Укрой меня. И я останусь

"С трудом выбравшись из каменной расщелины, я остановился и какое-то время стоял согнувшись, упираясь руками в гудящие колени, пытаясь справиться с дыханием и покачиваясь то ли от ветра, то ли от лёгкого головокружения, вспоминая только что проделанный путь. Да.. дурная голова, на самом деле, не подарит ногам ничего хорошего. И рукам, в том числе, если их к ногам причислить. Я стоял и шатался, шатался и стоял, вытирая саднящей ладонью текущий по лицу пот и рассматривая ломаный контур королевской груди с совершенно чётко выделяющимся на фоне темнеющего неба соском. Плевать на то, в каком виде я сюда залез. Мне хорошо здесь. Собственная грудь бурлила и булькала от какого-то пацаньего восторга, распиравшего меня, словно бумажную хлопушку, на которую надавили рукой.
- Здравствуй, подруга, - негромко проговорил я, обращаясь к согнутым передо мной коленям, - я снова здесь.. ненадолго совсем, как всегда, поговорю, приласкаю. И уйду. На ночь не останусь. Не хочу.
После последних моих слов несколько камней сорвались именно там, где я только что пролез, скатившись прямо к моим ногам и остановившись перед носками посечённых кактусами туфель.
- Ну, вот.. наконец-то.. я уж думал, ты на меня вообще внимание не обратишь.
Тени вокруг сгущались быстро, быстрее, чем в прошлый раз, принимая живые очертания, которые практически невозможно было уловить. Они смешивались с рваными краями облаков, добавляющими странным фигурам возможность становиться кем угодно, но это происходило лишь в том случае, если я улавливал их уголками глаз, когда казалось, что меня по обеим сторонам сопровождали живые тела. Вот и сейчас я угадывал справа от себя нечто исполинское, похожее на какое-то ощетинившееся животное, ударившее меня по лицу движением воздуха от широкого крыла, длинного хвоста или когтистой лапы. Боковым зрением я видел, как эта тварь перевалилась через каменную руку и огромным лохматым телом опустилась на обнаженную грудь. Но когда я повернул голову и прямо уставился в лежащее нечто - мне попадались лишь порванные тени, через которые я смотрел на лежащую передо мной женщину."


1.

Идея зайти в этот кафе-бар и выпить кофе со сливками возникла спонтанно. Сергей уже порядком натёр ноги по узким дорожкам маленького, но красивого городка, а путь ещё, согласно карте, был немалый. Со своей спутницей Сергей собирался обойти городок полностью, утомляя сопровождающую его женщину ровно настолько, чтобы по прибытии в мотель не столкнуться с её отчаянной нравственной обороной и уснуть не на балконе, как сегодня, а рядом с замечательным телом ещё вчера встреченной, но по-прежнему неприступной туземки.
- Зайдём, Лолита?
- Моё имя Лоида, ты постоянно путаешь.
Это было действительно так. Способность Сергея путать имена всегда была фантастической, и размер создаваемой проблемы всегда зависел лишь от того, чьё имя было перепутано. Применительно к мужчинам это никогда не приносило особых неприятностей, даже если какой-либо залётный Евгений или Николай вдруг становились просто Татьяной. Но если Таней называлась вполне конкретная Валерия, Ольга или, хуже того, Алёна - это всегда приобретало яркие эмоциональные оттенки, независимо от того, откуда случайно упомянутая Татьяна вообще взялась. В случае с Лоидой всё было не слишком плохо, её даже веселило, что Сергей мог назвать её Эммой или даже Эмми, только что поговорив с кем-то по телефону и затем сдержанно объясняя, что Эмми - это один знакомый немец и нечего на него так смотреть.
- Ну так что, Лоида, есть желание на чашечку кофе? Надеюсь, здесь мужчины поспокойнее. Если они вообще здесь есть.
- Ты всё ещё на взводе, да?
- В порядке. Нет.. Это было вчера. Сегодня так.. немного.

Речь была о вчерашнем происшествии на пароме, где они и познакомились. Прогуливаясь по палубе, Сергей увидел стоящего у перил подвыпившего, но бодрого белобрысого гражданина в пробковом английском шлеме, на котором кроме этого головного убора были только плавательные шорты до колен и висящие с двух сторон две молодые особы в практически невидимых купальниках. Белобрысый прилюдно хватал за попы проходящих возле него женщин, гогоча при этом как человек, который пытается икать и кашлять одновременно, а две его спутницы подвизгивали ему нестройным писком, выставив вперёд свои груди и пытаясь обнять его ногами каждая со своей стороны.
Идущую по палубе черноволосую женщину с королевской осанкой Сергей заметил сразу и внутренне напрягся оттого, что путь её пролегал мимо весёлой троицы. Пробковый шлем увидел её тоже и, указательным пальцем одной руки делая щебечущим девочкам знак замолчать, другой рукой потянулся к бедрам проходящей мимо него женщины. То, что произошло далее, было неожиданно для всех, включая тех уже облапанных одиноких дам, что стояли сейчас на разном удалении от происходящего, издалека наблюдая, как теперь другие несчастные без провожатых попадают в расставленную ловушку. Им было определённо легче от мысли, что ещё кто-то разделит с ними недавно перенесённые унизительные секунды. Но сейчас всё произошло по-другому.
Едва почувствовав на себе чьё-то касание, женщина молниеносно развернулась и тут же, едва отведя назад руку, влепила весёлому ценителю чужих задов такую пощечину, что его пробковый шлем слетел с белобрысой головы и пропал за бортом. Ещё несколько секунд в ошарашенном пространстве не происходило ничего. За эти секунды Сергей снялся со своего наблюдательного поста, прекрасно понимая, что будет дальше. И когда пришедший в себя бывший хозяин улетевшей в океан пробки оттолкнул от себя оба полуголых тела в желании нанести ответное движение стоящей перед ним женщине, Сергей встал между ними, без слов взял искрящую глазами женщину за руку и, не сводя взгляда с потерявшего головной убор гражданина, под аплодисменты стоящих в отдалении отмщённых пострадавших повёл черноволосую амазонку в другой конец парома.
Она шла за ним покорно и расслабленно, время от времени оглядываясь, и Сергей понимал, что она ждёт преследования.
- Не беспокойся. Он за нами не пойдёт. Моё имя Сергей. А как зовут тебя?
- Лоида. Мне нехорошо.
- Ты взволнована. Хотя, учитывая твоё почти боксёрское движение, для тебя это привычно.
- Не особенно. Сколько уже всего было, а привыкнуть к хамству не могу.
- Я тоже. И меня сейчас потряхивает не меньше твоего. По той же причине. Ты не против успокоить мою нервную систему чашечкой кофе?
- Ты меня приглашаешь, чтобы я тебя угостила, чтобы ты успокоился?
- Да.
- Пошли.

Всё это сейчас пролетело в голове у Сергея, пока он смотрел в смуглое лицо напротив. Затем, словно спохватившись, он ещё раз добавил:
- Всё это было вчера. А сегодня у меня была вполне бессонная ночь на твоём балконе и наш первый замечательный завтрак. Этот ресторанчик выглядит мило. День впереди долгий и я хочу кофе. Тебе взять?
- Да, заходи и закажи на меня тоже, со сгущенным молоком и мятным сиропом, я пока Магде позвоню, - говоря это, Лоида набрала номер, тыкая в телефон длинными ногтями с серым лаком на них, - кофе в этом баре замечательный, но отвратительная связь. Телефон не ловит совершенно. Кстати, ты там сильно не обращай на себя внимание, этот бар, знаешь, по-своему... эй, Магдалена! Слышишь меня? Я на Гран-Канарии, буду сегодня поздно, слышишь?
Согласно кивнув головой и входя в завешанную ситцевыми шторками дверь, Сергей вполголоса ответил сам себе:
- Хорошо, Лоли... Лоида. Жду.

