да идти вам уже.
***
Дальше всё было необычайно просто. Мы час убеждали Агора не обсыпать себя и других джиннов песком самой древней пустыни. А только так джинн мог бы совершить самоубийство. Я устраивала файер-шоу. Ирдинджа демонстрировала подсвечник. Наконец, было решено общим советом джиннов пока не казнить, а проверить на честность.
Ирдинджа подходила к каждому джинну с горстью старого песка и развеивала песок напротив лица джинна. Джинн превращался в мутный силуэт, а потом и вовсе исчезал, но мы успевали увидеть их посветлевшие от счастья лица. Они возвращались домой, в своё страшно древнее царство джиннов, и были этому несказанно рады. Оставался один Агор.
- Я не выполнил свой долг полностью. – Он отказался от песка.
- Дядя просил тебя к нему зайти, - осторожно сказала Ирдинджа.
- Да, и у меня к тебе пара вопросов, - добавила я.
Все зрители расходились, а наша весёлая компания пробиралась обратно к дому Антония.
Я нагло вторглась в личностное пространство Агора, взяв его под руку. Великан, переживший большое потрясение, не протестовал.
- Скажи, мой добрый друг, отчего ты был так со мной жесток? Зачем ты свёл меня с Усом?
- Я думал, Драгон тебя вытащит.
- А у вас с ним какие-то свои счёты?
Даже сейчас из Агора сложно было вытянуть информацию.
- Теперь никаких.
Я резко остановилась.
- Агор, по твоей вине я погибла. - Я стукнула себя в грудь его кулаком. – Он пробил моё сердце ножом, прямо сюда. Может, одно короткое «извини»?
Джинн смотрел на меня с высоты своего немалого роста в упор, рассматривал как букашку.
- Благородные джинны не извиняются.
- Именно поэтому появляются новые, не такие благородные.
Агор помедлил и произнёс неслыханное:
- Да, я приношу извинения, что ошибся в тебе. Я до последнего ждал, что Драгон тебя спасёт. Я открыл дверь ровно через секунду после того, как ты перестала дышать. И тут же пропала.
- Ладно, извинения приняты. А я, пожалуй, навещу твоего старого знакомого.
- Не нужно тебе к нему идти, - это уже Ирдинджа.
- Да я буквально на пару слов. Я вас догоню.
***
Знакомая деревянная грудастая женщина с хвостом. Я вышибаю дверь пинком, как когда-нибудь нужно сделать любому человеку.
И я вижу в гуще выпивох грудастую женщину на коленях знакомого мне мужчины.
- Ну, здравствуй.
Он несколько смущён, но вида не подаёт.
- Так ты вернулась.
Я просто, молча, смотрю на него. Девица выскальзывает из его рук и уходит в сторону.
- Всё, как ты хотела, так и получилось. – Драгон, Драгон, какой из тебя дракон? Просто серый мышонок.
- Да, спасибо, всё так. Только знаешь, мы с тобой скоро встретимся.
Я улыбнулась самой сладкой улыбкой:
- При других декорациях.
У каждого маленького человека должна быть своя минута славы. Я уходила, оставив недоброе пророчество за спиной, мне было этого достаточно, чтобы легче дышалось.
***
Но я устала за эти несколько часов. Я зашла в дом Антония, закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной и увидела всю честную компанию за столом.
Антоний, Ирдинджа, Агор… Ивлек и Ивлекша. И Хорхва.
Посиделки обещали быть интересными.
XX Второй полумесяц. Сумеречный король
Я шёл по проклятому городу и вдруг услышал её запах. Я остановился и увидел знакомое пламя. Это точно была она. Я растолкал столпившихся зевак. Я увидел рыжие волосы, белую гладкую кожу и бьющуюся жилку на шее. Её запах сводил меня с ума. Она однажды уже лишила меня слабого места. Какую силу мне могла быть дать её огненная кровь? Рот наполнился слюной, когда я представил солёный вкус на языке.
Я не мог её просто так упустить.
Я видел, как они растворили джиннов. Как она ушла с Агором и с ещё одной женщиной. Я проследовал за ними. Она решила оставить их и пойти куда-то одна. Я почти потерял голову от такой удачи. И тогда меня обнаружил Агор. Джинны отлично умеют чувствовать сильные эмоции.
Агор внезапно вырос передо мной и преградил мне путь.
- Ты знаешь эту женщину, Хорхва?
Я облизнул клыки.
- Тебе-то что, Агор? Я не нарушаю законов Города.
- Она теперь лично под моей защитой. Я у неё в долгу. Так ты знаешь её?
- Я знал её. И у меня к ней дело.
Агор привёл меня в дом колдуна. Кроме меня там был сам колдун, та женщина, которая была с Агонией на городской площади, бессарап и бессарапка. Эти все слабаки. Но джинн был угрозой. Я видел его пару раз в деле. Против такой силы напрямую не попрёшь.
Мы ждали, пока она вернётся. Старый колдун толковал о новой стороне луны. Бессарапка твердила что-то о бойне в стане бессарапов.
Наконец, она пришла.
Мне было трудно себя сдерживать. Я смотрел на белое плечо и представлял, как я мягко прокушу тонкую кожу и попробую первую кровь.
- А уж как тебя я рада видеть, Хорхва, слов нет. Сколько нынче стоят головы ведьм? – Она скрывала свой страх, я слышал.
- Дорого. – Пока было рано вступать.
Они спорили. Старик тряс серебряным полумесяцем. Говорил, что ему нужны ещё три. А я изучал Агора. Я ждал момент, когда он утратит бдительность.
- Мы соберём полную луну вместе. Такое бывает раз в тысячелетие.
Ей не нравился этот спор. Её волосы как будто были покрыты пылью.
- Так что вы хотите от меня? Я отнесу эту вашу луну самой Богине, и что? Зачем мне это?
- Ты сможешь попросить у неё что-то для себя. – Сказал молчавший до этого Агор. – И она исполнит твоё желание.
Она присела на лавку. Одна напротив нас всех.
- У меня ведь всё равно нет выбора. Я играю свою роль, даже неизвестно кого в этом безумном мире.
- Хорошо. Хорошо. У нас уже есть один полумесяц. Я поговорил с гильдией ремесленников и колдунов. – Обрадовался старик.
- Ты же у нас один колдун в городе… – Недоуменно пробормотала его дочка.
- Это неважно. Каждый собранный полумесяц – это одобрение жителей города на перемены. Один у нас есть. Второй полумесяц за Хорхвой. – И все уставились на меня.
Я сжал рукоять акинака.
- Тебе нужно убедить всю нечисть города, что мы хотим сделать город Светлой Стороны Луны. – Старик мерно постукивал полумесяцем по столу.
- Вы решили, что я буду помогать вам? – Я зафыркал от смеха. – Я – огр, я думаю только о себе.
- Мир меняется, Хорхва. – Агор положил мне руку на плечо. – Если ты не изменишься с ним, ты исчезнешь.
- Ты ничего мне не сделаешь, Агор, я живу по правилам Города. – Я повторил, потому что не верил в скрытую угрозу его слов.
Её запах по-прежнему пьянил меня, наполняя комнату.
- Но я поговорю с ними, если получу то, что хочу.
Агония подняла на меня страдальческие глаза. Она знала, о чём я говорю.
- А ты не боишься, что отравишься, попробовав моей крови, Хорхва? Твоему близнецу хватило и капли.
