Томск 66 Часть 5 Мария

Кофе по выходным  - этот ритуал они не пропускали никогда. Конечно, присылали им родители иногда растворимый кофе на зависть всем жителям комнаты. Но разве растворимый кофе это кофе? Готовили его не в  турке  в жаровнях, как где-нибудь на юге.  Пили его не из кофейных чашек – из граненых стаканов. Кипяток лили из электрического чайника, а иногда из литровой банки, в которой воду вскипятили при помощи самодельного кипятильника, изготовленного из половинки лезвия бритвы. Гораздо больше всем нравился чифирь по рецепту – пачка грузинского мелкого чая на кружку воды. Чифирили по вечерам во время игры в карты на деньги. Чай выпал из числа русских напитков. Наверняка в старом Томске чайные процветали (как же извозчику на морозе без чая, не случайно на гербе города была лошадь) и колорит там был как на картинах передвижников – граненые стаканы, блюдца, колотый сахар, бублики, баранки, сушки и медовые пряники. Куда и почему все это исчезло?
Нет, на проспектах Томска они пили кофе, приготовленный в автоматах, и радовались, даже по названиям кафе можно было долго путешествовать: «Театральное» и  «Снежинка,  «Звездочка» и «Весна».  Конечно не «Куполь» или «Ротонда», но и здесь можно было встречаться с друзьями, расслабиться. И везде процесс приготовления кофе завораживал. Зрелище как в театре фантастического будущего. Не только смотришь, но и  впитываешь запахи и звуки. Кофе должно быть обязательно в зернах, хорошо прожаренных, сам цвет зерен – кофейный! Зерна измельчались в прозрачной кофемолке. Если кофемолка ломалась, кофе готовили, высыпая готовый порошок из картонных пачек. Это было ужасно. Но свежесмолотый кофе шипел, пропуская пар, и стекал в фарфоровые чашки, наполняя все здание ароматом.
В «Театральном» они пили кофе в два подхода, до киносеанса и после, а если повезет и перед очередным показом в киноклубе, где порой  шли дискуссии до позднего вечера и кафе уже закрывалось. Перед сеансом в «Кинотеатре Горького» они пили кофе-гляссе из  высоких стаканов,  через  соломинку. В «Белочке»,  кроме двойного черного без сахара, иногда добавляли коньяк и всегда были песочные пирожные и мороженое. Но любимым кафе было в подвале под рестораном на спуске возле почтамта. Там можно было добавить к кофе бутерброд с копченой колбасой, салатик или холодец и оригинальное пирожное. Сегодня они решили пить только кофе. В подвальчике было как всегда чисто, тихо играла музыка. За столиком сидела одинокая девушка. Это была Мария.  Казалось, она хотела встать и уйти, увидев приятелей, но потом осталась.
Они взяли два кофе и подошли к столику Марии.
- О чем она задумалась украдкой?
О, быть бы на руке ее перчаткой!
Перчаткой на руке. Можно мы к тебе присоединимся?
- Что-то не помню таких стихов у Есенина.
- Эх ты! Это твой любимый Пастернак. Точнее Шекспир. «Ромео и Джульетта» в переводе Пастернака. Могу прочитать из Есенина похожее стихотворение.
- Я люблю у Пастернака лирику. А Есенин – такой же, как ты – на одной струне играл.
- Какая же у меня струна?
- Насмешка.
Андрей молча глотнул кофе.  Молча любовался черными, блестящими кудрями Марии, большими карими глазами, густыми соболиными, абсолютно правильными бровями. Как приехали из колхоза,  что-то  пошло не так. А все начиналось в жарком сентябре, под голубым безоблачным небом. Поставили их с Марией на погрузчик возле огромной пирамиды зерна, что намолотили  комбайны за уборочную, прямо в поле – машин вывозить не хватало. Теперь  машины приезжали и уезжали, а они с Марией оставались вдвоем. Остальные ребята вручную разгружали машины в амбарах жестяными плицами. Работа на погрузчике  была легкая и денежная (они в итоге заработали больше всех в бригаде). Включай транспортер, подавай, подвигай пшеницу лопатами, несколько минут грохота мотора и кузов полный. И наступала тишина. Сначала неловкая. На занятиях Андрей и Мария редко разговаривали, были в одной группе, но  на разных кафедрах. Да и фигурка ее казалась Андрею излишне кругленькой.  А здесь впервые вдвоем. Сначала Мария вела себя так, словно думала - Андрей может ее обидеть, начнет приставать. Но через неделю они уже стали друзьями, говорили обо всем, порой вели себя как школьники – читали друг другу стихи, порой вели серьезные разговоры. Особенно удивляла Андрея ее приверженность еврейской теме. Мать у  Марии была украинка, а отец – еврей, актер из местного театра. Когда пришло время вписать в паспорт национальность, она выбрала уверенно – еврейка. Даже паспортистка покачала головой:  «А вы хорошо подумали, девушка?» С Марией было хорошо, но почему-то Андрей не мог перейти какой-то рубеж, они даже не поцеловались ни разу. А  смеялась она так, что Андрею становилось завидно – белая  подковка абсолютно ровных зубов и розовый язычок!   Вечером, вернувшись с работы, в деревне, Мария читала  у костра наизусть для всех страшные рассказы, особенно часто Эдгара По. Освещенная пламенем костра, в черноте ночи, как в раме, казалась Мария особенно красивой и недоступной. А когда начались занятия, в первый же день в пустой аудитории она играла ему ноктюрн  Шопена, хотя ранее уверяла, что родители отдали ее в музыкальную школу почти насильно, а когда школу закончила, вздохнула с облегчением. 