В ресторанчике не было почти никого, только возле стойки сидел долговязый кабальеро в широкополой шляпе, и возле окна за столиком горбился ещё один персонаж, чья замечательность была в его выдающемся носе, который настолько далеко выдавался за пределы лица, что тень от него проходила по всему столу и заканчивалась, казалось, где-то на улице.
Сергей подошел к стойке бара, встал рядом с долговязым кабальеро и заказал внимательно смотрящему на него молодому красивому бармену два кофе, один с молоком, другой - со сгущенным молоком и сиропом.
- Вам с молоком или с сиропом?
- Э... что? - Сергей не понял смысла вопроса, хотя дословно понял значение самих слов. Бармен повторил:
- Ну, я спрашиваю, вы сами какой кофе будете пить - просто с молоком или со сладким молоком и сиропом?
- А это как-то отразится на их внешнем виде? - дружелюбно отреагировал Сергей, слегка недоумевая, за каким дьяволом ему задают такой вопрос.
- Нет, разумеется, - широко улыбаясь ответил бармен, - просто мне было интересно знать, какой именно кофе вы заказали для себя, а какой для своего спутника.
- Спутника?
- А вы пришли сюда один? Там снаружи...
- Там снаружи говорит по телефону моя спутница. Она женщина. Кофе со сгущенкой я заказал для неё. Соответственно для себя я жду от вас просто чёрный кофе с молоком. Вы справитесь?
- Ах, вот оно как... Женщина... Вы пришли сюда... с женщиной?
Сергей ответил не сразу. Он смотрел в лицо перед ним, всматриваясь в огромные и выразительные карие глаза, а затем так же молча обратил внимание на тонкий нос и чувственные губы с блеском защитной помады на них.
- Вы пользуетесь помадой. Блестит красиво.
- Да, здесь солнечная сторона, всегда полезно сохранить чувствительность кожи. Мало ли. Вы понимаете?
- Возможно, - задумчиво ответил Сергей, краем глаза заметив движение сбоку. Повернув голову, он увидел долговязого кабальеро в широкополой шляпе, естественным движением костлявого зада пододвинувшего свой стул ближе и сидящего сейчас практически рядом, смотря попеременно то на бармена, то на Сергея, долгим взглядом проходясь по его плечам, шее и рукам. Снова повернувшись к бармену, Сергей задумчиво пробормотал по-русски, внимательно смотря ему в рот:
- Мда... Душа тут не задержится. А вот телу могло бы быть интересно... некоторое время, - затем, снова перейдя на испанский, он почти весело проговорил: - у меня такое чувство, амиго, что мы давно не виделись. Очень давно.
- Если бы я увидел вас хотя бы раз, я запомнил бы это на всю жизнь, - вдруг проговорил сосед в широкополой шляпе, согревая Сергею взглядом левое ухо. Сказано это было истинно мужским, спокойным и низким голосом и с таким достоинством, что Сергею честно захотелось прослушать только что сказанное ещё раз. Вместо этого он, не оборачиваясь к кабальеро, спросил, по-прежнему смотря в раскрытый перед собой красивый рот:
- Где мой кофе, амиго? Где мои две чашки кофе?
- Всё готово, сеньор, ун моменто, вот и вот.
Две белые чашки с шикарно пахнущим напитком встали перед Сергеем. В этот момент полный достоинства голос слева снова наполнил собой небольшую территорию кафе:
- Вы похожи на настоящего мужчину, амиго. Даже не знаю, какой комплимент вам по этому поводу сказать.

Сергей боролся со страстным желанием оставить стоящие перед ним чашечки с поднимающимся из них кольцами ароматным запахом и выйти на улицу спиной вперёд. Его сдерживал только этот голос, спокойный и ненавязчивый, с хорошим тембром и бесконечно дружелюбный. Обернувшись к широкополой шляпе, он сказал, отхлебнув из своей чашки полный чувственного вкуса глоток:
- У некоторых женщин искаженное представление о настоящих мужчинах. Часто они думают, что мужчина это тот, кто вилкой с тефлоновой сковородки ест.
- Да, но это женщины. Они вообще много чего думают. Часто зря, надо сказать. Вы же не согласны с этой их теорией насчёт тефлона?
- Не совсем, - Сергей помедлил, прикидывая, зачем ему вообще сдался этот диалог, - я своими глазами видел женщину, которая с тефлоновой сковородки кушает именно вилкой. Никаких тарелок. Вилка и сковорода. А внешне она женщина. Причём, красивая. Что вы на это скажете?
- Я скажу, амиго, что вы попали куда надо!
Такой поворот был настолько неожиданным, что Сергей поперхнулся очередным глотком. Вытирая салфеткой текущие с подбородка капли, он спросил у широкополой шляпы:
- Очень рад. И что мне за это будет?
- Это зависит от вас. Но на хорошую беседу вы рассчитывать имеете право.

Всё было неправильно. Не так, как представлялись подобные места и неслучайно близко подсевшие люди. При всём начальном желании заплатить за кофе, встать и уйти, Сергей не мог не отметить атмосферу шикарной непринуждённости, в которой ему не требовалось лезть за словом, подготавливая себе алиби для ухода. Всё было просто и естественно, словно он попал в квартиру к старому знакомому, у которого сидел незнакомый ему старый знакомый того старого знакомого, и с которым через два часа времени и бутылки хорошего вина все втроём стали старинными друзьями до гроба и даже в гробу - не разлей вода. Это было интересно. И Сергей решил, что уходить пока не стоит.
- Женщины сюда не заглядывают, я правильно понял? - он задал этот вопрос в воздух, не адресуя его никому конкретно. В ответ снова раздалось спокойное вещание широкополой шляпы:
- Сюда заглядывают преимущественно мужчины. И, если я могу это добавить, мужчины обоих полов. Уже поэтому женщинам здесь делать особенно нечего. Им это просто неинтересно, если на них не обращают внимание.

Дверь отворилась, и в кафе вошла Лоида, сразу уверенными шагами направившись к Сергею:
- Ну, тебя не украли ещё? Вы же позволите мне уйти отсюда с моим мужчиной? - вопрос адресовался сразу и широкополой шляпе, и молодому бармену, протирающему белоснежным платком бокал с тончайшей ножкой. Бармен раздвинул в улыбке красивые губы, а шляпа сдвинулась на затылок, открывая седые путанные пряди, через которые только сейчас стали видны черные угли глаз. Сергей, в свою очередь, не мог не отметить фразу "с моим мужчиной", которая прозвучала в исполнении Лоиды, женщины весьма мужского склада в резкости фраз и силе движений, но всё-таки крайне привлекательной самочки, которая ему нравилась.
Седовласый владелец шляпы улыбнулся тонкими губами и, на заднице развернувшись к Лоиде, выпалил:
- Он же свободный мужчина, как мне хотелось бы верить, сможет принять решение сам! Вдруг ему здесь понравится?
Сергей ответил за Лоиду, взяв её за руку:
- Свободный мужчина, прежде всего - думающий свободный мужчина, подчиняется только алгоритмам блуждающего разума. Куда кривая заведёт - не знает и не задумывается. Когда мужчина один - он способен на гораздо более широкую палитру глупостей, чем тот, которому кто-либо указывает на его границы. Она, - Сергей указал на Лоиду взглядом, - за моими границами следит. По крайней мере, сегодня.
Говоря это, он пододвинул к подошедшей женщине чашку кофе:
- Это твой. Будучи мужчиной, я такой кофе пить не могу. Во всяком случае - не здесь.