Да, она согласна.
- Я рискну.
- Агор, ты будешь его держать, чтобы он не увлёкся. Ивлек, у тебя есть острая сабля.
Она поморщилась и протянула вперёд оголённую левую руку.
- Только один укус. Чуть больше, и ты - уже не жилец.
Джинн и бессарап прикрыли её с флангов. Она провела ножом ровную линию по руке. Я больше не мог сдерживаться.
И бросился к ней с рычанием. Я всего лишь сжал клыками надрез и приник к ране. Мой рот наполнился тёплой кровью. И всё перевернулось.
Я слышал женский смех где-то в темноте. Меня дразнил запах удушливых цветов. Потом как будто прошёл сильный дождь. И я вырос. Я стал большим, очень большим. Я стал скалой. В моё горло полилось что-то сладкое, и я очнулся.
Я лежал на спине, а надо мной стояли все эти люди и нелюди. Я поднялся на ноги, меня переполняло счастье. Я был силён как никогда прежде.
***
Сумеречные жители города собирались в подвальном кабаке «Урчсонне». Я хорошо знал это место. Здесь многие получали работу, заключали сделки и тут же расставались с деньгами. Держала кабак ночная фея из малого проклятого народца по имени Урчсонне. Мне нужно было убедить большинство сумеречных жителей перейти на светлую сторону луны. Я не верил в то, что это получится. Но мне предстояло отработать полученную кровь и вернуться за ещё одним укусом. Агор понял, если бы я солгал. Так что стоило сделать вялую попытку.
Кабак был почти полностью набит, мне пришлось смахнуть пару гномов, чтобы освободить себе место.
Ко мне подошёл сонный молодой брауни.
- Где хозяйка?
- Она занята. Сегодня будет Саммейн. Городу нужен новый правитель.
- А что, Кавук умер?
- Кавука поймали горные тролли. И съели. Вон те. – Брауни вяло махнул полотенцем в сторону троллей. – Какой будет заказ?
- Гхм, красного вина и мяса.
Вот так новость! Кавук был прежним королём сумеречных жителей. И такая глупая смерть. Чем он мог настолько разгневать троллей? Все знали, что у горных троллей ничего не держится в голове дольше двух часов, вот и сейчас они спокойно пили эль, уже забыв жёсткое гоблинское мясо Кавука.
Вино мне принесла сама Урчсонне.
- Как поживаешь, Хорхва? – Она наливала вино из кувшина в кружку.
Я смотрел с интересом на её большие груди. Вот бы проверить, такие ли они упругие, как кажутся.
- Я вижу, ты теперь один. – Она выразительно провела по своей щеке рукой.
Я ещё не привык к тому, что моя слабость исчезла, и теперь мне не нужно прятаться.
- Да, у меня – светлая полоса.
- Насколько светлая? – улыбнулась мне Урчсонне. И её крылышки затрепетали.
- На много. Сегодня будет Саммейн?
- Да. Я чувствую, как что-то носится в воздухе. И вижу, что ты какой-то другой. Не пора ли тебе попробовать себя в Саммейне?
Урчсонне была очень ласкова со мной. Она всегда знала, откуда дует ветер. Может, настало и моё время?
- Урчсонне, кто по-твоему победит в Саммейне?
- Вальдок слишком медлителен. Иркон глуп. Никсона сейчас в тягости. Стоит опасаться отравленного кинжала Кроббера. Не забудь меня, когда победишь Хорхва.
- Ты – настоящее сокровище, Урчсонне. – Я вложил ей серебряную монету в ладонь. И пожал хрупкие косточки.
Фея ещё раз улыбнулась и поплыла между столов. Кроббер тоже был гоблином, с четырьмя верхними конечностями. И припрятанный кинжал – это хороший козырь. Я глотнул вина и понял, что оно было сильно разбавленным. Окружающие меня сумеречные были сильно пьяны. Что ж, с Кроббером у меня имелись свои счёты. Время пробовать новоприобретённую силу.
***
Залитый чужой кровью на исходе ночи я вернулся в дом колдуна.
Старик сидел за столом. Агония проснулась от моего стука. Она сонно потирала глаза и настороженно смотрела на меня.
Мой полумесяц зазвенел по столу.
- Ты хочешь получить плату? – Она вцепилась в одеяло, в которое закуталась.
- Нет. Мне от тебя больше ничего не нужно. Я – по праву король сумеречных жителей города Светлой Стороны Луны.
Меня перестал привлекать её запах. А я помнил аромат ночных фиалок, и знал место, куда мне хотелось вернуться зарыться в этот запах.
Дела этих людей мне были больше не интересны, так что я повернулся и вышел в наступающий рассвет. Я знал, где меня сейчас ждали.
XXI Третий полумесяц. Песня степных трав
Я, вообще-то, не совсем кочевница. Мой отец – Ивлек Серый – бессарап. А вот моя мать – из осёдлых бессарапов. Куджра на самом деле – моя тётка. Спросите любого, что больше всего любит бессарап, и вам ответят – свободу, дорогу и коней. Но мало кто знает, что не все бессарапы такие. У Небесной кобылицы и Степного волка было два сына: старший – Тыглек, о котором сложено много песен, - правильный бессарап, но есть ещё младший – землепашец Кигрис. Тыглек получил в дар табун воздушных коней, а Кигрис – пару волков. От той пары волков пошли одомашненные собаки. И на моём обереге – силуэт первого пса.
Осёдлых бессарапов последователи Тыглека наказывали нещадно. Если узнавали, что бессарапы обзаводятся домом, их сразу вырезали, а дом предавали огню. Во мне течёт смешанная кровь. Моя мать была Ивлой Серой, а отец – Ивлеком Зелёным. Но тяга к земле была сильна для матери, и она оставила свой народ. Я родилась в её светлом доме. Я помню речку, лес, свежий хлеб и парное молоко. Половину года мы с матерью жили в доме, а в другую половину возвращались в стан. Отец часто приезжал нас навестить. Он не одобрял затеи  матери, но и не мешал ей. Мне было пять лет, когда он приехал к нам домой и нашёл только меня. Он отдал меня тётке, и та вырастила меня как родную дочь. Никто ничего не знал, кроме отца, тётки и Ивлы Зелёной. Потому что наша Ивла знала всё. Когда мне исполнилось четырнадцать, отец узнал, что наша мать была убита по приказу Ивлы Зелёной. И он бросил наш бекшьми, и стал Ивлеком Серым. Он не мог забрать меня с собой, потому что я была частью зелёного бекшьми, и не мог мне сказать, почему он ушёл. Всю историю до конца я узнаю позже.
В следующую ночь, ночь очищения после победы нашего бекшьми в битве с белым бычком призрак быка напал на нашу Ивлу и забодал её до смерти. И тогда у многих развязались языки. Так я обрела заново отца и мать и потеряла их. Мне предлагали стать Ивлой, говорили, что богиня благословила меня, но я решила просто уйти. Ивлек Зелёный ушёл вслед за мной.
Мы увидели Агонию на городской площади Ир-Цинны и пошли вслед за ней. Скоро мы потеряли её из виду, но Ивлек разузнал, где она остановилась. Антоний и Ирдинджа временно приютили нас.
***
- Как мы сможем получить полумесяц от горожан, когда мы сами первый день в Мёртвом городе? Ты, дед, не понимаешь, о чём говоришь.