- Смотри на мои руки, только на руки, - просила она.
Но он все-таки подсмотрел ее взгляд с  поволокой.  Когда Мария неохотно оторвалась от клавиш пианино,  глаза ее странно заблестели, как бывает в миг вдохновения и Андрею снова почему-то стало стыдно и неловко. Оценить ее игру он не мог. 
- Мария, - вступил в беседу Вадим. -  А мы на пьесе, где играет твой отец, побывали. В программке увидели   - Галкин, обрадовались. Смотрели  «Клоп» Маяковского. А роль у него -  Баян. Не слишком он стар для такой роли?
- Папе еще и сорока нет. Он молодой.
- Да нет. Нам понравилось. Это было театральное действо. Я прямо завидывал твоему отцу, наверняка он получает удовольствие от своей работы. Никакого нравоучительного  занудства. Игра. И Маяковский чувствуется. Жаль только его будущее не сбылось.
- Предсказатели из писателей никакие. Сорок лет назад он думал, что все люди изменятся. Да они за две тысячи лет не изменились.
- Для Маяковского было интересно узнать, куда денутся клопы, плохие люди.
- В этом его ошибка. Где-то я читал, если исчезнет зло, исчезнет и добро.
- Во мне , знаю точно добро и зло в одинаковых количествах, - Андрей с вызывающем видом взглянул на Марию. - Я способен на любой поступок.
- Он собаку сегодня спас, - вступился за приятеля Вадим и рассказал о колодце, но Мария казалось выслушала рассказ  равнодушно.
- А я вот читала у Эренбурга о студентах двадцатых годов в Томске. Какие-то уроды. Только наша научная библиотека не изменилась и библиотекари – они не меняются вообще.
- Томск тоже  после революции не изменился.От университета до площади Ленина не появилось ни одного нового здания.Грязи стало поменьше. Такие города надо в Красную книгу записывать, а проспект Ленина объявить пешеходной зоной и водить по нему туристов. 
- А вот  таких студенток, как ты. во времена Маяковского не было, а во времена  Высших женских курсов тем более.
- Каких таких?
- Сложных
- Это комплимент?
-  Нет, театральности в нашей жизни не хватает, - поспешно заметил Андрей. – Вот хорошо бы в этом кафе крошечная сцена была, как в «Бродячей собаке». И стены расписаны, я бы взялся, крутится у меня в голове абстрактная идея в сине-розовых тонах.  До революции художники  будущее видели радужным. Думали, все общественные здания будут расписаны и внутри и снаружи. Не сбылось тоже. В Томске таких зданий нет. Даже у нас в университете все стены голые, безликие.
-Что-то я не видела у тебя абстрактных картин, все традиционные
- Так это станковая живопись, а настенная - совсем другое. Каждому свое.
- А генетика и абстрактная живопись совместимы?
- Вполне. Слышал, у отличной женщины и крупного генетика Раисы Берг дома все стены увешаны абстрактными картинами в собственном исполнении. Да ты посмотри фото молекулы ДНК!
- Нет, хорошо, что здесь стены не расписаны, сидишь, углубляешься в себя, по сторонам не глазеешь. Я себя здесь чувствую защищенной, как послушница в монастырской келье.
- Вадим, не слушай ее, она играет.Послушай, во вторник в киноклубе Феллини, пойдешь?
- Не уверена, а что будет?
- Ночи Кабирии
- На прошлом обсуждении было скучно.
-  Мария, спасибо за общение.  Ты нас вдохновила и, чувствую, напиться сегодня было бы стыдно. Правда, это не насмешка. Мы снова отправляемся в поход. Проспект такой длинный, до вечера не пройдем.
И приятели вышли из сумрака подвала под яркое осеннее солнце. Пора было продавать Тимоху.
Фото Томска 60-х годов взято из интернета