Красивый бармен взялся протирать стоящие перед ним фужеры, а кабальеро в широкополой шляпе смотрел на Сергея практически не отводя взгляда, давая возможность в ответ в деталях рассмотреть и себя. "Красивый старик. Графичный, фактурный, - приобняв Лоиду и притягивая её к себе вплотную, думал Сергей. - Вестерны с тобой снимать. Боевики с индейцами. Чтобы громкая стрельба и много красивых женских тел". Словно в ответ на эти мысли широкая шляпа заговорила снова:
- Вам, стало быть, нравятся женщины. Этот остров становится тесным. Куда катится мир?
- Мир находится в трудном равновесии, - возразил Сергей, - именно поэтому мне нравятся красивые молодые женщины, с головой на плечах, что уж совсем невероятно, и что возбуждает меня не только с позиции, поместившейся между ног, но и в свете вполне заслуженного мужского интереса.
Он понимал, что несёт околесицу, но остановиться не мог. Это был инстинкт самца - пометить территорию таким образом, чтобы никому не было повадно, а ещё желание поэкспериментировать в чужом для него языке:
- Кстати, амигос, между мужчиной и женщиной не очень много разницы за исключением гениталий. Предназначение женщины такое же, как и у мужчины - прожить жизнь, которая могла бы уместиться в словах "Хочу так же еще раз!" Единственное, что нас разнит - это их способность к деторождению, и я не собираюсь это оспаривать. Хотя родил бы с удовольствием. Под наркозом.
Сергей осёкся, посмотрев на Лоиду. Её глаза пылали серым огнём, сжигая его природную сдержанность и провоцируя утащить эту женщину в машину прямо сейчас, чтобы там сорвать с неё всё материальное с целью погружения во вполне физическое. Да, в атмосфере этого кафе что-то происходило, и Сергей это чувствовал. Везде. Особенно после следующей фразы, сказанной Лоидой:
- Серхей, - она произносила его имя именно так, на местный манер, через "ха", - ты мне нравишься.

Звон разбившегося стекла отвлёк внимание сразу всех. Бармен стоял за стойкой и смотрел себе под ноги с видом мстителя, совершившего долгожданное правосудие. Затем, сделав два хрустящих шага, он облокотился на барную стойку и, наклонив голову почти к её зеркальной поверхности, растёкся по ней голосом, похожим на очень сгущённое молоко:
- Как жаль, что вы так отчаянно гетеросексуальны. Вы совсем не обращаете на меня внимание.
У Сергея перед глазами поплыл интерьер. Почти демонстративно опустив руку с талии Лоиды на её почему-то прохладную попу, он, смотря прямо в гланды парящего над барной стойкой рта, спросил:
- Как твоё имя, парень?
- Диего.
- А твоё? - Сергей повернулся к широкополой шляпе, запоздало пожалев, что обратился на "ты".
- Мануло. Всё в порядке. Здесь быстро переходят на более дружескую форму общения.
Сергей подумал, что не говорил об этом вслух, но удивляться не стал:
- Мануло?
- Да.
- Ты ж мене пидманула, ты ж мене пидвела... - неожиданно для самого себя вполголоса пропел Сергей, вдавливая свою ладонь в замечательную пересечённую местность Лоиды и пытаясь справиться с ощущением, что стены бара шевелятся. Затем, обращаясь сразу к обоим новым знакомым, он продолжил по-испански:
- Если люди "сошлись", разнообразить своё общение они могут чем угодно. Если нет - не поможет и Диснейленд. В любом смысле. Мы, кажется, сошлись. И я рассчитываю ещё на один кофе. Диего, сделай, будь любезен. Подари нам с тобой ещё один шанс!

Стены действительно шевелились. Стоящие на стеклянных полочках стаканчики и бутылочки звенели серебристым разноголосым звоном, а недопитый кофе в чашке покрывался мелкой рябью, словно кто-то где-то очень тяжело ходил.
- Что у вас тут происходит? - вопрос Сергея завис в воздухе, но спустя ещё несколько секунд молчания Мануло тяжело вздохнул и мечтательно выдохнул:
- Ещё один мужчина. Скоро придёт. Наша местная достопримечательность. Вам повезло.
Сергей убрал руку с попы Лоиды и вопросительно посмотрел ей в глаза.
- Ты что-нибудь об этом знаешь? Я вернусь домой? У тебя попа прохладная, кстати. Рукам приятно и вообще.
- Да, Серхио, слышала. Не встречала только. Говорят, что он одиночка, один живёт. Как и ты. Но он не совсем человек.
- Не совсем... кто?
- Я хочу, чтобы ты сам увидел, сейчас, со мной. Это так интересно! Удачно мы сюда зашли, честное слово. Я о нём слышала. Немного. Его называют идеальным мужчиной. Он откуда-то с гор приходит. Живёт один.
- Идеальные мужчины всегда одни. Они не могут вынести неправильно выпеченных оладьев и слишком толстых блинов. Кстати, я знаю, что я - идеальный мужчина. Потому что через мои блины читать можно. Диего! Ещё один кофе, будь оно неладно! У вас тут на самом деле интересно.
Говоря это, Сергей с отчаянной решимостью развернулся к открывающейся двери, держа в руках пустую чашку и вполголоса бормоча себе под нос:
- Знаешь, Лоида, из всех глупостей, которые я когда-либо делал, самой потрясающей была последняя. Не помню, какая из них.

Двустворчатая дверь ресторанчика раскрылась и в помещение зашел огромный чёрно-серый кот, на задней лапе которого болталась какая-то бумажка, пробитая насквозь кривым и очень длинным когтем. Увидев вошедшего, Сергей моргнул два раза, специально сильно зажмуривая, а затем снова тараща глаза, потому что сидеть со спокойным лицом было просто неприлично. Таких животных он не видел никогда в жизни. Кот был действительно гигантских размеров, в холке почти до колен, мохнатый, чёрный и по презрительно сощуренным желтым глазам можно было предположить, что наглый он был настолько же, насколько бородат. Да, у него была небольшая бородка, клинышком, и можно было подумать, что и очки у него где-то имелись, просто их не было видно. Ошейник у кота отсутствовал, но вокруг корпуса было намотано что-то вроде упряжи, на которой сбоку болтались две похожие на портмоне сумочки, и почти на заду в кожаных ножнах болтался большой рыбацкий нож. Сергей до боли в пальцах сжал чашку руками и стиснул зубы так, что в глазах появились искры. Чашка хрустнула.
- Хозяин!!! Я рыбу принёс! Принимай!