- Вот поэтому вам и надо идти. Бессарапы любят петь. Идите-спойте что-нибудь на рыночной площади жалостливое, чтоб на слезу прошибало. И слова придумайте про город Светлой Луны.
- Антоний, да ты великий комбинатор. – Засмеялась Агония.
- Кто? – Не понял старик.
- Да не важно. Сходите, а Антоний найдёт вам место для жизни. – Посоветовала игница.
Я и вправду неплохо пела, а Ивлек умел играть на дирке, но об этом никто не знал, кроме меня и Куджры.
Я вопросительно посмотрела на брата. Он кивнул.
Он хорошо играл, я хорошо пела. Вот только мы никогда не пробовали этого вместе на публике.
Агония как будто заметила мои сомнения.
- Ну что ты, милая, каждый борется со своим демоном, как может. Выпей стакан этого чудесного травяного чая, и вперёд, на подвиги.
***
Конечно, Ивлеку было сложнее начинать. Но он очень смелый. Он тронул жилы, натянутые на дирке. И я запела. Первая песня была про героя Тыглека. Нам даже кто-то кинул монетку, и я осмелела. Вторую песню я выбрала о травяном море, где бежит конь, словно течёт ручей. Нас останавливались послушать. И тогда третьей я спела песню о доме.
Наш дом есть там, где нас никто не ждёт,
Где скошена трава и собран мёд.
Наш дом на севере открытых троп,
Где огненные птицы прячутся в сетях,
Где ночь права на славу дня
Мы открываем широко врата…
- А спой ещё про Тыглека. – Прервал меня горожанин средних лет. – Про Тыглека, как он убил дракона.
- Тыглек не сражался с драконом, - возразила я.
- Тебе-то что, я плачу, а ты спой, чтоб сражался.
Я видела, как напрягся Ивлек, и начала петь, на ходу сочиняя строки. Горожанин был доволен, бросил мелкую монетку и ушёл.
Мы работали три часа. Мой голос стал хрипнуть, а у Ивлека начало сводить судорогой пальцы, но равнодушные горожане проходили мимо. Беспечные зеваки останавливались ненадолго, а потом тоже шли своей дорогой.
Мы сделали перерыв, а потом играли ещё три часа, пока полностью не стемнело, и поток прохожих заметно не поредел. Я четыре раза повторяла песню о доме в городе Светлой Луны, но она никому не нравилась.
- Надо идти, - сказал Ивлек.
- Но мы так и не получили полумесяц.
- Попробуем завтра. Уже холодно, и мы больше ничего не можем сделать.
Мы вернулись неудачливые к Антонию.
- У нас не получилось.
- Пока не получилось, - добавил Ивлек.
- Пять монеток - весь наш улов, - я ссыпала мелочь на стол.
- Какие у вас деньги интересные, - Агония рассматривала монеты. – Подожди, подожди, а это что?
Мелкий медный полумесяц тускло сиял на её ладони.
- В самый раз, - Антоний подставил к нему свою большую часть. – Значит, тронули кого-то ваши песни, только они вам этого не показали.
- Пора спать, я покажу вам, где вы можете остановиться. – Ирдинджа повела нас, держа в руках ворох одеял.
Мы оказались через две двери от дома Антония.
- Я могу посветить, - Ирдинджа стрельнула глазками в сторону Ивлека.
- Мы сами справимся. – Ивлек закрыл за ней дверь.
И я уснула в его объятиях. Мне было так хорошо и спокойно, как будто я вернулась домой.
XXII Четвёртый полумесяц. Игра в камушки
Когда живёшь на свете не первую сотню лет одним и тем же, дни сливаются в годы, а окружающие лица перестают быть различимыми. Редко выпадет одно чьё-то светлое лицо, на нём задержится взгляд, и дальше вязкое человеческое опять.
Когда теряешь веру в то, что что-то может измениться к лучшему, закостеневаешь. Каждый день – один страшный сон, а настоящих отвлекающих снов и быть не может.
Когда перестаёшь надеяться и забываешь даже само это слово, происходит чудо.
Мой народ, наконец-то, вернулся домой, в свой мир, а я остаюсь. Как не стоит город без праведника, так и не останется здесь камня на камне без одного джинна-хранителя. Но одно произошедшее чудо оставляет мне надежду на другое.
Каждую субботу в девять вечера в доме краснодеревщика Угдоха собираются власть имущие Ир-Цинны – города Обратной Стороны Луны. Привычной дорогой прихожу сюда и я как страж порядка города. Каждый субботний вечер мы разыгрываем город в игре в камушки. Выигравший может заправлять городом неделю, но не пользуется своим правом. Смысл даже не в выигрыше, а в игре. Ведь в любой игре ты играешь с самой судьбой. Тот, кто дольше продержится, уходит из кабинета последним. Сегодня этим последним должен быть я.
***
- Добро – понятие хаотично относительное, значит, не сделав добра – не сделаешь и зла. На один плохой поступок будет меньше. – Самый богатый человек города, купец Кирчхой, тряхнул прозрачными камушками в пухлом кулачке и отточенным движением раскинул первую партию.
- Но бездействие умножает зло. – Угдох тщательно изучал карту камушков. Наконец, решившись, он выбрал два из своих запасов и подкинул их к карте.
Я увидел птицу в очертаниях камушков. Получится ворона, если добавить ещё один камушек, и…
- Зло является причиною войн. Многие селения были разрушены от войн. И на остатках бывших деревень остались только трупы да жирные птицы. Вороны.
Карта Ворона сложилась.
- Эххх, Агор, хорошая какая трёходовочка получилась. – Засмеялся Кирчхой. – Тебе сегодня везёт. Баркиной, начинай вторую партию.
Судья Баркиной взмахнул костлявой рукой. Если бы я не знал его так долго, я бы подумал, что с нами играет сама смерть в своём чёрном балахоне.
- Суть смысла немыслима, - торжественно произнёс он.
- Немыслима красота этого мира, - улыбнулась полными губами Верховная жрица города Номонна и подкинула ещё три камушка.
- Этот мир прогнил, а кое-где и усох, - отпарировал Кирчхой.
- Усохшее дерево не зазеленеет весной. А весна – не время для смерти. – Добавил свою долю Угдох, косясь на Баркиноя.
- Со смертью не шутят шутки.
- Шутки – удел скоморохов.
- Например, скоморохи могут вытащить жабу из болота и носить её с собой. – Вторая партия с выигрышной картой Жабы осталась за Номонной.
***
На шестой час игры мы остались за столом вдвоём с Кирчхоем. Мы ждали, когда нам принесут огня. До конца игры нельзя было вставать из-за стола. Вставший тут же выходил из игры.
Он выстраивал из своих камушков свинку коротенькими пальчиками.
- Что такое, Агор, ты же никогда не любил раньше играть? Откуда такой интерес?
- Всё меняется, даже я.
- В лучшую, светлую сторону?
Принесли огонь, и я не стал отвечать на вопрос.
- Что ж, - Кирчхой потёр локти, - последняя партия, удачи нам.
Я начинал.
- Все говорят, что свет предпочтительней тьмы.
Кирчхой насупился:
- Но тьма первична. Из тьмы родился свет.
- Свет дарит надежду и процветание.
- Процветание стоит на благосостоянии жителей, скажем, города.
Мне мешало два камня, но я мог убрать только один.
- Город должен меняться, иначе он обезлюдеет.