Этот хриплый мяв был слышен, казалось, даже в Западной Сибири, настолько мощно и осязаемо он прозвучал.
Весь бар сразу пришел в движение. Царящая в помещении полусонная атмосфера наполнилась воздушным электричеством, которое искрилось на кончиках пальцев, если они соединялись вместе. Сергей почувствовал на коже уколы словно от мелких иголок и с изумлением посмотрел на бегающие по ладоням бледно-голубые искры, которые исчезли сразу после того, как зашедшее чудовище рявкнуло снова:
- У меня две минуты, хозяин, максимум полтора часа!
- Не надо так яростно, Фердинанд. Я тебя уже лишние тридцать минут жду, - голос раздался от столика возле окна, и через лохматые контуры Сергей перевёл взгляд на сидящую там фигуру с выдающимся носом, - отдай накладную Диего и возьми за мой счёт чего-нибудь выпить.
Названное Фердинандом существо подняло голову и посмотрело на висящие над баром часы.
- Мы договаривались на восемь тридцать две. Сейчас ровно восемь тридцать. У меня ещё две минуты. Что с тобой, мой Карлик?
- Вот это да... - Сергей не сдержал тихого возгласа, и лохматая голова тут же повернулась на его голос, - никогда не предполагал и даже не думал...
- Это ты зря, приятель, - откликнулся кот, - думать время от времени полезно, я это регулярно делаю и очень всем рекомендую. Эта плавная девочка с тобой? - его взгляд прошелся оценивающей желтой искрой по линиям Лоиды и остановился на ладони Сергея, всё ещё лежащей на области чуть ниже её поясницы. - Хороша. Готов уделить тебе время, - сейчас он обращался уже непосредственно к Лоиде, и Сергей был по-настоящему очарован тем, с какой непринуждённостью эта кошачья морда перешла с темы поставляемой рыбы на снисхождение поговорить с понравившейся женщиной.
- Здравствуй, о Нимфа. Я тебя здесь ещё не видел. Слышала обо мне? Могу подарить тебе часок моего времени, просто разговор, не подумай чего-нибудь подзаборного, всего лишь разговор, прямо здесь, в служебном помещении, чтобы нас не беспокоило мирское. Твоего мужчину, - он мотанул мохнатой головой в сторону Сергея, - можешь пока оставить здесь. Его здесь, полагаю, займут.
Ответ Лоиды заставил Сергея внутренне покраснеть.
- Не могу, Фердинанд. У меня, так сказать, период.
В последующих словах кота было всё - оскорблённая гордость, ярость непонимания, трогательная жизненная философия и капелька обиды, которая придала его голосу отчётливый металлический лязг:
- Ну почему?! Почему надо сразу думать о сексе?! Неужели мужчина не может заинтересоваться женщиной просто как собеседником, как персонажем сегодняшнего дня или его завтрашних мыслей, как частью чего-то хорошего, красивого, что принёс именно этот момент?! Что за стереотипный мяу, вообще?! Период - это очень и очень хорошо, Лоида. И я никоим образом не собирался его нарушать. Я же кот, неужели этого не видно?! Период у неё.. Кстати, это обычная отговорка женщины к представителю негуманоидной расы. Даже рыбы мне эту ерунду говорят.

Он затих. В кафе повисла тишина, в которой было слышно, как Диего сглотнул слюну, а длинный нос у окна шумно потянул в себя воздух. Сергей смотрел в пылающие восторгом глаза Лоиды, взглядом говорящей ему: "Ну, правда же здорово?!", и подумал, что с ума сойти всё равно не сможет, а насладиться таким сюрреалистическим обществом было, действительно, просто необходимо.
- Рыбы говорят? - спросил Сергей и тут же добавил утвердительно: - Не говорят рыбы. Я в книжках читал.
- Говорят и ещё как. И книжки они тоже читают. Ерунду всякую, им про людей нравится, с картинками, поэтому я им комиксы приношу, от них икра жирнее.
Затем Фердинанд снова обратился к Лоиде:
- Месячные, о Нимфа, они каждый месяц. А весна - она раз в год. Надо как-то договариваться. Совмещать как-то. Возможное с необходимым. А фантазируемое с неотвратимым. Просто поговорить. Мне очень нужно с кем-то поговорить. Пошли?

Лицо Лоиды вдруг приняло растерянное выражение, и Сергей решил разбавить этот диалог снова, поскольку такую неожиданную беспомощность он уже видел, вчера, у Лоиды дома, где Сергею довелось переночевать. Это случилось утром, когда он, проснувшись и войдя с балкона в комнату, не нашел свою новую знакомую в квартире, зато увидел на столике её записку, в которой она сообщала, что вышла на пару минут в магазин за сливками. Расслабившись, он снял заворачивающее его бёдра полотенце и, посвистывая, пошел в туалетную комнату совершать все мыслимые процедуры и принять душ. В дверях он столкнулся с выходящей из ванной Лоидой, с мокрым волосом через плечо и зубной щеткой в зубах, одной рукой прижимающей к уху телефонный аппарат, а другой поддерживающей на груди большое полотенце, в которое она была завёрнута словно кокон. При виде стоящего перед ней голого мужчины с перекошенным от неожиданности ртом, у неё на лице появилось то самое бесконечно растерянное выражение, которое Сергей наблюдал и сейчас. А вчера она выпустила из рук сразу и свой телефон и заворачивающее её полотенце, после чего аппарат разлетелся на каменном полу и был тут же похоронен упавшей на него сверху махровой тканью, а Лоида нервно шарила за косяком двери одной освободившейся рукой, зачем-то включая и выключая свет, а другой пыталась попеременно прикрыть свою грудь и светлые линии свободной от загара зоны бикини. Она казалась совершенно непредсказуема, смотря на Сергея широко раскрытыми глазами и плотно зажав губами зубную щетку. И когда где-то там, возле выключателя, начали падать на пол сбитые с туалетной полочки какие-то баночки, ватные палочки и аэрозоли, Сергей просто нагнулся, поднял упавшее полотенце, молча укутал стоящую перед ним женщину, положил её руку на плотно завязанный на груди узел, затем взял всё ещё молчащую Лоиду за плечи, увёл её на кухню, поставил у плиты, негромко сказал: "Кофе, пор фавор!" и, по-прежнему голый, насвистывая Чижик-Пыжик, снова ушел к ванной комнате собирать части развалившегося телефона. Когда он вернулся из душа, Лоида уже пришла в себя после неожиданной встречи, рассказывая ему, что нашла сливки в холодильнике, поэтому в магазин не пошла, но про записку забыла, а подобное состояние растерянного столбняка испытывает с детства по совершенно различному поводу. За ней в таком случае глаз да глаз, иначе недалеко до беды. Бедствий решительно не хотелось, и Сергей ответил за Лоиду:
- Фердинанд, я могу составить компанию. Поговорить. Если хочешь. Это будет на самом деле честь для меня.
- Месячные?
- У меня? Нет. И никогда не было. Спроси у Лолиты, она подтвердит. Хотя она не в курсе.
- Её зовут Лоида, - кот сказал это, задумчиво всматриваясь Сергею, казалось, непосредственно в череп, - Лоида. Это её имя. А ты Сергей.
- Да. Ну, вот, - Сергей не смог бы объяснить, что означало это "ну, вот", однако голова работала с перебоями, и он только повторил снова, - Да. Вот. У вас... у тебя... бумажка к ноге прилипла. К лапе. Сзади в общем.
- А... точно. Накладная. Мы теряем время.
Фердинанд подтянул заднюю ногу вперёд, вытягивая её почти в шпагате. Дотянувшись до стойки бара, он припечатал лапу на полированную поверхность, придавив болтающуюся квитанцию словно подушкой, после чего пробивший её коготь с сабельным звуком въехал куда-то внутрь.
- Принимай, Диего. Рыба у входа, в бачке плавает. И дай мне виски. Безалкогольный, как обычно. С молоком на два пальца и не взбалтывай. Ну, ты помнишь.

Широкополая шляпа по имени Мануло пододвинулась совсем близко, и сейчас Сергей чувствовал запах его кожаной куртки.
- Согласись, у нас тут не совсем обычно?
С этим Сергей был полностью согласен.
- Да. У вас тут интересно, Мануло. У меня, если честно, немного мысли путаются.
- Мысли умных людей похожи, Сергей, а ещё умные люди сходятся в желании поделиться умом, допустимым альтруизмом и толерантностью. А ты толерантный?

Мануло смотрел исподлобья, выжидающе приподняв кустистые брови, а Сергей думал о незаконченном дне, о прохладной попе Лоиды и о непонятном стечении обстоятельств, которые ни одна живая душа не могла назвать неслучайными. Он снова удивился тому, с каким достоинством звучал голос бодрого старика перед ним, смотрел в его спокойные глаза и думал, что так близко к желанию остаться где-либо навсегда он ещё не был. "Как же это тебе удаётся, - думал он, не отрывая взгляда от лица перед ним, - как удаётся тебе, старый ты пень, быть таким взвешенным и убедительным, при моём знании, что ты - обычный нетрадиционный недомужик в годах, которого такая женщина, как Лоида, никогда не заинтересует, зато по какому-то странному капризу природы заинтересую я, но мне почему-то от этого совсем не тошно, хотя всегда было, а сейчас я смотрю в твои ковбойские глаза и вижу в них мужского больше, чем в том стопроцентном говнюке на пароме, на котором висело целых две чики в купальниках, и выглядели они все, как из снятого сопливым школьником порнофильма". Он моргнул пару раз, сбрасывая наваждение зрительных образов, и ответил:
- Я толерантен, Мануло. До той степени, пока не почувствую, что мне садятся на шею. В этот момент я перестаю быть не только толерантным, но даже дружелюбным. А я такой по умолчанию.

В этот момент сзади раздался голос, который у Сергея уже ассоциировался с выдающимся носом хозяина:
- Фердинанд. С какой стати тобою принесённая рыба скандалит? Не понравились комиксы?
Четыре головы и одна лохматая башка одновременно повернулись к двери, за которой действительно что-то происходило. Там раздавались неясные голоса и глухие мерные стуки, словно кто-то бил наполненным песком носочком по дверному косяку. Лоида стояла перед Сергеем, загораживая ему вид на вход, и Сергей, случайно переведя взгляд с двери на её точёный профиль, вдруг потерял к происходящему снаружи интерес. Он словно в первый раз смотрел на графичные линии её лица, только сейчас обратив внимание на маленькую родинку возле её уха, и ещё одну, ещё меньше, под волосами у виска. "Как же ты не заметил её родинки, дуралей.. тебя всегда интересовали родинки, и только сейчас, после суток с этой женщиной, ты нашел на её лице целых две." Сергея никогда особенно не интересовал вопрос родинок, ему было ровным счётом плевать, есть они или их нет, но в данный момент он гулял по повёрнутому к нему в профиль лицу и не мог отвести от него взгляда. Время, казалось, помогало ему в этом, послушно сбавив ход, чтобы можно было спокойно наблюдать, как на шее Лоиды бьётся пульсом тонкая голубая венка. В густом воздухе замедлившегося времени она билась медленно, раз в две секунды, и до Сергея доносился глухой шум вниз или вверх бегущей крови. Массируя глазами голубую дорожку, Сергей по плавной линии ключиц спустился на открытое декольте, в котором своей жизнью жила небольшая грудь, волнообразно отталкивающая темную ткань футболки глубоким дыханием и почти протыкая её твёрдым любопытством сосков. Лоида была взволнована, немножко, но всё же достаточно, чтобы сейчас, вытянув шею, прислушиваться к происходящему на улице, сжимая левой рукой руку Сергея и чуть-чуть открывая губы. "Какая ты, всё-таки.. царственная. - думал Сергей, краем уха улавливая нарастающий шум за дверями, - Вот что мне с тобой делать?"
- Хозяин! - вдруг раздался хриплый рёв Фердинанда, - впусти ты её, в конце концов! Ты же слышишь, ей уже всю голову отбили! Сердца у тебя нет!


"Город под ногами был словно игрушечный, набирающий маленькие точки разноцветных огней, а моё тело наполнялось такой сумасшедшей негой, словно я сейчас на самом деле был в минуте от близости с женщиной, желанной тысячами мужчин, но только мне доступной, только мне раскрывающей свои колени и впускающей в своё невероятное королевство, принимая меня влажными от вечерней росы губами смотрящего в небо лица, и предлагая мне всё, что я был в состоянии принять. И я принимал. Каждый сантиметр, до которого мог дотянуться. Везде, куда мог проникнуть. Проводя в воздухе открытой ладонью в миллиметрах от касания, просто повторяя изгибы её тела, наслаждаясь уже самим видом того, что передо мной открывалось, прежде, чем опустить на это свои пальцы, ставшие горячими от ощущения скорой ласки.
Как же всё-таки здорово, что она у меня есть. Смотреть, постоянно удивляясь совершенству её линий, чистоте форм, наполненности пусть элементарного, пусть животного, плотского желания быть рядом, осознавая свою исключительную избранность тем, что вот он я - здесь, именно сейчас, именно с ней, смотрю, любуясь на открывающееся мне, в мальчишеской гордости за то, что никого вокруг нет и не будет. В это время. Именно в это самое нужное время не будет. Потому что никто не знает, что оживает она именно сейчас. И весь этот город внизу смотрит на неё, слагая легенды и сказки, дурацкие басни и красивые истории, но ни у кого не возникло идеи проверить, что она делает после захода солнца. А я узнал. И поэтому сегодня пришел к ней снова."


2.

Фердинанд сидел в песочнице, смахивая одной лапой текущие по шерсти слёзы, а другой, раскрыв желтый кривой коготь, ковыряясь в дёснах. На валяющейся в песке крупной рыбе я увидел разодранные следы от когтей и зубов. Я поднял эту измочаленную зубами рыбью тушу, качнул ею в сторону Фердинанда и примирительно спросил:
- Ты что так на неё обозлился? Рыба-то здесь причём?
- Ни при чём.
- Тогда не нужно так... реагировать... не знаю. Что с твоим ртом?
- Скрипит всё внутри. Рыба и песочница совершенно несовместимы. Зубы портятся.
- Понятно. Случилось-то что?
- Ничего, - Фердинанд насупился и слизнул с обвисшего уса блестящую каплю. - Ничего не случилось. Просто рыба живая была, а я крышку у бачка неплотно закрыл, ну, она и вылезла. Так уже было один раз. Один только. Но тогда она никому на глаза не попалась, спокойно в кафе зашла, и Базилио ей даже рыбьего жира дал, хотя этого нельзя делать. А сегодня её какой-то бродяга заметил. И схватил раньше, чем она в бар зашла. Они поссорились, видимо, а рыба эта хищная, выступать стала, зубы показывать, и тот пень её о косяк головой бить начал. Тоже мне, придурок, воблу нашел. Если бы не Базилио, он бы её убил.
- Базилио? Это ещё кто?!
- Хозяин кафе. Я его Карликом называю. Чтобы он не сильно важничал.
Сергей вытаращил на Фердинанда глаза:
- Ну и дела... Вот это вы тут подобрались! "Базилио", надо же! А в чём важность-то?
- Обычное испанское имя. Означает - "Король". Вот. А что такое? Чем тебе его имя не понравилось?
- Да так... сказки из детства... всё в кучу... ну и денёк..
Усевшись рядом с котом, Сергей, сжал руками голову и через зубы спросил:
- А рыбу жиром почему кормить нельзя? Или поить.. Рыбьим..
- Это же для рыб каннибализм, глупый.