Купец прицеливался:
- Без людей всё одно: что свет, что тьма.
- Тьма даёт рождение, но свет нужен для роста.
Карта опять поменялась до неузнаваемости.
- Рост непременно должен кто-то контролировать. Что хорошего нам может дать неконтролируемый рост?
Кирчхой был самым лучшим игроком. Он любил делать циклические фразы и задавать риторические вопросы. Но мне нужно было ответить на этот вопрос.
- Рост улучшает качество жизни и… уменьшает боль.
Кирчхой покачал головой, улыбаясь. Я допустил логическую ошибку.
- Ты хотел сказать «преумножает боль». Ведь боль смягчает только смерть.
И я ясно увидел череп на карте камушков. Он дважды выиграл.
***
Радушный хозяин прощался с нами у дверей. Кирчхой получил пару звонких поцелуев в мясистые щёки и повернулся ко мне. Он жестом предложил мне забраться в носилки, и нас понесли по городу.
- Мне сказали, что в нашем городе больше не будет эркисс, это правда?
- Да. Мать сняла проклятие с города и с джиннов.
- Но ты всё же здесь. – Купец зевнул. – И что ты теперь будешь делать?
- Как и прежде – следить за порядком.
- Один? Мои рабы ленивы, им нужен хороший кнут, а мне – телохранитель. Пойдёшь ко мне работать? Я не поскуплюсь.
- На сколько ты хочешь меня нанять?
- До конца жизни. И, если я не умру от старости, в тёплой постельке, виноват в этом будешь ты. – Кирчхой ткнул в мою сторону нежно-розовым пальчиком.
Кирчхой был наполовину человеком и наполовину потомком лесной свиньи. Это означало, что он мог прожить ещё пару сотен лет при хорошем раскладе. А при плохом – моя репутация была бы запятнанной.
- Это твой задаток. Золотой полумесяц.
Ещё двести лет в рабстве, под началом свинообразного купца.
- Я согласен.
- Вот и славно. Начнёшь сегодня с полудня. У тебя есть несколько часов закончить свои дела. – Кирчхой подмигнул мне. – Эй, остановите.
Мы остановились ровно у дома Антония. В этом городе нельзя было скрыть секретов. Хотя прежде у меня их никогда и не было.
Я держал в руке полумесяц, но моя луна была по-прежнему не освещена.
XXIII Дерево жизни
Мне не дали толком поспать. Одни уходили, другие приходили. И так всю ночь. Утром я сидела с чугунной головой и смотрела, как дед Антоний пытается составить полную луну из четырёх полумесяцев разного размера. Меня начала раздражать его суетливость.
- Дай, я попробую. Ты же видишь, они не сочетаются.
Антоний оставил свои попытки собрать пазл. Но лихорадочное веселье его не отпускало.
- Черт, у меня тоже не получается. Мы сделали что-то не так?
- Нам нужно дерево, чтобы скрепить полумесяцы между собой.
- Почему дерево? – мне быстро надоело это занятие.
Антоний бережно собрал полумесяцы в бархатный мешочек как будто из-под ладанки.
- Дерево – это жизнь. И нам необходимо заручиться поддержкой самой жизни. Полумесяц – это явное или неосознанное согласие жителей к переменам. Теперь луна должна повернуться к нам светлой стороной.
Я вытянула ноги. Бессонная ночь никак не могла улучшить моё настроение.
- А почему это, любезный Антоний, ты так хочешь оживить Мёртвый город? Чем тебя так привлекает сторона добра?
- После меня останется имя. Разве память о человеке не должна быть доброй? – Ответил мне вопросом на вопрос старик.
- Тебе самому будет уже всё равно. От твоего тщедущного тельца и следа не останется через несколько лет.
- Выпей тёплого молока с мёдом, тебе станет легче. – Ирдинджа поставила передо мной глиняную чашку.
- Спасибо. Я, что, кажусь такой злой с утра?
- У тебя была тяжёлая ночь. – Девушка вымученно улыбнулась, и я поняла, что перегнула палку со своей критикой происходящего.
- Ладно. Что мы делаем дальше?
- Полная луна должна быть скреплена деревом, а потом тебе надо передать её богине.
Завтрак подкрепил мои силы, и мне захотелось пройтись.
- Значит, начнём с малого. Как будем скреплять?
- К северу от города живёт плотник. Река через северные ворота выведет тебя к нему. Он тебе поможет, - объяснил Антоний.
- Почему плотник живёт за городом? – Удивилась я.
- Он не любит каменные дома. Ты всё поймёшь, когда его увидишь, - почему-то Ирдинджа смутилась.
- Ну что ж, я готова идти к плотнику, который не любит работать по камню. Я надеюсь, там не опасно? Я не очень люблю реки.
- Тебе нечего бояться. – Ирдинджа обняла меня. – Он скажет, как тебе попасть к богине. Так что, может, мы ещё не скоро с тобой увидимся.
Я пожала руку Антонию, взяла походную сумку и закрыла за собой дверь. Итак, мой путь лежал на север.
***
Я шла по берегу реки весь день, пока не наткнулась на причал, вынырнув из извилистого рукава. На причале, свесив ноги вниз, сидел мужчина и что-то вырезал из дерева ножом. Я сразу поняла, что это и есть мой плотник.
- Бог.., хм, богиня в помощь, - вежливо поприветствовала его я.
- Спасибо, - он отложил в сторону работу. – Ты за деревянным подлунником?
- Наверное, да. А что, к вам все ходят за подлунниками?
Он улыбнулся, и его залюбленное солнцем лицо засияло внутренним светом.
- Нет, но что-то мне подсказывает, что тебе он точно нужен. Идём в дом.
Он был из тех людей, которые сразу располагают к себе. Но я была настороже.
- Покажи, что там у тебя в мешочке. – Я сидела напротив него через узкий стол. В хижине было тепло, и мерный огонь толстых свечей создавал иллюзию уюта.
Я высыпала полумесяцы перед ним на стол.
Он сосредоточенно нахмурил брови, что-то примеряя.
- Хорошо. У меня есть кусочек живого дуба, он как раз подойдёт.
Плотник поднял на меня тёплые зелёные глаза: - Ты голодна?
- Да, есть немного.
- Ты как раз успеешь перекусить, пока я сделаю работу. – Он поставил передо мной тарелку с мясом и овощами и кувшин с морсом.
- Спасибо, - навязчивый мясной запах тут же заставил рот наполниться слюной.
***
За сытостью пришла сонливость, и я боролась с ней, сидя за столом, и ожидая плотника. Когда я в очередной раз очнулась от минутного сна, я поняла, что лежу на кровати, а рядом со мной сидит плотник.
- Вот твоя луна. Забирай.
- Спасибо, сколько я вам должна? – Я разглядывала получившееся. Неоднородная, красивая, но точно светлая на светлом дереве, тёплом на ощупь.
- Три флорина. – Плотник с любопытством смотрел, как я отсчитываю деньги.
- Меня что-то совсем сморило, извините. – Я отдала монеты. - Мне нужно идти дальше.
- Да, я перенёс тебя на кровать, чтобы ты не упала со стула на пол. Куда ты собираешься идти?
- Я должна передать эту луну Всеблагой Матери, и мне сказали, что вы знаете, как её найти.
- Да, я скажу тебе. Но отправляться в путь ночью – не самая лучшая идея. Тем более, сейчас поднялся туман. Оставайся, выпьем вина. У меня редко бывают гости.
Я тонула в радушии, которое он излучал. И мне не очень-то хотелось выходить в промозглую сырость.
- Если я буду вам не в тягость.
Мы пили вино и говорили о разном. Потом пришло время сказок. Я вспомнила пару скандинавских мифов. Он рассмеялся над историей, как Скади выбирала себе мужа по ногам. Таким сочным красивым мужским смехом. Фрр, я чувствовала себя слегка загипнотизированной.
- Матери понравится твой подарок. А что ты за него попросишь?
- Ну, у меня есть пара мыслей, - я попыталась ускользнуть от ответа. – Почему ты живёшь здесь, на реке? Ты не любишь людей?
- Я как раз очень люблю людей.
- Но на отдалении, - я не сдержала смешок. – А как тебя зовут, я ведь и не знаю.
- Разве не знаешь? – Тихо спросил плотник. – Посмотри и вспомни.
И я посмотрела. Прямо в его хвойные глаза. Я увидела там себя. И я увидела там его. Он был мне отцом и мужем одновременно. Он был седым океаном, а я – вытекающей рекой. Я убегала от него, но он всё время догонял. Я вспыхнула. Я горела огнём. Я источала жар. Но он принёс мне благословенную прохладу. Тогда я разлилась водой. Я находила малейшие лазейки и просачивалась в них, но он опережал меня на шаг, собирая по каплям преградами. И тут я стала землёй. Я лежала под щедрым солнцем и чувствовала, как из меня растёт трава. Я была матерью всего сущего. Я была необъятна, но он смог объять меня и накрыть огромным куполом. Я стала ветром и унеслась высоко. Я поднялась туда, где было ослепительно и холодно. Где только другие ветры тревожили меня. И тогда я поняла, что всегда знала его имя.
Я потянулась, и мои пальцы ног нащупали шершавое дерево. Я проснулась одна в постели плотника. Наверное, уже настало утро. Наконец-то, я смогла замечательно выспаться, и мне было спокойно и хорошо.
В его рубашке я вышла из хижины и ступила босыми ногами на мокрый от оседавшего тумана причал. Плотник снова сидел на том же месте, где я впервые его увидела, спиной ко мне. Я села рядом с ним.
- Туман рассеивается.
- Да, - он удержал мою ладонь на своём плече. – Я уже пристроил твои флорины. Смотри.
Я присмотрелась и поняла, что вокруг причала было множество лодок.
- Что это?
- Это все люди, которые приходят со мной попрощаться. Я благословляю их отправляться дальше.
Я поняла, что каждая лодка была рассчитана на одного человека, в горизонтальном положении.
- И ты, - мой голос отчего-то дрогнул, - Ты отправляешь их к богине?
- Дальше река растраивается. Пора им плыть.
Река всколыхнулась волной изнутри. И лодки сами, как будто отталкивались от берега. Одна за одной, они тихо уходили вдаль к восходящему солнцу, мутно просвечивающему сквозь пока ещё держащийся туман.
- Ты меня пугаешь, - я попыталась встать, и он отпустил мою руку.
- В течении жизни нет ничего страшного. – Зелень его глаз не отпускала меня.
- Я бы проводил тебя к Матери, но не сегодня.
Он подошёл ко мне, провёл нежно по волосам и поцеловал в лоб.
- Тебе придётся немного подождать, - я утонула в его шёпоте.
И смогла вынырнуть только в своём старом-добром мире выдержки двадцать первого века. Ослепительно холодном и населённом одними ветрами.
XXIV Старый муж
Меня лихорадило после очередного погружения в другой мир. Я включила компьютер, чтобы успокоить разум блужданием по искусственным картинкам Интернета.
Соцсети. Так. Нам пишут. В три часа ночи не спала Таша и набирала мне сообщение. «Мне так чертовски плохо. Приезжай.»
Мне было немногим лучше. Разделить на двоих плохое стоило. Эхх, за вычетом такси оставалось семьсот пятьдесят рублей, а жить мне на них ещё полторы недели. Ну, ничего, я подумаю об этом завтра.
Ровно через сорок пять минут я стояла у Ташиной двери. Таша обожала слушать оперу, когда у неё было плохое настроение, как, например, сейчас. Я в музыке не очень разбираюсь, но «Золото Рейна» узнала определённо, даже сквозь дверь. Когда Таша справилась с замками, меня сначала сбила с ног мощная волна музыки, а потом и сама Таша.
- Ну, наконец-то!
- Ухх, - я осторожно высвободилась из её объятий. – А у тебя с соседями хорошие отношения?
- С хорошими – хорошие, а плохих у нас не заселили ещё.
- А. Ох, я же с пустыми руками.
- Этого добра у нас хватает. Проходи.
И Таша проводила меня на просторную кухню. На столе и на полу стояли открытые бутылки шампанского. Полные.
- Хочешь? – она хлопала дверцами в поисках фужера.
- Да нет, я лучше чаю.
- Правильно. – Таша подняла руку. – Я тоже хочу, чтобы голова была ясной. Сейчас-сейчас.
- Так ты празднуешь или горюешь? – Я решила освободить стол, убирая бутылки. Таша мне помогала. Мы выстроили целую угрожающую линию вдоль подоконника.
- Всё сразу. – Погоди-погоди, я хочу песню Земфиры поставить.
Я прихлёбывала ароматный чай и слушала уже третью версию исполнения про старого, грозного мужа.
- Итак? – На четвёртом разе Земфира выдохлась.
- Я рассталась с Коленькой.
- Ооо. Давно?
- Шестой день. – Таша прилегла на стол как сонный студент на скучной лекции.
- И как оно?
- Плохо, но лучше, чем было. Знаешь, я вдруг поняла, что есть много вещей, которые я ещё не сделала. А вместо этого я трачу свою жизнь на проживание чужой. Как будто я стою за кулисами и смотрю на то, как играют жизнь моей мечты. И мне кажется, что, если прима заболеет, сломает ногу или бросит сцену, то её место займу я.
- Но прима здорова и весела.
- Нет. – Таша была непривычно серьёзна, такой я не видела её никогда. – Даже если всё получится, и прима уйдёт на заслуженный отдых, и я выйду на передний план, я очень скоро пойму, что от софитов слепну, партнёр оттаптывает мне ноги, а самое неприятное – сбоку от меня, в тени кулис, будет стоять юная девушка в светлом платье и ненавидеть меня и желать мне поскользнуться или потерять голос. Я осознала это совсем недавно.
- Ну-у. Философично, - протянула я. -  А знаешь, ты должна быть благодарна Коленьке.
- За что? – Таша подняла удивительной красоты брови.
Я взяла с подоконника бутылку и подняла её, как будто говорила тост.
- За то, что ты не стала примой. За то, что ты не закрывала вынужденно глаза. И хорошо танцевала.
Я поднесла бутылку к раковине, и слабый, сладкий раствор этанола полился ручейком.
Таша хмыкнула и добавила.
- А ещё спасибо за не до конца сломанную жизнь, за недопитое вместе вино, за то, что не сбылось. Дай, я сама.
Вторая бутылка пошла в расход.
Я поймала мандраж.
- Пользуясь случаем, хочу передать привет всем попутчикам по жизни. Спасибо за мозоли на сердце. За километры вымотанных нервов и за счастье, которое я строила сама, без вашего участия.