По-прежнему, как и с самого начала этого вечера, всё было не так. Сама атмосфера, в которой спокойно плыл этот маленький город, не должна была быть такой обыденной и обыкновенной. И наэлектризованная воздушная ткань, втекающая с дыханием в послушно открывающееся горло, не имела права не вызывать кашель, потому что всё вокруг было фантастически не так.
Сергей с натугой кашлянул. В его горле защипало. Он кашлянул снова.
- Избавиться от меня хочешь, да? - голос Фердинанда плыл почти неслышно. - Терпи. Здесь интересное место. Если бы я был человеком, я бы подумал, что это судьба.
- Сомневаюсь. Мне просто иногда кажется, что я сплю. Непривычно. Словно Деда Мороза встретил и даже вечер с ним провёл.
- Деда Мороза не существует. А в судьбе сомневаться нельзя, иначе она начинает развиваться по массе параллельных сценариев. Собственно, она всегда - дело случая. Шел человек, споткнулся, упал, умер. Судьба.

В опустившейся тишине Сергей наблюдал, как Фердинанд, безуспешно пытаясь поймать розовым языком очередную сползающую по усам слезу, корябает длинным когтем разодранную рыбью чешую. Затем он спросил:
- Плачешь-то чего?
- Так. Грустно стало. Не меняется ничего. Чего-то другого хочется.
- И как ты это видишь?
- Есть повод - радуешься. Нет повода - не плачешь.

Дверь ресторанчика раскрылась и выпустила желтый треугольник света с бьющейся в нём гигантской ночной бабочкой. В световом прямоугольнике двери появилась фигурка Лоиды, и её звонкий голос прозвучал так интенсивно, что Сергей вздрогнул:
- Эй! Ты где?! Ты где, Серьожа!
Мимоходом удивившись, откуда у этой женщины взялась такая домашняя форма его имени, Сергей прокричал в ответ, махая для лучшей видимости рукой:
- Здесь я, Лоида. В песке. Сижу тут.
- Иди сюда, я тебе ещё один кофе заказала, выпьем и поедем. Поздно.
- Минуту, дай мне ещё минуту. Я договорю.
Лоида подняла правую ладонь ко лбу, пытаясь из-под руки разглядеть Сергея:
- С кем? С кем ты разговариваешь?


"Что-то происходило там, прямо подо мной, в разливающемся горящими светлячками городе. Воздух был похож на текущее перед глазами молоко, странным образом оказавшееся мутной облачной пеленой. Я ещё раз посмотрел вниз, на цветную ниточку автобана, по которому электрической гирляндой пульсировала автомобильная кровь, и вдоль моей спины прошла волна озноба. "Красиво как, надо же... Но ты ещё красивее. Потому что моя. Именно поэтому ты моя". Обернувшись, я снова посмотрел на неё, уже примирившуюся с моими постоянными уходами. Сейчас она была как-то по-особенному спокойна, и мне показалось, что её молчание было всего лишь приглашением посмотреть на неё ещё раз перед расставанием. Уговаривать меня нужды не было, поскольку перед началом спуска вниз, в эту дурную каменную темноту, я всегда какое-то время стоял перед ней, смотря на исчезающие в темноте желанные линии. И сейчас я смотрел на неё снова. "Не сердись, ладно? Не могу я здесь на ночь. Не хочу. Ещё не готов. Принесу как-нибудь мешок спальный, костёр разведу и не дам тебе спать до самого утра. Договорились?" Она молчала. Она молчала всегда. За всё время нашего с ней знакомства я ни разу не слышал её голос. Только дыхание. Вот и сейчас она снова только дышала, глубоко, чуть-чуть взволнованно, и в моих ушах от этого стоял лёгкий гул. "Слово даю. Ты знаешь, я держу. Ну, не дыши так... я же о тебе весь путь вниз сейчас думать буду. А мне бы с тропы не сбиться, понимаешь? Помоги мне в этом. Будь большой девочкой. Уверь меня, что с тобой всё будет хорошо. Сними с меня заботу о себе. Хотя бы на время спуска". И сразу после моего последнего слова далёкий профиль её лица почти незаметно шелохнулся, согласно качнувшись в мою сторону, а грудь поднялась и опустилась выдохом облегчения, который я ждал. "Ну, вот. Другое дело. Кстати, никогда не обращал внимания, что у тебя родинки есть". Родинку я заметил только сейчас. Там, где у неё проходила ключица. В самой ямке. Она прорастала каким-то диковинным цветком, названия которого я не знал. Странно, что я ни разу не обращал на неё внимания. Подняв руку в прощальном жесте и отступая назад на ведущую вниз тропу, я подумал, что в следующий раз, при дневном свете, обязательно поищу ещё. Её родинки. Это здорово. Искать родинки на теле своей женщины.
По-прежнему двигаясь спиной назад, я почувствовал изменение наклона каменистого грунта под ногами и повернулся, чтобы начать спуск. Попавший под левую ногу камень оказался обычной сточенной галькой, и я, перенеся вес тела на правую сторону, носком туфли столкнул его в сторону. Опорная нога, на которой я в это время стоял, сорвалась со своего места всего на сантиметр и тут же поползла, скользя стальной подковой по скальной поверхности. Я лишь успел подумать, спокойно и почти равнодушно, что это происходит на самом деле и происходит именно со мной, после чего, взмахнув обеими руками в последней попытке сохранить равновесие, я сорвался на склоне уходящей в мутное молоко тропы и, почти не касаясь её камней, полетел вниз."


3.

Ещё несколько минут они сидели молча в разливающейся в воздухе темноте. Вдруг, резким движением лапы отшвырнув уже окончательно разорванную рыбу в сторону, Фердинанд всем корпусом повернулся к Сергею и спросил, снизу смотря ему в лицо:
- Хочешь, я тебе мою девушку покажу?
Сергей замешкался с ответом, не сразу поняв, о чём идёт речь, и чувствуя некоторую эмоциональную усталость. Но уже через секунду был снова готов ко всему:
- Да, конечно же, Фердинанд. Ещё бы. Я только это... да, хочу!
Фердинанд потянулся к одной из висящих на боку сумочек, с резким звуком открыл её толстый кожаный клапан своим когтем и этим же костяным инструментом вытащил оттуда маленькую фотографию, на которой была изображена молодая женщина с лицом, настолько похожим на совершенно непородистое собачье, что Сергей недоверчиво посветил себе сотовым телефоном, чтобы удостовериться, что это всё-таки человек. Он приближал и отдалял фотографию несколько раз, пытаясь справиться с ощущением, что его разыгрывают. Затем осторожно сказал:
- Слушай.. даже не знаю. Ну, ничего так, наверное.. только..
- Страшная, да?
- Что же ты не... как бы это потрезвее сказать... ну да, если честно. Жутковатая у неё внешность, даже для тебя, думаю. Хотя.. если, как говорится.. ну, понимаешь.. выпить там.. то.. сё..
Фердинанд нетерпеливо отмахнулся лапой:
- Не... Когда мы познакомились, в этом же баре, неделю назад, эта чика пила водку литрами. И красивела на глазах. Отмахиваясь веером от моих знаков внимания. Просто я не в её вкусе, дураку ясно. Я же просто кот, от которого воняет рыбой.
- Погоди, ты же сказал, что это твоя девушка?
- Да нет у меня никого! - Фердинанд вдруг зарычал и, выщелкнув свой коготь, выхватил из рук Сергея фотографию. - Я просто прихожу сюда, приношу свою идиотскую читающую рыбу, время от времени набираясь наглости с кем-нибудь поговорить. Сегодня это была Лоида. Она хорошая. И ты ничего себе так.
Сергей повёл плечами, словно от озноба, но затем вдруг оживился и неожиданно для самого себя спросил:
- Фердинанд.. а кто твои родители?
- Тебе правда хочется знать?
- Безумно.
- Я вообще не должен был родиться. Не таким, во всяком случае. Если бы всё проходило привычным образом, я бы родился женщиной с кошачьими повадками, привычное дело, они в некотором роде все такие, но я отпочковался мужиком, брутальным мачо в кошачьей шкуре.
- Как же тебя угораздило? Погоди... не понял... отпочковался?!
- Ну да. Это с секса началось. С него всё и начинается. Мой папа перепутал эрогенную зону с органом эрегирования.
- И это я тоже не понял...
- Ну, он решил получить свои скромные радости не обычным внедряемым путём, а только покусывая мамину спинку и натирая её у основания хвоста.
- Рехнусь я сегодня. Слово себе даю. Да. Ну, и какой закон природы он при этом нарушил?
- Основной.
- Я тебя сейчас прибью, животное, если будешь меня так терзать!
- Не рычи, человек, эволюция не повод для оправдания идиотизма.
- Всё, не буду. Продолжай.
- После папиных укусов на маминой спине образовались маленькие ранки. Одна из ранок стала большой. Потом она стала похожа на капсулу. Когда они оба пошли к врачу и вскрыли этот нарост, там оказался я. Маленький совсем. У меня ещё даже ног не было. Врач объяснил моё появление тем, что были раздражены так называемые кошачьи эрогенные зоны, но поскольку папа больше ничего и нигде не делал, я родился там, где он делал хоть что-нибудь. В данном случае кусал мамин загривок и верх её спины. Поскольку тереть основание хвоста недостаточно для деторождения.
- У твоей мамы есть хвост?!
- Нет, конечно, она же человек, ты чего такой глупый! У неё копчик. И папа любил его тереть. Сверху. Но ни разу не кусал. Вот. Это была ошибка.
Сергей сидел, обхватив голову обеими руками и тихо дудел в нос. Подудев в наступившей тишине ещё несколько секунд, он убрал руки от уже внятно расплывающейся головы и сказал:
- Знаешь, мне тоже не слишком везло в вопросах взаимоотношений полов. Моя проблема в том, что я часто путаю слова, имена и цифры. Если бы ты знал, сколько проблем мне создаёт путание слов "реакция" и "эрекция". Например, меня спрашивает женщина, занимаюсь ли я спортом. Я отвечаю, что естественно, занимаюсь, и ещё как, именно поэтому у меня великолепная эрекция.
- Ясно.
- Да. Но это только одна сторона. Другая - это когда подобная путаница случается с собеседником мужчиной.
- Поэтому ты попал сюда. Это тоже была ошибка.
- А мне здесь понравилось. Очень необычно. И с тобой познакомился. Слушай, пойдём вина выпьем? Что мы, как дети, в песочнице сидим? Пошли. Я угощаю. И Линда уже меня звала, кстати. Ждёт.
- Её Лоида зовут. Я не пойду.
Сергей поднялся, но когда увидел, что Фердинанд даже не шелохнулся, снова сел. Не отрывая взгляда от лежащей перед ним раскорябанной рыбы, кот повторил:
- Не пойду.
- Жаль. Тогда давай прощаться. Ты мне сегодня едва ли не самый богатый на сумасшествие вечер в моей жизни подарил.
- Не ври.
- Ничуть. Впечатлений на всю...
- А... ты об этом... о впечатлениях... - голос Фердинанда словно сжался, стал серым и грустным, практически безжизненным, - так мне обычно женщины говорят. Я для тебя, значит, просто впечатление, да? Понятно. А душу во мне ты не разглядел.

Сергей опешил настолько, насколько вообще мог опешить человек, имеющий за плечами такой день, какой сегодня был у него. Он смотрел на лениво двигающего челюстями кота, скрипящего обляпанными песком зубами и регулярно смахивающего невидимые слёзы с кончиков мятых усов.
- Ты чего, Фердинанд... эй... чего ты.
Последние слова Сергей уже почти прошептал. Ему вдруг стало совершенно ясно, что с этим выдающимся во всех смыслах котом, очевидно, ещё никто и никуда не ходил. Ни попить вина, ни в театр, ни в подсобку, ни даже в туалет, что приводило его в жесточайшее разочарование и диктовало именно тот уверенный и даже барский тон, которым он и пытался показать свою мужественность. И дело было не в том, что неблагодарные двуногие самцы или самки не понимали своего счастья. Просто любой человек воспринимал Фердинанда именно котом, просто большим и действительно фактурным котярой, который непонятно как научился говорить и продавал собственнолапно пойманную рыбу. Он не был человеком. Он был местной достопримечательностью. Памятником. А с памятниками не разговаривают. Их рассматривают, с ними фотографируются, их валят вандалы и восстанавливают пионеры, но с ними никто и никуда не ходит.

Только сейчас Сергей обратил внимание, что Фердинанд стал гораздо бледнее. Или прозрачнее. И как только он подумал об этом, у грустного кота, словно стёртые невидимой старательной резинкой, один за другим исчезли усы. Вместе с висящими на них слезами.
Было странно видеть, как мохнатая фигура растворяется в воздухе, исчезает, оставляя после себя неясные контуры и резкий запах сгоревшего пороха. Сергей ещё слышал какие-то слова, но уже не разбирал их, отчасти из-за того, что просто не вслушивался в сказанное, а лишь наблюдал за тем, как уходит его бесконечно странный собеседник.
- ... и всегда так было... зависть - светлое чувство... очень светлое... ослепляет нахрен.
- Ты о чём, Ферди? И куда ты сейчас?
- Домой, куда же ещё. А ты живи, человек. Заходи, если найдёшь возможность... мур...
С этим последним кошачьим словом Фердинанд полностью исчез. На поперечной доске песочницы, на которой он сидел, осталось влажное пятно и монета в десять центов. Больше Сергей его не видел.