- И за любовь, - шепнула Таша.
- Да, и за любовь, которой вам никогда не испытать.
Спустя семь бутылок мы сидели на полу под открытым окном, морщась от дурного запаха. Невысказанные слова были сказаны и лежали беспомощно вокруг нас на полу тёмными сгустками.
- А у тебя как дела? – Вдруг улыбнулась Таша.
- У меня настало время перемен. Ухожу с работы прямо в закат.
- Куда? – не поняла Таша.
- Да не знаю пока. Туман и неопределённость.
- Слушай, а давай магазинчик откроем. У мамы подруга в Индию перебралась. Будем оттуда специи привозить, сари там, благовония.
- На магазинчик я пока не накопила.
- Да ничего. Поработаешь пока продавцом. Сделаем сообщество в Интернете. А там посмотрим. У тёти Веры – безупречный вкус. Ни у кого в городе такой красоты не будет.
- А что, хорошая мысль. Ну что, пойдём спать? К сожалению, завтра мне не в наш чудный индийский магазин.
- Это только завтра. – Таша поднялась с пола и подняла меня за руку. – Я очень рада, что ты приехала. Спасибо.
XXV Сюжеты о блудном сыне не устаревают
Три часа сна – это не очень много. После обеда мне дико захотелось спать, и я решила выйти прогуляться. Я надеялась, что мартовский влажный воздух меня немного взбодрит.
И в узком живописном переулке я встретила его. Три года в не самом маленьком городе мне везло не натыкаться на родного отца, и на тебе – лимит везения исчерпан. И он даже, кажется, меня узнал.
 - Ира? Ира, это ты? – Он преградил мне дорогу. – Как ты, вообще? Как живёшь?
- Прекрасно я живу. По крайней мере жила до сегодняшнего дня. – Я, не мигая, смотрела на него в упор. Его несвежее лицо. Растерянные глаза.
- Давай зайдём хотя бы в кафе, посидим-поговорим. Я шёл и даже не думал, а тут ты.
- Шёл, так иди.
Он не отпускал мою руку. Мне стало его жалко.
- Ладно, у тебя пятнадцать минут.
***
Отец прихлёбывал зелёный чай, видимо, для оздоровления. Я пила кофе.
- Ну всё, я пойду, - я попыталась сказать это максимально мягко.
- Тебе, может, деньги нужны.., - он вытащил помятые пятьсот рублей.
Я хмыкнула при виде аттракциона невиданной щедрости.
- Ты мне, пожалуйста, звони. Хотя бы иногда. – Я услышала уже, уходя.
Номер телефона я взяла. Наверное, зря.
***
На сегодня у меня оставалась ученица, которая жила дальше всех, и мне приходилось добираться до неё на метро, но и платили мне там больше всего, так что я была не в обиде. Я выбралась из вагона и продвигалась в потоке людей к эскалатору. И тут на меня налетел какой-то парень. Сшиб и пробежал дальше к поезду. А двери закрылись перед самым его носом.
- Стоило оно того? – Я не сдержала недовольства.
Он обернулся. Сначала я заметила безумные глаза. Подумала, что наркоман. И тут меня озарило. Это же Драгон.
- Плохо выглядишь, Драгон, - тихо сказала я, ещё не веря, что узнала.
- Ты! – Он угрожающе приближался ко мне, а я отступала назад. – Твой дружок огр выпилил меня из Ир-Цинны. – Его голос срывался неровной интонацией.
Надо было бежать. Я понеслась к эскалатору, уворачиваясь от людей. Он помчался за мной.
- Не бегите по эскалатору! Не бегите! – Тётушка из будки громко предупреждала о последствиях. И я бы рада была не бежать, но мне приходилось одолевать ступени, а я совсем не умею бегать. На самом верху я остановилась отдышаться, спрятавшись за высоченным мужчиной. Драгон меня почти догнал, но потерял из виду.
Я зашагала к дверям. Драгон рванулся за мной, но его остановили люди в синей форме. Я оглянулась. Они что-то объясняли ему, а он был совершенно не в адеквате. Казалось, что он уже не видит ничего вокруг себя.
С тяжёлым сердцем я вышла на поверхность. Хотя он это заслужил. А Хорхва всё-таки вернул мне долг, как смог.
XVI Корни
- Подождите, подождите! – Мне придержали лифт, и я успела забраться внутрь с двумя пакетищами продуктов.
- Спасибо.
- Пожалуйста, - женщина неопределённого возраста с ярко-рыжими, определённо крашеными кудряшками хмуро смотрела на меня.
Мы вышли на одном этаже.
- А ты ведь Сашкина подружка? – Она окликнула меня уже у дверей.
- Ну, мы знакомы. А вы его мама, да?
- Да, а чего ты к нам не заходишь? Ты там болела чем-то?
- Эмм, ну да. Коклюшем.
- А Сашка сказал, что свинкой. Он-то не болел детскими болезнями. Я с ним сама дома сидела.
Я пожала плечами, мне не очень интересно было продолжение разговора.
- Приходи вечером на чай. И Сашка рад будет. – Она вставила ключ в замочную скважину, отвернувшись от меня. – Часов в девять. – Тут она взглянула на меня. – Придёшь?
- Я постараюсь. До свидания. – Последнее попало уже в захлопнутую дверь. Ну и ладно. Я не собираюсь никуда идти.
***
- Да, я любопытна. Но я же не знала. – Юля исповедовалась мне по телефону.
Я почесала левую пятку. Сидеть с вытянутыми ногами, игнорируя любую обувь, стоит того, чтобы жить.
- Допустим. А зачем ты сказала ему?
- Но мне же нужно было поделиться. И он ушёл, хлопнув дверью. Его нет уже три часа.
- Гоша хороший. Он тебя любит. Немного вспылил. Я бы на его месте повела бы себя ещё хуже. Понесло тебя в его телефон.
Юля вздохнула: - Веришь, нет, первый раз за все три года. И первая серьёзная ссора.
- Приготовься встречать омовением ног и вытиранием их волосами.
- Это мы устроим. Пусть только вернётся. Ооо. Я тебе перезвоню. Пока.
- Пока, - ответила я уже гудкам. Положительно меня сегодня игнорировали. Мой взгляд упал на часы. Половина десятого. Может, стоит заявить о себе?
***
Мне открыл Сашка.
- Привет. Неожиданно, но приятно.
- Да? – Я заглянула за его плечо. – Здрасьте.
- Здравствуй Ирочка, проходи.
Я и прошла.
Сашкина мама усадила меня за стол и гоняла Сашку то за чаем, то за печеньем. Я узнала, что её зовут Елизавета Анатольевна, и что гречка опять подорожала.
Мы сидели за столом. Неудобно было всем.
- Так, меня же кума ждёт уже полчаса. Я ушла.
Елизавета Анатольевна засобиралась и действительно ушла довольно скоро.
Мы остались вдвоём.
- Ты как? – Сашка смотрел на меня. В домашнем он казался каким-то беззащитным. И милым до тошноты.
- Да нормально. А что ты делал, пока я не пришла?
- Фильм смотрел. «Имперский полюс». Ты не видела?
- А. Нет, не видела. Интересно?
- Да я только начал. Посмотрим?
- Ну, пойдём. – Я захватила с собой нагретую чашку.
***
Ближе к часу ночи я услышала, как Елизавета Анатольевна вернулась.
- Тактичная у тебя мама.
Сашка дремал у меня на плече.
- Мгм. Ты просто ей нравишься, - сонно пробурчал он.
- Знаешь, поздно уже, я, наверное, пойду.
- Да куда, куда ты пойдёшь. – Сашка всполошился и просто притянул меня к себе рукой. – Спи уже. У тебя выходной завтра.
Я позволила себе погрузиться в мягколапый уют.
***
- Ты слишком крупно режешь картошку. Дай я порежу. – Я покорно отдала Сашке нож.
- Я, кажется, говорила, что не люблю готовить.
- Тогда мой посуду.
- С удовольствием.
- Попробуй мясо.
Я потянулась к ароматно пахнущей ложке. Сашка дул на мясо.
- Божественно.
Он недоверчиво застыл: - А ну-ка я сам. Недосолено. Да ты мне бессовестно льстишь.
Я широко улыбнулась: - Недосол – не пересол. Вкусно же.
Сашка обнял меня со спины и укусил за ухо.
- За лесть полагается наказание.
Я не сдержалась и хихикнула:
- Очень страшное наказание.
Он прошептал мне на ухо:
- Пусть это будет самое страшное, что с тобой случится.
- И с тобой.
Ах, если бы это было действительно так. Я стала бы счастливой и спокойной, безмолвной как мягкая трава.
XXVII Память и беспамятство
Весна нерешительно вступала в свои права. Днём она осматривала свои новые владения, вслушивалась в капель и вглядывалась в лужи. А ночью возвращалась зима. Мне же пора было навестить могилу матери. Иногда это помогало мне привести мысли в порядок. Я щурилась от непривычно яркого солнца, но перчаток не снимала – на пронзительно холодном ветру застывали пальцы.
Со мной на кладбище приехал и Саша. Я отговаривала его, но он был непреклонен в своём желании меня поддержать. Мы сошлись на том, что он подождёт меня в ближайшем ТЦ. Мы и так проводили много времени вместе в последнюю неделю. Как ни странно, меня это даже не раздражало.
Я нашла нужную могилу. Под редкими деревьями снег ещё не растаял полностью и превратился в твёрдую скользкую корку. Я смахнула веничком мусор и присела на лавку. Мама. Мама. Наши родители – из того тревожного поколения, когда не было проблем. Бесплатная учёба, медицина, жильё от государства. И постоянная тревога. Может, это было предчувствие расплаты за все блага? И неумение любить, только делать близких зависимыми и передавать им свою тревожность. Порочный круг. Я курила запретную сигарету и смотрела на мамину фотографию. Памятник ставили уже через несколько месяцев после похорон. И я даже не знаю, кто выбирал фотографию, но выбор был правильным. Мама выглядела молодо и немного строго. Она чуть улыбалась. Я нечасто видела её улыбающейся при жизни. И всё-таки именно такой она осталась для меня. Мне хотелось ей столько рассказать. Я знаю, она бы выслушала меня, спокойно, не перебивая. Но по странной иронии то, что со мной происходит сейчас, я могу рассказать только её почившему телу. Больше мне не поверит никто. А я уже начинаю опасаться за свой рассудок. Мне хотелось определённости, устойчивости. Мне надоело, что меня срывает из одной реальности в другую. Я хотела покоя. Я хотела обычной, мирной жизни, но что-то внутри меня знало, что за мир ещё придётся побороться.
Я воткнула наполовину докуренную сигарету в снег. Вредные привычки могут меня только ослабить, а я не в том положении, чтобы позволять себе роскошь использовать допинг.
Кладбище было большим и старым. Старые захоронения сливались с парком, а парк уходил дальше в лес. Кроме меня людей практически не было, я слышала только птиц. Я обходила полукругом старую часть кладбища, чтобы выйти к воротам, но никак не могла выйти на правый поворот. Я взглянула на часы. Дорога заняла у меня полчаса вместо привычных пятнадцати минут, а поворота всё ещё не было. Кажется, я заблудилась.
Я знала, что широкая дорога выведет меня к будке охранников. Я перешла на неё, но вместо будки только глубже зашла в парк. Что-то здесь определённо было не так. Я вытащила телефон из кармана. Ни одного деления связи. Экран, вообще, был пуст.
Я смотрела в одну точку на дорогу. По моей воле выросло небольшое пламя. Я погасила его. Ко мне неслась моя саламандра. Она забралась, цепляясь коготками по одежде, на воротник пальто. Я расстегнула ворот, и она юркнула внутрь. Я почувствовала, как она вернулась в татуировку. А я по-прежнему оставалась в лесу, слегка тронутом весной. Но в этот раз я была готова ко всему. Я продолжила свой путь, оставляя за собой полоску огня. Мой самый прекрасный, мой самый ужасный мир, сегодня я иду к тебе навстречу.
XXVIII Три ипостаси богини. Круги безвременья
Дорога, по которой я шла, вела себя очень странно. Казалось, что её рисовали за пять секунд до того, как я на неё ступала. Она расширялась, сужалась, уходила зигзагами или вдруг становилась прямой, как шоссе. Всё моё внимание сосредоточилось на дороге. И, наконец, я вернулась к исходной точке. Кольцо огня подобно извращённой версии ленты Мёбиуса сомкнулось. Здесь меня встречали.
Невысокая девочка лет восьми с волнистыми волосами и нелепо наросшими друг на друга зубами сияла счастливой улыбкой. Она кинулась мне на шею. Я опешила, ожидая подвоха, и осторожно сняла её с себя.
- Ты пришла! Вот, держи. – Она вложила мне что-то в ладонь. – Папа просил тебе передать.
Рука вспомнила знакомое ощущение ещё до того, как глаза узнали составную луну на деревянном подлуннике.
- Твой папа – плотник? – Я опять забыла его имя, и почему-то не хотела его спрашивать.
Девочка смотрела на меня всё также восторженно: - Ну да, и мой тоже. Ещё он сказал, что мне нужно тебя проводить.
Она взяла меня за руку.
- Пойдём, я покажу тебе, как идти.
Я припрятала луну в карман.
- Тут как-то без поворотов. Просто одна дорога.
- Да, но я покажу тебе не куда идти, а как.
И мы пошли. По дороге девочка беззаботно болтала и рассказывала всё подряд. Скоро от её щебета у меня почти заболела голова.
- А чего ты так тепло одета? Лето же. – Она вдруг остановилась и дёрнула меня за рукав.
И действительно, пока мы следили за дорогой, пейзажи изменились на летние. Я взмокла от жары, перекинула пальто через руку и закатала рукава у рубашки.
- Я люблю лето, но ужасно боюсь жуков, - не унималась моя проводница.
- Каких жуков? Колорадских?
- Я таких не знаю. Чёрных, жужжащих. Они могут залететь в ухо и остаться там. И в голове у тебя всё время будет жужжать.
Кажется, я была близка к такому состоянию.
- А я в детстве боялась пауков с толстыми мохнатыми лапками.
- И сейчас боишься? – Она приоткрыла рот в ожидании ответа.
- Нет, сейчас не боюсь. Потрогала их на ощупь. Они мягкие и совсем непротивные.
- Значит, и я перестану бояться, когда стану взрослой?
- Конечно, перестанешь. У тебя будут другие страхи. – Успокоила её я.
- Ну вот. – Девочка остановилась и отпустила мою руку. - Дальше тебя проводит моя старшая сестра. Иди прямо.