"Ну и дурак. Какой же я всё-таки дурак. Не видно ничего. Совсем. Кости гудят, словно стальные сваи, сброшенные с крана на бетонный фундамент. Не знаю, зачем так устроено человеческое тело. Не спрашивал никогда. Никого. Даже себя. Почему оно обретает способность чувствовать только в состоянии ещё живых нервов, чувствовать всё, абсолютно всё, от жутко скулящей кучи мяса и костей до разливающей какие-то фиолетовые кляксы головы. Хотя, о чём это я. Это же называется фантомные боли. Я читал об этом. Фантомные. Никакого мяса нет. И головы нет тоже. И клякс фиолетовых. Ничего этого здесь нет. Не вижу. Чёрт меня возьми, я вообще ничего не вижу! Какие-то сменяющие друг друга мутные картинки, или камнем в лицо прилетающее эхо осыпающегося склона, в самом верху которого я почти кожей чувствую чьё-то очень красивое лицо. Женский профиль. Его было бы хорошо видно на фоне залитого скупым светом звёзд неба. И я почти угадываю его. Не вижу, а именно угадываю. Женщина. Она лежит на спине, подтянув колени к животу, и высоко поднимает грудь в частом дыхании. Она дышит... с короткими паузами.. очень часто дышит... и я слышу глухой стук торопливых ударов, вибрацией расходящихся по земле. Так колотилось сердце птицы, которую я однажды держал в руках. Погоди... она же плачет... Ну конечно, она лежит на спине и плачет, сотрясаясь в отчаянии всем телом и мучительно водя коленями из стороны в сторону. Я чувствую... как земля ходит ходуном. Эй... постой... но это же ты?! Ни черта не понимаю! Почему ты плачешь?! Почему ты плачешь, я же слово тебе дал, что снова приду! Ты была последняя, кому я это слово давал! Вашу мать, но почему же я практически ничего не вижу?! Слушай меня, просто слушай меня, если ты меня вообще слышишь, если только ты меня так чувствовать можешь, как я тебя в себе держу - не вздумай даже на секунду представить, даже мысли такой иметь не смей, что я не вернусь! Да что же это... и встать не могу и даже не знаю, где я, в каком положении лежу, падаю или лечу... и где вообще нахожусь... а ещё мне холодно, словно лёд подо мной. И вокруг тоже. Легко оделся сегодня... укрыться бы чем-нибудь тёплым. И поспать... мне поспать надо... а утром пойму, увижу, разберусь. Всё, решено - утром. Встану и сразу всё приведу в порядок. Укрой меня чем-нибудь... Ну, укрой! Ладонями, словом, надеждой своей, укрой меня, пожалуйста, ты же женщина, ты это умеешь, ты всегда это умела, сохранить, поддержать, своею слабостью усилить, молчанием успокоить, самим существованием своим тот самый смысл подарить, который я тебе потом всю жизнь возвращать буду! Жаль, не вижу почти ничего. Только тень неясную, огромную, вроде той, что я на груди её видел. Лохматое нечто, которое я ещё там, наверху, никак разглядеть не мог. Спустилось тихо, появившись прямо передо мной, и всей своей массой тёплой на меня навалилось, забирая мой озноб и разливающийся по нервам холод, огромной лапой один за другим закрывая мои невидящие глаза. Да... так тепло... Спасибо тебе. Разбуди меня утром. Я проснусь рядом с тобой, всё пойму, решу и увижу... и больше никуда не уйду."


4.

Возле дома Лоиды стоял маленький открытый джип и беззвучно мигал лампочками аварийной сигнализации. Сергей с Лоидой подошли к её дому в тот момент, когда из подъезда вышла молодая женщина с миниатюрной сумочкой в руках и, оглядываясь на мигающую лампочками машину, пошла по пустынной ночной улице. Сергей проводил её сильное и красивое тело, на которое была натянута странной формы маечка, а на бёдрах болталась совершенно бесполезная для таких ног юбка. Лоида открыла дверь и посторонилась, пропуская Сергея внутрь. Сергей зашел и сразу наткнулся на стоящий в коридоре стул диковиной формы, похожей на расправившего хвост павлина. Потирая ушибленное колено и оглядываясь по сторонам, Сергей заметил стоящую в углу кошачью миску:
- Ещё вчера хотел спросить, у тебя есть кошки?
- Кот. Но я его уже второй день не вижу. Вчера ночью он почему-то орал и царапался в дверь, да так истошно орал, что я встала, открыла дверь и выпустила его. Если завтра утром не вернётся, нужно будет искать. Но он часто гуляет.
Сергей удовлетворённо кивнул и снова повернулся к стоящему в коридоре стулу. Указывая на него одной рукой, а другой для убедительности снова потирая колено, он задумчиво проговорил:
- Форма у него замечательная... викторианская. Вот прямо вижу этот стул в своей гостиной. Или в пещере... и труп врага позади... и связанную жену врага на стуле.
- Никогда бы не подумала, что ты такой знаток мебели.
- Я ничего не понимаю в мебели. Мне просто нравится этот стул. И хочется посадить на него чью-нибудь жену. И связать её. И тебя тоже хочется связать, кстати. И даже скорее тебя, чем кого-то другого. Столько раз за прошедшие сутки держал тебя за задницу, но до сих пор её не видел. Совесть у тебя где?
- Хочешь, я тебе киви почищу? А потом в душе помою. Пойдёшь в душ?
- Да. С тобой. Устал я сегодня, Линда.
- Я Лоида. Но это ерунда. Пусть будет Линда. Ты обратил внимание на мою соседку? Хороша, правда?
- Я обратил на неё внимание, козе понятно. Но она постоянно посматривала в сторону мигающего джипа, откуда кто-то присматривал за ней. Мне показалось, что это её дедушка. Или бабушка. Но с дедушкиным лицом.
- Фантазёр ты. Такой фантазёр. Не было там никого. Постоянно ты что-то сочиняешь. У тебя всё время что-то происходит. Ты интересный, Серхио, очень. Пойдём, я покажу тебе кое-что.

Лоида взяла Сергея за руку и подвела его к окну:
- Смотри.
Он смотрел в окно и видел на близком горизонте чёткие контуры горной гряды, над которой щедрой россыпью переливались перламутровые звёзды. Горная линия как нарисованная проходила по небу и выглядела совершенно живой. Сергей готов был поклясться, что видел, как левая сопка, похожая на женскую грудь, поднималась и опускалась, словно в ритме дыхания. Лоида встала к нему сзади вплотную, прижавшись подбородком к его плечу:
- Видишь?
- Это же Лежащая Королева. Не думал, что её видно отсюда. А из-за расстояния и облаков полное ощущение, что она двигается. Смотри, грудь ходуном ходит. И колени тоже. Словно плачет о ком-то. Здорово. Просто здорово.
- Да, я часто здесь стою. У окна. Смотрю на неё. Но сегодня она действительно особенная. Да и весь прошедший вечер таким был. Знаешь, когда ты сегодня вдруг встал и почему-то вышел из кафе, я подумала, что ты уже не вернёшься. Здравствуй, Серхио. Я рада, что ты сейчас здесь.
- Здравствуй, Лоида. У тебя родинка на ключице. Прямо в ямке. Не замечал раньше.
Он протянул руку к стоящей перед ним женщине и, не касаясь её, сделал ладонью долгое скользящее движение в нескольких миллиметрах от её ключиц. Она смотрела сначала за его рукой, затем подняла взгляд на его глаза, сосредоточенно следящие за движением ладони. Лицо его было совершенно спокойно, но в чуть прищуренных глазах был виден совершенно мальчишеский восторг.
- Красивая ты.
Вместо ответа она обеими руками взяла его ладонь и прижала её к своей шее, туда, где под тонкой кожей взволнованным пульсом билась голубая вена.


...

"- Ты слышал, наверное - у этой горы несколько имён. "Скала Герцога", а ещё "Стол", потому что сверху она плоская и ровная, как футбольное поле. Это одна из трёх гор, которые вместе формируют странную фигуру, похожую на лежащую на спине женщину. Все вместе они носят название "Лежащая Королева". Да, я понял, что ты это уже знаешь. Так вот я вижу её каждый день. Она находится в прямой видимости трека для картинга, где я часто бываю. А ещё там, неподалёку, стоит дом одной моей знакомой, которой принадлежат банановые плантации прямо перед этими горами. Когда я прихожу к этой знакомой в гости, я поднимаюсь на крышу её дома, поскольку оттуда открывается потрясающий вид на Королеву. Кстати, всем кажется, что она всегда здесь. Это неправда. Здесь она только днём. Ночью она может быть где угодно. Об этом никто не знает и поэтому многие, включая тебя, считают её своей. Потому что она красивая, голая и одна. Но она - моя."



GC