Она побежала назад. Я обернулась и не увидела её. А передо мной выросла стройная девушка с синими волосами лет девятнадцати.
- Жара скоро спадёт, - она сочувственно смотрела на меня.
- А ещё долго идти?
- Это зависит от тебя. О чем вы говорили с моей сестрой?
- О разном. О жуках и пауках.
- Понятно. Да, она ужасно боится жуков. А ты боишься пауков?
- Раньше боялась, сейчас уже нет.
Пейзажи за пределами дороги стали весенними. А мы шли вдоль двойной дорожки из огня.
- И это всё? Чего ты ещё боишься? – Синеволосая спросила как будто невзначай.
Мне не нравилась эта тема. Я не люблю говорить о своих фобиях. Я решила слукавить.
- Ну вот, ещё я боюсь говорить на публике. Мне даже иногда снятся сны, когда я должна выступать, пытаюсь что-нибудь сказать, а не могу. Язык не слушается. И все смеются.
Девушка кивнула. Мы завершили очередной круг, и две огненные дорожки соединились.
- Что теперь? Мы уже дошли?
- Нет. Нам нужно продолжать путь, - невозмутимо сказала она.
Я начинала уставать. И было непонятно, сколько времени займёт вся дорога.
- Ну, хорошо. Я ответила не совсем точно. Я боюсь другого. Мне страшно, что я окажусь плохой: сделаю что-то неправильно или скажу не то, что стоит говорить.
- Плохой перед всеми? – Уточнила моя спутница.
- Нет, только перед теми, кто важен для меня.
- Хорошо. – Она шагнула назад и помахала мне рукой.
А впереди меня ждала новая проводница. Тридцатилетняя молодая женщина с фигурой, похожей на грушу.
- Идём, дорогая. – Она улыбнулась мне, и я увидела участие в её глазах.
- Накинь пальто. Сейчас уже не так тепло, как летом.
- Это ранняя осень? – Догадалась я.
- Да. Ты ведь уже поняла, как тебе быстрее добраться до Матери? Ты не очень устала?
- Пока нормально.
Я покопалась в памяти и выудила довольно безобидный страх.
- Я боюсь неизвестности.
- Все боятся неизвестности,  милая. Что-нибудь ещё?
Была-не была.
- Я боюсь воды: рек, озёр, моря. Боюсь настолько, что ноги сводит судорогой, я цепенею и сразу же тону.
- Ну что ж. За разговорами время проходит быстро. Вот мы и пришли. Сюда.
Невесть откуда справа расстелилась тонкая тропинка. Мы ступили на неё. И через пару минут оказались у входа в пещеру.
- Тебе можно войти.
И я вошла.
Я хватилась, что не успела поблагодарить и попрощаться с последней провожатой. И, к своему удивлению, заметила, что она вошла следом за мной.
XXIX Хаос
- Ну, как тебе здесь? Я подожду с тобой. – Ага встрепенулась было, а потом успокоенная моим присутствием она нерешительно прошла в центр пещеры и начала осматриваться.
Там было на что посмотреть. Мне всегда нравилась эта пещера. Я немало лет потратила на её обустройство. На уступах были закреплены светильники с негасимым огнём. Искусно вырезанные выступы напоминали волны на одной из стен. Другую стену я покрыла зелёным и ярко-голубым мхом разных видов.
- Как-то холодно и пусто.
– Правда? А мне всегда казалось, что здесь уютно.
Ага сделала круг и присела на деревянную скамью у входа.
- Зачем ты искала Мать? – Я вовсю пыталась изобразить любопытство. Я уже и забыла, как это делается.
- Мне нужно ей кое-что передать. – Бедная девочка, такая усталая, такая печальная.
- Ты можешь отдать мне. Неизвестно, когда она вернётся в пещеру. Может, сегодня, а, может, и через несколько лет.
- А ты ведь сама не..? – Она осеклась и кивнула. – Хорошо, возьми, - и протянула мне мешочек из ткани.
Я взяла, не глядя, и сунула в карман.
- Это всё?
Агония смутилась.
- Ну, не совсем. Я хотела с ней поговорить.
- Ты можешь сказать мне. Всё, что услышу я – услышит и она.
- Это… личное.
Я пожала плечами: - Тогда придётся ждать.
Она закусила губу.
- Я не могу долго ждать. Ладно. Скажи ей, что я хочу быть как все. Я хочу жить просто, я не хочу больше никаких чудес из чужого мира.
Я легонько тронула её совсем ещё не выступающий живот, в котором поселилась огненная искра.
- Это было последнее чудо.
Ко мне сбежала саламандра. И я тряхнула внезапно отросшими до колен волосами. И весь её огонь вернулся ко мне. Весь, кроме искры в животе.
Она схватилась за живот.
- Я?
Я улыбнулась ей. Мне нравилась эта хрупкая девочка. Они все такие хрупкие, но вытягивают всё, сколько бы ни положить на их плечи.
- Плотник тебя благословил. Отец всех ныне живущих стал отцом и твоего ребёнка.
Она всё ещё не могла поверить.
- У тебя родится маленькая рыжая девочка. И все озвученные страхи оставят тебя.
Она смотрела на меня с мукой, как человек, который привык к ударам.
- Тебе нужен другой взгляд, девочка, и скоро он у тебя появится.
- Есть ещё кое-что, - она проговорила непослушными губами. Как быстро они справляются с потрясениями. С начала времён мало что изменилось.
- Агор прослужит городу Светлой Стороны Луны ещё сто пятьдесят лет. А потом его сменит Бригг на следующие сто пятьдесят лет. И так далее. Один джинн останется хранителем города. Но это необязательно должен быть один и тот же джинн.
- И ты мне обещаешь, что я больше никогда сюда не вернусь?
- Ты не вернёшься.
Мгновение. И я опять осталась одна. Я сняла с себя изумрудное ожерелье и опустилась на изящный стул, возникший по моему желанию. Сегодня буду играть музыку. Живые, почти осязаемые чувства вдохновляют.
XXX И больше никогда
Вчера мне было тридцать лет. Я сижу за столом и наслаждаюсь одиночеством. Муж уложил младшего сына и давно спит сам. Старшая дочка заснула полчаса назад. Я расчистила стол и сижу за пустым, большим столом.
Через два месяца дочка пойдёт в первый класс. Я тревожусь за неё. У неё такое живое воображение, ей всегда снятся цветные сны, и она совершенно не умеет врать. Ловец снов из нашего магазина экзотических товаров охраняет её от кошмаров.
Я живу рутинно. Но я люблю рутину. Я давно научилась пережёвывать несказанные слова и несбывшиеся сны. Я удивительно счастлива. Я построила свой дом. И я почти не помню то, что случилось со мной восемь лет назад. Мне кажется, что моя маленькая Саша что-то припоминает, но я успокаиваю себя, что этого просто не может быть.
***
- Всё от огня – огонь. - Говорит большая коричневая женщина.
- И я огонь? – Округляет глаза в удивлении маленькая рыжая девочка.
- Ты пока головёшечка, мааленький огонёк. – Она улыбается. Она высокая и красивая.
Девочка подаёт ей руку, и они идут гулять по залитому солнцем городу. На женщине блестит ожерелье из больших зелёных камней, так ярко, что больно смотреть. Девочке пока не интересно носить камни. Она знает, что, когда придёт время, ожерелье останется у неё самым лучшим подарком.
;